Ошанины

 Предисловие 

Читая биографическую книгу Дмитрия Сухарева (автора “Золотой Бричмуллы”) “Голошение волн”, одна из частей которой посвящена Ташкенту, наткнулся на фразу: 

“По рассказам, ближайшими друзьями Володи были его одноклассники Лев Васильевич Ошанин и Глеб Никанорович Черданцев — соучастники традиционных «мальчишников»”.

Володя, этот дед Сухарева – Владимир Антонович Павлов, о Глебе Никаноровиче Черданцеве я не так давно писал (http://nuz.uz/moi-uzbekistancy/10474-cherdancevy.html), а вот кто такой Лев Васильевич Ошанин? Сначала подумал, что это известный поэт-песенник, автор многих замечательных произведений, в том числе “Эх, дороги”. Читаю дальше:

“В отличие от влюбившегося Володи (все трое учились в Петербурге, но Володя по причине любви недоучился прим. В.Ф.), приятели столичных занятий не бросили и недоучками в Ташкент не вернулись. Вернулись уже с дипломами, и с каждым годом пропасть расширялась: Лев Васильевич реализовался как антрополог, Глеб Никанорович как экономист, оба стали профессорами, основателями научных школ, Черданцев даже поработал ректором новоиспечённого ташкентского университета, его имя было присвоено одному из главных городских проспектов. Володя, полагаю, держал дистанцию, дорожа своим правом на участие в мальчишниках и не навязывая успешным сверстникам свою нестандартную половину”. Значит, не поэт понял я, а учёный о котором, к своему стыду, я ничего не знал. Пришлось восполнять пробел.

Лев Васильевич Ошанин, основатель школы антропологии в Средней Азии родился в Ташкенте, в семье выдающегося учёного, энтомолога, географа и путешественника Василия Фёдоровича Ошанина. И отец, и сын оставили ярчайший след в истории науки нашей республики. О них и пойдёт речь в этом повествовании.

Глава первая

Василий Фёдорович 

Ошанины - один из самых древних российских дворянских родов, ведущий свое происхождение от некоего Стефано, неизвестно каким ветром занесённого в Москву в XIV веке из “Венецийской земли”. Здесь он принял православие, и при крещении был наречён Фёдором. Его потомок в 5-ом колене Даниил Ильич имел прозвище Ошаня, то ли от глагола ошанить (слегка прикасаться), то ли от искажённого имени Иосиф. Он то и стал в конце XV века родоначальником рода Ошаниных.

А спустя три века, 21 декабря 1844 года, в семье прапорщика Фёдора Дмитриевича Ошанина родился мальчик, при крещении получивший имя Василий. Случилось это в селе Политовка Рязанской губернии.

Будущий покоритель Памира, окончив в 1861 году Рязанскую гимназию, уезжает в Москву и поступает на естественно - историческое отделение физико-математического факультета Московского университета и через четыре года блестяще окончив его, получает степень доктора. Огромное влияние на мировоззрение Василия Фёдоровича оказал его преподаватель, а впоследствии друг, один из основателей антропологии в России, Анатолий Петрович Богданов. Здесь же в университете Ошанин подружился с Алексеем Федченко, будущим первооткрывателем Заалайского хребта. Вместе с Богдановым друзья основали “Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии”.

                  

   Группа выпускников Московского университета. Первый в верхнем ряду В.Ф. Ошанин, рядом А. Федченко.

После окончания учёбы Василий остаётся работать на кафедре биологии в родной alma mater, и одновременно преподаёт в одной из гимназий Москвы. Все силы и пыл молодого ума он отдаёт энтомологии – науке о насекомых. Сачок и микроскоп вот главные орудия труда учёного. Результатом стала первая печатная работа Василия Фёдоровича, вышедшая под заглавием “Список полужесткокрылых Московского учебного округа”.

Однако ищущая натура молодого учёного не позволила ему долго сидеть на одном месте. Вероятно, ему попросту стало скучно в патриархальной Москве и в 1868 году он уезжает за границу, в самые передовые в научном отношении страны Европы. 

В Германии Ошанин работает в лабораториях крупнейшего учёного-зоолога того времени Рудольфа Лейкарта, в Гессенском и Лейпцигском университетах. На родине своего пращура, в Италии участвует в создании первой биологической станции в Неаполе. Во Франции изучает крупнейшие рыбопитомники и устройство аквариумов. Результатом этой поездки стал фундаментальный труд по систематике и географическому распространению полужесткокрылых. Труд этот не утратил своего значения и в наши дни.

А в 1872 году в жизни учёного произошло событие, круто изменившее его судьбу. По рекомендации друга и наставника профессора Богданова, Ошанину предложили место заведующего шелкомотальной фабрикой в Ташкенте, которая одновременно являлась и школой шелководства. Василий Фёдорович соглашается не раздумывая, прекрасно понимая, что жизнь в далеком и незнакомом краю будет нелегка. Было ему в ту пору 28 лет, но это был уже вполне сложившийся учёный, готовый к испытаниям во имя науки и интересов родного отечества.

Для приобретения необходимых знаний в области шелководства он, по поручению Министерства государственных имуществ, едет во Францию и Италию. Осенью 1872 года возвращается в Россию, и тотчас же выезжает в Ташкент. 

Это сейчас путь от Москвы или Петербурга до Ташкента занимает несколько часов в самолёте или на худой конец 3-4 суток на поезде. В то время путешествие в столицу Туркестана занимало не меньше месяца. Трясясь в тарантасах от одной почтовой станции до другой, качаясь, преодолевая зыбучие пески на верблюдах, Василий Федорович, вероятно, мечтал о том, что когда-нибудь будет построена железная дорога, которая свяжет Россию и её далёкую восточную окраину. В Ташкент Василий Ошанин прибыл в конце 1872 года.

Здесь ему уже было приготовлено жилище – домик, состоящий из трёх комнат на улице, которая называлась Шелковичной. Более 10 лет он проработает директором шелкомотальной фабрики и заведующим школой шелководства. В Ташкенте, он встретит любовь всей своей жизни, учительницу гимназии Елизавету Ивановну Маевскую, которая станет его женой, и 

проживёт с ней до конца жизни.

                                                                                   Е.И. Маевская. 1904 год

По приезде в Ташкент, Василий Фёдорович поставил для себя первоочередную задачу выучить местный язык, поскольку считал это необходимым условием для плодотворной научной и общественной деятельности. Задачу эту Ошанин решил успешно и уже через короткое время в совершенстве овладел узбекским, а затем и таджикским языками. Не забывал он и о своей любимой энтомологии. С ранней весны 1873 года ученый начинает походы в окрестности Ташкента. Местные жители с удивлением наблюдали за человеком с сачком, гоняющимся за насекомыми и, вероятно, приходили к выводу, что он конечно «дивона» — «блаженный», но мирный и опасности не представляет. “Я хорошо помню его походное снаряжение, – вспоминал сын Василия Фёдоровича, Лев - Легкие каламянковые брюки навыпуск, белая блуза-толстовка, мягкая фетровая шляпа с довольно большими полями, широкий ремень, с одной стороны которого висел большой жестяной ящик с пробковым дном для накалывания насекомых, с другой — дорожная сумка с баночкой цианистого калия. На черном шнурке в карманчик на груди спускалась лупа, рядом с ней — порядочных размеров, сантиметров пять шесть в диаметре, подушка с воткнутыми в нее булавками различных калибров. У него была большая, раздвоенная, как тогда носили, борода и неизменные очки. В руках он держал сачок, которым «косил» по траве и кустам, напевая мелодию из «Прекрасной Елены». Наберет сачком насекомых, остановится, начнет их выбирать, одних сразу же накалывает на булавки и внимательно рассматривает в лупу, других кладет в банку с цианистым калием».

На заседаниях Туркестанского отдела Общества любителей естествознания Ошанин делает доклады о своих изысканиях: «Характер фауны полужесткокрылых Туркестана», «Пебрина (болезнь шелкопряда) по наблюдениям, произведенным в Туркестане, и способы ее предупреждения» и другие.

Школа на Шелковичной просуществовала немногим более 10 лет, а затем прекратила своё существование. Закрылась и шелкопрядная фабрика - быстрое развитие машинного ткачества в России и экспорт хороших и добротных тканей попросту разорили её. А Василий Фёдорович Ошанин занялся своим любимым делом – путешествиями.

В 1876 году в пределы Памира вступила Алайская военная экспедиция генерала Скобелева. 

Целей у этого военного похода было несколько. Во-первых, усмирить непокорных каракиргизов, и защитить Ферганскую долину от их набегов. Во-вторых, показать Эмиру Бухарскому, что власть России распространяется до самых отдаленных окраин. И, в-третьих, в составе экспедиции находились учёные, призванные исследовать неведомые Заалайские земли и составить карту отдалённых районов Памира. В качестве энтомолога участвовал в этом походе и Василий Ошанин.  

                                                                  Василий Фёдорович Ошанин, 1874 г.

Все задачи военная экспедиция выполнила, а Василий Фёдорович навсегда влюбившись в этот горный край, через два года вновь отправляется на Памир. Экспедиция под его руководством была организована Туркестанским отделом Общества любителей естествознания. Кроме Ошанина туда входили военный топограф штабс-капитан Родионов и ботаник М. Невесский.  

25 июля 1878 года исследователи, покинув Самарканд, отправилась в малодоступные горные районы Памира. Итогом этой экспедиции стало картографирование горного Бадахшана, открытие хребтов Петра Первого, Каратегинского, Дарвазского и огромного горного массива, названного хребтом Академии наук. В верховьях долины Сельсу был обнаружен гигантский ледник, простирающийся почти на 80 километров. По предложению Ошанина ледник был назван именем его друга, трагически погибшего в горах Франции Алексея Федченко. "Я желал этим выразить, - писал Ошанин, - хотя в слабой степени, мое глубокое уважение к замечательным ученым трудам моего незабвенного товарища, которому мы обязаны разъяснением стольких темных вопросов в географии и естественной истории Средней Азии... Пусть федченковский ледник и в далеком будущем напоминает путешественникам имя одного из даровитейших и усерднейших исследователей Средней Азии!"

За эту экспедицию Василий Фёдорович получил Малую золотую медаль Российского Географического Общества. В свою очередь, в 1949 году именем Василия Ошанина были названы - один из ледников Гиссарского хребта, а также один из высочайших пиков Памира.

                                                                    Ледник и пик Ошанина

Возвратившись в Ташкент, Ошанин получает новую должность – директора Ташкентской женской гимназии.

С получением новой, достаточно спокойной должности,  Василий Фёдорович тяги к путешествиям отнюдь не утратил.

Время летних гимназических каникул он использует для новых экспедиций: в Самарканд и Пенджикент, Паркент и в горы бассейна реки Чирчик. В 1881 году совершает объезд Ташкентского, Джизакского и Ходжентского уездов, пострадавших от пруса и кузнечиков, а в 1887 году отправляется в Верный (Алма Ата) для описания последствий случившегося там землетрясения. Результатом поездок стали многочисленные статьи по географии Туркестана, печатающиеся в научных журналах России.

В те времена в топонимике Туркестана существовала путаница. Зная языки, Ошанин провёл скрупулёзнейшую работу, в результате которой, в географические карты и научную литературу были внесены названия населённых пунктов, рек, озёр, горных хребтов в правильной русской транскрипции. Мало кто знает, что, например, слово “тугаи”, обозначающее пойменные леса и кустарники среднеазиатских рек, было введено в научный оборот Василием Ошаниным.

В декабре 1876 года в Ташкенте торжественно открылся Туркестанский музей. Организован он был, в том числе по инициативе Василия Ошанина и создавался за счёт добровольных пожертвований.

Мир Средней Азии был широко представлен в ботаническом, географическом, зоологическом, этнографическом, сельскохозяйственном и промышленном отделах. Здесь читались публичные лекции, а некоторые экспонаты музея демонстрировались на археологической выставке в Москве в 1898 году. 

Музей первоначально располагался на Воронцовском проспекте - в дальнейшем эта улица часто меняла название: Сталина, Братская, Сулеймановой, - а в 1919 году переехал в здание бывшей резиденции ташкентского генерал–губернатора, так называемый “Белый дом”

                                                      Среднеазиатский музей. 1920 год.

В семидесятые годы 19 века, в Ташкенте появился просветительский кружок, названный по фамилии основателей - “Хомутовским”. Петр Иванович Хомутов был ссыльный революционер и проживал вместе с супругой на проспекте Духовского (ныне улица Меваранахр), недалеко от вокзала. 

В этой квартире и собирались участники кружка. Собрание это не носило политического характера, хотя многие его участники были ссыльные революционеры. Возник кружок стихийно, в силу понятного взаимного тяготения интеллигентных и талантливых людей, вольно, а чаще невольно заброшенных на окраину Российской империи. В разное время завсегдатаями его были известные исследователи Туркестана Алексей и Ольга Федченко, зоолог Николай Северцов, чиновник особых поручений по горной части при Туркестанском генерал-губернаторе геолог Дмитрий Иванов. Интересно, что Пётр Иванович Хомутов, в дальнейшем занял пост вице-губернатора Сырдарьинской области.

Екатерина Львовна Хомутова на протяжении почти пятидесяти лет играла выдающуюся роль в ташкентской общественной жизни. Благодаря ей был создан приют для девочек – сирот. Девочек со слабым здоровьем сама за сво

й счёт возила на лето в Чимган. Женщина невероятной энергии и выдающихся организаторских способностей, она устраивала концерты и благотворительные базары для помощи неимущим школьникам и студентам. Страстная театралка, Евгения Львовна и сама обладала артистическим талантом. Как режиссёр ставила любительские спектакли и играла в них главные и не главные роли.

Но вернёмся к Ошанину. Василий Фёдорович также частенько бывал в гостеприимном доме Хомутовых на проспекте Духовского. Здесь он познакомился и подружился с известным революционером-народовольцем Германом Лопатиным, другом Карла Маркса, Энгельса, Герцена, Виктора Гюго, Достоевского, Тургенева и других выдающихся деятелей того времени. Первым перевёл на русский язык “Капитал” Маркса.

Именно Ошанин дал гарантии руководству города, что тот не будет заниматься в Ташкенте политикой, и поселил его в своём доме, где Лопатин проживёт восемь месяцев. Кроме того ссыльному народовольцу было запрещено покидать черту Ташкента, однако Василий Фёдорович добился для Лопатина разрешения сопровождать его в экспедициях. Надо сказать, Константин Петрович Кауфман, не раздумывая дал такое разрешение, будучи уверен, что Лопатин не подведёт своего друга. 

Трудно представить себе двух более разных людей по мировоззрению и избранному жизненному пути, чем Герман Лопатин и Василий Ошанин, тем удивительнее их многолетняя дружба и неизменное уважение друг к другу. Василий Фёдорович считал, что из Лопатина мог получиться выдающийся учёный-натуралист, но тот избрал иную стезю. Однажды Лев Васильевич Ошанин спросил отца – почему всё же Лопатин не выбрал для себя путь учёного, ведь у того были все задатки для этого. “Ну-у – ответил Ошанин-старший – Герман Александрович другое дело. Это для него исключено. Можно ли представить себе Илью Муромца, Алёшу Поповича, Добрыню Никитича или любого русского богатыря в роли учёного-исследователя?”

В советское время часть улицы Шелковичной была названа в честь первого переводчика “Капитала”. Ныне она носит имя композитора и музыканта Юнуса Раджабий.

Дружбу с Лопатиным Василий Фёдорович сохранил до самых последних дней своей жизни.

Туркестану Ошанин посвятил тридцать четыре года своей жизни. Летом 1906 года он выходит в отставку и вместе с женой уезжает в Петербург, где в университете учится его сын. Пенсии назначенной ему за длительную службу в Туркестане вполне хватало для семьи из трёх человек. Была ещё одна причина для переезда – нужно было обработать и подготовить к печати огромный материал собранный им за долгие годы. В 1908 году в Петербурге выходит трёхтомный “Каталог полужесткокрылых насекомых”. Выходит на двух языках – русском и немецком. Труд этот принёс Ошанину мировую известность и не потерял своего значения и сегодня. Каталог можно увидеть на рабочих столах нынешних учёных-энтомологов Калькутты и Токио, Берлина и Лондона, Торонто и Сантьяго.

                                                                                               Петербургское издание каталога

В Петербурге Ошанин работает в Зоологическом музее Академии наук России экстерном (т.е без жалованья), но связи со своей второй родиной не теряет. Часто, в Русском энтомологическом обществе, он выступает с научными докладами о географии, фауне и флоре Средней Азии. Доклады эти неизменно вызывали интерес и оживленные обсуждения. Для тех, кто отправлялся в путешествие в Туркестан, Василий Фёдорович был неизменным и незаменимым советчиком и наставником. К знатоку Туркестана обращались за консультацией такие видные учёные и исследователи, как Пётр Петрович Семёнов-Тян-Шанский, географ и зоолог Лев Семёнович Берг и другие.

                                                                                          портретт В.Ф. Ошанина. Петербург, 1910 г.

Здесь он вновь к своей радости встречает Германа Лопатина. Случилось это сразу по приезде Ошаниных в Петербург. Вот как об этой встрече вспоминает сын Василия Фёдоровича: “Однажды раздался звонок, я открыл дверь. Вошёл человек огромного роста, богатырского телосложения, с большой седой, как лунь бородой, в очках. Мы слышали, что всех шлиссельбуржцев выпускают. Но отец думал, что Герман Александрович давно погиб. Однако облик вошедшего человека настолько совпадал с образом, созданным в моём представлении по рассказам отца, что я сразу же понял, кого перед собой вижу”. 

С 1913 по 1917 год каждая пятница в доме Ошаниных была “лопатинским днём”. В этот день к обеду подавался гусь, приготовленный по особому рецепту. Опять слово Льву Васильевичу: “Лопатину, который жил в доме писателей, с утра кто - ни будь из нас звонил по телефону: “ Герман Александрович! Так не забыли? Сегодня ждём”. “Конечно, а он (т.е. гусь) будет?”

Дом Ошаниных в Петербурге славился своим гостеприимством. Кроме Лопатина и уже упомянутых мною Семёнова-Тян-Шанского и Берга, частыми гостями были - крупнейший историк Средней Азии, академик Василий Владимирович Бартольд, вдова Алексея Федченко, ботаник Ольга Александровна, её сын тоже ботаник Борис Алексеевич, Николай Михайлович Книпович, впоследствии крупнейший советский океанолог, известный арабист, переводчик “Корана” Игнатий Юлианович Крачковский, писатель Владимир Галактионович Короленко.

Умер Василий Фёдорович Ошанин буквально накануне революционных потрясений в России – 25 января 1917 года в Петрограде. Свою богатейшую библиотеку, состоящую из 2100 книг, учёный завещал зоологическому музею Академии наук. 

В последний путь выдающегося учёного провожали многочисленные друзья, в их числе академик Бартольд и Герман Лопатин, переживший своего друга на год, сотрудники музея, научная общественность и студенческая молодёжь.

В заключение главы, хочу привести слова сказанные о своём учителе учеником и другом Ошанина, Александром Николаевичем Кириченко:

“В январе 1917 года…опустили в могилу крупного учёного, в жизни скромного человека – Василия Фёдоровича Ошанина…Редко о ком можно с таким полным правом, как о В.Ф., сказать словами поэта…”какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало!” Этот светоч разума ярко светил из далёких пустынь Центральной Азии и дал носителю его широкую известность среди деятелей науки не только нашей страны, но и далеко за её пределами. Незаурядный географ-путешественник, о заслугах которого в области географии вечно будут напоминать данные им названия хребтам Петра Первого и Каратегинскому, а также леднику Федченко, широкий зоолог и блестящий зоогеограф, разносторонне образованный человек, глубине эрудиции которого невольно удивлялись все, соприкасавшиеся с ним, полиглот, решивший многие вопросы сравнительного языкознания, - таким мы знали Ошанина.

Но все эти качества меркнут перед удивительной обаятельностью Василия Фёдоровича как человека. Это свойство человека вообще, а В.Ф. в особенности, живо и действенно проявляется на окружающих, но весьма трудно может быть передано сухими строками памятки. Все мы, знавшие лично Василия Фёдоровича, его многочисленные ученики и ученицы по учительской семинарии и женской гимназии в Ташкенте, его товарищи на научном поприще и вообще все, приходившие с ним в соприкосновение, унесли навсегда память о светлой, необычайно обаятельной личности покойного”.

Через две недели после кончины Василия Ошанина произошла Февральская революция, положившая начало страшных лет России. В апреле 1917 года Лев Васильевич Ошанин вместе с матерью возвращается в Ташкент.

     
  Глава вторая Лев Васильевич

9 марта 1884 года в доме преподавателя Туркестанской учительской семинарии Василия Фёдоровича Ошанина родился мальчик, которого назвали Львом. Его крёстной матерью стала Екатерина Львовна Хомутова, та самая в доме которой проходили заседания просветительского кружка. Детство Лёвы мало чем отличалось от детских лет его сверстников, росших в семьях ташкентской служивой интеллигенции. Ходил с матерью в церковь по воскресеньям, занимался с гувернанткой, много читал, играл со сверстниками, открывая для себя новый удивительный мир.

                                                              Маленький Лев (сидит) с гувернанткой. Гимназист Лев Ошанин 1894 год

В 1903 году Лев оканчивает Ташкентскую мужскую гимназию и уезжает в Петербург, где поступает на естественно - историческое отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского императорского университета.

                                                                  Лев Ошанин, студент Петербургского Университета. 1904 г

Во время вынужденного перерыва, когда университет был закрыт из-за революционных событий 1905 года, юный Ошанин уезжает в Швейцарию, где слушает один семестр на биологическом факультете Женевского университета. После окончания учёбы в Петербурге, в 1908 году, решает получить ещё и медицинское образование, и поступает в Военно-медицинскую академию, где в течение четырёх лет специализируется в психиатрической клинике Владимира Михайловича Бехтерева. В 1911 году Лев женится на своей землячке и подруге детства Наталье Николаевне Остроумовой – Атасеньке, как называли её близкие. Отец Натальи, известный учёный-ориенталист, историк, этнограф, археолог, журналист, организатор системы народного образования в Средней Азии и один из первых исследователей Туркестана, Николай Петрович Остроумов занимал пост директора учительской семинарии, в которой преподавал Василий Фёдорович Ошанин.

                                                                                               Лев и Наталья в детстве. Н.Н. Ошанина

Семьи дружили, и Лев и Наташа, с детства полюбили друг друга, и любовь эту пронесли через всю жизнь, прожив в супружестве более пятидесяти лет. 8 сентября 1912 года, в Петербурге, у них родилась дочь Елена.
Тяга к путешествиям, как и страсть к научным исследованиям, Льву, очевидно, передались от отца. В ноябре 1912 года, сразу по окончании Академии он отправляется в Мервский уезд Закаспийской области (ныне Туркмения) в составе противочумного отряда, который возглавил известный бактериолог Даниил Кириллович Заболотный. Целый год вместе с товарищами по экспедиции Лев переносил тяжелые лишения и трудности, часто подвергаясь смертельной опасности. Личность Заболотного произвела на Ошанина неизгладимое впечатление. Ученик Мечникова, Даниил Кириллович Заболотный, навсегда вошёл в историю медицины как один из основоположников эпидемиологии. «Бесстрашному ученику от восхищенного учителя», так написал на подаренном Заболотному своём портрете Илья Ильич Мечников. Любовь Даниила Кирилловича к науке, горячее стремление разгадать тайну «черной смерти» и избавить от нее человечество, готовность жертвовать собой во имя служения человечеству - рискуя жизнью, он принял внутрь культуру холерного вибриона, чтобы доказать, что холерными бациллоносителями могут быть и здоровые люди, - всё это оставило ярчайший след в душе Льва Васильевича.

                                                        Противочумная экспедиция. На заднем плане 3-й слева Лев Ошанин. В центре, сидит Д.К. Заболотный.

По возвращении в Петербург Ошанин начинает работать врачом-экстерном в клинике своего учителя профессора Бехтерева, затем с апреля 1913 по апрель 1914-го исполняет обязанности прозектора (патологоанатома) в больнице Николая Чудотворца, называемой петержбурцами “Пряжкой” (она находилась у истока реки Пряха), после чего уезжает в город Каменец-Подольский. Здесь он занимает должность ординатора в губернской психиатрической больнице. Как вспоминал позднее Лев Васильевич - "Она представляла собой средневековый Бедлам, чеховскую “Палату N 6”, но не на 5 коек, как у Чехова, а на 300!. На 300 больных было только 37 коек и 2 врача - старший врач, вечно пропадавший в земской управе с хлопотами о койках, белье, питании больных и прочем, и я. Фактически все 300 сумасшедших были на моем попечении. Я чувствовал себя не врачом, а тюремщиком”.
В Каменец - Подольском и застала его Первая мировая война. Ошанин уходит на фронт полевым врачом, в передовой перевязочный отряд Красного Креста, и принимает участие в кровопролитных боях в Галиции.
   

                                                                      Л.В. Ошанин, полевой врач на фронте.

 
 После “великого отступления” летом 1915 года направляется на должность младшего врача подвижных полевых лазаретов западного и северного фронтов. В январе 1917 года, возвращается в Петербург, едва успев на похороны отца, и вскоре демобилизуется. А в апреле того же года, как я уже писал выше, вместе с матерью, женой и дочерью возвращается в Ташкент, где устраивается в городскую больницу на должность ординатора-терапевта.

Здесь он трудится бок о бок с выдающимися деятелями медицины того времени – М.И. Слонимом, П.Ф. Боровским, И.И. Орловым, А.Д. Грековым и другими.
Через некоторое время Ошанин становится заведующим терапевтическим отделением больницы, а летом 1919 года, во время эпидемии, ведает холерным бараком. Более трёх лет прослужит Лев Васильевич под началом Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, которого боготворил, и в своей книге "Очерки по истории медицинской общественности в Ташкенте" очень тепло о нём написал. Приведу небольшой отрывок:
"Время было тревожное. Нести суточные дежурства приходилось через двое - трое суток. В
1917 - 1920 годах в городе было темно. На улицах по ночам постоянно стреляли. Кто и зачем стрелял, мы не знали. Но раненых привозили в больницу. Я не хирург и, за исключением легких случаев, всегда вызывал Войно-Ясенецкого для решения вопроса, оставить ли больного под повязкой до утра или оперировать немедленно. В любой час ночи он немедленно одевался и шел по моему вызову. Иногда раненые поступали один за другим. Часто сразу же оперировались, так что ночь проходила без сна. Случалось, что Войно-Ясенецкого ночью вызывали на дом к больному, или в другую больницу на консультацию, или для неотложной операции. Он тотчас отправлялся в такие
ночные, далеко не безопасные (так как грабежи были нередки) путешествия. Так же немедленно и безотказно шел Войно-Ясенецкий, когда его вызовешь в терапевтическое отделение на консультацию. Никогда не было на его лице выражения досады, недовольства, что его беспокоят по пустякам (с точки зрения опытного хирурга) . Наоборот, чувствовалась полная готовность помочь.
Я ни разу не видел его гневным, вспылившим или просто раздраженным. Он всегда говорил спокойно, негромко, неторопливо, глуховатым голосом, никогда его не повышая. Это не значит, что он был равнодушен, - многое его возмущало, но он никогда не выходил из себя, а свое негодование выражал тем же спокойным голосом".
Лев Васильевич Ошанин относится к тем выдающимся врачам и учёным, которые стояли у истоков создания медицинского факультета Ташкентского университета. Одно время был его деканом, а с началом двадцатых годов полностью посвящает себя антропологии. “Так как никаких антропологических учреждений и экспедиций в Ташкенте тогда не было, я взял на лето 1923 года место врача во врачебно-обследовательском отряде Наркомздрава, направлявшемся в Хорезм, и летом 1924 года в таком же отряде Наркомздрава, направлявшемся в Центральный ТяньШань. В отрядах удавалось сочетать врачебную работу со сборами антропологических материалов. На основе этих материалов были опубликованы мои первые работы по антропологии - об узбеках Хорезма и киргизах побережья Иссык-Куля” – вспоминал впоследствии Лев Васильевич.

С этого момента начинается научная деятельность Ошанина по изучению проблемы антропологии и этногенеза народов Средней Азии. Осенью 1925 года Лев Васильевич начинает чтение лекций по антропологии на восточном и медицинском факультетах университета.

О педагогической и научной деятельности первого антрополога Узбекистана можно рассказывать долго. Перечислю только основные вехи славного пути учёного. 29 сентября 1939 года, Высшая аттестационная комиссия утвердила Льва Васильевича Ошанина в ученой степени доктора биологических наук без защиты диссертации. В этом же году он становится заведующим организованной им кафедры антропологии Среднеазиатского государственного университета - второй в Советском Союзе. С 1942 года Ошанин старший научный сотрудник Института истории и археологии Академии наук Узбекистана. В 1946 году ему было присвоено звание заслуженного деятеля науки Узбекистана. В 1955 году Ошанин избирается депутатом в Верховный Совет Узбекской ССР. В 1959 году выходит в свет главный труд Льва Васильевича «Антропологический состав населения Средней Азии и этногенез ее народов» в трёх томах.

                                               

                                                             Выдающиеся учёные - антропологи Я.Я Рогинский, Л.В. Ошанин и М.С. Плисецкий

Но это всё сухие официальные сведения. А каким профессор Лев Васильевич Ошанин был в обыденной жизни? Лучше всего об этом могут рассказать его многочисленные ученики.

 Двери дома, в котором жили Ошанины, были всегда открыты для друзей и учеников Льва Васильевича. Дом состоял из двух больших комнат, кабинета учёного и просторной террасы. Располагался он в общем дворе, каких было немало в старом Ташкенте. Назывались они ЖАКТовскими, то есть жилищно-арендные кооперативные товарищества, и представляли собой своеобразную форму общежития. Отличием от коммунального жилища, известного нам по произведениям Зощенко и Булгакова, было отсутствие общей кухни, что существенно влияло на характер взаимоотношений с соседями. Лев Васильевич очень любил этот тихое место с его пёстрой и живой жизнью.

Окна кабинета выходили во внутренний двор, и когда учёный работал за письменным столом, соседская детвора по очереди заглядывала к нему в комнату поздороваться. Он очень любил, когда девочки «делали» реверанс. Тогда он сам вставал из кресла и галантно целовал юные ручки, приговаривая,
- Добрый день, мадмуазель. Вы прекрасно выглядите! Как настроение? Очень приятно, очень приятно…
А вот что вспоминает о своём учителе Татьяна Кияткина, часто бывавшая в доме на Обсерваторской. “Надо было видеть Льва Васильевича: легкая полуулыбка, добрые мягкие глаза, в которых изумление и принятие всего, что происходит, всего разнообразия жизни.
Войдя с террасы в квартиру, вы попадали в коридорчик; справа была маленькая кухня, в которой всегда трудилась Надежда Николаевна, крохотная пожилая дама, сестра Натальи Николаевны, жены Льва Васильевича. В большой комнате стоял громадный круглый стол на разветвленной «ноге». Я никогда не забуду этот стол с его замечательной «ногой», которая снизу разветвлялась на «лапы», на которые было удобно опираться ногами.
Стол был покрыт скатертью из сурового полотна без всяких изысков. Над столом висел огромный абажур, от которого на столе было светло. А кругом, уже в полумраке, были какие-то «углы и закуты», обжитые, уютные, функционально различные «территории», где обитали члены семьи Льва Васильевича”.
Кроме Льва Васильевича и его домочадцев, на этой небольшой площади проживали две собаки и кот. Кота подарил Георгий Францевич Дебец, известный советский антрополог. Будучи в Ташкенте он решил навестить своего коллегу, и по дороге увидел жалкий, мокрый комочек, оказавшийся при ближайшем рассмотрении котёнком. Его он и вручил в качестве презента Льву Васильевичу. В скором времени этот комочек превратился в роскошного пушистого красавца.
Дом Ошаниных славился своим гостеприимством и хлебосольством.
“А какие изумительные, интересные беседы велись за этим круглым громадным столом, - вспоминает Татьяна Кияткина - когда собиралась вся семья! На «огонек» приходили их друзья и добрые знакомые; бывало, приглашали туда и меня. Как я любила сидеть, смотреть на гостей, на близких Льва Васильевича, слушать, внимать всему, что говорилось за этим незабываемым столом! Я растворялась в удивительной атмосфере этого дома, такого русского, доброго. Это был интеллигентный стиль общения, стиль поведения. Здесь не было ничего «буржуазного», все было просто, чистосердечно и легко”.

                                                      

                                                  Л.В. Ошанин, конец 40-х годов.

И ещё один эпизод, ярко характеризующий выдающегося учёного и человека, о котором рассказала Татьяна. Это было когда она, окончив университет, жила и работала далеко от Ташкента. “К каждому Новому году я получала поздравление и маленькую бумажку – годовую подписку на журнал «Иностранная литература». Получал ли кто-нибудь из вас такие подарки? Я – никогда, ни до, ни после…” 

Лев Васильевич Ошанин скончался 9 января 1962 года, и был похоронен на Боткинском кладбище в Ташкенте. 28 февраля того же года в Московском музее антропологии, расположенном в здании МГУ, состоялось торжественное заседание, посвящённое памяти выдающегося учёного – антрополога. Открыл заседание Георгий Францевич Дебец, тот самый, который когда-то подарил своему коллеге и другу котёнка. 

А через два года в Ташкентском Государственом университете был выпущен cборник Научных трудов, посвящённый памяти Ошанина - «Проблемы этнической антропологии Средней Азии».

Супруга Льва Васильевича до конца своих дней прожила в Ташкенте. Наталья Николаевна ушла из жизни в 1981 году, прожив без малого век. Выпускница Бестужевских курсов, она всю свою жизнь проработала школьной учительницей.   

Единственная дочь Ошаниных, Елена Львовна, окончив среднюю школу в Ташкенте, в 1928 году уезжает в Ленинград, где поступает на романо-германский факультет Ленинградского университета, на отделение английского языка. В городе трёх революций, она выходит замуж за Петра Михайловича Майского, который был старше неё на семь лет. Пётр Михайлович - личность легендарная, этнограф по образованию он, однажды попав на Памир, навсегда влюбляется в этот край. Павел Лукницкий, в своей интереснейшей книге “Памир без легенд”, рассказывает:

“В том, тридцатом году русских людей, постоянно живущих на Памире, было еще очень немного. Почти все они хорошо знали друг друга. Я говорю: именно друг друга, ибо трудная, полная опасностей жизнь в малоисследованной высокогорной стране обычно приводила их к дружеским отношениям между собой. Вот одна из любопытных особенностей сложившихся там отношений: кроме подлинных фамилий, в ходу часто были и псевдонимы и прозвища, русские, таджикские, шугнанские... Один из таких русских людей, Петр Михайлович Майский, ставший жителем и знатоком Памира, порой забывал свою настоящую фамилию. В зависимости от того в каких горных районах - в Дарвазе, в Каратегине, в Мургабе ли, или в Бадахшане происходили встречи, друзья иногда звали его и Дымским, и Кашиным, и Маиска, а шугнанское прозвище "Дустдор-и-руси" так накрепко пристало к нему, что, например, в селениях Шугнана и Горана его иначе и не звали. Это было удобно, потому что за советскими работниками, особенно за коммунистами, следили, а случалось, на них и охотились вражеские лазутчики, подосланные тайными английскими резидентами. Мы знали, что за голову Петра Майского, умело и бесстрашно боровшегося с басмачами, английской разведкой было обещано десять тысяч рублей золотом или серебром. Он этим даже гордился, а местное население, очень его любившее, исподволь, так, что он даже не знал, охраняло его в горах от подбиравшихся к нему врагов, когда на коне или пешком он пробирался дикими козьими тропинками по своим делам вдвоем-втроем с друзьями или в излюбленном им одиночестве... 

Дустдор-и-руси (что в переводе значит "русский охотник-любитель"), был и этнографом, и партработником, и смелым охотником, отличным стрелком, которого на Памире знали все. Худощавый молодой человек лет двадцати пяти, со светлыми, застенчиво глядящими на людей глазами, в которых иногда отражалась густая синь памирского неба, он встретился с нами в киргизской юрте на берегу Ак-Байтала, бешеной в летнее время реки можно три раза потонуть, прежде чем переправиться через нее. Он был в киргизском чапане и в малахае. Он разговаривал тихо, но, может быть веселей, чем всегда, потому что с двумя товарищами он ехал туда, где скрывалась банда басмачей, ехал, чтобы взять в плен ее главарей. Дустдор (как мы его называли для краткости, отбросив вторую часть его прозвища) смущенно улыбался, он не знал, что троим нападать на целую банду очень смелое, почти безумное дело”.

                                                                          Пётр Майский

Но счастье Елены и Петра продлилось недолго. В 1937 году Пётр Майский попал под каток сталинских репрессий и был расстрелян. В этом же, страшном для Елены Львовны году, у неё рождается дочь, названная в честь бабушки Натальей. Оставаться в Ленинграде молодая мать не захотела и вместе с дочерью возвращается к родителям.

В Ташкенте Елена Майская устраивается в Среднеазиатский, как он тогда назывался государственный университет, где проработает до 1987 года. Преподавала английский язык, затем более двух десятков лет возглавляла кафедру на романо-германском факультете. Её ученики до сих пор вспоминают о ней с неизменным чувством благодарности. 

Вот, что написала мне Татьяна Перцева, учившаяся в ТашГУ в 60-е годы.

“Елена Львовна была заведующей кафедрой английского языка, преподавала лексику и домашнее чтение. Ничего, кроме глубокой благодарности и такого же глубокого уважения я к ней не испытываю. Так получилось, что на этой кафедре собрались истинные интеллигенты, лучшим представителем которых и была Елена Львовна Майская, Фамилии она не меняла. Она была невероятно тактичным, умным человеком и хорошим преподавателем. Благодаря ей, на кафедре царила атмосфера, я бы сказала, порядочности: никаких гадких интриг, которые часты в учебных заведениях. Она защищала диссертацию по Голсуорси, поэтому на кафедре царил культ Голсуорси, мы даже на домашнее чтение брали его книги. Майская была абсолютно светлым человеком, и все, кто у нее учились, это помнят. У вас тут приведена фотография молодой Елены Львовны, я ее такой не знала, она была уже немолода, или так мне по молодости казалось, но то, что ей было ближе к пятидесяти, если не больше - это точно”.

А вот, что вспоминает уже знакомая нам Татьяна Кияткина.

“Елена Львовна преподавала английский на кафедре германо-романских языков в САГУ. Шатенка, со слегка вьющимися пушистыми, причесанными на прямой пробор волосами, карие, широко расставленные глаза с такой же складочкой верхнего века, как у Льва Васильевича, несколько широкоскулое лицо с чуть смугловатой кожей, прекрасная линия рта – такой была Елена Львовна.

Как-то она была в командировке в Англии, в каком-то университете. Она мне показывала книги, которые оттуда привозила, рассказывала много интересного и совершенно для меня, советского человека, непонятного. С большим юмором, помню, она рассказывала, как изысканные английские леди, с которыми ей довелось общаться, доверительно говорили ей: «Нам так повезло с королевой!»

Закончив в 1987 году свою трудовую деятельность, похоронив с полагающимися им почестями своих самых родных и близких, она уезжает к дочери, в Москву, где в 1996 году покидает этот мир.

Последняя из рода ташкентских Ошаниных, Наталья Петровна Майская – Ошанина, после гибели отца была удочерена дедом Львом Васильевичем, очевидно с целью стереть с биографии внучки пятно “дочери врага народа”. Закончив Ташкентский университет по специальности биохимия растений, она уезжает в Москву, где и проживает по настоящее время. 

К сожалению детей у Натальи Петровны нет и ташкентская ветвь Ошаниных на ней заканчивается. Но ещё большее сожаление вызывает у меня то, что нет в Ташкенте не только дома-музея Ошаниных, нет в университете мемориального кабинета антропологии, как и самой кафедры, нет даже памятных досок в честь подвижников, столь много сделавших для нашей республики – Василия Фёдоровича и Льва Васильевича Ошаниных. 

Увы.