Глава тридцать пятая
В жаркий день 13 июля 1899 г. на перрон ташкентского вокзала сошёл молодой статный штабс-капитан. Звали его Андрей Евгеньевич Снесарев и за его спиной остался долгий и трудный путь из Петербурга в Баку, затем морем до Красноводска и далее по Среднеазиатской железной дороге до столицы Туркестанского края. Появлению офицера Генштаба именно в это время и именно в этом месте предшествовали такие причудливые зигзаги судьбы, что стоит о них рассказать подробней.
Будущий выдающийся русский ученый, разведчик и военный деятель, А. Е. Снесарев родился в 1865 году в селе Старая Калитва Воронежской губернии в семье священника. Его отец, Евгений Петрович, преподавал в приходской школе, там же получил начальное образование и Андрей. Затем он поступает в гимназию в Новочеркасске и выпускается из неё с серебряной медалью и благодарностью за успехи в изучении древних языков. Впоследствии Снесарев овладеет – в той или иной степени шестью языками.
В 1884 году юноша поступает в Московский Университет на физико-математический факультет, который успешно оканчивает спустя 4 года.
А. Е. Снесарев в студенческие годы.
Фото с сайта http://www.snesarev.ru
По тогдашним законам выпускники университета были обязаны отбыть воинскую повинность, и Снесарев поступает в Московское Пехотное юнкерское училище, планируя после его окончания заняться подготовкой магистерской диссертации. Но вновь поворот судьбы - в училище его ротным командиром оказывается Иван Владимирович Шишкин, замечательный наставник, высокоэрудированный педагог и тонкий психолог. Под влиянием бесед с этим незаурядным человеком Снесарев круто меняет свою жизнь и выбирает военную стезю.
Был ещё один талант у Андрея: талант певца. Обладая абсолютным слухом и роскошным певческим баритоном, Снесарев мог прославиться на оперной сцене. Он с удовольствием поёт в хоре и в дуэте со своим товарищем по училищу - будущим великим тенором Леонидом Собиновым. Параллельно оканчивает курсы при консерватории, а однажды даже выступает на подмостках Большого театра, исполнив партию Невера в опере Мейербера «Гугеноты». И если бы не болезнь горла, поставившего крест на певческой карьере юноши, возможно сегодня мы знали бы Андрея Снесарева, как великого оперного певца.
В 1896 году, выдержав большой конкурс, он поступает в Николаевскую академию Генерального Штаба и через три года блестяще завершает обучение, выйдя оттуда в чине штабс-капитана. Интересно, что годом ранее академию Генштаба закончил Л. Г. Корнилов, будущий сослуживец Снесарева по Ташкенту, куда тот попадёт неожиданно для себя.
Что же произошло?
В ноябре 1898 г. британский посол обратился в российский МИД с просьбой разрешить двум британским офицерам – майору Мэдли и капитану Кенниону (позже к ним добавились ещё два подполковника Пауэлл и Максуини) - проехать из Индии в Россию через Памир. Военный министр Куропаткин просьбу посла удовлетворяет, но с одним условием: чтобы и британское правительство дало разрешение российским офицерам проехать в обратном направлении – через Памир в Индию, для ознакомления с Северо-Западной пограничной провинцией.
После долгих согласований выбор для этой ответственной миссии пал на двух офицеров – вновь испечённого штабс-капитана Снесарева и подполковника А.А. Полозова. Им предстояло пересечь Памир с севера на юг, перевалить Гиндукуш, пройти долиной Инда в Кашмир, а затем познакомиться с Северной Индией, ее природой, городами, устройством жизни и по возможности подробно с военной инфраструктурой.
А. Е. Снесарев, фотография неизвестного автора. Москва, 1896 г. и А.А. Полозов, фрагмент группового снимка первого выпуска Ташкентской офицерской школы восточных языков. Из книги М. К. Басханова “У ворот английского могущества”
Подготовка к походу заняла две недели. За это время о миссии двух российских офицеров узнали все, кому это было необходимо. Сообщение об этом появилось в двух крупных газетах: британской “Таймс” и русской “Новое время”. Практически одновременно со Снесаревым в Ташкенте появляется английский военный разведчик Максуини, возвращающийся из вояжа по российским пределам. Британец проявляет повышенный интерес к поездке русских в Индию и знакомится со Снесаревым. Андрей Евгеньевич, не искушенный ещё в тайной войне, проникается доверием к новому знакомому, называя того, в письме к сестре, “мой приятель”. Между тем полковник Максуини служил в разведывательном департаменте штаба индо-британской армии и считался крупным специалистом по России и российской армии в Туркестане. Среди людей, интересующихся Снесаревым, был ещё один персонаж: агент британской разведки в Ташкенте работавший под псевдонимом “Mr X” и снабжавший английскую разведку информацией о положении дел в русском Туркестане. Он сообщил Максуини, что русские офицеры, отправляющиеся в Индию, снабжены геодезическими инструментами и фотоаппаратами. На основании этой информации британской разведкой было принято решение о тщательном надзоре за ними. В такой атмосфере началась миссия Снесарева в Индию.
В этих условиях необходимо было продумать способ связи для передачи и получения сообщений со штабом Туркестанского военного округа. Для этого Снесарев решил использовать сестру Клавдию. Переписка с родной сестрой не должна была вызвать подозрений у «специальной службы» индо-британской полиции - именно она осуществляла контрразведывательную деятельность.
Сестре Снесарев сообщил, что “некоторые сведения к своему начальству я буду посылать через тебя и следующим образом: желая, чтобы ты сообщила что-либо от меня, я тебе буду писать, например: “передай дяде Всеволоду, что я то-то и то-то…”. Если описание моего действия тебе будет не понятно, то ты воспроизводишь сказанное мною просто в кавычках, т. е., например, “передай дяде Всеволоду, что я охотился в окрестностях Амбалы и результаты охоты будут очень удачны”; тебе не понятна эта “охота” и потому ты будешь писать так:Милостивый Государь Всеволод Викторович!
В письме своем от (такого-то) числа из (такого) города брат просит сообщить Вам о своей работе, что он характеризовал следующей фразой: “я охотился в окрестностях Амбалы и результаты охоты были очень удачны”.
Примите уверение в моем глубоком уважении,
Клавдия Комарова.
Если же я тебе напишу так: “Передай дяде Всеволоду, что я нахожусь в Лагоре и в настоящее время занят изучением условий службы гарнизонов, расположенных там-то…”, ты можешь изложить от себя:Милостивый Государь Всеволод Викторович!
В письме своем от “ ” числа из “ ” города брат просит сообщить Вашему Превосходительству, что он находится в настоящее время в Лагоре и занят тем-то…
Письма свои ты будешь адресовать так: “Его Превосходительству генерал-майору Всеволоду Викторовичу Сахарову начальнику штаба Туркестанского военного округа. г. Ташкент.”
Обо всем сказанном не говори никому… Я вполне за тебя спокоен и уверен, что ты справишься со своей работой…”.
В Маргелане, куда Снесарев добрался по железной дороге, к нему присоединяется Полозов. Отсюда офицеры отправляются в г. Ош где останавливаются в доме уездного начальника В. Н. Зайцева. Возможно именно тогда Андрей впервые встретился со своей будущей женой, дочерью Василия Николаевича, Женей.
Спустя короткое время, путешественники, покинули гостеприимный дом Зайцевых и продолжили свой путь. Вскоре их дороги разошлись - Снесареву и Полозову было предписано идти разными маршрутами. Встретились они перед самой границей британских владений у перевала Калик.
Почти две недели продолжался переход Андрея Евгеньевича через Памир. Наконец, остались за спиной казавшиеся непроходимыми величественные горные хребты, заснеженные вершины и недоступные пики, исполинские ледники, узкие козьи тропы и глубокие пропасти. Впереди лежала сказочная Индия, неведомая страна, где русских уже поджидали полковник Максуини (он должен был сопровождать Снесарева, но заболел и отстал) и майор Модлей. Под их неусыпным оком и должно было проходить дальнейшее путешествие.
Маршрут поездки А. Е. Снесарева по Британской Индии в 1899 г.
Карта из книги М. К. Басханова “У ворот английского могущества”8 сентября русские офицеры прибыли в Гилгит – крупный военный центр, откуда велось управление гарнизонами, расположенными вдоль южных склонов Восточного Гиндукуша. Здесь Снесарев внимательно изучает британские войска, их организацию, численность, командный состав. В столице Кашмира Сринагаре Снесарев был представлен магарадже Пратал Сингху, а затем приглашён на ужин к британскому резиденту полковнику Талботу. Ужин прошёл в товарищеской обстановке, и Снесарев, исполнив несколько арий под аккомпанемент рояля, произвёл настоящий фурор среди присутствующих.
Во второй половине сентября Полозов, расставшись на некоторое время со своим товарищем, приступает к самой важной части задания: рекогносцировке Северо-Западной пограничной провинции. Этому району русской разведкой придавалось особенное значение, поскольку здесь находились Пешаварский и Кветтский укрепрайоны, проходили стратегические коммуникации и железнодорожные пути. В течении 10 дней Полозов исследует Хайберский проход, пешаварские укрепления, форты Балла-Гиссар, Дисамруд и другие. Русский разведчик изучает также долину реки Инд, пустыню Тап и Боланский проход. Им были сняты подробные планы станций, фортов и железной дороги. 2 октября Полозов возвращается в Марри, где находился Снесарев. Не всё удалось выполнить подполковнику Генштаба, ряд вопросов остался не выясненным, а позиция британцев ещё более ужесточилась. Появились запреты и усилилось психологическое давление. За русскими офицерами наблюдали три английских офицера, а местному населению под страхом крупного денежного штрафа было запрещено общаться с русскими и их слугами.
Следующим городом, куда отправились Снесарев и Полозов, был Равалпинди. Здесь они задержались ненадолго, поскольку их уже ждали в Симле - летней резиденции вице-короля Индии. Должность эту в то время занимал 39-летний лорд Керзон. Тот самый, что проехал когда-то по Закаспийской железной дороге и побывал в Ташкенте и на Памире. Вице-король, сам живо интересующийся путешествиями и географией, с интересом ожидал приезда соперников по “Большой Игре”.
Лорд Джон Натаниэль Керзон - портрет художника Д.С. Сарджента, 1890 г.; Мэри Виктория Лейтер, его жена - портрет художника А. КабанеляС не меньшим интересом ждал приёма у “хозяина Индии” и Снесарев. Вот что он пишет о пребывании в Симле своей сестре Клавдии.
«Опишу тебе парадный обед у вице-короля Индии лорда Керзона. В тот же день мы были на чае (в 5 час. – английская мода) у главнокомандующего войсками Индии (Генерал сэр Уильям Локхарт, прим. В. Ф.). Здесь мы оставались недолго: главнокомандующий только что оправился от болезни и был еще очень слаб… Еще до этого приглашения я получил письмо от одного из адъютантов лорда Керзона, в котором высказывалась просьба,… чтобы я захватил с собой ноты (не просьба, а, скорее, надежда) и меня надеются услышать. Дело в том, что до сих пор я распевал: в Гильгите под гитару, в Сринагаре у резидента (род губернатора) под рояль, – что нашлось… – молва то и пошла… Я бросился в магазин и успел найти “Азру” Рубинштейна и “Лесного царя» Шуберта… Кроме того, у меня была в запасе песенка: “Я вас любил» на слова Пушкина. К 8 час. мы прибыли во дворец. Познакомились с несколькими лицами - это были высшие представители власти: начальник штаба войск Индии, генерал-квартирмейстер, секретарь по иностранным делам, секретарь при военном департаменте, сестры вице-королевши, дочь министра финансов Индии и т. д.
Обед был, конечно, великолепен, зала, украшенная гербами вице-королей Индии, еще великолепнее, рядом играл оркестр… Словом, эта сторона хоть куда. После обеда мужчины посидели немного отдельно, и, наконец, перешли в большую залу. Здесь, через несколько времени адъютант сказал мне, что Его Светлость удостаивает меня разговором. Я поднялся и подошел к лорду. Он попросил меня сесть, и началась беседа. Лорд Керзон высокого роста, с длинным бритым лицом (усы и бороду бреет), серые глаза, поставленные очень широко, и имеют резко сосредоточенное выражение, лоб крупный… Все лицо можно назвать красивым (оно ровно розового цвета), если бы оно не было так холодно и самоуверенно… Ходит лорд с какой-то странной развалкой, некрасиво ставя ноги… Голос его я нашел слишком слабым для оратора и недостаточно гибким. Лорд говорит по-французски средне, медленно, но может говорить красиво… Высокий хозяин спросил меня о путешествии, не устал ли я… говорили о его сочинении о долине Гунзы (мы с ним из числа очень немногих, видавших ее) и т. д. Как только я отошел, подлетел адъютант и попросил меня петь. “Кто мне будет аккомпанировать?”. Он указал на престарелую девицу, оказавшуюся дочерью министра финансов. Я пропел “Азру” (употребляя русские слова) … Так как меня просили сейчас же еще что-либо, я сам сел к роялю и аккомпанируя (попросту) пропел “Я Вас любил” … Вице-королю это очень понравилось, и он высказал удивление, что такая короткая песня… Прошло с полчаса, и адъютант стал просить меня петь «Лесного царя» … Аккомпаниаторша отказалась, боясь не справиться с трудным аккомпанементом; хотели, чтобы дирижер оркестра аккомпанировал. В конце концов, села-таки девица, и мы с ней исполнили “Лесного царя” (два раза чуть совсем не разошлись) … После этого со мной долго говорила о музыке вице-королевша; хвалила мой голос и надеялась еще услышать… Через ½ часа вице-король ушел в апартаменты свои, и гости мало-помалу разошлись.
По утру от вице-короля мне присылалась лошадь – Араб, и я делал часовую прогулку по окрестностям, потом садился за книги и сидел за полночь”.
Во время этого званого ужина, произошло событие, которое положило начало счастливому и в то же время горькому эпизоду в судьбе русского офицера.
Глава тридцать шестая
В письме к сестре Снесарев, описывая ужин у вице-короля Индии, упоминает эпизод, пустяковый на первый взгляд, однако сыгравший в судьбе русского офицера весьма значимую роль.
При распределении мест за столом дам и кавалеров, Андрею в соседки досталась “младшая сестра вице-королевши, красивая, веселая американка, и мы с ней с места же зафранцузили вовсю”.
Сестру “вице-королевши” звали Маргарит Хайд Лейтер. Сёстры были необычайно красивы и фантастически богаты. Их отец, американец Леви Лейтер, сколотил огромный капитал на торговых операциях с пшеницей и углем. На своих детей денег он не жалел, и они были не только богаты, но и прекрасно образованы. Маргарит вместе с младшей сестрой Нэнси и матерью приехала навестить Мэри как раз незадолго до прибытия туда русского офицера.
Маргарита Хайд (Дейзи) Лейтер, графиня Саффокская. Фотомастерская Бассано,
около 1904 г. Фото из книги М.К. Басханова “У ворот английского могущества”
Познакомившись за столом, молодые люди почувствовали взаимную симпатию, которая довольно скоро переросла в более глубокое чувство. Снесарев произвёл на девушку неотразимое впечатление –красивый, обаятельный, с чарующим голосом, знанием иностранных языков - таких мужчин Маргарит ещё не встречала на своём пути. Но и юная американка пленила Андрея своей удивительной красотой и очарованием. У молодых людей, свободно говорящих на французском языке (“зафранцузили вовсю”), нашлись и общие интересы: увлечение пением и танцами. Много времени влюблённые стали проводить вместе, выезжали на конные прогулки, музицировали, танцевали.
В своих письмах к сестре Снесарев, по понятным причинам, не упоминает о Рите, как он стал её называть: лишь однажды просквозит намёк, что в Симле он заболел по причине “нравственных потрясений”.
Но всё когда-нибудь заканчивается. Подошла к концу, как Андрей не оттягивал, командировка и он возвращается в Ташкент. А потом были только письма.
Историю эту раскопал во время работы над книгой о Снесареве, Михаил Казбекович Басханов. Всё началось с того, что внучка Андрея Евгеньевича сообщила учёному, что в семье хранилось письмо на английском языке, написанное рукой её деда. Либо оно не было отправлено, либо это был черновик. Начиналось оно с обращения: «MydearbabyRita» (Моя дорогая малышка Рита). По словам внучки, в письме Снесарев“объясняет, что его специальность, как русского офицера – английская армия, поэтому он никак не может связать свою судьбу с этой самой Ритой”. К сожалению, само письмо до сих пор не найдено. Однако в архиве семьи Снесаревых, сохранился еще один уникальный документ – половина письма, написанного на английском языке. Это фрагмент ответного письма Снесарева к Рите. В письме Андрей Евгеньевич сообщает подробности жизни в Ташкенте, упоминает о лошади по кличке Васька, и пишет, что отправляет ей свою фотокарточку и открытку с видом ташкентской церкви.
Возвращаясь к письму, о котором рассказала внучка Андрея Евгеньевича, можно сделать совершенно однозначный вывод: Снесарев, по трезвому размышлению понял, что дальнейшие отношения с Ритой невозможны. Между Любовью и Долгом он выбрал последнее.
Но, как выяснилось в дальнейшем, это не конец истории. Влюблённые однажды встретились вновь.
В конце лета 1901 года Андрей Евгеньевич выезжает в Лондон, чтобы поработать в британских библиотеках с основными печатными изданиями по Средней Азии и Индии для написания крупной военно-географической работы. Возможно, это была не единственная причина, но об этом можно только догадываться. Для поездки в Англию Снесарев воспользовался полагавшимся ему отпуском. По действовавшему тогда положению, офицеры, окончившие курс в Николаевской академии Генерального штаба, имели право на четырехмесячный отпуск с сохранением полного содержания.
В Лондоне он остановился в меблированной комнате недалеко от Британского музея, в библиотеке которого – крупнейшем книгохранилище мира - и собирался поработать.
Библиотека Британского музея. Фото Кандиды Хофер
М. К. Басханов, изучая жизнь своего героя в Лондоне, обратил внимание на любопытную деталь. Андрей Евгеньевич на основе рекомендации российского посольства получил в сентябре 1901 г. право доступа для работы в библиотеке сроком на три месяца. Однако из журнала регистраций явствовало, что Снесарев посещал читальный зал только в первом месяце. Перед самым отъездом, в декабре 1901 г., Снесарев продлил право пользования библиотекой еще на три месяца. Чем же был вызван такой длительный перерыв в работе? И тут исследователя осенила догадка. Он запросил в архиве эмиграционной службы перечень пассажиров, прибывших в Великобританию из Соединенных Штатов Америки, и просмотрел десятки списков с именами пассажиров за вторую половину 1901 года. Удача улыбнулась учёному. Запись эмиграционной службы в порту Ливерпуля от 10 октября 1901 г. сообщала о прибытии из Нью-Йорка на борту лайнера «Кимрик» сестер Маргарит и Нэнси Лейтер, которых сопровождали две гувернантки. И тут всё встало на свои места.
Случайная это была встреча или заранее оговоренная, но она подарила влюблённым ещё шесть недель счастья. 20 ноября Рита отплывает на пароходе «Мажестик» в Нью-Йорк. Больше с Андреем она не увидится.
Через три года Маргарит выходит замуж за адъютанта лорда Керзона, Генри Говарда, графа Саффокского. Незадолго до этого женился и Снесарев. Возможно, Рита решилась на замужество узнав о женитьбе своего русского возлюбленного – ждала до последнего.
21 апреля 1917 года графиня Стаффокская овдовела. Майор Говард, был смертельно ранен осколком турецкого снаряда на полях Первой мировой войны. В браке Маргарит родила троих сыновей: старший сын, Чарльз, родившийся в 1906 г., закончив Военно-морской колледж и Эдинбургский университет с дипломом химика и фармацевта, во время Второй мировой войны служил экспертом по обезвреживанию боеприпасов неизвестных и сложных систем. Погиб 12 мая 1941 г. при обезвреживании немецкой авиабомбы, снабженной взрывателем-ловушкой.
О судьбе двух других сыновей информации в книге Басханова нет, однако по моей просьбе, Михаил Казбекович поделился информацией.
Второй сын Сесил, родившийся в 1908 г. прожил 77 лет. Был участником Второй мировой войне. После её окончания поселилсяв США, в Калифорнии. Жил, судя по всему, на деньги матери, в собственном особняке в Беверли Хиллз, самом дорогом районе Лос-Анджелеса. Был женат на известной в 30-х годах американской киноактрисе Фрэнсис Дрейк.
Младший Гревилл - служил в британском военно-морском флоте, а затем ушёл в политику, став членом британского парламента от партии консерваторов.
В 1968 г. во время перелета к сыну в Лос-Анджелес Маргарит почувствовала себя плохо. Самолет совершил экстренную посадку, и она была срочно доставлена в госпиталь. Медицина, однако, была уже бессильна.
Эта история Любви, по словам М.К. Басханова, “занимает совершенно необычное место в истории “Большой игры” – жестокого и непримиримого противостояния двух великих империй в Средней Азии. Эпизод, полный живых человеческих чувств и страстей, так и остался за кадром истории «войны теней».
Дальнейшая жизнь Андрея Евгеньевича была куда драматичней судьбы графини Стаффокской. Возвратясь из Индии он пишет отчёт о поездке, из которой вернулся с массой материалов и впечатлений, в дальнейшем послужившими ему хорошей основой в работах по Индии и Афганистану.
Занимается как редактор составлением окружного периодического издания «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом», преподаёт арифметику в Ташкентской подготовительной школе кадетского корпуса. А ещё участвует в благотворительных концертах как певец-любитель. Об одном таком выступлении он пишет сестре: “2 января (1901 г. В.Ф.) выступаю в концерте: пою с одним тенором дуэт в имитации Славянскому”. Концерт, о котором говорится в письме, состоялся в Ташкентском военном собрании и был организован Обществом попечения о неимущих больных Ташкентского военного госпиталя. Сбор от вырученных средств предназначался для организации летом 1901 г. отдыха в Чимгане неимущих больных.
“В концерте принял так же участие г-н Снесарев, хорошо знакомый Ташкенту”, сообщила на следующий день газета “Туркестанские ведомости” (№8, 1901 г.).
Программа концерта с участием А. Е. Снесарева. 1900г
Часто выступает Андрей Евгеньевич и в Туркестанском отделе Императорского Российского Географического Общества, делая научные доклады.
Летом 1900 г. Снесарев принимает участие в полевой поездке офицеров Генерального штаба Туркестанского военного округа по Семиречью. Целью поездки было изучение маршрутов, ведущих из восточной части Ферганской долины в Семиреченскую область и далее к границе с Китаем. Связано это было с дестабилизацией военно-политической обстановки в Западном Китае, произошедшей из-за начавшегося Ихэтуаньского (“боксёрского”) восстания в Цинской империи.
В 1902 году Снесарев назначается командующим Памирским отрядом. Здесь молодому офицеру приходится не только командовать ротой (к которой приравнивался отряд), но и решать вопросы административного и хозяйственного управления местным населением. Участвует он и в рекогносцировке Памира которое имело для него чрезвычайно важное значение, как исследователя. За два года пребывания на Памире он выпустил в свет 4 книги, посвященные изучению этого горного края, его истории, растительности и животному миру.
Дважды Андрей Евгеньевич сопровождал по Туркестану британских офицеров. С начала это был военный атташе подполковник Чарльз Бересфорд, с которым Снесарев проехал от Каспия до Алая. Англичанин приехал с тайным заданием проверить сведения, полученные британской разведкой о якобы мобилизации российских войск близ афганской границы. Проехав от Красноводска до Ферганской долины, Снесарев со своим подопечным прибыли в г. Ош и остановились всё у того же “Начальника Памира“, Василия Николаевича Зайцева. Случилось это на Пасху 22 апреля 1900г. Здесь мы можем уже с уверенностью сказать, что Андрей Евгеньевич встретил, ещё не догадываясь, свою будущую жену. После ужина его попросили спеть, и он с удовольствием исполнил просьбу вызвав овации присутствовавших. 15 - летняя Женя Зайцева с восхищением наблюдала за таким необычным, красивым и талантливым молодым штабс-капитаном. А через четыре года состоялась их свадьба.
Евгения Васильевна Зайцева до конца жизни, в радости и горе, останется верной женой, другом и ангелом-хранителем своего мужа, сбережет его научное наследие, вырастит и воспитает шестерых детей!
Супруги Снесаревы, 1904 г. Фото с сайта http://www.snesarev.ru/
Подготовка к походу заняла две недели. За это время о миссии двух российских офицеров узнали все, кому это было необходимо. Сообщение об этом появилось в двух крупных газетах: британской “Таймс” и русской “Новое время”. Практически одновременно со Снесаревым в Ташкенте появляется английский военный разведчик Максуини, возвращающийся из вояжа по российским пределам. Британец проявляет повышенный интерес к поездке русских в Индию и знакомится со Снесаревым. Андрей Евгеньевич, не искушенный ещё в тайной войне, проникается доверием к новому знакомому, называя того, в письме к сестре, “мой приятель”. Между тем полковник Максуини служил в разведывательном департаменте штаба индо-британской армии и считался крупным специалистом по России и российской армии в Туркестане. Среди людей, интересующихся Снесаревым, был ещё один персонаж: агент британской разведки в Ташкенте работавший под псевдонимом “Mr X” и снабжавший английскую разведку информацией о положении дел в русском Туркестане. Он сообщил Максуини, что русские офицеры, отправляющиеся в Индию, снабжены геодезическими инструментами и фотоаппаратами. На основании этой информации британской разведкой было принято решение о тщательном надзоре за ними. В такой атмосфере началась миссия Снесарева в Индию.
В этих условиях необходимо было продумать способ связи для передачи и получения сообщений со штабом Туркестанского военного округа. Для этого Снесарев решил использовать сестру Клавдию. Переписка с родной сестрой не должна была вызвать подозрений у «специальной службы» индо-британской полиции - именно она осуществляла контрразведывательную деятельность.
Сестре Снесарев сообщил, что “некоторые сведения к своему начальству я буду посылать через тебя и следующим образом: желая, чтобы ты сообщила что-либо от меня, я тебе буду писать, например: “передай дяде Всеволоду, что я то-то и то-то…”. Если описание моего действия тебе будет не понятно, то ты воспроизводишь сказанное мною просто в кавычках, т. е., например, “передай дяде Всеволоду, что я охотился в окрестностях Амбалы и результаты охоты будут очень удачны”; тебе не понятна эта “охота” и потому ты будешь писать так:Милостивый Государь Всеволод Викторович!
В письме своем от (такого-то) числа из (такого) города брат просит сообщить Вам о своей работе, что он характеризовал следующей фразой: “я охотился в окрестностях Амбалы и результаты охоты были очень удачны”.
Примите уверение в моем глубоком уважении,
Клавдия Комарова.
Если же я тебе напишу так: “Передай дяде Всеволоду, что я нахожусь в Лагоре и в настоящее время занят изучением условий службы гарнизонов, расположенных там-то…”, ты можешь изложить от себя:Милостивый Государь Всеволод Викторович!
В письме своем от “ ” числа из “ ” города брат просит сообщить Вашему Превосходительству, что он находится в настоящее время в Лагоре и занят тем-то…
Письма свои ты будешь адресовать так: “Его Превосходительству генерал-майору Всеволоду Викторовичу Сахарову начальнику штаба Туркестанского военного округа. г. Ташкент.”
Обо всем сказанном не говори никому… Я вполне за тебя спокоен и уверен, что ты справишься со своей работой…”.
В Маргелане, куда Снесарев добрался по железной дороге, к нему присоединяется Полозов. Отсюда офицеры отправляются в г. Ош где останавливаются в доме уездного начальника В. Н. Зайцева. Возможно именно тогда Андрей впервые встретился со своей будущей женой, дочерью Василия Николаевича, Женей.
Спустя короткое время, путешественники, покинули гостеприимный дом Зайцевых и продолжили свой путь. Вскоре их дороги разошлись - Снесареву и Полозову было предписано идти разными маршрутами. Встретились они перед самой границей британских владений у перевала Калик.
Почти две недели продолжался переход Андрея Евгеньевича через Памир. Наконец, остались за спиной казавшиеся непроходимыми величественные горные хребты, заснеженные вершины и недоступные пики, исполинские ледники, узкие козьи тропы и глубокие пропасти. Впереди лежала сказочная Индия, неведомая страна, где русских уже поджидали полковник Максуини (он должен был сопровождать Снесарева, но заболел и отстал) и майор Модлей. Под их неусыпным оком и должно было проходить дальнейшее путешествие.
Маршрут поездки А. Е. Снесарева по Британской Индии в 1899 г.
Карта из книги М. К. Басханова “У ворот английского могущества”8 сентября русские офицеры прибыли в Гилгит – крупный военный центр, откуда велось управление гарнизонами, расположенными вдоль южных склонов Восточного Гиндукуша. Здесь Снесарев внимательно изучает британские войска, их организацию, численность, командный состав. В столице Кашмира Сринагаре Снесарев был представлен магарадже Пратал Сингху, а затем приглашён на ужин к британскому резиденту полковнику Талботу. Ужин прошёл в товарищеской обстановке, и Снесарев, исполнив несколько арий под аккомпанемент рояля, произвёл настоящий фурор среди присутствующих.
Во второй половине сентября Полозов, расставшись на некоторое время со своим товарищем, приступает к самой важной части задания: рекогносцировке Северо-Западной пограничной провинции. Этому району русской разведкой придавалось особенное значение, поскольку здесь находились Пешаварский и Кветтский укрепрайоны, проходили стратегические коммуникации и железнодорожные пути. В течении 10 дней Полозов исследует Хайберский проход, пешаварские укрепления, форты Балла-Гиссар, Дисамруд и другие. Русский разведчик изучает также долину реки Инд, пустыню Тап и Боланский проход. Им были сняты подробные планы станций, фортов и железной дороги. 2 октября Полозов возвращается в Марри, где находился Снесарев. Не всё удалось выполнить подполковнику Генштаба, ряд вопросов остался не выясненным, а позиция британцев ещё более ужесточилась. Появились запреты и усилилось психологическое давление. За русскими офицерами наблюдали три английских офицера, а местному населению под страхом крупного денежного штрафа было запрещено общаться с русскими и их слугами.
Следующим городом, куда отправились Снесарев и Полозов, был Равалпинди. Здесь они задержались ненадолго, поскольку их уже ждали в Симле - летней резиденции вице-короля Индии. Должность эту в то время занимал 39-летний лорд Керзон. Тот самый, что проехал когда-то по Закаспийской железной дороге и побывал в Ташкенте и на Памире. Вице-король, сам живо интересующийся путешествиями и географией, с интересом ожидал приезда соперников по “Большой Игре”.
Лорд Джон Натаниэль Керзон - портрет художника Д.С. Сарджента, 1890 г.; Мэри Виктория Лейтер, его жена - портрет художника А. КабанеляС не меньшим интересом ждал приёма у “хозяина Индии” и Снесарев. Вот что он пишет о пребывании в Симле своей сестре Клавдии.
«Опишу тебе парадный обед у вице-короля Индии лорда Керзона. В тот же день мы были на чае (в 5 час. – английская мода) у главнокомандующего войсками Индии (Генерал сэр Уильям Локхарт, прим. В. Ф.). Здесь мы оставались недолго: главнокомандующий только что оправился от болезни и был еще очень слаб… Еще до этого приглашения я получил письмо от одного из адъютантов лорда Керзона, в котором высказывалась просьба,… чтобы я захватил с собой ноты (не просьба, а, скорее, надежда) и меня надеются услышать. Дело в том, что до сих пор я распевал: в Гильгите под гитару, в Сринагаре у резидента (род губернатора) под рояль, – что нашлось… – молва то и пошла… Я бросился в магазин и успел найти “Азру” Рубинштейна и “Лесного царя» Шуберта… Кроме того, у меня была в запасе песенка: “Я вас любил» на слова Пушкина. К 8 час. мы прибыли во дворец. Познакомились с несколькими лицами - это были высшие представители власти: начальник штаба войск Индии, генерал-квартирмейстер, секретарь по иностранным делам, секретарь при военном департаменте, сестры вице-королевши, дочь министра финансов Индии и т. д.
Обед был, конечно, великолепен, зала, украшенная гербами вице-королей Индии, еще великолепнее, рядом играл оркестр… Словом, эта сторона хоть куда. После обеда мужчины посидели немного отдельно, и, наконец, перешли в большую залу. Здесь, через несколько времени адъютант сказал мне, что Его Светлость удостаивает меня разговором. Я поднялся и подошел к лорду. Он попросил меня сесть, и началась беседа. Лорд Керзон высокого роста, с длинным бритым лицом (усы и бороду бреет), серые глаза, поставленные очень широко, и имеют резко сосредоточенное выражение, лоб крупный… Все лицо можно назвать красивым (оно ровно розового цвета), если бы оно не было так холодно и самоуверенно… Ходит лорд с какой-то странной развалкой, некрасиво ставя ноги… Голос его я нашел слишком слабым для оратора и недостаточно гибким. Лорд говорит по-французски средне, медленно, но может говорить красиво… Высокий хозяин спросил меня о путешествии, не устал ли я… говорили о его сочинении о долине Гунзы (мы с ним из числа очень немногих, видавших ее) и т. д. Как только я отошел, подлетел адъютант и попросил меня петь. “Кто мне будет аккомпанировать?”. Он указал на престарелую девицу, оказавшуюся дочерью министра финансов. Я пропел “Азру” (употребляя русские слова) … Так как меня просили сейчас же еще что-либо, я сам сел к роялю и аккомпанируя (попросту) пропел “Я Вас любил” … Вице-королю это очень понравилось, и он высказал удивление, что такая короткая песня… Прошло с полчаса, и адъютант стал просить меня петь «Лесного царя» … Аккомпаниаторша отказалась, боясь не справиться с трудным аккомпанементом; хотели, чтобы дирижер оркестра аккомпанировал. В конце концов, села-таки девица, и мы с ней исполнили “Лесного царя” (два раза чуть совсем не разошлись) … После этого со мной долго говорила о музыке вице-королевша; хвалила мой голос и надеялась еще услышать… Через ½ часа вице-король ушел в апартаменты свои, и гости мало-помалу разошлись.
По утру от вице-короля мне присылалась лошадь – Араб, и я делал часовую прогулку по окрестностям, потом садился за книги и сидел за полночь”.
Во время этого званого ужина, произошло событие, которое положило начало счастливому и в то же время горькому эпизоду в судьбе русского офицера.
Глава тридцать шестая
В письме к сестре Снесарев, описывая ужин у вице-короля Индии, упоминает эпизод, пустяковый на первый взгляд, однако сыгравший в судьбе русского офицера весьма значимую роль.
При распределении мест за столом дам и кавалеров, Андрею в соседки досталась “младшая сестра вице-королевши, красивая, веселая американка, и мы с ней с места же зафранцузили вовсю”.
Сестру “вице-королевши” звали Маргарит Хайд Лейтер. Сёстры были необычайно красивы и фантастически богаты. Их отец, американец Леви Лейтер, сколотил огромный капитал на торговых операциях с пшеницей и углем. На своих детей денег он не жалел, и они были не только богаты, но и прекрасно образованы. Маргарит вместе с младшей сестрой Нэнси и матерью приехала навестить Мэри как раз незадолго до прибытия туда русского офицера.
Маргарита Хайд (Дейзи) Лейтер, графиня Саффокская. Фотомастерская Бассано,
около 1904 г. Фото из книги М.К. Басханова “У ворот английского могущества”
Познакомившись за столом, молодые люди почувствовали взаимную симпатию, которая довольно скоро переросла в более глубокое чувство. Снесарев произвёл на девушку неотразимое впечатление –красивый, обаятельный, с чарующим голосом, знанием иностранных языков - таких мужчин Маргарит ещё не встречала на своём пути. Но и юная американка пленила Андрея своей удивительной красотой и очарованием. У молодых людей, свободно говорящих на французском языке (“зафранцузили вовсю”), нашлись и общие интересы: увлечение пением и танцами. Много времени влюблённые стали проводить вместе, выезжали на конные прогулки, музицировали, танцевали.
В своих письмах к сестре Снесарев, по понятным причинам, не упоминает о Рите, как он стал её называть: лишь однажды просквозит намёк, что в Симле он заболел по причине “нравственных потрясений”.
Но всё когда-нибудь заканчивается. Подошла к концу, как Андрей не оттягивал, командировка и он возвращается в Ташкент. А потом были только письма.
Историю эту раскопал во время работы над книгой о Снесареве, Михаил Казбекович Басханов. Всё началось с того, что внучка Андрея Евгеньевича сообщила учёному, что в семье хранилось письмо на английском языке, написанное рукой её деда. Либо оно не было отправлено, либо это был черновик. Начиналось оно с обращения: «MydearbabyRita» (Моя дорогая малышка Рита). По словам внучки, в письме Снесарев“объясняет, что его специальность, как русского офицера – английская армия, поэтому он никак не может связать свою судьбу с этой самой Ритой”. К сожалению, само письмо до сих пор не найдено. Однако в архиве семьи Снесаревых, сохранился еще один уникальный документ – половина письма, написанного на английском языке. Это фрагмент ответного письма Снесарева к Рите. В письме Андрей Евгеньевич сообщает подробности жизни в Ташкенте, упоминает о лошади по кличке Васька, и пишет, что отправляет ей свою фотокарточку и открытку с видом ташкентской церкви.
Возвращаясь к письму, о котором рассказала внучка Андрея Евгеньевича, можно сделать совершенно однозначный вывод: Снесарев, по трезвому размышлению понял, что дальнейшие отношения с Ритой невозможны. Между Любовью и Долгом он выбрал последнее.
Но, как выяснилось в дальнейшем, это не конец истории. Влюблённые однажды встретились вновь.
В конце лета 1901 года Андрей Евгеньевич выезжает в Лондон, чтобы поработать в британских библиотеках с основными печатными изданиями по Средней Азии и Индии для написания крупной военно-географической работы. Возможно, это была не единственная причина, но об этом можно только догадываться. Для поездки в Англию Снесарев воспользовался полагавшимся ему отпуском. По действовавшему тогда положению, офицеры, окончившие курс в Николаевской академии Генерального штаба, имели право на четырехмесячный отпуск с сохранением полного содержания.
В Лондоне он остановился в меблированной комнате недалеко от Британского музея, в библиотеке которого – крупнейшем книгохранилище мира - и собирался поработать.
Библиотека Британского музея. Фото Кандиды Хофер
М. К. Басханов, изучая жизнь своего героя в Лондоне, обратил внимание на любопытную деталь. Андрей Евгеньевич на основе рекомендации российского посольства получил в сентябре 1901 г. право доступа для работы в библиотеке сроком на три месяца. Однако из журнала регистраций явствовало, что Снесарев посещал читальный зал только в первом месяце. Перед самым отъездом, в декабре 1901 г., Снесарев продлил право пользования библиотекой еще на три месяца. Чем же был вызван такой длительный перерыв в работе? И тут исследователя осенила догадка. Он запросил в архиве эмиграционной службы перечень пассажиров, прибывших в Великобританию из Соединенных Штатов Америки, и просмотрел десятки списков с именами пассажиров за вторую половину 1901 года. Удача улыбнулась учёному. Запись эмиграционной службы в порту Ливерпуля от 10 октября 1901 г. сообщала о прибытии из Нью-Йорка на борту лайнера «Кимрик» сестер Маргарит и Нэнси Лейтер, которых сопровождали две гувернантки. И тут всё встало на свои места.
Случайная это была встреча или заранее оговоренная, но она подарила влюблённым ещё шесть недель счастья. 20 ноября Рита отплывает на пароходе «Мажестик» в Нью-Йорк. Больше с Андреем она не увидится.
Через три года Маргарит выходит замуж за адъютанта лорда Керзона, Генри Говарда, графа Саффокского. Незадолго до этого женился и Снесарев. Возможно, Рита решилась на замужество узнав о женитьбе своего русского возлюбленного – ждала до последнего.
21 апреля 1917 года графиня Стаффокская овдовела. Майор Говард, был смертельно ранен осколком турецкого снаряда на полях Первой мировой войны. В браке Маргарит родила троих сыновей: старший сын, Чарльз, родившийся в 1906 г., закончив Военно-морской колледж и Эдинбургский университет с дипломом химика и фармацевта, во время Второй мировой войны служил экспертом по обезвреживанию боеприпасов неизвестных и сложных систем. Погиб 12 мая 1941 г. при обезвреживании немецкой авиабомбы, снабженной взрывателем-ловушкой.
О судьбе двух других сыновей информации в книге Басханова нет, однако по моей просьбе, Михаил Казбекович поделился информацией.
Второй сын Сесил, родившийся в 1908 г. прожил 77 лет. Был участником Второй мировой войне. После её окончания поселилсяв США, в Калифорнии. Жил, судя по всему, на деньги матери, в собственном особняке в Беверли Хиллз, самом дорогом районе Лос-Анджелеса. Был женат на известной в 30-х годах американской киноактрисе Фрэнсис Дрейк.
Младший Гревилл - служил в британском военно-морском флоте, а затем ушёл в политику, став членом британского парламента от партии консерваторов.
В 1968 г. во время перелета к сыну в Лос-Анджелес Маргарит почувствовала себя плохо. Самолет совершил экстренную посадку, и она была срочно доставлена в госпиталь. Медицина, однако, была уже бессильна.
Эта история Любви, по словам М.К. Басханова, “занимает совершенно необычное место в истории “Большой игры” – жестокого и непримиримого противостояния двух великих империй в Средней Азии. Эпизод, полный живых человеческих чувств и страстей, так и остался за кадром истории «войны теней».
Дальнейшая жизнь Андрея Евгеньевича была куда драматичней судьбы графини Стаффокской. Возвратясь из Индии он пишет отчёт о поездке, из которой вернулся с массой материалов и впечатлений, в дальнейшем послужившими ему хорошей основой в работах по Индии и Афганистану.
Занимается как редактор составлением окружного периодического издания «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом», преподаёт арифметику в Ташкентской подготовительной школе кадетского корпуса. А ещё участвует в благотворительных концертах как певец-любитель. Об одном таком выступлении он пишет сестре: “2 января (1901 г. В.Ф.) выступаю в концерте: пою с одним тенором дуэт в имитации Славянскому”. Концерт, о котором говорится в письме, состоялся в Ташкентском военном собрании и был организован Обществом попечения о неимущих больных Ташкентского военного госпиталя. Сбор от вырученных средств предназначался для организации летом 1901 г. отдыха в Чимгане неимущих больных.
“В концерте принял так же участие г-н Снесарев, хорошо знакомый Ташкенту”, сообщила на следующий день газета “Туркестанские ведомости” (№8, 1901 г.).
Программа концерта с участием А. Е. Снесарева. 1900г
Часто выступает Андрей Евгеньевич и в Туркестанском отделе Императорского Российского Географического Общества, делая научные доклады.
Летом 1900 г. Снесарев принимает участие в полевой поездке офицеров Генерального штаба Туркестанского военного округа по Семиречью. Целью поездки было изучение маршрутов, ведущих из восточной части Ферганской долины в Семиреченскую область и далее к границе с Китаем. Связано это было с дестабилизацией военно-политической обстановки в Западном Китае, произошедшей из-за начавшегося Ихэтуаньского (“боксёрского”) восстания в Цинской империи.
В 1902 году Снесарев назначается командующим Памирским отрядом. Здесь молодому офицеру приходится не только командовать ротой (к которой приравнивался отряд), но и решать вопросы административного и хозяйственного управления местным населением. Участвует он и в рекогносцировке Памира которое имело для него чрезвычайно важное значение, как исследователя. За два года пребывания на Памире он выпустил в свет 4 книги, посвященные изучению этого горного края, его истории, растительности и животному миру.
Дважды Андрей Евгеньевич сопровождал по Туркестану британских офицеров. С начала это был военный атташе подполковник Чарльз Бересфорд, с которым Снесарев проехал от Каспия до Алая. Англичанин приехал с тайным заданием проверить сведения, полученные британской разведкой о якобы мобилизации российских войск близ афганской границы. Проехав от Красноводска до Ферганской долины, Снесарев со своим подопечным прибыли в г. Ош и остановились всё у того же “Начальника Памира“, Василия Николаевича Зайцева. Случилось это на Пасху 22 апреля 1900г. Здесь мы можем уже с уверенностью сказать, что Андрей Евгеньевич встретил, ещё не догадываясь, свою будущую жену. После ужина его попросили спеть, и он с удовольствием исполнил просьбу вызвав овации присутствовавших. 15 - летняя Женя Зайцева с восхищением наблюдала за таким необычным, красивым и талантливым молодым штабс-капитаном. А через четыре года состоялась их свадьба.
Евгения Васильевна Зайцева до конца жизни, в радости и горе, останется верной женой, другом и ангелом-хранителем своего мужа, сбережет его научное наследие, вырастит и воспитает шестерых детей!
Супруги Снесаревы, 1904 г. Фото с сайта http://www.snesarev.ru/
На излёте своего пребывания в Туркестане, Снесарев сопровождает в поездке по Туркестану ещё одного британского военного атташе – подполковника Генри Нейпира. Знакомство и длительное общение с британскими офицерами разведки позволили Снесареву сравнить методику российских и британских спецслужб. Сравнение это оказалось, увы, не в пользу русской разведки. Вот что пишет Андрей Евгеньевич в работе “Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе”.
“Англия (в отличии от России, В. Ф.) в основе своих задач и предприятий полагала прежде всего принцип самой полной осведомлённости. Сначала всё знать, глубоко и обстоятельно, а затем уже позволять себе желать и ставить задачи. Англия изучала Среднюю Азию с полной внимательностью и, как можно догадываться, по широко обоснованной программе. Английские офицеры, ряд путешественников-добровольцев и, наконец, целая сеть тёмных работников, фамилии которых были скрыты под начальными буквами алфавита и которые в Европе известны под именем пундитов, искрестили территорию Средней Азии по всем интересным направлениям. Денег на это, конечно не жалели”.
Далее, в качестве примера он приводит следующий факт.
“В 1891 г., когда полковник Ионов с небольшим отрядом двигался по Памирам, в двух переходах за ним следовал лейтенант английской службы Дэвисон, впереди находился капитан Юнгхасбанд, со стороны Кашгарии за русскими наблюдал Макартней, а в тылу в Алайской долине при генерал-губернаторе бароне Вревском находился ещё один рекокогносцер, третий секретарь английского посольства в Петербурге, Эллиот, развлекая доверчивого представителя русской власти и его свиту своей оригинальностью и рассказами… Значит небольшой отряд Ионова был конвоирован 4-я английскими разведчиками. Нужно ли дополнить для сравнения, что ни при одной английской экспедиции, ни на северо-западной границе с Индией, ни на северной никогда ни одного русского не было”.
6 ноября 1904 г. Снесарев расстаётся с Туркестаном и уезжает в Петербург, где назначается исполняющим делами столоначальника VII отделения 1-го военно-статистического отдела управления 2-го генерал квартирмейстера Главного штаба. Отделение ведало «сбором, обработкой и изданием военно-статистических материалов по иностранным государствам. Перепиской по военно-агентурной части. Командированием офицеров с научной целью. Рассмотрением изобретений по военной части».
С образованием Главного Управления Генерального Штаба Андрей Евгеньевич,1 мая 1906 г., назначается помощником делопроизводителя ГУГШ.
На отъезд Снесарева из Ташкента откликнулась газета “Туркестанские ведомости”. В номере №160 от 1904 г. читаем:
“Вчера покинул Ташкент Генерального штаба капитан А. Е. Снесарев. Обширная эрудиция Андрея Евгеньевича и его труды географического и историко-географического характера доставили ему почетное место среди местных работников на поприще туркестановедения, а в вопросах военно-политических, касающихся Индии, Афганистана и припамирских стран, он является одним из авторитетнейших знатоков”
Во время Первой мировой войны, раскрывается ещё один талант Андрея Евгеньевича -талант полководца. Он лично участвует в 76 боях, не считая мелких стычек. Начав войну в чине полковника заканчивает её генерал-лейтенантом и кавалером нескольких орденов, среди которых – ордена Св. Георгия – 3-й и 4-й степеней.
После Октябрьского переворота, для Андрея Евгеньевича наступило время долгих и мучительных размышлений.
“Трудно сразу понять всё происшедшее, - пишет он сослуживцу, - но если русский народ пошел за большевиками, то я с ним. Ведь народ не ошибается”. И Снесарев становится на сторону красных.
В Гражданскую войну он назначается военруком Северо-Кавказского военного округа. Во время обороны Царицына Снесарев вступает в жёсткую конфронтацию со Сталиным и Ворошиловым, обвинив тех в некомпетентности. Спустя годы этот конфликт, горько аукнулся Андрею Евгеньевичу.
В августе 1919 года А.Е. Снесарев был отозван из действующей армии и назначен начальником Академии Генерального штаба РККА. Затем он последовательно занимал посты: старшего руководителя по Ближнему и Среднему Востоку, ректора Центрального института живых восточных языков, начальника кафедры (главный руководитель) военной географии Военной академии РККА. Участвовал в создании Московского института востоковедения.
В 1928 году А. Е. Снесареву было присвоено звание Герой Труда, первому из советских военачальников. Это, впрочем, не спасло его от ареста спустя два года. 27 января 1930 года Снесарев был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и приговорён к расстрелу. Сталин заменил высшую меру лагерем. В 1989 году на аукционе Сотбис в Лондоне были проданы по отдельности две небольшие записки Сталина, адресованные Ворошилову. В одной из них говорилось:
«Клим! Думаю, что можно было бы заменить Снесареву высшую меру 10-ью годами.
И. Сталин.»
Фотография из следственного дела А. Е. Снесарева
Пройдя Соловки и Кемский лагерь Вегеракша Андрей Евгеньевич был досрочно освобождён в сентябре 1934 года как тяжело больной. Людоедские времена ещё не наступили. 4 декабря 1937 г. русский генерал Андрей Евгеньевич Снесарев скончался в московской больнице и был похоронен на Ваганьковском кладбище. В 1958 г., как и многие другие невинно осуждённые, был реабилитирован. По понятным причинам деятельность выдающегося военачальника и учёного в советское время замалчивалась или извращалась. В повести Алексея Толстого “Хлеб”, роль Снесарева в обороне Царицына показана в ужасающе искажённом виде. Военная академия Генерального штаба Вооруженных сил СССР, фундамент которой был заложен Снесаревым - до 1992 года носила имя Ворошилова, никакого отношения не имевшего к военной науке.
К счастью, сегодня мы в полной мере можем оценить научное наследство блестящего ученого, полководца и военного энциклопедиста. Появляются книги и статьи, посвящённые военной и научной деятельности Андрея Евгеньевича. 28 декабря 2015 г. на здании Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил РФ был установлен барельеф в память о руководстве Снесаревым Академией ГШ в 1919–1921 годах.
А мы, воздав должное памяти выдающегося разведчика, исследователя, учёного, вновь перенесёмся на геополитическую шахматную доску “Большой Игры”.
Глава тридцать седьмая
Осенью 1901 г. едва переведя дух после успешно выполненного задания в Синьцзяне, Корнилов, по распоряжению Штаба ТуркВО, отправляется в очередную командировку. На это раз Лавру Георгиевичу предстояло выехать в Восточную Персию и «под именем члена Императорского географического общества, путешествующего с целью исследования некоторых научных интересов» провести рекогносцировку пограничной полосы Персии и Афганистана. Опыт разведчика, превосходное знание восточных языков и местных обычаев, энергия, настойчивость – все это делало кандидатуру Корнилова наиболее подходящей для этого задания. Причиной же посылки офицера Генштаба, послужил новый кризис в англо-русских отношениях. Кризис, возникший из-за борьбы двух империй за влияние в Персии и получивший название “Сеистанского”.
По образному выражению американского историка Ф. Карем-заде: “Злая судьба поместила Персию между русским молотом и английской наковальней”. Если густонаселённый север Ирана был легко доступен для русских армий с Кавказа, то юг, был во власти британского флота, который мог быстро доставить в Персидский залив индо-британскую армию.
В английских правительственных кругах давно вынашивалась идея о разделе Персии между Россией и Англией. Вопрос был только в том, кому какой кусок достанется.
Между Лондоном и Санкт-Петербургом шло жёсткое соперничество за контроль над Персией и в этой борьбе Россия пока одерживала верх. Русская «мирная интервенция» началась в 1889 году, когда для защиты своих экономических интересов Россия закрыла для иностранного экспорта территорию Кавказа. Английские товары, таким образом, доставлялись по длинной и плохо оборудованной караванной дороге от Трапезунда до Тавриза. Это привело к тому, что к 1893 году торговый оборот между Англией и Персией снизился с 75 до 50 миллионов франков, в то время как Россия довела стоимость своего товарооборота до 125 миллионов.
Кроме того, в обеспечение займов персидскому правительству, Россия получила в собственность землю в Персии для строительства Энзели-Тегеранской, Хамаданской, Тавризской железных дорог и портов – в Энзели на Каспии и Чахбаре, на берегу Аравийского моря, близ границы с Британской Индией.
Известный предприниматель и авантюрист Лазарь Поляков (предполагаемый отец балерины Анны Павловой) основал "Товарищество промышленности и торговли в Персии и Средней Азии". Оно имело филиалы в Тегеране, Реште, Мешхеде и других городах. В Тегеране, им же было основано "Персидское страховое и транспортное общество", построена спичечная фабрика.
Тогдашний министр финансов России Сергей Юльевич Витте, в 1894 году, поставил перед банкирами четкую цель: содействовать "развитию активной торговле русских в Персии, сбыту туда русских фабрикатов, распространению среди персидского населения российских кредитных билетов, а равно вытеснению из Персии английских произведений". Каспий по сути стал внутренним российским морем, судоходство там монопольно осуществляло пароходное Общество «Кавказ и Меркурий».
О полном торговом доминировании России в Персии можно судить по тому, что даже чай(!)там можно было купить только производства русских фирм, получавших его с о. Цейлон и доставлявшийся из России в красивых жестяных коробках через Решт на побережье Персидского залива.
Даже шахская армия была по сути русской, в 1879 году по просьбе шаха Насер эд-Диншаха была учреждена Персидская казачья бригада. Состоявшая из казаков и мухаджиров (мусульман, бежавших в своё время с Кавказа), она также стала проводником русских интересов в Тегеране.
Дети персидских вельмож учились в российских военных училищах. Некоторые из них оставались потом на русской службе. В частности, персидский принц Риза-Кули-Мирза служил в Собственном Его Величества Конвое.
По образному выражению американского историка Ф. Карем-заде: “Злая судьба поместила Персию между русским молотом и английской наковальней”. Если густонаселённый север Ирана был легко доступен для русских армий с Кавказа, то юг, был во власти британского флота, который мог быстро доставить в Персидский залив индо-британскую армию.
В английских правительственных кругах давно вынашивалась идея о разделе Персии между Россией и Англией. Вопрос был только в том, кому какой кусок достанется.
Между Лондоном и Санкт-Петербургом шло жёсткое соперничество за контроль над Персией и в этой борьбе Россия пока одерживала верх. Русская «мирная интервенция» началась в 1889 году, когда для защиты своих экономических интересов Россия закрыла для иностранного экспорта территорию Кавказа. Английские товары, таким образом, доставлялись по длинной и плохо оборудованной караванной дороге от Трапезунда до Тавриза. Это привело к тому, что к 1893 году торговый оборот между Англией и Персией снизился с 75 до 50 миллионов франков, в то время как Россия довела стоимость своего товарооборота до 125 миллионов.
Кроме того, в обеспечение займов персидскому правительству, Россия получила в собственность землю в Персии для строительства Энзели-Тегеранской, Хамаданской, Тавризской железных дорог и портов – в Энзели на Каспии и Чахбаре, на берегу Аравийского моря, близ границы с Британской Индией.
Известный предприниматель и авантюрист Лазарь Поляков (предполагаемый отец балерины Анны Павловой) основал "Товарищество промышленности и торговли в Персии и Средней Азии". Оно имело филиалы в Тегеране, Реште, Мешхеде и других городах. В Тегеране, им же было основано "Персидское страховое и транспортное общество", построена спичечная фабрика.
Тогдашний министр финансов России Сергей Юльевич Витте, в 1894 году, поставил перед банкирами четкую цель: содействовать "развитию активной торговле русских в Персии, сбыту туда русских фабрикатов, распространению среди персидского населения российских кредитных билетов, а равно вытеснению из Персии английских произведений". Каспий по сути стал внутренним российским морем, судоходство там монопольно осуществляло пароходное Общество «Кавказ и Меркурий».
О полном торговом доминировании России в Персии можно судить по тому, что даже чай(!)там можно было купить только производства русских фирм, получавших его с о. Цейлон и доставлявшийся из России в красивых жестяных коробках через Решт на побережье Персидского залива.
Даже шахская армия была по сути русской, в 1879 году по просьбе шаха Насер эд-Диншаха была учреждена Персидская казачья бригада. Состоявшая из казаков и мухаджиров (мусульман, бежавших в своё время с Кавказа), она также стала проводником русских интересов в Тегеране.
Дети персидских вельмож учились в российских военных училищах. Некоторые из них оставались потом на русской службе. В частности, персидский принц Риза-Кули-Мирза служил в Собственном Его Величества Конвое.
Персидские принцы на русской службе. Слева направо полковник Риза-Кули Мирза Каджар, есаул Аманулла Мирза Каджар и штабс-ротмистр Фейзулла Мирза Каджар
Почти во всех более-менее крупных городах были открыты российские консульства.
С. Спринг-Райс, секретарь британской дипломатической миссии в Тегеране, писал в 1899 г. “Когда превосходство одной державы над другой настолько очевидно, как в данном случае превосходство России над Англией, лучше всего честно признать его. Это не придется по нраву газетам или, скажем, министерству иностранных дел, но безопаснее придерживаться фактов. Порядок в Тегеране поддерживают русский полковник и его по-русски выученное войско с помощью ружей, выданных царем, и советов, на которые не скупятся русские. Финансы на время приведены в порядок с помощью русского займа. Зерно привозят в голодающий город по русским дорогам”.
Русский полковник, о котором упоминает британский дипломат, это видный участник “Большой Игры”, Владимир Андреевич Косаговский.
Участник русско-турецкой войны, выпускник Академии Генерального штаба он, в начале 1894 г. назначается командующим Персидской казачьей бригады, находящейся в то время в критическом положении. Под нажимом британцев, военный министр Ирана пытается расформировать пророссийское военное подразделение. Усугублялось это и ухудшившимся финансовым и материальным положением бригады. Косаговскому удалось выправить положение, сократить расходы и укрепить дисциплину.
В 1896 г. в результате покушения был убит шах Насреддин и на Косаговского ложится вся ответственность за порядок в Тегеране. Он обеспечивает мирное вступление на престол наследника Мозаффар-эд-Дина, за что получает от нового правителя благодарность и перстень, усыпанный бриллиантами. После этого Косаговский приобрёл необычайное влияние при шахском дворе, что позволяло ему участвовать во внутриполитической жизни государства, а возглавляемая им Персидская казачья бригада представляла собой самую организованную боевую единицу за всю историю существования персидской регулярной армии.
В. А. Косаговский во время службы в Персии
Девять лет прослужил Косаговский в Персии осуществляя не только командные, но и разведывательные функции. За этот период Генеральный штаб и штаб Кавказского военного округа получили от него огромное количество ценнейшей информации: стратегического, военно-статистического, политического, экономического характера. Доклады и отчёты Владимира Андреевича отличались высоким уровнем профессионализма.
Им в частности разработан такой стратегически важный вопрос, как движение войск русской армии в Индию через территорию Ирана. Косаговский описал маршруты переброски сил, наиболее удобные места переправ, использование средств при форсировании водных преград, районы для развертывания обозного хозяйства и многое другое. Впоследствии он, в чине генерал-майора, был участником русско-японской войны, где осуществлял общую организацию дальней разведки в штабе Маньчжурской армии. В 1905 году выходит в отставку и поселяется в своем имении в Новгородской губернии. Здесь, в 1918 г. он был расстрелян большевиками.
Но, вернёмся в Иран.
В начале XX в. в Персидском заливе стали появляться русские боевые корабли, что явилось еще одним неприятным сюрпризом для англичан в самый разгар неудачной для них англо-бурской войны. В феврале – марте 1900 г. канонерская лодка «Гиляк» обошла порты Персидского залива, а в середине ноября 1901 г. туда вошел новый русский крейсер«Варяг»,который посетил большинство портов залива и в том числе простоял три дня в персидском порту Бендер-Аббас. 4-х трубный красавец крейсер произвел крайне благоприятное впечатление на местных шейхов и шахских чиновников. В ноябре следующего 1902 г. порты Персидского залива по пути на Дальний Восток посетил крейсер «Аскольд». На нем было уже пять труб, что вызвало еще большее почтение у персов, поскольку у англичан таких кораблей не было.
Крейсер 1-го ранга «Аскольд». Снимок известного русского фотографа В. К. Булла
Одновременно торговые компании России открыли коммерческие рейсы в залив, первым из которых стало плавание судна “Корнилов” в феврале 1901 г. с грузом товаров для арабских шейхов. Министр финансов С.Ю. Витте настойчиво убеждал царя в необходимости учреждения прямых пароходных линий между русскими и персидскими портами. Россия, таким образом, всё больше активизировалась на морских подступах к Индостану.
В 1897 г. в Индии и Афганистане вспыхнула эпидемия чумы, грозившая перекинуться в Иран, а оттуда в Русский Туркестан. Опасаясь такого развития событий Россия, через своего поверенного в делах в Тегеране Е. К. Бюцова,обратилась к правительству Ирана с просьбой об установлении кордона на ирано-афганской границе и вдоль шоссейных дорог, ведущих из Сеистана в Хорасан. Осознавая важность такого мероприятия шах даёт согласие и туда отправляются русские врачи и две сотни казаков. В середине 1897 г. казачьи отряды заняли посты в Зурабаде, Хатепе, Джамруде, Карузе, Хушаве и Нештефуне. Правда, вскоре, под давлением англичан шах изменил свою позицию и русский противочумный отряд сократился до 12 человек. В Турбат-и-Хейдери был основан медицинский пост, который следил за эпидемией на ирано-афганской границе. Совершенно понятно, что кроме своей основной функции пункт осуществлял и разведывательную деятельность, наблюдая за действиями англичан и сообщая сведения Генеральному консулу России в Мешхеде.
Начальником русской противочумной службы в Турбат-и-Хейдери на протяжении 11 лет был Александр Иванович Ияс, выполнявший задачи и негласного военного агента.
Образование, этот выдающийся военный востоковед, получил на офицерских курсах восточных языков при Азиатском департаменте МИД, где изучал арабский, персидский и турецкий языки. В 1901 г. находясь на службе в Туркестане принимал участие в рекогносцировке Памира. Донесения Ияса в штаб Туркестанского военного округа о политическом положении в Хорасане и в Западном Афганистане были, по отзывам современников, “в высокой мере содержательны, добросовестны до мелочей”. Он был “едва ли не единственным у нас знатоком афганского языка; ту же монополию он… приобрел и по отношению курдского языка”. Кроме того, прекрасно владел персидским, на котором он “не только отлично говорил, но и писал безукоризненно”.
Капитан X. Смит из Чеширского полка в докладе генеральному консулу Тренчу в Мешхеде, так характеризовал Ияса. «Это очень способный офицер, хорошо говорит по-французски, по-английски, по-персидски и немного на урду и пушту. Он держится властно и вмешивается в действия персидских чиновников. Он обеспечен прекрасными русскими картами, гораздо лучшими, чем наши, и ведет огромную разведывательную работу, поскольку может тщательно допрашивать людей, пришедших из разных мест».
А. И. Ияс между двумя знатными персами. Турбат-и-Хайдери, 20 октября 1902 г. Фото из книги Дж. Чаленко Конец Большой игры: Персия глазами русского фотографа, 1901-1914.L; 2006
Как видим к концу XIX в., в борьбе за влияние в Персии чаша весов явно склонялась в пользу России.
“Британский лев”, конечно, не мог оставаться равнодушным к такому развитию событий и предпринимал определённые шаги по противодействию российского влияния.
Местом где особенно жёстко вступили в противоборство две империи, стала Сеистанская провинция, разделённая между Афганистаном и Персией. Она была не только самой близкой территорией Ирана к британским владениям, но и стратегически важным районом на пути через Хоросан и Герат в Среднюю Азию. «Обладание им создало бы плацдарм для всеобъемлющего наступления на Индию или для вторжения в Афганистан». Поэтому идея захватить Сеистан, было давней мечтой индо-британской власти, и для получения как можно больших сведений об этом районе, англичане посылали туда опытнейших агентов. В конце 1880-х годов в Сеистане появляется один из таких разведчиков по имени Стюарт, в задачу которого входило: подкуп местных правителей, изучение пограничных районов и составление карт местности. Шпионские способности Стюарта высоко оценил, уже известный нам генерал Мак-Грегор. В своей книге “Оборона Индии” он предлагал поручить Стюарту подкупать провинциальных начальников, способствуя подчинению Ирана Англии. Кроме Стюарта, по Сеистану и Белуджистану, в это же время разъезжают десятки тайных и явных британских агентов. В 1892 году на сцене “Большой Игры” в Персии, появляется британский разведчик Нэпир. В сопровождении двух переводчиков, фотографа и конвоя из пяти всадников, он из Тегерана отправляется в Сеистан. Там он открыто ведёт рекогносцировку, нанося на карты местность, и занимается подрывной деятельностью.
Как уже было сказано выше, Сеистан был разделён между двумя государствами. Но неясность границ приводила к многочисленным афгано-иранским конфликтам. Этим и решили воспользоваться британские власти, определив себя в качестве арбитра в этом пограничном споре. В 1872 г. специальной комиссией под управлением Фредерика Голдсмита было осуществлено так называемое "сеистанское разграничение". Границей было признано русло реки Гильменд. В 1896 г. в результате большой воды, пограничная река изменила своё русло. Воспользовавшись новой ситуацией, англичане решили оторвать часть территории Персии в пользу Афганистана, для чего была создана новая разграничительная комиссия, получившая известность как “Миссия Мак-Магона в Сеистане”. Кроме того, под руководством капитана УэббУэра, параллельно границе с Афганистаном была проведена Нушки-Сеистанская дорога. Назначение этой транспортной артерии - иметь выход в Южную Персию, минуя владения эмира. По всей её трассе были вырыты колодцы и установлена телеграфная связь.
Шах был чрезвычайно встревожен этими событиями и обратился к российским властям с просьбой о помощи. И Россия, прекрасно сознавая опасность поглощения Сеистана англичанами, немедленно откликнулась.
Для обеспечения русских и персидских интересов, летом 1897 г., в Сеистане было открыто российское вице-консульство, которое возглавил А. Я. Миллер. Там же при вице-консульстве была основана и военная агентура во главе с негласным военным агентом. В разное время эту должность исполняли Н.А. Данталь (1904-1907), В.И. Фляас (1908-1910), П.П. Цветков (после 1910).
Александр Яковлевич Миллер был убеждённым англофобом. Первое, что он сделал, вступив в должность, в сопровождении значительного и хорошо вооруженного эскорта демонстративно проехал вдоль персидско-белуджистанской границы на виду у англичан, бросая вызов их притязаниям на особое положение в Сеистане. В дальнейшем русский вице-консул, сделал всё, чтобы сорвать планы британцев. Дадим слово противной стороне. Вот, что пишет путешественник, корреспондент и фотограф газеты “Таймс” А. Гамильтон в своей книге “Афганистан”: “Россия не замедлила поддержать мнение шаха через своего консула в Нусретабаде, г. Миллера. Как только пограничный спор стал угрожать осложнениями между Персией и Афганистаном и политическими затруднениями для Великобритании с Тегераном — г. Миллер вмешался в Сеистанский вопрос. Он вопиял о надменности афганцев и предлагал персам силою воспротивиться, так называемым, агрессивным действиям афганцев”.
В “Сеистанском вопросе”, Россию поддержала и Германия. Читаем дальше у Гамильтона: ”Должно сожалеть, что самым значительным результатом миссии Мак-Магона был ясно выраженный антагонизм между интересами с одной стороны Германии и России и с другой — Англии. Г. Миллер, с заранее обдуманным умыслом, злостно извращал цели миссии, причем его остроумные махинации нашли отклик в германской печати. [...]Как бы ни были остроумны ложь и двуличие г. Миллера, трудно допустить, чтобы дипломатический чиновник стал распространять, не имея специальных инструкций, те издевательства и извращения фактов, которые циркулировали в Сеистане во время пребывания там миссии Мак-Магона. Какова бы ни была сущность полномочий, полученных г. Миллером от русского посланника в Тегеране, нужно предполагать, что он использовал данные ему инструкции до крайнего предела”. Что ж, если тебя ругают враги, значит ты всё делаешь правильно.
Такова была обстановка в восточной Персии, когда туда отправился Генерального штаба подполковник Корнилов. Точные инструкции он должен был получить в Мешхеде, в русском консульстве.
“Британский лев”, конечно, не мог оставаться равнодушным к такому развитию событий и предпринимал определённые шаги по противодействию российского влияния.
Местом где особенно жёстко вступили в противоборство две империи, стала Сеистанская провинция, разделённая между Афганистаном и Персией. Она была не только самой близкой территорией Ирана к британским владениям, но и стратегически важным районом на пути через Хоросан и Герат в Среднюю Азию. «Обладание им создало бы плацдарм для всеобъемлющего наступления на Индию или для вторжения в Афганистан». Поэтому идея захватить Сеистан, было давней мечтой индо-британской власти, и для получения как можно больших сведений об этом районе, англичане посылали туда опытнейших агентов. В конце 1880-х годов в Сеистане появляется один из таких разведчиков по имени Стюарт, в задачу которого входило: подкуп местных правителей, изучение пограничных районов и составление карт местности. Шпионские способности Стюарта высоко оценил, уже известный нам генерал Мак-Грегор. В своей книге “Оборона Индии” он предлагал поручить Стюарту подкупать провинциальных начальников, способствуя подчинению Ирана Англии. Кроме Стюарта, по Сеистану и Белуджистану, в это же время разъезжают десятки тайных и явных британских агентов. В 1892 году на сцене “Большой Игры” в Персии, появляется британский разведчик Нэпир. В сопровождении двух переводчиков, фотографа и конвоя из пяти всадников, он из Тегерана отправляется в Сеистан. Там он открыто ведёт рекогносцировку, нанося на карты местность, и занимается подрывной деятельностью.
Как уже было сказано выше, Сеистан был разделён между двумя государствами. Но неясность границ приводила к многочисленным афгано-иранским конфликтам. Этим и решили воспользоваться британские власти, определив себя в качестве арбитра в этом пограничном споре. В 1872 г. специальной комиссией под управлением Фредерика Голдсмита было осуществлено так называемое "сеистанское разграничение". Границей было признано русло реки Гильменд. В 1896 г. в результате большой воды, пограничная река изменила своё русло. Воспользовавшись новой ситуацией, англичане решили оторвать часть территории Персии в пользу Афганистана, для чего была создана новая разграничительная комиссия, получившая известность как “Миссия Мак-Магона в Сеистане”. Кроме того, под руководством капитана УэббУэра, параллельно границе с Афганистаном была проведена Нушки-Сеистанская дорога. Назначение этой транспортной артерии - иметь выход в Южную Персию, минуя владения эмира. По всей её трассе были вырыты колодцы и установлена телеграфная связь.
Шах был чрезвычайно встревожен этими событиями и обратился к российским властям с просьбой о помощи. И Россия, прекрасно сознавая опасность поглощения Сеистана англичанами, немедленно откликнулась.
Для обеспечения русских и персидских интересов, летом 1897 г., в Сеистане было открыто российское вице-консульство, которое возглавил А. Я. Миллер. Там же при вице-консульстве была основана и военная агентура во главе с негласным военным агентом. В разное время эту должность исполняли Н.А. Данталь (1904-1907), В.И. Фляас (1908-1910), П.П. Цветков (после 1910).
Александр Яковлевич Миллер был убеждённым англофобом. Первое, что он сделал, вступив в должность, в сопровождении значительного и хорошо вооруженного эскорта демонстративно проехал вдоль персидско-белуджистанской границы на виду у англичан, бросая вызов их притязаниям на особое положение в Сеистане. В дальнейшем русский вице-консул, сделал всё, чтобы сорвать планы британцев. Дадим слово противной стороне. Вот, что пишет путешественник, корреспондент и фотограф газеты “Таймс” А. Гамильтон в своей книге “Афганистан”: “Россия не замедлила поддержать мнение шаха через своего консула в Нусретабаде, г. Миллера. Как только пограничный спор стал угрожать осложнениями между Персией и Афганистаном и политическими затруднениями для Великобритании с Тегераном — г. Миллер вмешался в Сеистанский вопрос. Он вопиял о надменности афганцев и предлагал персам силою воспротивиться, так называемым, агрессивным действиям афганцев”.
В “Сеистанском вопросе”, Россию поддержала и Германия. Читаем дальше у Гамильтона: ”Должно сожалеть, что самым значительным результатом миссии Мак-Магона был ясно выраженный антагонизм между интересами с одной стороны Германии и России и с другой — Англии. Г. Миллер, с заранее обдуманным умыслом, злостно извращал цели миссии, причем его остроумные махинации нашли отклик в германской печати. [...]Как бы ни были остроумны ложь и двуличие г. Миллера, трудно допустить, чтобы дипломатический чиновник стал распространять, не имея специальных инструкций, те издевательства и извращения фактов, которые циркулировали в Сеистане во время пребывания там миссии Мак-Магона. Какова бы ни была сущность полномочий, полученных г. Миллером от русского посланника в Тегеране, нужно предполагать, что он использовал данные ему инструкции до крайнего предела”. Что ж, если тебя ругают враги, значит ты всё делаешь правильно.
Такова была обстановка в восточной Персии, когда туда отправился Генерального штаба подполковник Корнилов. Точные инструкции он должен был получить в Мешхеде, в русском консульстве.
Глава тридцать восьмая
Для подготовки экспедиции в Восточную Персию Лавр Георгиевич выезжает в Асхабад, где тщательно изучает британские исторические и географические работы по Персии, а также материалы соотечественников, побывавших там ранее: “Отчет о поездке в Персию и Персидский Белуджистан” поручика П. А. Риттиха, “Поездка по Восточной Персии в 1894 году” поручика К. А. Баумгартена, “Военно-статистическое описание северо-восточной части Хорасана” штабс-капитана Н. А. Орановского и других.
Огромным подарком для Корнилова явилась только что вышедшая книга британского подполковника Чарльза Йейта «Хоросан и Сеистан». Йейт был крупный специалист по Афганистану и Персии, прекрасно изучивший эти регионы, продолжительное время находясь на дипломатической службе в Персидском заливе, Белуджистане, при персидском губернаторе Хоросана и Сеистана. В течение трех лет он занимал должность генерального консула в Мешхеде. Книга Йейта содержала подробные сведения об округах Персии, начиная от юго-восточного побережья Каспийского моря, вдоль границ с Россией и Афганистаном, и до персидского побережья в Персидском заливе. В работе приводились ценные описания персидских и афганских войск, с которыми автор лично ознакомился в Мешхеде, Кандагаре, Фарахе и Герате. Книга для русской разведки представляла огромный интерес и Лавр Георгиевич оценивал её чрезвычайно высоко, в полной мере использовав при подготовке и во время экспедиции.
В конце ноября 1901 года небольшой отряд подполковника Корнилова, состоящий из него самого, двух туркмен и двух казаков пересекает российско-персидскую границу и по горным тропам Копетдага отправляется в Мешхед. Через несколько дней, проехав почти триста верст, отряд достигает этот священный для мусульман-шиитов город. Здесь, с 1889 года находилось российское генеральное консульство, где группу Корнилова встретил Генеральный консул в Хорасане Петр Егорович Панафидин и вручил тому секретные инструкции. В них предписывалось: провести рекогносцировку афгано-иранской границы у Герата и Гильменда, затем выйти, двигаясь вдоль границы в Сеистан, и попытаться получить сведения о строящейся Нушки-Сеистанской дороге. Кроме того, по возможности проследить за действиями отряда Макмана (Макмана). Из Мешхеда Корнилов отправляется в Турбат-и-Хейдери, где его ждал начальник русской противочумной службы, он же негласный военный агент, А. И. Ияс, знакомый Корнилову по учёбе в Академии. Александр Иванович помог Лавру Георгиевичу с формированием каравана. Через него также осуществлялась связь разведчика со штабом Туркестанского военного округа.
Штабс-капитан А. И. Ияс и его эскорт из казаков, г. Турбат-и-Хейдари, 1901 г
Интересно, что примерно в это же время, переводчик российского Генерального консульства в Бомбее капитан А. И. Выгорницкий решил проехать по Нушки-Сеистанской дороге, которой так интересовалось русское командование. Консул В. О. фон Клемм поддержал его ходатайство, «...надеясь, что, ввиду усиленного зазывания на новый путь торговцев и путешественников со стороны британских консулов в Персии, ему удастся выхлопотать г. Выгорницкому необходимое разрешение. С этой целью он связался официально с секретарем департамента иностранных дел в Калькутте и частным письмом с политическим агентом в Белуджистане полковником Йейтом, своим личным знакомым. Г. Йейт любезно ответил, что этот путь закрыт не только для одних русских ввиду небезопасности его от разбойничьих нападений и трудности снабжать проезжающих конвоем, провиантом и фуражом”. Лукавил, конечно. В оправдание он просил не усматривать в отказе индийского правительства какого-либо специального недоверия к Выгорницкому и в заключение высказался относительно “доступности Индии в отличие от строгостей и стеснений, существующих в русских Среднеазиатских владениях”. Отказ, без объяснения причин, был получен и от правительства в Калькутте.
Корнилову же разрешения не требовалось, однако в целях безопасности в Персию он отправился “под видом естественника, члена учёного общества, но в сопровождении двух надёжных казаков”.
В январе 1902 года Лавр Георгиевич со своим отрядом прибывает в Сеистан и после встречи с вице-консулом Миллером, начинает выполнять полученное задание – выезжает к ирано-афганской границе, чертит схемы местности, делает фотоснимки.
Появление русского разведчика не осталось незамеченным. С первого дня пребывания Корнилова в Персии за ним неотступно наблюдают агенты британского генерального консула в Мешхеде, Пэрси Сайкса.
Составив карту долины реки Гильменд, Корнилов приступает к последней и наиболее сложной части своей миссии - разведке строящейся дороги.
В это же время вдоль афгано-персидской границы вояжировал капитан Чеширского полка Х. Смит. Совершенно понятно, что целью британского офицера было наблюдение за русским отрядом.
В секретном донесении британской разведки можно прочитать следующее:
“2-го февраля русский военный инженер Корнилов прибыл в Сеистан, путешествуя по маршруту Серакс – Сеистан. 7-го числа он отправился в короткую поездку вдоль сеистано-афганской границы, а по возвращении присоединился к г-ну Миллеру, следовавшему в Кох-и-Малик-Сей, и совершил рекогносцировку местности”.
Полторы недели небольшой отряд разведчиков объезжает территорию Южного Сеистана, от укрепления Нусретабад до горной вершины Кох-и-Малик-Сей, собирая сведения, опрашивая местных жителей и странствующих купцов.
Метод был опробован Корниловым ещё в Кашгарии. Практически в каждом населённом пункте разведчики делали привал в чайхане, где долго, по-восточному, вели беседы интересуясь местными новостями, как сквозь сито процеживая информацию, выуживая самое ценное. Текинцы из отряда Корнилова находили в селениях людей, побывавших в Английском Белуджистане и не скупясь покупали у них информацию о увиденном и услышанном.
Выводы, к которым пришел Корнилов, подтверждали готовность Великобритании к расширению своего влияния на Персию и Среднеазиатские районы Российской Империи, хотя военно-стратегическое значение Нушки-Сеистанской дороги было несколько преувеличено русским командованием. Важность её для британцев была прежде всего в усилении торгового и политического проникновения в Персию. В своём отчёте Корнилов пишет: “устройство этой дороги завершит оккупацию англичанами Сеистана и послужит дальнейшему упрочению их политического и торгового преобладания на всём Юго-Востоке Персии и берегах Персидского залива“.
Обратно до Мешхеда путь проходил вдоль афгано-персидской границы. Предстояло пройти почти тысячу вёрст в знойных пустынях и дебрях, населённых жестокими и часто враждебными племенами. Не зря эту территорию называли “Степь отчаяния” – “Дашти Наумед” (современное название пустыни Дашт-и-Лут). Попытки многих исследователей пытавшихся проникнуть туда, заканчивались трагически. От невыносимой жары и голода, отчаянные путешественники погибали. Однако утверждение, кочующее из издания в издание - в частности в Википедии - о том, что Корнилов был первым европейцем, пересекшим “Степь отчаяния” не соответствует действительности, что конечно не умаляет подвиг русского разведчика-исследователя. Наиболее полная информация о европейцах, побывавших в этой соляной впадине до 1892 г., приводится в книге лорда Керзона “Персия и Персидский вопрос”. Керзон сам пересек эту пустыню во время путешествия по Персии в 1889 г. Из первых русских там побывал востоковед и географ Н. Ханыков в 1859 г. (см. ч. 7, https://nuz.uz/moi-uzbekistancy/21646-duel-na-kryshe-mira-epizody-bolshoy-igry-chast-sedmaya.html).
Отряду Корнилова предстояло не просто пройти это гибельное место, а собрать этнографические материалы, изучить географию, составить топографические карты и представить объективные и полные характеристики этого района.
На сотни вёрст вокруг лишь песок, ветер и палящее солнце, от которого невозможно укрыться.
Почти 600 километров песчаного солончака. Пустыня Деште Лут. Фото из Большой Советской Энциклопедии
С огромным трудом отыскивали воду, а пищей служили лишь лепёшки из пшеничной муки. С каждым днём всё меньше и меньше оставалось сил - как у людей, так и у вьючных животных. Пришлось избавляться от лишнего груза. Были выброшены походные кровати, палатки, различная утварь. Оставили лишь самое необходимое: оружие, еду, писчие принадлежности, инструменты, приборы.
Тяжелейшее путешествие, к счастью, завершилось благополучно, и 15 марта 1902 г. на стол начальника Штаба Туркестанского военного округа легла телеграмма:
“Доношу Вашему Превосходительству, что я сего числа из командировки в Персию возвратился. Генерального штаба подполковник Корнилов”. Возвращается Корнилов триумфатором, привезя богатейшие материалы географического, этнографического и военного характера. По результатам экспедиции Лавр Георгиевич пишет очерки «Историческая справка по вопросу о границах Хоросана с владениями России и Афганистана» и «Нушки-Сеистанская дорога», которые вскоре были опубликованы в «Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии» в Петербурге.
Карта из книги М. К. Басханова “Генерал Лавр Корнилов”
Персидская экспедиция наложила неизгладимый отпечаток на личность Корнилова. Все долгие месяцы пребывания в Персии он продолжал изучать язык, культуру и традиции персов. На всю оставшуюся жизнь он сохранит любовь к этой стране. Как вспоминал впоследствии Резак Бек Хан Хаджиев, личный адъютант Лавра Георгиевича, тот часто, много и увлекательно рассказывал о нравах жителей Персии, её истории, наизусть читал на прекрасном персидском языке произведения Хайяма, Хафиза, Саади и других персидских поэтов, переводя их потом слушателям.
После отъезда Корнилова из Хоросана, события в “Сеистанском вопросе” развивались следующим образом. Мисссия Макмана прибыла в Афганский Сеистан в начале 1903 г. Причём добиралась туда не по удобной Нушки-Сеистанской дороге, а вдоль реки Гильменд, с целью основательно исследовать этот район Афганистана. Отряд британцев, напоминал скорее боевую единицу. В его состав входило 11 офицеров с эскортом в 200 пехотинцев и 60 кавалеристов. Всего отряд насчитывал 1500 человек и имел 200 лошадей, 2200 верблюдов с большим обозом и даже один пулемёт. Иранские власти просили Макмана оставить свой эскорт в Афганистане, гарантируя безопасность, но тот оказался, сославшись на то, что это его личный конвой. Россия пыталась вмешаться в работу разграничительной комиссии, постаравшись включить туда своего представителя, но эти попытки не удались. Вступив на территорию Ирана Макман, кроме своей непосредственной задачи, стал живо интересоваться вопросами расквартирования войск, источниками снабжения и всем тем, что было необходимо для действующей армии. За время своего пребывания миссия вторично установила афгано-иранскую границу в районе Минг-Кенги в пользу Афганистана. После отъезда Макмана, деятельность английских агентов в Персии ещё больше активизировалась. Ведущую роль в этом играл уже упоминаемый нами, Пэрси Сайкс.
Сэр Пэрси Сайкс. Фото из коллекции The Bridgeman Art Library
Основными очагами русского влияния, по мнению британского консула, были таможня и противочумная станция в Турбат-и-Хейдери. Поэтому он всячески стремился их устранить.
Сэр Перси, активно боролся с влиянием России в Хоросане, чтобы никто не помешал англо-индийским войскам, стянутыми к тому времени в Мелик-Кухе-Сияхе, овладеть югом Ирана.
И это вызывало обоснованную тревогу у российских военных властей, считавших, что Британия начала подготовку к войне с Россией.
Весной 1904 г. русский политический агент в Бухаре доносил о продвижении афганских войск по направлению к русской границе, а также о движении шеститысячного английского отряда к Кандагару, а затем к Бала-Мургабу. Афганскому эмиру, - после кончины Абдуррахман-хана в 1901 г. его место занял старший сын Хабибула, - “было предложено озаботиться постройкой в Кандагаре казарм для английских войск”.
Разведка штаба 2-го Туркестанского армейского корпуса обнаружила в течение лета 1904 г. множество признаков поспешной подготовки англичан в пограничных районах Индии, в Афганистане и Юго-Восточном Иране к серьезным военным операциям. В окрестностях Кандагара были выстроены десять фортов и заготовлен месячный запас продовольствия. По Нушки – Сеистанскому караванному пути начала строиться железная дорога. В Читрале и Гильгите, по соседству с русским Памиром, шла усиленная концентрация английских войск, заготовлялись провиант, фураж, транспортные средства; английские офицеры производили рекогносцировку горных перевалов Гиндукуша. Приходила информация о намерении англичан занять афганскую часть Вахана, отделяющего северную границу Индии от русской территории. “Можно полагать, - говорилось в докладной записке русского Главного штаба, - что ближайшей целью военных приготовлений на читрало-гильгитской границе действительно является изменение существующих границ пригиндукушских владений Англии, которые, как уже было сказано выше, англичане намереваются расширить и дальше к востоку, за счет Китайского Туркестана”.
На западном участке афгано-русской границы также наблюдалась активность англичан. По сведениям русской разведки, весной 1904 г. английские офицеры и военные инженеры, сопровождаемые сотней афганской конницы, производили инструментальную съемку района Кала-Hoy и планировку участков, отведенных под постройку казармы. Оттуда они направились на перевал Зермаст и в Кушк-Афганский (невдалеке от русской пограничной крепости Кушки). По тем же сведениям, некий английский генерал прибыл в Герат для изучения дорог, ведущих к русской границе. На границе персидского Сеистана англичанами были возведены солидные укрепления: в Нушки, Дальбандане, Рубате, Мелик-Сиях-Кухе, в которые введены гарнизоны англо-индийских войск.
Британская дипломатия, в это же время, прибегла к энергичному давлению на иранское правительство, добиваясь ликвидации русского противочумного поста. Комментируя эти демарши английского посольства в Тегеране, министр иностранных дел В. Н. Ламсдорф указывал, что они “являются лишь одной из целого ряда мер, предпринятых англичанами, дабы убедить персов, что Россия всецело поглощена военными действиями на Дальнем Востоке и утратила всякое значение для Персии”.
В другом документе, датированном декабрем 1904 г., русский министр констатировал: “Во всяком случае старания Англии носят несомненно агрессивный характер и вполне очевидно, что они стремятся создать себе, на случай нападения на нас, нечто вроде афганского авангарда...”
Наращивание военных сил британская дипломатия оправдывала русской угрозой. Перекладывала, грубо говоря, с больной головы на здоровую. В августе 1904 г. английский МИД выразил русскому послу в Лондоне А. К. Бенкендорфу свое беспокойство в связи с якобы происходившей концентрацией русских войск на границе с Афганистаном. Мы помним, что с целью проверки этой информации Туркестан посетил британский атташе Нейпир, которого сопровождал Снесарев.
В конце концов выяснилось, что военные приготовления англичан на среднеазиатских границах России оказались чистым блефом. Британское правительство отдавало себе отчёт в том, что англо-индийские войска не готовы к вооруженному конфликту с Россией, которая, рассматривалась англичанами как весьма опасный противник.
Что касается “Сеистанского вопроса” он был окончательно разрешён только в 1907, заключением англо-русского соглашения. Но до этого произойдёт ещё множество событий на сцене “Большой Игры”.
Глава тридцать девятая
Для российского военного командования, накопившего к концу XIX века огромный опыт не только ведения боевых действий, но и гражданского административного управления присоединённых земель, появилась насущная необходимость подготовки переводчиков с языков народов Средней Азии и сопредельных стран Востока.
Кроме того, сближение русских и английских владений в Азии, всё более остро ставило вопрос о системной разведке “жемчужины британской короны” - Индии, как предполагаемого театра военных действий. В эти мероприятия, в которые должны были быть привлечены как военное министерство, так и МИД, должно было входить: открытие дипломатического представительства в Индии и под его крышей деятельность негласных военных агентов, легальная посылка туда офицеров и работа агентов под прикрытием. Всё это требовало основательного знания местных языков.
21 июня 1895 года начальник Главного Штаба генерал Н. Н. Обручев направил письмо министру иностранных дел князю А.Б. Лобанову-Ростовскому о необходимости изучения языка хиндустани (урду), в котором указывалось, что «государю императору благоугодно было дать высочайшее указание о необходимости предоставить офицерам Туркестанского военного округа и Закаспийской области изучать индусские наречия».
Но поскольку, ни в России, ни за рубежом не нашлось таких специалистов, было принято решение командировать двух офицеров за границу для изучения языка урду. Для этой цели были выбраны: штабс-капитан И. Д. Ягелло и поручик А. И. Выгорницкий. Первый был направлен на два года в Париж в Специальную школу живых восточных языков, а второй - на год в Бухару, а затем на год - в Индию.
Поскольку становление и функционирование Ташкентской школы восточных языков теснейшим образом связаны с именем выдающегося востоковеда Ивана Дионисьевича Ягелло, расскажем о нём подробнее. Родился он 21 июня 1865 года в г. Юрьев в дворянской семье потомственных военных. Рано оставшись сиротой Иван был отдан в Псковский кадетский корпус. После его окончания в 1884 году поступил во 2-е Константиновское военное училище, которое окончил по первому разряду. Затем, после 8-летней службы в артиллерии, был зачислен на офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД. Окончив полные трёхлетние курсы и одновременно Археологический институт, в 1895 году Ягелло был командирован в Туркестанский военный округ в распоряжение командующего войсками барона Вревского. Едва прибыв в Ташкент, молодой офицер был тут же отправлен в Париж.
Второй офицер, поручик Выгорницкий, после годичного изучения языка урду в Бухаре продолжил обучение в Калькутте, Бомбее и Мадрасе. Там им были приобретены английские учебники по урду. Также для языковой практики он посетил города Бенарес и Дели. За время обучения Выгорницким была написана грамматика языка индустани на русском языке, позднее опубликованная в Петербурге.
По возвращении командированных офицеров, в двух городах – Ташкенте и Асхабаде, были учреждены курсы по обучению офицеров языку урду.
В Приказе от 20 октября 1897 г. по войскам Туркестанского военного округа, подписанном генерал-губернатором Вревским говорилось:
“Объявляя при сем Положение о курсах для обучения офицеров Туркестанского военного округа языку «индустани (урду)», утвержденное 24 сентября сего года за военного министра генералом от инфантерии Махотиным, предписываю учредить теперь же таковой курс, согласно пункта 1-го Положения, при окружном штабе, под общим наблюдением начальника штаба; непосредственное управление курсом возлагаю на помощника начальника штаба, Генерального штаба полковника фон-Ремлингена.
Подлежащим начальникам предлагаю немедленно выбрать и командировать на курс строевых офицеров … и представить на мое утверждение списки офицеров Генерального штаба, коих они предполагают назначить для слушания курса. […]Выбор строевых офицеров произвести с крайней осмотрительностью.
Обучение на курсе возложено военным министром на состоявшего в прикомандировании к Главному штабу поручика 76-го пехотного Кубанского полка Выгорницкого.
К занятиям на курсе приступить по прибытии в Ташкент поручика Выгорницкого и поступающих на курс офицеров”.
Аналогичный по содержанию приказ был издан по войскам Закаспийской области.
В Асхабаде за обучение отвечал И. Д. Ягелло.
лушателем курса мог стать любой желающий офицер Туркестанского военного округа, после успешной сдачи экзаменов по русскому, а также на выбор, французскому или английскому языку, географии, новейшей истории сопредельных государств и топографии.
В 1898 году, ввиду вхождения Закаспийской области в состав Туркестанского генерал-губернаторства, курсы были объединены в Ташкенте, а в 1898 г. они стали называться Ташкентская офицерская школа восточных языков. Кроме языка урду, здесь изучались персидский, афганский, узбекский, английский и китайский. Руководителем школы был назначен штабс-капитан Ягелло, прослуживший на этом посту до лета 1914 года.
Каждый слушатель школы за время обучения должен был в течение двух лет изучить два восточных языка: один - основной, другой - второстепенный, совершенствовать знание европейского языка, глубоко знакомиться с военной географией, организацией вооруженных сил стран изучаемых языков. По окончании курсов сдавались экзамены по курсу военного страноведения и географии, где слушатели должны были продемонстрировать знания вооруженных сил стран изучаемого языка, принципов их формирования, дислокации частей и соединений, быта, нравов и обычаев населения, основных сведений о географии, климатических условиях соответствующих стран, элементах инфраструктуры.
Затем слушатели направлялись на 4 месяца в командировку в места компактного проживания носителей изучаемых языков на территории своего военного округа. Вернувшись из командировки, офицеры должны были продемонстрировать "умение читать наиболее доступные статьи из газет на данном языке или книги общего содержания, разбираться в прочитанном и передавать по-русски содержание с объяснением встречающихся грамматических форм, умение читать рукописи простого содержания, написанные обыкновенным почерком, и писать записки простейшего содержания, знание наиболее употребительных слов военной терминологии, умение вести устную беседу на данном языке на несложные темы из военной или обыденной жизни”.
По окончании курсов офицеры командировались на год в зарубежную командировку.
Уже первый выпуск объединённых курсов, показал блестящую подготовку офицеров. Вот, что пишет в Рапорте военному министру А. Н. Куропаткину командующий Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Н.А. Иванов:
“8-го сего апреля были произведены проверочные испытания офицерам, окончившим учрежденный согласно высочайшего повеления курс языка индустани, открытый при штабе временно вверенного мне округа в 1897 году.
Назначенную под моим председательством экзаменационную комиссию составили: временно исполняющий должность начальника штаба и известный ориенталист, директор Ташкентской классической гимназии действительный статский советник Остроумов. […]
Результаты, достигнутые обучавшимися на курсе офицерами, превзошли мои ожидания — офицеры не только совершенно свободно передавали вопросы и ответы, имеющие связь с военным делом, но и без всякого затруднения вели разговоры, касающиеся общественного быта, религии и даже фабричной и заводской промышленности”.
Кроме того, сближение русских и английских владений в Азии, всё более остро ставило вопрос о системной разведке “жемчужины британской короны” - Индии, как предполагаемого театра военных действий. В эти мероприятия, в которые должны были быть привлечены как военное министерство, так и МИД, должно было входить: открытие дипломатического представительства в Индии и под его крышей деятельность негласных военных агентов, легальная посылка туда офицеров и работа агентов под прикрытием. Всё это требовало основательного знания местных языков.
21 июня 1895 года начальник Главного Штаба генерал Н. Н. Обручев направил письмо министру иностранных дел князю А.Б. Лобанову-Ростовскому о необходимости изучения языка хиндустани (урду), в котором указывалось, что «государю императору благоугодно было дать высочайшее указание о необходимости предоставить офицерам Туркестанского военного округа и Закаспийской области изучать индусские наречия».
Но поскольку, ни в России, ни за рубежом не нашлось таких специалистов, было принято решение командировать двух офицеров за границу для изучения языка урду. Для этой цели были выбраны: штабс-капитан И. Д. Ягелло и поручик А. И. Выгорницкий. Первый был направлен на два года в Париж в Специальную школу живых восточных языков, а второй - на год в Бухару, а затем на год - в Индию.
Поскольку становление и функционирование Ташкентской школы восточных языков теснейшим образом связаны с именем выдающегося востоковеда Ивана Дионисьевича Ягелло, расскажем о нём подробнее. Родился он 21 июня 1865 года в г. Юрьев в дворянской семье потомственных военных. Рано оставшись сиротой Иван был отдан в Псковский кадетский корпус. После его окончания в 1884 году поступил во 2-е Константиновское военное училище, которое окончил по первому разряду. Затем, после 8-летней службы в артиллерии, был зачислен на офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД. Окончив полные трёхлетние курсы и одновременно Археологический институт, в 1895 году Ягелло был командирован в Туркестанский военный округ в распоряжение командующего войсками барона Вревского. Едва прибыв в Ташкент, молодой офицер был тут же отправлен в Париж.
Второй офицер, поручик Выгорницкий, после годичного изучения языка урду в Бухаре продолжил обучение в Калькутте, Бомбее и Мадрасе. Там им были приобретены английские учебники по урду. Также для языковой практики он посетил города Бенарес и Дели. За время обучения Выгорницким была написана грамматика языка индустани на русском языке, позднее опубликованная в Петербурге.
По возвращении командированных офицеров, в двух городах – Ташкенте и Асхабаде, были учреждены курсы по обучению офицеров языку урду.
В Приказе от 20 октября 1897 г. по войскам Туркестанского военного округа, подписанном генерал-губернатором Вревским говорилось:
“Объявляя при сем Положение о курсах для обучения офицеров Туркестанского военного округа языку «индустани (урду)», утвержденное 24 сентября сего года за военного министра генералом от инфантерии Махотиным, предписываю учредить теперь же таковой курс, согласно пункта 1-го Положения, при окружном штабе, под общим наблюдением начальника штаба; непосредственное управление курсом возлагаю на помощника начальника штаба, Генерального штаба полковника фон-Ремлингена.
Подлежащим начальникам предлагаю немедленно выбрать и командировать на курс строевых офицеров … и представить на мое утверждение списки офицеров Генерального штаба, коих они предполагают назначить для слушания курса. […]Выбор строевых офицеров произвести с крайней осмотрительностью.
Обучение на курсе возложено военным министром на состоявшего в прикомандировании к Главному штабу поручика 76-го пехотного Кубанского полка Выгорницкого.
К занятиям на курсе приступить по прибытии в Ташкент поручика Выгорницкого и поступающих на курс офицеров”.
Аналогичный по содержанию приказ был издан по войскам Закаспийской области.
В Асхабаде за обучение отвечал И. Д. Ягелло.
лушателем курса мог стать любой желающий офицер Туркестанского военного округа, после успешной сдачи экзаменов по русскому, а также на выбор, французскому или английскому языку, географии, новейшей истории сопредельных государств и топографии.
В 1898 году, ввиду вхождения Закаспийской области в состав Туркестанского генерал-губернаторства, курсы были объединены в Ташкенте, а в 1898 г. они стали называться Ташкентская офицерская школа восточных языков. Кроме языка урду, здесь изучались персидский, афганский, узбекский, английский и китайский. Руководителем школы был назначен штабс-капитан Ягелло, прослуживший на этом посту до лета 1914 года.
Каждый слушатель школы за время обучения должен был в течение двух лет изучить два восточных языка: один - основной, другой - второстепенный, совершенствовать знание европейского языка, глубоко знакомиться с военной географией, организацией вооруженных сил стран изучаемых языков. По окончании курсов сдавались экзамены по курсу военного страноведения и географии, где слушатели должны были продемонстрировать знания вооруженных сил стран изучаемого языка, принципов их формирования, дислокации частей и соединений, быта, нравов и обычаев населения, основных сведений о географии, климатических условиях соответствующих стран, элементах инфраструктуры.
Затем слушатели направлялись на 4 месяца в командировку в места компактного проживания носителей изучаемых языков на территории своего военного округа. Вернувшись из командировки, офицеры должны были продемонстрировать "умение читать наиболее доступные статьи из газет на данном языке или книги общего содержания, разбираться в прочитанном и передавать по-русски содержание с объяснением встречающихся грамматических форм, умение читать рукописи простого содержания, написанные обыкновенным почерком, и писать записки простейшего содержания, знание наиболее употребительных слов военной терминологии, умение вести устную беседу на данном языке на несложные темы из военной или обыденной жизни”.
По окончании курсов офицеры командировались на год в зарубежную командировку.
Уже первый выпуск объединённых курсов, показал блестящую подготовку офицеров. Вот, что пишет в Рапорте военному министру А. Н. Куропаткину командующий Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Н.А. Иванов:
“8-го сего апреля были произведены проверочные испытания офицерам, окончившим учрежденный согласно высочайшего повеления курс языка индустани, открытый при штабе временно вверенного мне округа в 1897 году.
Назначенную под моим председательством экзаменационную комиссию составили: временно исполняющий должность начальника штаба и известный ориенталист, директор Ташкентской классической гимназии действительный статский советник Остроумов. […]
Результаты, достигнутые обучавшимися на курсе офицерами, превзошли мои ожидания — офицеры не только совершенно свободно передавали вопросы и ответы, имеющие связь с военным делом, но и без всякого затруднения вели разговоры, касающиеся общественного быта, религии и даже фабричной и заводской промышленности”.
Первой выпуск Ташкентской офицерской школы восточных языков, 1899 г.
Из книги М. К. Басханова “У ворот английского могущества“
Из книги М. К. Басханова “У ворот английского могущества“
В Рапорте особо была отмечена заслуга штабс-капитана Выгорницкого, “трудолюбию и ревностному отношению к делу, которого курс обязан главным образом своим успехом”, и ходатайствовалось о награждении Выгорницкого полугодовым окладом жалованья.
Ташкентская офицерская школа явилась первым и единственным военным учебным заведением такого рода (во Владивостоке, с 1899 г. действовало офицерское отделение в Восточном институте). Только в 1911 году подобная школа была открыта в Тифлисе (Штаб Кавказского военного округа).
К преподаванию в школе привлекались не только офицеры, но и гражданские специалисты. Прежде всего, это были известные ученые-востоковеды, работавшие в то время в Ташкенте. Так, мусульманское право в школе преподавал выпускник Казанской духовной Академии Николай Петрович Остроумов, уже в то время заслуживший лестное прозвище “патриарха туркестановедения”. Предмет ”Истории Средней Азии и сопредельных стран” с 1910г. вел известный историк и языковед, в будущем создатель и первый директор Института истории, археологии и этнографии АН Таджикистана, Александр Александрович Семенов. Преподавателем сартовского языка был Таирбек Киязбеков, служащий администрации генерал-губернатора.
Групповая фотография Туркестанских чиновников. Сидят (слева направо): А. Д. Калмыков (востоковед), Н. П. Остроумов, Д. И. Субботич (ген.-губернатор), Ефимов (Сахаров), Н. Г. Маллицкий, стоят А. А. Семёнов, И. Д. Ягелло, И. Беляев. Не позже 1906 г
Участвовали в обучении российских офицеров и иностранцы, они приглашались для практики разговорного языка. Первым таким практикантом стал кашмирец Мустафа Кабир-шах. Правда проработал он лишь три месяца. Ещё одного иностранного преподавателя нашёл Генеральный консул в Бомбее В. О. фон Клемм. Им стал индиец Хаджи Риаз-уд-дин, который произвёл на консула весьма благоприятное впечатление: “человек ещё не старый, владеет свободно английским языком и знает не только несколько индийских наречий, но и арабский и персидский языки”. Был у российского консула ещё один интерес. Хаджи вместе с братом владел газетой “Аль-Риаз”, которую Клемм предполагал использовать для продвижения российских интересов.
Маршрут в Ташкент, который консул предлагал индийцу, должен был пройти через Кветту, Нушки и Сеистан, учитывая военно-стратегическое значение дорог, соединяющих Индию с Россией через Персию и имея ввиду получение интересующей Генштаб информации. Однако Хаджи-Риаз, считая эту дорогу опасной, от предложения отказался.
В середине января 1904 г. индийский преподаватель прибыл в Ташкент и подписал 3-х летний контракт на обучение российских офицеров урду, английским и персидским языкам.
В дальнейшем Хаджи Риаз “превосходно продемонстрировал высокий уровень знаний хиндустанского, персидского и английского языков, а также выказал большой опыт в обучении разговорному языку”, за что был награжден “почетным халатом” и малой серебряной медалью “Станислава” на нагрудной ленте. Однако, после окончания контракта, несмотря на желание продолжить работу в Ташкенте он был отправлен на родину. По всей видимости, по подозрению в шпионаже. Вполне возможно, что это соответствовало истине. За три года пребывания в Ташкенте, Хаджи Риаз, хорошо изучил русский и сартский языки и по возвращении в Индию преподавал в Кветской военной академии.
Одной из основных проблем языковой подготовки офицеров было отсутствие учебников и методической литературы. Преподавателям приходилось создавать учебную литературу самим. Огромную работу в этом направлении проделал И. Д. Ягелло. Назовём лишь несколько работ этого выдающегося языковеда в погонах: «Краткий индустани-русский словарь» (8000 слов); «Практическая грамматика языка индустани (урду)»; «Пособие для военного перевода с персидского языка» «Полный персидско-русский словарь» (10000 слов). Учебники и монографии по восточным языкам издавали не только преподаватели школы, но и ее питомцы, такие как выпускник Асхабадских курсов, поручик Ефимов. Почти сразу после выпуска он издает «Краткий «переводчик» персидского языка» и «Краткий «переводчик» пушту». Следующей его изданной работой стал «Спутник русского врача по средней Азии на персидском, сартовском и текинском языках». В 1907 году, будучи уже капитаном, он издает «Практическую грамматику языка фарси (персидского)» в двух частях.
Летом 1906 года в Ташкент для изучения вопроса о преобразовании курсов был командирован хорошо нам знакомый, полковник Л. Г. Корнилов, к тому времени офицер Управления Генштаба, отвечавшего за разведку азиатских театров военных действий – от Турции до Японии.
Благодаря усилим Лавра Георгиевича изучение восточных языков в Туркестане было поднято на новый, более высокий, уровень. Было введено преподавание ряда новых предметов, в частности военной топографии, мусульманского права и курса разведки.
В 1911 году, вышел первый выпуск журнала школы под названием «Вестник Ташкентской офицерской школы восточных языков при штабе Туркестанского военного округа».
В предисловии к нему говорилось: “За эти 13 лет кончили курсы 66 офицеров; постепенно совершенствовалась и развивалась система преподавания; увеличились достигаемые результаты; издавались преподавателями и питомцами курсов различные специальные руководства; составлялись отчеты по командировкам; открывались офицерами, окончившими курсы, гарнизонные курсы местного языка; исполнялись специальные поручения по устному и письменному переводу; привлекались офицеры в качестве переводчиков и пр. Говоря короче, жизнь школы развивалась, и прикосновенные к ней лица переживали всевозможные волнения, надежды и подчас разочарования в связи с организацией и узакониванием положения дела”.
Всего вышло 4 выпуска и два приложения. Редактором и основным автором журнала был И.Д. Ягелло. В том же году он стал членом наблюдательного комитета при Туркестанской публичной библиотеке и музее.
За успехи в заведовании школой, Иван Дионисьевичу была вынесена благодарность командующего войсками округа А. В. Самсонова. А вот какую характеристику дал ему 7 ноября 1913 года генерал-квартирмейстер штаба ТуркВО Л. В. Федяй: «Усердный и весьма полезный деятель по преподаванию восточных языков, которые любит и знает хорошо. Умственных способностей хороших. Нравственных правил твердых. Характера ровного, спокойного; тактичен и скромен. По складу характера и деятельности способен более к деятельности ученой и педагогической. К строевому делу склонности не имеет и от него несколько отстал, но к административной деятельности по военно-народному управлению вполне пригоден и своими знаниями быта мусульман, и знаниями местных наречий мог бы принести пользу и на этом роде деятельности. По службе аккуратен и исполнителен. Имеет печатные труды по языкам «индустани» и «персидскому». Характера очень мягкого, поэтому желательно в отношениях к подчиненным более требовательности и настойчивости. Нахожу в общем очень полезным работником, особенно для целей насаждения знаний и практического изучения местных восточных языков и наречий. Хорошо поставлено в школе изучение языков»
История Ташкентской школы восточных языков закончилась с началом Первой мировой войны.
21 августа 1914 года штаб Туркестанского военного округа получил телеграмму из Петербурга: «Военный министр приказал Окружную подготовительную школу восточных языков не открывать до окончания войны. Все командированные для практического изучения языков офицеры подлежат возвращению [в] свои части». Школа закрылась. Полковник И.Д. Ягелло был назначен начальником Памирского отряда и 28 сентября отправился к новому месту службы. Дальнейшую судьбу Ивана Дионисьевича, можно назвать относительно благополучной.
В июле 1917 года он был направлен на Румынский фронт, а в декабре того же года, в связи с известными событиями, вышел в отставку и вернулся в Петроград. В мае 1918 года добровольно перешёл на сторону большевиков и поступил на службу в штаб Ярославского военного округа.
И. Д. Ягелло, на службе в Красной Армии
В 1920 году М.В. Фрунзе вызвал его в Туркестан и поручил организовать курсы востоковедов в Ташкенте. 24 сентября этого же года Ягелло был назначен начальником курсов востоковедения. В 1929 году он ушел в отставку по болезни и переехал к дочери в Тамбов, через год перебрался с ней в Москву и был приглашен преподавать в Военную академию имени М.В. Фрунзе, где и проработал до 1933 года. С этого года и до своей смерти в 1942 году он занимался научной работой и переводами.
А мы, мой читатель, перенесёмся на юг, на берег Аравийского моря, омывающего полуостров Индостан.
Глава сороковая
Для обеспечения финансовой поддержки мероприятий, связанных с разведывательным характером, выделялись специальные суммы — для подкупа нужных людей и получения секретной информации.
Совершенно понятно, что в вопросах разведки с МИДом тесно сотрудничал Генеральный штаб.
В начале 1900 гг. военное министерство начало реализовывать программу, целью которой был системный сбор информации о положении в Британской Индии вообще и состоянии англо-индийских войск в частности. Это совпало с окончанием многолетней борьбы российского МИДа за право открыть в Индии русское консульство.
40 лет русские дипломаты преодолевали упорство Англии, чтобы в "жемчужине Британской короны" было открыто российское представительство.
В 1875 году стороны вроде бы достигли согласия – в обмен на открытие британского консульства в Тифлисе, в Бомбее должно было появиться российское. Россия выполнила условие, английский консул на Кавказе появился, но англичане свою половину пути пройти не спешили. Сменившие либералов консерваторы упорно противились выполнению договора.
В депеше вице-короля Индии Э.Р. Литтона в Форин Офис от 2 июня 1879 г. было сказано: "Я испытываю самые решительные возражения против назначения российского консула в Бомбей […] Бомбей, как известно, стал местом ежегодных встреч недовольных элементов, заговорщиков и интриганов из всех районов Индии" Далее Литтон писал, что, учитывая среднеазиатскую проблематику, взамен Бомбея надо требовать Ташкент или Самарканд. Чтобы не допустить русских дипломатов в Индию, предполагалось даже отказаться от консульства в Тифлисе. И действительно в 1881 г., оно было закрыто. Правда, взамен были учреждены два вице-консульства - в Батуми и Новороссийске. Тем не менее, через семь лет, англичан опять потянуло в Тифлис. При этом идти на встречу русским, они по-прежнему не хотели. "У российского консула в Бомбее не будет нормальных консульских обязанностей, так как практически торговли с Россией нет. Он был бы фактически политическим представителем российского правительства, и в этом качестве, не имея возможности делать добро, он будет, несомненно, обладать возможностями приносить вред". Таково было обоснование. Конечно, британцы лукавили. Какие-никакие, торговые связи всё же были. Кроме того, через бомбейский порт ежегодно отправлялись в Мекку тысячи мусульманских паломников - подданных Российской империи. Да и практически все ведущие державы Западной Европы имели там свои представительства. Чего же так боялись власти Калькутты? В первую очередь установления прямых российско-индийских связей и проникновения российского влияния на коренное население. Ведь одним из элементов "Большой Игры" было создание у индийцев непривлекательного и опасного образа России.
27 июня 1885 г. военный министр П.С. Ванновский обратился к министру иностранных дел Н.К. Гирсу: "В настоящее время Военное министерство имеет в Азии только одного военного агента при миссии нашей в Пекине, из Тегерана Штаб Кавказского округа получает кое-какие сведения от наших инструкторов, следить же за тем, что происходит в Индии, мы лишены всякой возможности..."
В 1897 г. Николай II собственноручно начертал на записке военного министра: "Вопросу о консульствах в главнейших городах Индии я придаю большое значение". Это заставило МИД поднапрячься. К концу века изменилась и политическая обстановка в мире. Появилась мощная соперница Британии - наращивающая мускулы Германия. И Форин Офис сдался. 11 августа 1899 г. глава внешнеполитического ведомства Англии Р.А. Солсбери, передал российскому посланнику в Лондоне П.М. Лессару положительный ответ. Это взбесило тогдашнего вице-короля Индии лорда Керзона, но сделать он уже ничего не мог и лишь в телеграмме государственному секретарю по делам Индии лорду Д.Ф. Гамильтону призвал: "Мы настаиваем, если еще не поздно, чтобы российский консул в Бомбее... не именовался генеральным... Российский консул, который уже назначен, является хорошо известным мне человеком по делам Центральной Азии, который, конечно, послан в Бомбей не только для коммерческих целей".
И в начале ноября 1900 г. первый русский консул в Индии Василий Оскарович фон Клемм, который так не нравился вице-королю Индии, отправляет телеграмму главе Первого департамента Российского МИДа Н.Г. Гартвигу: "Милостивый Государь Николай Генрихович! В дополнение к телеграмме моей от сего числа имею честь донести, что, прибыв в Бомбей через Коломбо и Мадрас 9 ноября, открыл в тот же день в этом городе Российское Императорское Генеральное консульство". Это был первый российский “ответ Керзону”.
Правда Генеральным, консульство стало лишь через пять лет после упорной дипломатической борьбы.
Первый русский консул был профессионалом высочайшего класса. Родившийся в Санкт-Петербурге, в семье полковника (впоследствии генерала от инфантерии) Оскара Карловича фон Клемма, он получает прекрасное образование. Сначала востоковедческое в Лазаревском институте восточных языков, а затем на учебном отделении восточных языков при Азиатском департаменте МИДа. За спиной Василия Оскаровича, ко времени его назначения в Индию, была блистательная дипломатическая практика, сначала как переводчика Политического агентства в Бухаре, а потом как чиновника МИДа для пограничных сношений при начальнике Закаспийской области Куропаткине. По его настоянию в штат консульства была дополнительно введена должность переводчика. Им стал уже известный нам Александр Иванович Выгорницкий, которого Клемм хорошо знал по службе в Бухаре и высоко ценил. Должность Выгорницкого проходила по ведомству МИДа, однако на самом деле он возглавлял разведывательную часть консульства.
с сослуживцами в Туркестане
Александр Иванович, прекрасно зная язык хиндустани, мог не только читать местные газеты, анализируя информацию, но и более свободно, чем Клемм, заводить знакомства среди индийцев и путешествовать по стране.
В инструкции, полученной русским консулом от министра иностранных дел графа В.Н. Ламздорфа, говорилось: "Основное значение для нас Индии заключается в том, что она представляет собой наиболее уязвимый пункт Великобритании, тот чувствительный нерв ее, одно прикосновение к коему, в случае надобности, способно, быть может, заставить правительство королевы изменить враждебное нам настроение ее политики и проявлять желаемую уступчивость во всех тех вопросах, где будут сталкиваться обоюдные интересы".
И Василий Оскарович приступил к своим обязанностям засучив рукава. Круг его интересов был невероятно разнообразен. Обладая цепким умом и широкой эрудицией, он был к тому же блестящим аналитиком. Даже сейчас, отправляемые Клеммом в российский МИД подробные отчеты страноведческого, экономического, политического и военного характера читаются, с огромным интересом. Донесениям консула в Санкт-Петербурге придавали особое значение. В 1901 г. Н.Г. Гартвиг писал Клемму: «Донесения Ваши ввиду серьезного делового их интереса были направлены на рассмотрение надлежащих ведомств, для деятельности которых они будут служить полезным материалом». В наиболее важных местах Индии у русского консула были свои информаторы, от которых он получал “сведения военного характера, как-то: о численности, перемещении и вооружении войск в Индии, в особенности на северо-западной ее границе, в Белуджистане и близ Памира, а равно об оборонительных средствах страны, т.е. о крепостях, стратегических железных и иных дорогах, арсеналах, складах и т.п.”. Да и сам консул время от времени совершал поездки по стране, знакомясь с жизнью Индии во всех её проявлениях. Кроме всего прочего Василий Оскарович тщательно анализировал местную английскую и туземную прессу, “которая, при существующей в Индии относительной свободе печати, довольно обстоятельно и всесторонне освещала текущие события”.
Радея о развитии русско-индийских отношений, он активно содействовал экспорту российских товаров, заботился о российских подданных на территории Индии, отправлял семена хинного дерева на Сухумскую опытную станцию и выяснял “каковы условия соперничества на рынках Индии русского товара с товарами другого происхождения”. Налаживал практическое изучение индийских языков в России, находя для этих целей толковых преподавателей, о чём говорилось в предыдущей части. Клемм активно пропагандировал притягательный образ России в умах индийцев, был на дружеской ноге с индийскими князьями и интеллигенцией. Василий Оскарович приятельствовал с влиятельным редактором газеты "The Times of India", Л.Д. Фрезером, принимал у себя выдающегося деятеля национально-освободительного движения Б.Г. Тилака, встречался с главами различных индийских княжеств, видными индийскими деятелями науки и культуры. Да он и сам был автором ряда научных трудов об Индии.
При этом работать Клемму приходилось в весьма непростых условиях, под неусыпным полицейским надзором, при жёстком противодействии со стороны индо-британских властей. Обслуживающий консульство персонал из местных жителей, практически полностью состоял из агентов, докладывающих полиции о каждом шаге русского консула. “В 9 часов утра г-н Клемм ушел из гостевого дома во дворец и оставался там до 11 часов. Что он делал там - неизвестно" Это одно из многочисленных донесений соглядатаев. Дипломатическая почта бесцеремонно вскрывалась.
В одной из докладных записок русский консул пишет:
“По имеющимся у меня сведениям, англо-индийские власти всё ещё смотрят с подозрением на нас и все члены Консульства находятся под постоянным и бдительным надзором полиции. Прислуга, как канцелярская, так и лично моя, секретаря и драгомана консульства, очевидно, обязана рапортовать полиции о каждом нашем шаге. Письма и пакеты, получаемые по почте, носят нередко следы весьма бесцеремонного вскрытия и иногда доставляются нам даже не заклеенные вновь. По словам одного из чиновников (ирландца), о каждой нашей поездке исписываются целые тома специально командируемыми всякий раз сыщиками и полицейскими управлениями посещаемых нами местностей”.
Но особую ярость британцев вызвало то, что свою семью В.О. фон Клемм поселил в курортном городке Пуна (в 148 км от Бомбея), сославшись на тяжёлый бомбейский климат. Сам он тоже проводил там немало времени. Негодование английских властей вполне понятно, в Пуне располагался крупный военный гарнизон. И ещё одна особенность привлекла внимание русского консула, к этому городу. Здесь находился центр антибританского сопротивления и жил, уже упоминаемый нами, Бал Гангадхар Тилак, редактор двух популярных газет - "Махратта" (на английском) и "Кесри" (на языке маратхи) и лидер экстремистского крыла партии Индийский национальный конгресс, партии выступавшей за изгнание англичан из страны. Эта харизматическая личность безусловно привлекла внимание Клемма. Интересы Тилака и его партии вполне совпадали с интересами Российской империи в этом регионе.
В частности, в конце декабря 1904 г., Б. Г. Тилак в беседе с Клеммом, просил того узнать о мнении российских властей относительно возможности обучения молодых индийцев в российских военных учебных заведениях. Генеральный консул горячо поддержал эту идею. По его мнению, “если б несколько сыновей индийских князей получили воспитание в России и явились потом нашими поборниками в Индии, то этим распространению доброй славы нашей в этой стране был бы дан значительный толчок. Вслед за этим мог бы возникнуть, прилив индийской молодежи в наши гражданские школы, какой замечается теперь в Японии, начала бы развиваться взаимная торговля и т.д. “. Это предложение рассматривалось в Санкт Петербурге на уровне двух министров: Военного министра В.В. Сахарова и Министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа. Однако начавшаяся русско- японская война, а затем революция 1905 г. похоронили этот проект.
Конечно, активная деятельность Василия Оскаровича чрезвычайно злила британцев.
"Нельзя ли оказать давление на консула, чтобы семейные дела не мешали ему постоянно пребывать в Бомбее, как всем другим консулам?" - телеграфировал в Лондон, раздражённый Керзон.
И от такого настойчивого и талантливого дипломата хотели избавиться как можно скорее, но желательно без международного скандала. В секретном меморандуме, направленном в Лондон 27 мая 1905 г., посол Великобритании в Санкт-Петербурге предлагал решение: "Господин Клемм слабого здоровья, он давно получил бы назначение в более подходящее для него место, если бы такое было для него найдено". Однако, слабого здоровьем Клемма, не свалила даже чума, бушевавшая в Индии на рубеже веков. Василий Оскарович успешно проработал в Бомбее до 1906 г. Затем его отправляют Генеральным консулом в Мешхед. Прослужив два года в Персии, Клемм возвращается в столицу, где назначается чиновником особых поручений МИДа. С началом Первой мировой войны Василий Оскарович возглавил Среднеазиатский отдел Министерства иностранных дел. В гражданскую войну был дипломатическим представителем Колчака во Владивостоке.
24 мая 1920 г. на стол российскому посланнику в Пекине князю Кудашеву легла шифрованная телеграмма: "23 мая, № 850. 26 мая отправляется в Шанхай на казённом пароходе "Командор Беринг" партия золота около 600 пудов. Благоволите верным путём предупредить консульство в Шанхае принять все меры к беспрепятственной выгрузке. Золото заделано в посылки с надписью: "Официальная экспедиция” при курьерском листе. Клемм". Что это было за золото неизвестно. Возможно вывозились активы Дальневосточной республики, средства в японских банках и тому подобное. Есть вероятность, что это таинственно исчезнувшее “золото Колчака”, - золотой запас России, вывезенный из Казани. Об этом в частности пишет Владимир Шигин в книге “Загадка золотых конвоев”.
После разгрома Колчака В. О. Клемм эмигрировал сначала в Китай, а затем, в начале 1930-х гг. в Германию. Ушёл из жизни выдающийся русский дипломат и разведчик 16 сентября 1938 года в Берлине.
Глава сорок первая
Первым офицером, побывавшем в Индии с разведывательной целью, был уже хорошо нам знакомый Николай Григорьевич Столетов. В послужном списке генерала написано, что с 5 июня 1879 года по 5 мая 1880 он находился в отпуске. На самом деле Столетов в это время выполнял секретное задание.
С тайной миссией он был отправлен в Индию. Маршрут начался в Женеве, куда Столетов прибыл вместе с семьёй в начале июня 1879 г. Пробыв в Швейцарии до начала октября, Николай Григорьевич уезжает в Неаполь, откуда пароходом отплывает в Египет, также находившийся под контролем Британии. Под видом туриста (все его принимают за немца) Столетов посещает Каир, Порт-Саид, Суэц, тщательно изучая положение Англии в этом регионе и особенно Суэцкий канал. После приобретения у Египта контрольного пакета акций Британия полностью контролировала этот самый короткий путь в Индию.
Из Египта русский разведчик отбывает на Цейлон, а оттуда добирается до Ахмадабада - крупного центра на западе Индии, где у британцев располагался военный контингент. Здесь, по-прежнему не раскрытый, Столетов посетил «много интересных мест» и направился далее в Калькутту.
В письме военному министру Милютину в феврале 1880 года разведчик сообщает: «В Пенджабе и на Инде я пробыл 3 месяца, выдавая себя за путешествующего экс-профессора одного из шведских университетов, проживающего в Швейцарии. Несмотря на короткое время, мне удалось познакомиться со многими туземцами-мусульманами и чрез них принимать некоторое участие в афганских делах». Николай Григорьевич не просто изучал ситуацию, но и пытался на нее влиять, т.е. вел среди враждебно настроенных к англичанам туземцев антибританскую пропаганду: «При укоренившемся в туземцах убеждении, что англичане никогда не говорят и не пишут правды, мне нетрудно было в знакомых туземных кружках опровергать газетные сообщения».
В январе 1880 года в Калькутте Столетов уже не скрывал ни имени, ни подданства. В столице Британской Индии он наносит несколько визитов официальным лицам: “я сделал визит Л[орду] Литтону (вице-король Индии, В.Ф.), но самого его не застал, — в этот день был совет. Видел его private secretary (личный секретарь), полковника Колин. Полковник был, видимо, смущен моим появлением, просил меня оставить адрес, обещался доложить вице-королю и уверил меня, что ему будет очень приятно со мной познакомиться, но His Grace (Его Превосходительство) был, вероятно, другого мнения, в тот же день он уехал в Баракпур, откуда и не возвращался до моего отъезда. Кроме Л[орда] Литтона я сделал также оставшиеся бесплодными визиты бенгальскому губернатору и командующему войсками. Во время двухнедельного пребывания в Калькутте я был в кругу весьма почтенных американцев, от них и от знакомых французов я узнал, что за мною учрежден строгий полицейский надзор. Американцы, полагая, что я действительно только что высадился в Калькутте, звали меня ехать с ними посмотреть некоторые места внутри страны, но так как я все это уже видел в качестве шведского профессора, и полагая, что до начала ранней весны мне необходимо доложить Вам мои наблюдения, я решил оставить Индию”.
Какое задание было у Столетова, выполнил ли он его, да и было ли вообще какое-то cекретное поручение не известно. Ни в мемуарах, ни в периодической печати эта страница биографии генерала не освещалась. Во всяком случае, никаких явных наград или повышений за эту поездку Столетов не получил. В первых числах февраля того же года “шведский профессор” был уже в Женеве, откуда отправился в Петербург, где встретился с военным министром. 11 апреля 1881 года Николай Григорьевич назначается начальником 1-й стрелковой бригады с оставлением в Генеральном штабе и продолжает свою военную деятельность.
В 1885 г. британские власти предложили русской делегации присутствовать на военных маневрах близ Дели. Поездка туда Генеральным штабом была использована как для научных, так и для разведывательных целей. Поэтому в состав миссии вошли полковники князь Н.Н. Одоевский-Маслов и А. К. Тимлер, а также профессор И. П. Минаев.
По окончании маневров русские офицеры отправились в Северо-Западную пограничную провинцию, а потом вернулись в Калькутту – последний пункт своего пребывания в стране.
“Во время разъездов полковников Тимлера и князя Одоевского-Маслова по стране англичане принимали все меры, чтобы не допускать их к сношению с местным населением, которое неоднократно выражало желание познакомиться с представителями русской армии, англичане избегали также знакомить иностранцев с местными владетельными князьями; в течение 3 месяцев наши офицеры видели только 5 князей. Чаще всего полковник Тимлер бывал в сношении с чинами местной гражданской администрации и поражен их единством во взглядах насчет способа управлять страною, все эти лица убеждены, что между европейцами и туземцами должна существовать резкая грань, вследствие чего старания туземцев открыть себе доступ к высшим должностям не скоро еще увенчаются успехом”.
В 1898 году в Индии разразилась эпидемия чумы. Это вызвало серьёзную обеспокоенность российского правительства, поскольку через Афганистан болезнь могла проникнуть в российские пределы. Учитывая серьёзную опасность такого развития событий, для прояснения ситуации на месте, было принято решение направить в Индию опытного разведчика. Такой человек вскоре был найден. Им оказался 35-летний есаул Уральского казачьего войска Давид Иванович Ливкин. Родился он в городе Гурьеве, где с самого детства соприкасался с выходцами из Средней Азии и хорошо изучил языки, нравы, обычаи и психологию мусульман. Позже он окончил военное училище, затем трехгодичные курсы восточных языков для офицеров при учебном отделении Азиатского департамента МИД России, где овладел арабским, турецким, персидским и французским языками. Кроме того, самостоятельно выучил татарский, киргизский и английский языки. На курсах изучали, также, международное и мусульманское право. Во время службы Ливкин неоднократно проявлял себя как опытный и смелый офицер. В общем, кандидатура была более чем подходящей.
Разведчик, отправлялся в Индию под видом персидского торговца Магомета Гасанова, уроженца Кавказа. В поездку Ливкин брал своего надёжного человека, купца Мирза Мехди, который успешно вёл торговые дела в Персии, Египте и России и мог оказать существенную помощь в установлении необходимых контактов с персидскими, египетскими и другими торговыми фирмами. В Индию было решено ехать кружным путём, через Европу и далее, по Суэцкому каналу. Маршрут через Афганистан был слишком опасен, поскольку это сразу бы привлекло внимание англичан.
Как показали дальнейшие события, Мирза Мехди оказался неоценимым помощником. В Египте он свёл Ливкина с нужными людьми, которые выправили русскому разведчику настоящий персидский паспорт. Также он познакомил его с человеком по имени Хаджи Нияз, занимавшимся торговлей драгоценными камнями и располагавшим большими связями среди купцов в Индии.
Для создания канала связи с Россией в одном из иностранных консульств был найден надежный человек, согласившийся получать корреспонденцию, которая будет поступать из Индии, и передавать ее по назначению. Действовал канал и в обратную сторону.
Из Порт-Саида, через Суэцкий канал, Ливкин отправляется на Цейлон, где знакомится с рынком драгоценных камней, устанавливает контакты с местными купцами, приобретает, в целях конспирации небольшую партию драгоценностей, и только затем высаживается в небольшом местечке Тотикорин в Индии, откуда через Мадрас направяется в Хайдарабад. Здесь с помощью своих товарищей подыскивает агентов, которые могли бы беспрепятственно обследовать северо-западную часть Индии, а также восточные районы Афганистана. Такие агенты вскоре нашлись. Это были: выходец из Кашмира по имени Шамсиддин и афганец Абдулла Хан. Они произвели на разведчика благоприятное впечатление. Как пишет Ливкин в своем отчете, только "после долгих дружественных разговоров о самых разнообразных предметах, обменов визитами и обильных угощений Хаджи Нияз наконец выразил уверенность в том, что на этих лиц можно положиться".
Через некоторое время агенты вернулись с информацией, из которой был сделан вывод, что в Афганистане и прилегающих к нему районах Индии чумы нет. В Петербург было направлено первое донесение.
Тем не менее, Ливкин решил лично обследовать районы Индии, где чума продолжала собирать свою кровавую жатву. С новым агент Ибрагим- беем он отправляется в Карачи и Дели. Здесь, он, проделав настоящую научно-исследовательскую работу, определил, что чума вспыхнула изначально именно в Карачи. Таким образом, возможность проникновения эпидемии в Русский Туркестан не исключалась. Однако, собирая и анализируя информацию, Ливкин пришел к следующим выводам: после открытия Суэцкого канала поток товаров по старым караванным дорогам, шедшим через Среднюю Азию, почти прекратился. Одновременно возникли напряженные отношения между мусульманами Афганистана и Индии и мусульманами-шиитами в российских пределах, и контакты через эту часть границы прекратились.
Проникновение инфекции возможно было только через Кашмир и верхнюю часть долины Инда, где и следовало усилить пограничный контроль и закрыть границу с Россией. Эти предложения, доложенные Ливкиным комиссии, по возвращению в 1899 году, были приняты.
Кроме основного задания Ливкин занимался сбором политической информации. Отсутствие постоянных представителей России в Индии зачастую вело к искаженному представлению о действительном положении в этой стране. Поэтому разведчик стремился разобраться не только в том, насколько прочным является положение англичан в Индии, но и в глубинных внутренних процессах, происходящих в индийском обществе.
На основании личных наблюдений и бесед с различными категориями населения, включая торговцев, госслужащих, интеллигенцию, Ливкин пришел к выводу, что недовольство господством англичан в народе усиливается. Особенно взрывоопасная обстановка сложилась в долине реки Ганг и Пенджабе, где нельзя было исключать вспышки всеобщего народного восстания.
Вместе с тем в своем отчете он отметил: "Надо признать господство англичан очень прочным, так как организация, в смысле поддержания своей власти, у них образцовая. Возникни где-либо частичное восстание или мятеж, немедленно, благодаря целесообразной передислокации войск и рельсовым путям, в данной местности будет сосредоточено нужное для подавления мятежа количество войск. Несмотря на то, что присутствие англичан в Индии малозаметно, надзор их повсюду сильно чувствуется"
Разработанная Ливкиным методика сбора и анализа информации была в дальнейшем в полной мере использована русской разведкой.
После возвращения в Петербург он был прикомандирован к Главному штабу, совершил несколько инспекторских поездок в войска, а затем его талант разведчика был в полной мере использован во время русско-японской войны.
В том же 1898 году, ещё один русский разведчик выполняет секретное задание по исследованию предполагаемого театра военных действий. Генерального штаба капитан Василий Федорович Новицкий совершает путешествие из Индии в Ферганскую долину под эгидой Императорского Русского географического общества.
Выехав из Одессы в Константинополь, он посетил Египет и оттуда проехал в Индию. Исследователь в погонах побывал в Калькутте, Симле и некоторых других городах, провел какое-то время в Западных Гималаях, осмотрел Северный Пенджаб. В кашмирском городе Сринагаре Новицкий к своему удивлению увидел русские самовары с маркой Тулы и вскоре убедился, что их, под русским названием, можно встретить во всем Кашмире.
Возле селения Мульбек русский путешественник смог полюбоваться изображением Будды, высеченным в скале.
Самая трудная часть пути ждала Новицкого в Кашгарии, где перед ним открылось дикое Каракорумское нагорье, отделяющее области Индии от Восточного Туркестана. Разбросанные тут и там трупы павших животных, скелеты лошадей и яков сопровождали путешественника от перевала Кардунг до реки Хотан-Дарья.
На Каракорумском перевале Новицкий увидел одинокую могилу. В ней лежал британский разведчик Далглиш, наблюдавший за связями русских с Западным Китаем. Повздорив с проводником – афганцем, он получил удар кинжала в сердце и навсегда остался в Каракорумских горах. В поимке его убийцы приняли активное участие русские власти, особенно консул в Кашгаре Н.Ф. Петровский, которому правительством Британской Индии была выражена за это благодарность.
Тепло встретив Новицкого в Кашгаре Петровский помог ему отправиться в пограничное укрепление Иркештам. Отсюда, через г. Ош, русский караван спустился в Ферганскую долину. Долгое 8-месячное путешествие было окончено.
За это время отважный путешественник в сопровождении двух тибетцев-проводников прошел несколько высокогорных стран, в том числе окраину Западного Тибета, по пути исправляя европейские карты пройденных им горных областей. Вёл метеорологические исследования, собирал коллекции растений и горных пород. Результатом поездки стала книга “Из Индии в Фергану”, изданная Русским географическим обществом.
В 1899 г. в Индию были отправлены офицеры Генштаба А.Е Снесарев и А. А. Полозов. Об этой поездке мы подробно рассказали в предыдущих частях.
В 1901 г. подполковник И. К. Серебренников, как лучший выпускник Ташкентской офицерской школы восточных языков, был командирован в Индию. Причём, Иван Константинович, отправлялся туда в качестве туриста. В “Ходатайстве командующего войсками Туркестанского военного округа о командировании подполковника И. К. Серебренникова в Индию”, говорилось: “полагаю наилучшим придать поездке совершенно частный характер без особого предуведомления о том британского правительства. Опыт командировки подполковника Полозова и капитана Снесарева обнаружил, что подозрительность англичан относительно целей командирования наших офицеров доходит до крайних пределов. [...] Между тем, при отсутствии в Индии паспортной системы, частные лица не подвергаются там никаким стеснениям, в особенности если держаться в стороне от англичан”. И эта предусмотрительность действительно помогла подполковнику при выполнении задания: ”он пользовался достаточной свободой в исполнении порученной ему задачи по изучению языка индустани и особенностей англо-индийской армии, но и мог незамеченным проникать даже во внутреннее расположение крепостей и производить крокировку местности и фотографирование”.
Кроме чисто военной информации Серебренников предоставил сведения о настроениях, царивших среди туземного населения Индии.
В докладе, сделанном им для индо-афганской комиссии Общества востоковедения, было подчёркнуто:
“Симпатии к русским несомненны. Один интеллигентный индус, служащий по управлению, сказал мне: «Ваш император помог нам, когда был голод в Индии, а Индия, когда у вас был голод, не могла помочь». У одного из фотографов я увидел на стене портрет нашего Государя. Оказывается, по словам фотографа, что портрет Государя императора встречается у многих индусов”.
Заключая доклад, Серебренников сказал: “хотя после почти пятимесячного пребывания я покинул Индию почти больной вследствие тяжело перенесенного климата (в апреле уже невыносимые жары), непривычных условий жизни и, наконец, некоторого нервного расстройства, вызываемого условиями исключительного положения, в котором я путешествовал, все же я покидал эту страну с сожалением. Жители ее, те, с которыми я познакомился там, оставили о себе самое симпатичное воспоминание. Я считаю Индию глубоко несчастной страной. Обладающая во многих частях богатейшей почвой и другими неисчислимыми природными богатствами, густонаселенная, имеющая свое славное историческое прошлое, обладательница нескольких древнейших культур, колыбель просвещения, человеческого ума, страна эта имеет полное право на лучшее существование, и заветная мечта лучших ее сынов — о том времени, когда родина их освободится от своих поработителей. Они ждут помощи извне, и, по крайней мере до последнего времени, взоры их обращались в нашу сторону”.
Из этой поездки военным руководством был сделан важный вывод:
“Удача поездки подполковника Серебренникова наводит на мысль, что, ввиду последовавшего категорического отказа англо-индийского правительства на поездку нашего офицера по Нушки-Сеистанской дороге и желательности выяснить действительное значение этой дороги и те военные меры, которые, несомненно, принимаются англичанами на этом пути, не следует ли и на Нушкинскую дорогу командировать нашего офицера, придерживаясь способа, рекомендуемого подполковником Серебренниковым”.
Кандидатура офицера, для новой поездки в Индию, была выбрана однозначно.
Подполковник Лавр Георгиевич Корнилов, вновь отправлялся для выполнения секретного задания.
Глава сорок вторая
К этому моменту Лавр Георгиевич уже был асом военной разведки. За его спиной имелся огромный опыт выполнения секретных миссий в нескольких азиатских странах. К тому же он прекрасно владел языками урду, персидским и английским.
Ко времени отправки Корнилова в Индию, отношения между британскими и русскими военными, благодаря Лорду Керзону, существенно изменились, стали более цивилизованными. По выражению историка М. К. Басханова: “Керзон привнёс в систему англо-русских отношений в Азии нечто новое – ровное дыхание и трезвый прагматический подход”.
Из коллекции Piramal Gallery, Мумбай, Индия
Путь в Индию лежал через Константинополь, куда Лавр Георгиевич прибывает в начале ноября и после встречи с российским консулом П. Г. Панафидиным, с которым он уже встречался в Персии, отправляется в египетский Порт-Саид. Там он берёт билет на ближайший пассажирский пароход, отправляющийся в Бомбей. Судно оказалось британским.
Стоя на палубе, подполковник вспоминал свой разговор с Панафидиным. Тот высказал убеждение, что англичане не пропустят русского путешественника из Кветты в Сеистан, а пройти туда незаметно вряд ли получится. В последнее время англичане стали проявлять особенную подозрительность относительно иностранцев, посещающих Южную Персию, а со времени назначения главнокомандующим Индийской армией лорда Китченера, начавшего военные реформы, меры безопасности ещё более усилились.
Кроме того, заметил консул, имя Корнилова уже достаточно известно соответствующим английским службам, и, скорее всего, за вояжем российского подполковника-генштабиста, будут следить особенно тщательно, поэтому лучше всё же совершить поездку открыто, под своим настоящим именем. С этим Лавр Георгиевич согласился. Кроме того, Панафидин снабдил разведчика рекомендательными письмами к высокопоставленным английским офицерам, с которыми консул познакомился во время своей продолжительной службы в Персии, Турции и на Памире.
На пароходе плыли в основном англичане, и, просмотрев список пассажиров, Корнилов увидел, что на судне находится 16 человек военных - офицеров полков, расположенных в Британской Индии. Несмотря на гражданский костюм, строевая выправка выдавала пассажира из России и, конечно, его персона сразу вызвала подозрение. Проходя мимо пассажиров, собиравшихся на палубе, он неизменно слышал обрывки фраз о шпионаже. Вскоре к Корнилову подошла группа английских офицеров. Они стали интересоваться целью его поездки, однако вопросов о воинском звании задать не рискнули. Вечером Корнилову представился ещё один офицер. После нескольких дежурных фраз, он заявил, что служил в Гильгите и имя Корнилова ему известно.
- Вероятно вы тот самый русский офицер, который путешествовал по Хоросану?
“Насколько верным было решение путешествовать под настоящим именем”, - вероятно, подумал при этом, Лавр Георгиевич.
- Да, - ответил Корнилов, - я действительно подполковник русской армии. Решил взять отпуск. Давно хотел увидеть Индию, и, как офицер, хочу познакомиться с британскими войсками, расположенными там, и с представителями этих войск.
После этого отношения к русскому офицеру заметно изменилось. К нему отнеслись с большим радушием, и многие офицеры даже пригласили его посетить места их службы.
12-го декабря пароход, на котором находился Корнилов, пришвартовался в порту Бомбея и Лавр Георгиевич тут же отправляется к генеральному консулу Российской империи, уже знакомому нам, Василию Оскаровичу фон Клемму.
Консул, только, что прибыл из Пуны, тем не менее, тотчас принял Корнилова. Тот рассказал Клемму, что предполагает отправиться сначала в Дели и Агру, - обычный туристический маршрут, - затем, постепенно продвигаясь на запад и на юг, под предлогом навестить своих старых знакомых, побывать в Пешаваре, Мултане и Равалпинди. Из Мултана, не спрашивая разрешения английских властей, попытаться проехать в Кветту, а там в зависимости от обстоятельств — или в Сеистан, что желательно, либо, если не получится, в Карачи.
Консул план вполне одобрил, за одним исключением. Проехать по Нушки-Сеистанской дороге, скорей всего не удастся. После отказа Калькутты разрешить проехать по ней Выгорницкому, Клемм счёл неудобным вторично обращаться по этому вопросу к индо-британским властям. Василий Оскарович также одобрил решение Корнилова путешествовать под своим именем. Об этом Клемм уведомил и МИД:
“В декабре в Индию прибыл командированный по Высочайшему повелению Генерального штаба подполковник Корнилов. Согласно преподанной ему секретной инструкции, он имел объехать северную часть Индии, не открывая своего звания, как совершенно частное лицо. Но так как имя этого офицера, много разъезжающего по Персии, в Кашгаре и на Памирах, хорошо известно в Индии и так как он был узнан одним английским офицером ещё на пароходе, на котором ехал сюда, мы решили с ним, что скрывать его звание будет не только неудобно, но и небезопасно и что лучше будет действовать открыто на любезность англо-индийских властей”.
Таким образом было решено, что Корнилов отправится по Индии “простым туристом под видом офицера, находящегося в отпуске”.
Надежд выполнить основное задание было мало, и Лавр Георгиевич решил несколько изменить программу “и заняться изучением индо-британской армии по тем вопросам, на которые было меньше обращено внимания моими предшественниками, не отказываясь в то же время от выполнения главной задачи командировки, насколько это окажется возможным в зависимости от обстоятельств”.
Из Бомбея Корнилов выехал в Пуну, где, как мы уже рассказывали, находился крупный военный гарнизон. Там же постоянно пребывал командующий войсками Бомбейского округа генерал Арчибальд Хантер.
В Пуну Корнилов прибыл в начале рождественских праздников, поэтому пришлось две недели ожидать аудиенции у командующего. Наконец 31 декабря, в сопровождении консула, Лавр Георгиевич нанёс визит в штаб округа и представился сэру Арчибальду, недавно назначенному на эту должность. Это был известный в военных кругах полководец, за плечами которого была блестящая служба в Египте, Судане и Южной Африке.
Хантер принял русского офицера весьма любезно и позволил тому не только осмотреть все войска Пунского гарнизона, но и дал разрешение на посещение Кветты, которая также находилась в его подчинении.
По приглашению командующего Лавр Георгиевич присутствует на параде войск гарнизона, с огромным интересом наблюдая за британскими военнослужащими. В случае боевых действий в Центральной Азии или Закавказье русским войскам придётся столкнуться именно с этой армией. В своём отчёте Корнилов напишет: “Внешний вид войск был хорош. Красные парадные мундиры и белые каски ланкаширцев, оригинальное национальное одеяние шотландцев (kilt), “хаки” туземных полков, темные мундиры артиллерии, красивые темно-синие мундиры и цветные тюрбаны конницы, — все это, в общем, давало весьма эффектную картину…”.
Наблюдает Лавр Георгиевич и одно из учений индо-британских войск, где вновь убеждается в целесообразности цвета хаки, отлично маскирующей бойцов среди ”сухой травы и жёлтых камней”.
По рекомендации Клемма, Корнилов знакомится с начальником Бомбейского гарнизона, генерал-майором Уиллкоксом. Тот снабжает русского подполковника рекомендациями к военным властям Пенджабского округа.
Как видим, английские военные власти в Индии отнеслись к Корнилову гостеприимно, доверительно и весьма радушно. Чего нельзя сказать о властях гражданских. Полиция, с первых минут появления русского путешественника, ходила за ним по пятам. Причём вменяя тому в вину, даже то чего не было. К примеру, в Равалпинди полицейский комиссар донес на Корнилова местному коменданту, что тот по дороге из Лагора сфотографировал какой-то мост. Поскольку этот мост Лавр Георгиевич проезжал глубокой ночью (что исключало фотографирование), это обвинение он легко опроверг. Наконец, в Пешаваре у него были украдены из чемодана фотографии, негативы, фотографический аппарат, записная книжка и все бумаги.
Вот, что пишет об этом сам Корнилов: “Вернувшись в гостиницу, я узнал, что за время моего отсутствия из запертой комнаты выкраден чемодан; явившаяся по моему требованию полиция быстро отыскала его в нескольких шагах от отеля, чемодан оказался вскрытым; деньги были целы, но фотографии, письма, кое-какие книги, фотографический аппарат и бинокль (по виду очень похожий на камеру-бинокль) исчезли.
К счастью для меня, все записные книжки с заметками и вообще всё, что могло представлять некий интерес для англичан, всё это было постоянно при мне и только потому не попало в руки Пешаварской полиции, не без участия которой был произведён наглый грабёж. Всё это было проделано, по-видимому, без участия военных властей Пешавара, так как генерал Барроу и офицеры были непритворно возмущены эти неприятным инцидентом и откровенно высказывали своё негодование по этому поводу”.
Когда известие об этом дошло до консула, тот был поначалу сильно встревожен. Однако вернувшийся Корнилов развеял опасения Василия Оскаровича.
Впрочем, были и исключения. Будучи в Агре, куда русский разведчик отправился из Пуны, к нему в номер неожиданно явился полицмейстер города майор Ньюнем. Насторожившийся было Корнилов, неожиданно был приятно удивлён, когда посетитель радушно предложил свою помощь для ознакомления с городом. Разгадка этого радушия оказалась проста – жена полицмейстера была русской москвичкой.
После Агры Корнилов посещает Дели, Лагор, Джелум, Равалпинди, Пешавар, Хайдарабад, Кветту и другие города и районы Индии, где внимательно изучает организацию, общее состояние и вооружение индо-британской армии. Знакомясь и общаясь с английскими офицерами, Лавр Георгиевич ни на минуту не забывает о цели своей поездки. Сидя в купе вагона и весело проводя время в обществе британских военных за бутылкой виски или шерри-бренди, разведчик чётко фиксирует проплывающий за окном пейзаж, запоминая интересующие его детали: военные посты, их состав и вооружение, туннели, карьеры, шоссейные дороги.
Общается русский подполковник и с военными-индийцами. Так, в Дели, во время ознакомления с 28-м пехотным Пенджабским полком, который состоял из представителей местных племён – сикхов, белуджей, пуштунов и других, офицеры полка жадно расспрашивали русского гостя о жизни в мусульманских регионах Российской империи.
“Туземные офицеры – писал Корнилов в отчёте – расспрашивали меня (разговор шёл по- персидски), есть ли в нашей армии офицеры из азиатских народностей, и были, видимо поражены, узнав, что у нас даже на высших постах есть офицеры, азиаты по происхождению и магометане”.
Кветту, откуда начиналась Сеистанская дорога, посетить удалось, но дальше путь был закрыт. Корнилову дали понять, что ввиду слухов о военных приготовлениях в Туркестане, распространившихся в Индии с началом русско-японской войны, присутствие русского офицера там является не совсем удобным. Лавр Георгиевич возвращается в Бомбей, где подробно докладывает консулу о результатах своей поездки по северо-западной границе Индии. Клемм немедля сообщает в Петербург: “Подполковник Корнилов объездил все главные стратегические центры на севере Индии и везде военные власти оказывали ему полное внимание и гостеприимство. Он, видел, таким образом, много интересного, наверное, гораздо больше, чем мог бы увидеть, если бы путешествовал инкогнито, и, я думаю, что он в состоянии будет представить весьма ценный материал”.
На этом миссия Корнилова завершилась. Несмотря на то, что главную задачу – осмотр Нушки – Сеистанской дороги, - выполнить не удалось, собранная им военно-статистическая информация была оценена, как крупнейший успех российской военной разведки на этом направлении. Задания, успешно выполненные Корниловым в Восточном Туркестане, Персии и теперь в Индии, сделали его крупнейшим военным специалистом в области востоковедения среди офицеров российского Генштаба.
В фондах РГВИА хранится любопытный документ – характеристика на подполковника Генерального штаба Л.Г. Корнилова, - подписанный Окружным Генерал-Квартирмейстером генерал-майором Евреиновым. Вот небольшой отрывок из этого документа: “Здоровье – хорошее, умственные способности – выдающиеся, нравственные качества – очень хорошие, твёрдость воли и выдающиеся черты характера – воли твёрдой, трудолюбив и при большом честолюбии, к какого рода деятельности более всего способен – ко всем.
Усерден, энергичен, служебным тактом обладает, быт офицера и солдата знает, честен, беспристрастен. Вследствие прекрасных способностей, а равно большого самолюбия сумеет справится со всякими делами. Выдающийся”.
“Согласен” – начертал на характеристике начальник штаба Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Сахаров.
В июне 1904 года Лавр Георгиевич возвращается в Россию и представляет руководству рукописный отчёт. В этом документе, Корнилов подробно излагает ход своей поездки по Индии, описывает устройство индо-британской армии, приемы обучения и боевой подготовки разных родов войск и организацию ее быта. Предполагая будущее военное столкновение двух империй в Азии, он кратко характеризует укрепления в приграничной полосе, даёт описание дорог и важнейших железнодорожных линий. На основании своих наблюдений и анализа текущей английской военной литературы, Корнилов делает несколько общих выводов об индо-британских вооруженных силах и военного положения англичан в Индии, отмечая возросшую активность в армии, начавшуюся со времени назначения лорда Китченера её главнокомандующим.
За успешно выполненное задание Корнилов был Высочайше награждён Орденом св. Станислава 2-й степени.
А вскоре в здание МИДа на Певческом мосту, пришёл из Бомбея увесистый пакет с сопроводительным письмом: “Имею честь препроводить при этом департаменту пакет, с бумагами, книгами и фотографиями подполковника Генерального штаба Корнилова, украденный у него в бытность его в Пешаваре. Управляющий консульством. Некрасов”.
Глава сорок третья
Ещё в 1878 г. чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе Туркестана Н. Н. Головиным в Азиатскую часть Главного штаба была направлена секретная записка, в которой Тибет рассматривался как будущая арена “Большой Игры”. В ней в частности говорилось: «Индийские властители, находящиеся в полной зависимости от Англии, пользуются всяким предлогом для притеснений буддистов, вынуждая, например, уплату податей непременно золотом, отягощая личными повинностями. Англичане также без всякого снисхождения относятся к буддизму, разоряя даже те памятники буддистского господства, которые сохранялись с древних времен, и, не задумываясь, обременяют буддистов чрезмерными за последние годы тягостями, особенно после Якуб-бековского появления в Кашмире, при постоянных сношениях по доставке англичанами орудий, инструкторов, разных снарядов и пр., по перевозке посольств Форсайта и Шоу через Гималаи и необычных передвижениях между Индией и Кашгарией».
Головин предлагал командировать опытного офицера-разведчика с секретной миссией в Лхасу – политический и религиозный центр Тибета - для сбора сведений о деятельности там британцев и установления контактов с Далай-ламой. По плану автора записки тайный эмиссар должен был отправится туда под видом паломника в сопровождении группы из десяти буддийских монахов, знающих маршрут в Тибет. Этот замысел, однако, осуществить не удалось. Пытался достичь Лхасы и Н. М. Пржевальский. Великий путешественник и разведчик также указывал на необходимость склонения Далай Ламы к сотрудничеству с Россией, чтобы оградить его от втягивания в орбиту британской политики. Однако ни третья, ни четвёртая экспедиции, предпринятые Пржевальским, не смогли достичь Лхасы из-за отказа правительства Тибета впустить туда иностранцев. Спустя почти 10 лет, в 1884 г. между Непалом и Тибетом произошёл вооружённый конфликт, в котором британцы выступили на стороне Непала, обещавшим поддержать Англию в случае войны с Россией. Стратегически Непал занимал то же положение, какое занимал Афганистан на границе с Русским Туркестаном.
Уже известный нам британский разведчик Нэй Элиас в своём донесении от 5 марта 1887 г. писал: “безусловно, Тибет привлекал русских в качестве “чёрного хода”, через который можно было интриговать в Непале”. По его мнению, Россия была способна превратить “Страну снегов” в новый Афганистан для Калькутты. Кроме политического интереса Британии в Тибете – недопущение туда русских, был разумеется и интерес экономический. Уайтхолл добивался полного открытия Тибета для свободной торговли.
И в это время на сцене “Большой Игры”, появляются новые персонажи.
В 1892 г. новый министр финансов С. Ю. Витте, поставивший во главу угла своей политики экономическое освоение Дальнего Востока, поднял вопрос о форсировании строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, которая должна была связать Европу с Тихим океаном. Строительство этой самой протяжённой в мире дороги было начато за год до назначения Витте министром и проходило ни шатко, ни валко. Транссибу Сергей Юльевич придавал главенствующее значение в политике достижения доминирования России на дальневосточных рынках. Однако, это, по убеждению министра финансов должно было осуществляться финансово-экономическими методами, исключающими территориальные захваты. По инициативе Витте был основан Русско-Китайский банк который возглавил князь Э.Э. Ухтомский, известный востоковед и один из активных проводников наступательной политики России на Дальнем Востоке.
Основными задачами банка cтали: финансирование строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и содействие проникновению российского капитала в Маньчжурию.
В 1893 г. Витте знакомится с проектом, по присоединению к России значительной части Китая, включая Монголию, Восточный Туркестан и Тибет. Проект направил министру П. А. Бадмаев - “тёмная лошадка”, о личности которого до сих пор спорят историки. Пётр Александрович Бадмаев (до крещения Жамсаран), крестник Александра III, выпускник восточного факультета Петербургского университета и Медико-хирургической академии, был знатоком тибетской медицины. Модный петербургский врач, обслуживающий высший свет и царствующую семью, он находился в близких отношениях с Григорием Распутиным и определённым образом мог влиять на политику России. "Создается впечатление, будто он является некоторым центром столичной жизни, серым кардиналом и великим кукловодом" - так характеризует его историк Андрей Балабухин.
Бадмаев через князя Э.Э. Ухтомского отправляет министру финансов записку, где предлагает всех буддистов Монголии, Маньчжурии и Тибета привести под скипетр русского царя.
Автор проекта предлагал построить ещё одну железную дорогу к городу Ланчжоу, расположенному в 2000 километрах от российской границы. «Ланчжоу-фу — ключ в Тибет, Китай и Монголию. Вся торговля Китая попадёт в наши руки, — пишет Бадмаев. — Европейцы не в состоянии будут с нами конкурировать… С проведением этой линии начнётся финансово-экономическое могущество России».
Витте отправляет проект Александру III и в сопроводительной записке отмечает, что он представляется ему «весьма серьёзным» и «устанавливающим новую точку зрения в практических вопросах политики… По своему географическому положению Тибет, с точки зрения интересов России, имеет важное политическое значение. Значение это особенно увеличилось в последнее время ввиду настойчивых стремлений англичан проникнуть в эту страну и подчинить её своему политическому влиянию».
Однако проект царя не заинтересовал: «Всё это так ново, необычайно и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха» накладывает он резолюцию. Тем не менее за представленный труд Петр Александрович получает генеральский чин — действительного статского советника. Кроме того, по настоянию Витте из казны было выделено 2 млн. золотых рублей для учреждения чаеторговой компании, которую возглавил “тибетский врачеватель”. Торговля чаем было лишь вывеской, прикрытием. На самом деле под её эгидой осуществлялись разведывательные операции в Монголии и Тибете. Сотни калмыцких и бурятских юношей отправлялись Бадмаевым в тибетские монастыри в качестве разведчиков и агентов русского влияния. Неоценимую помощь им, оказывал ещё один яркий персонаж “войны теней” - Агван Доржиев.
Уроженец Российской Империи, он сделал блистательную карьеру (по некоторым версиям, благодаря деньгам русского МИДа), став учителем юного Далай-ламы XIII и получившим высокий титул в буддийской иерархии - Цанид-Хамбо-лама. Идеи Бадмаева были близки Доржиеву и в конце концов он добился заинтересованности своего царственного ученика к идее союза с Россией. В 1898 г. Далай-лама отправляет Доржиева с секретной миссией в Петербург. Оказавшись на перекрёстке столкновения интересов трёх империй – Цинской, Британской и Российской Далай-лама, надеялся добиться максимальной степени самостоятельности своего государства. От Китая Тибет был в вассальной зависимости, Британия усиливала силовое давление, пытаясь взять Тибет под свой контроль, Россия же могла стать могущественным покровителем “Страны снегов”.
Следует отметить, что параллельно с деятельностью Бадмаева, военное ведомство также пыталось наладить секретные политические связи с властями Тибета. О попытке Пржевальского, мы уже рассказывали, однако были и другие. Вот, что пишет в послании к вице-королю Индии В. Брюсу лорду Эльджину 4 июня 1895 г. посол Великобритании в России Николас О’Коннор:
«Некоторое время назад русские офицеры вступили в контакт с тибетскими властями... и внушили им значимость поддержания дружественных отношений с русскими, которые одни способны защитить их от амбициозных замыслов англичан, очевидно, желающих овладеть Тибетом»
Офицеры о которых идёт речь в донесении посла это соратники и спутники Н. М. Пржевальского, выдающиеся исследователи и путешественники В. И. Роборовский и П. К. Козлов, совершившие в 1893-1895 гг. экспедицию на восточную окраину нагорной Азии.
Итак, в 1898 г. Агван Доржиев, отправляется по поручению Далай-ламы с дипломатической миссией в Санкт-Петербург. Здесь, благодаря протекции князя Ухтомского он добивается аудиенции у Николая II. Император принял тибетского эмиссара в Летнем дворце в Петергофе. На встрече были обсуждены вопросы установления дипломатических отношений (предполагалась послать в Лхасу русского консула) и возможность склонить Далай-ламу в пользу России. Это было началом прямых контактов между Петербургом и Лхасой. Затем Доржиев посетил российский МИД где передал просьбу Далай-ламы о строительстве в столице России буддийского храма. Кроме всего прочего, храм мог выполнять роль тибетского представительства.
Через два года Доржиев, добившись окончательного укрепления прорусской группировки в Лхасе, вновь встречается с русским царём. 30 сентября 1900 года во дворце в Ливадии близ Ялты Николай II второй раз принимает тибетского посланника. Встреча прошла на самом высоком уровне. В ней приняли участие: министр финансов С. Ю. Витте, военный министр А. Н. Куропаткин и министр внутренних дел В. Н. Ламсдорф.
В результате переговоров Доржиеву была обещана протекция Тибета при условии учреждения русского консульства в Лхасе. Однако открытие любого иностранного представительства там было невозможно. И тогда был найден компромисс - в китайском городе Дацзянлу в провинции Сычуань решено было открыть секретное русское консульство. Туда под видом паломника был послан бурят Б. Рабданов, который тайно осуществлял связь с Далай-ламой и добывал сведения о действиях англичан в Тибете. Рабданов несколько лет провёл в Дацзяньлу, передавая и получая информацию от российского посланника в Пекине через консула в Ханькоу А.Н. Островерхова.
Первая информация о Ливадийской встрече появилась в газете "Журнал Санкт-Петербурга", издаваемой князем Ухтомским, и о русско-тибетских переговорах тут же стало известно англичанам. Радости это известие им конечно не прибавило, но в это время Британия была отвлечена на войну в Южной Африке и подавление “боксёрского восстания” в Китае и противопоставить что-либо России возможности у неё не было. Любое военное предприятие в этом направлении поставило бы Англию в тяжёлое военное и политическое положение.
Тем временем, после Ливадийских договорённостей, по направлению к Тибету, военным ведомством были отправлены разведывательные экспедиции под руководством Гомбожаба Цыбикова и Овшу Нарзунова.
Буряты и калмыки под видом буддийских паломников, отправлялись на поиски путей, ведущих в Лхасу, а также для проверки информации о золотых приисках, якобы находящихся в окрестностях столицы Тибета.
Цыбиков, впоследствии видный учёный, этнограф, востоковед, профессор нескольких университетов, был первым фотографом Лхасы и Центрального Тибета. Причём фотосъёмка, как и ведение дневника, производились Цыбиковым тайно. Прикрытием служила молитвенная буддистская мельница, через прорезь которой и производилась съёмка. Славу первого фотографа Лхасы разделил с Цыбиковым и Нарзунов, привезший из экспедиции 42 фотографии. Они были опубликованы ИРГО в 1903 г.
Летом 1901 г. Далай-лама, заручившись поддержкой высшего буддийского духовенства, вновь отправляет Доржиева в Петербург. 6 июля в Петергофском дворце посланник Тибета преподносит русскому царю проект секретного русско-тибетского договора, текст которого, для пущей помпезности, был выгравирован на золотом блюде. Однако Особое совещание, созванное по этому случаю в Петербурге, договор отвергло как преждевременный и рискованный шаг. Тем не менее Доржиев получил ценные подарки от русского императора – полное облачение архиерея Русской православной церкви. А перед отъездом ему было вручено специальное послание от императора и министра иностранных дел для передачи Далай-ламе, с выражением самых тёплых и дружественных чувств российского правительства к лидеру Тибета. Через несколько дней от русско-монгольской границы в направлении Лхасы вышли два каравана, состоявших из 200 и 300 верблюдов. Они везли слитки золота и серебра, богатые подарки и военное снаряжение.
Военное министерство, также не оставалась в стороне. В 1899-1890 гг. уже упоминаемый нами П.К Козлов возглавил экспедицию с целью достичь Лхасы. В сопровождении трёх младших офицеров и четырнадцати казаков, он прошёл по маршруту от русско-монгольской границы до пределов Тибета. Однако, добраться до пункта назначения Козлову не удалось. В небольшом городке Чамдо, в 450 километрах от Лхасы, он получает отказ на дальнейшее движение к столице.
Тем не менее неудачной экспедицию Козлова назвать нельзя. Исследователю в погонах удалось собрать важные географические и этнографические сведения, а также информацию о политической и религиозной ситуации в этой части Тибета. Эти данные, составили основу нескольких аналитических записок офицеров Генерального штаба, которые на протяжении 1901-1903 гг. выступали за оказание тайной военной помощи Тибету с целью отделения его от Цинской империи и установления над ним протектората.
Британия, не имея пока возможности противостоять России силовыми методами, пыталась решить проблему дипломатическим путём. В 1901 году вице-король Индии лорд Керзон дважды пытался вступить в переговоры с Далай-ламой XIII, но оба раза его письмо было возвращено нераспечатанным. Вице-король приходит к убеждению, - единственный способ узнать, что на самом деле происходит в Тибете это отправить туда специальную миссию. В июне 1903 года в Тибет для переговоров отправляется ветеран “Большой Игры” полковник Янгхазбанд. Миссия закончилась неудачей. Тибетцы не пропустили англичан на свою территорию, затягивали переговоры, а затем и вовсе отказались от них. Неудача не обескуражила вице-короля и Янгхазбенда, - не такие это были люди. Твёрдо решив переломить ситуацию в пользу Британии и в полном соответствии с поговоркой: “револьвер и доброе слово, куда действенней чем просто доброе слово”, Янгхазбанд вновь отправляется в “Страну снегов”, на этот раз в сопровождении почти 3-х тысячного военного эскорта.
Глава сорок четвёртая
"Мы получили несомненно ясные доказательства, что Тибет готовится к войне с нами: непальский раджа известил наше правительство, что далай-лама просил у него вооруженной помощи для вытеснения миссии; кроме того, мы с достоверностью узнали, что в Тибет ввозились русские ружья, заряжающиеся с казенной части, и амуниция. Потом слухи о русских интригах были подтверждены японским священником Кауагучи; после возвращения из Лхасы в 1903 г. он сообщил, что в 1902 г. ламы приняли от русского правительства два груза привезенных на верблюдах ружей. В сентябре 1903 г. вполне выяснилось, что Дорджиев, кроме своих профессиональных буддистских обязанностей, принял на себя наблюдение за военными приготовлениями в лхасском арсенале".
И далее, с абсолютной убеждённостью, что Британия имеет право поступать всегда без оглядки на суверенитет другого, более слабого государства:
“Итак, нам предстояло вступить в Тибет не в качестве просителей, умоляющих впустить их, не в качестве маленькой партии путешественников, смиренно проскользающих мимо дерзкого и варварского охранителя границ; теперь миссия должна была двинуться как представительница высшего могущества, идущая открыто, мирно, однако, с достаточной силой, чтобы потребовать открыть двери, если она найдет их замкнутыми”.
“Дерзкий и варварский охранитель границ” – эпитет, ярко характеризующий политику Британии - политику, воспетую Киплингом с его “бременем белого человека”.
Итак, в ноябре 1903 г. миссия, возглавляемая полковником Янгхазбандом выступила в Тибет. Сопровождал “дипломатов” внушительный военный отряд под командованием бригадного генерала Джеймса Мак-Дональда. В состав отряда входили: авангард - шесть рот 23-го и 32-го полков Сикхской пехоты и 2 роты 8-го гуркаского полка (в дальнейшем к ним добавились еще две роты гуркасов для охраны), четыре горных орудия, два пулемета. Кроме того для усиления передового отряда – 40-й пехотный Патанский полк; 1-й батальон Королевских фузилеров; пулеметная команда 1-го батальона Норфолкского полка; подразделения 7-й и 30-й британских горных батарей; 3-я рота1-го Бенгальского саперного батальона; транспортная рота, медицинский взвод. Как видим, британцы были полны решимости выполнить поставленную задачу.
В пути англичане узнали о начале русско-японской войны. Эта новость пришла, когда миссия Янгхазбанда приближалась к небольшому селению Гуру. К этому времени отряд британцев без единого выстрела преодолели три препятствия: перевал Джелеп Ла, укрепление Фари Джонг (Каменная стена) оставленное тибетцами еще до подхода британцев и перевал Танг Ла (4630 м.).
Но, к этому времени тибетцы стали воспринимать незваных гостей уже всерьёз и в Гуру из столицы Лхасы прибыл военный отряд монахов-буддистов с намерением остановить англичан. Первое столкновение произошло 31 марта 1904 г. у горячих ключей Чумие Шенхо («Воды кристального глаза»). Должно быть, увидев вооружение тибетцев,- фитильные ружья 18 века – англичане вдосталь повеселились. Окружив буддийских воинов, генерал Мак-Дональд отправил к ним для переговоров переводчика миссии капитана Фредерика О'Коннора, с предложением сложить оружие. Но командир тибетцев предложение отверг. Монахи считали себя неуязвимыми, поскольку у каждого из них был оттиск личной печати далай-ламы. Этот амулет по уверениям священнослужителей, должен был их защитить от пуль и при попытке англичан разоружить тибетцев силой, они бесстрашно бросились на врага, попав под ураганный огонь. Амулет не помог, почти 400 практически безоружных, плохо экипированных тибетцев остались лежать на поле брани, 150 человек были ранены и 200 взяты в плен. Для Янгхазбанда, прослужившего в армии 20 лет, но ни разу не участвовавшего в боевых действиях, это было шоком. «Это был ужасное и неприятное дело», — написал он в своих воспоминаниях. Тем не менее, эта кровавая бойня не остановила поход англичан.
В живописном ущелье Красного Идола Замбанга, получившего название от изваяния жреца-колдуна Падмасамбхавы, стоящего в самом узком месте ущелья среди валунов и темно-красных кустов барбариса, англичане вновь вступили в бой с преградившими им путь тибетцами. В этой стычке, солдаты Мак-Дональда уничтожили более 100 человек. Затем, 6 мая 1904 г., в схватке за высокогорный перевал Каро, тибетцы потеряли ещё несколько сотен воинов. Потери британцев составили 5 убитых и 13 раненых. Затем произошёл ещё ряд боевых стокновений: у Палла (26 мая), Кангма (6 июня), Гианцзе Джонг (6 июля). Крепость Гианцзе Джонг, возвышавшаяся на крутой голой скале считалась неприступной, но это британцев не остановило.
В четыре часа утра генерал Мак-Дональд отдаёт приказ о штурме цитадели. После интенсивного артиллерийского огня, штурмовая группа пошла в атаку. Удача в этот день была на стороне англичан. В результате прямого попадания снаряда в пороховой погреб, произошёл взрыв, и часть стены обрушилась. Через пролом британцы ворвались в крепость. До самой темноты продолжался жесточайший бой. Сопротивление защитников было сломлено, часть полегла в бою, остальные бежали через тайные подземные ходы. Британские потери были ничтожны – четверо убитых и тридцать раненых. Весть о падении Гиангзе, достигнув Лхасы, вызвала там панику. Древнее поверье гласило, что, если крепость захватит враг, страна погибнет. 31 июля 1904 г. британцы вышли к берегам Цанпо, верхнего притока Брахмапутры, на другом берегу которой возвышался священный город Лхаса. Переправившись на паромах, 3 августа незваные гости разбили лагерь у его стен.
Поскольку Далай-лама бежал в Монголию, к Янгхазбанду, для переговоров, отправился манчжурский резидент (амбань) и приглашает командование британцев в свою резиденцию. 4 августа английские офицеры в сопровождении небольшого отряда и почётного китайского эскорта проследовали через город к дворцу. Месяц продолжались переговоры и, наконец, 7 сентября мирный договор между Британией и Тибетом был подписан. Главными пунктами соглашения были: обеспечение свободной индо-тибетской торговли, без согласия Великобритании тибетские сановники не должны были допускать в Тибет представителей других держав, Тибет выплачивал контрибуцию в 7,5 млн рупий в течение 75 лет. В обеспечение этой выплаты англичане временно занимали долину Чумби.
Россия несмотря войну на Дальнем Востоке, не могла равнодушно наблюдать за этим. Почти одновременно с началом похода Янгхазбанда, русское военное командование отправляет в Тибет секретную разведывательную экспедицию, состоящую из служивших во Всевеликом Войске Донском калмыков-буддистов. Возглавил её, хорошо владевший тибетским наречием, подъесаул Н. Э. Уланов. В 1901 году во время визита миссии Доржиева в Петербург, он привлекался в качестве переводчика. Следует отметить, что решение о посылке экспедиции было принято на самом высоком уровне ещё в 1902 г., подготовка заняло два года, а в связи с активностью англичан решено было события форсировать. За это время Уланов был переведён в столицу и прикомандирован к Главному управлению казачьих войск и В 1902 году и прошёл подготовку к операции, особое внимание уделяя изучению топографии, связи и коммуникаций, астрономии и других дисциплин, которые могли ему пригодиться во время миссии. Кроме Уланова в состав миссии входили ещё двое разведчиков.
В январе 1904 года военный министр Куропаткин направляет на имя императора Николая II специальную записку, в которой пишет: “3-го сего января Вашему Императорскому Величеству благоугодно было соизволить на командирование весьма секретно в Тибет для сбора сведений об этой стране прикомандированного к Главному управлению казачьих войск Первого Донского казачьего Генералиссимуса князя Италийского, графа Суворова Рымникского полка подъесаула Уланова, сроком приблизительно на один год в сопровождении штатного гелюна (буддийского военного священника) Потаповской станицы Войска Донского Дамбе Ульянова и переводчика урядника той же станицы Лиджи Шарапова.
Для сохранения в тайне сего командирования полагалось бы по бывшим примерам уволить подъесаула Уланова в отставку под рубрикой «по домашним обстоятельствам» с условием обратного приема на военную службу по окончании командировки и с зачетом проведенного в ней времени за действительную службу с сохранением всех прав. Вызываемый сей командировкой расход в сумме 13 840 рублей полагалось бы отнести на суммы запасного кредита Канцелярии Военного Министерства.
Кроме того, подъесаулу Уланову полагалось бы отпустить для вооружения его спутников , а равно для подарков 5 винтовок казачьего образца и 8 трехлинейных револьверов с надлежащим количеством патронов.
Испрашивается: благоугодно ли будет Вашему Императорскому Величеству соизволить на изложенное?”
Согласие было дано. Кроме того, император пожелал лично встретиться с участниками миссии. Тайная аудиенция состоялась 14 января 1904 года, в три часа дня, в Зимнем дворце. Встреча была абсолютно засекречена. Об этом свидетельствует ещё один документ, подписанный Куропаткиным: «Завтра, 14 января, Государь Император примет в 3 часа дня совершенно тайным образом в Зимнем дворце отправляющихся в Тибет подъесаула Уланова и ламу Ульянова. Означенным лицам об изложенном уже сообщено.
Прошу поставить об этом в известность Экспедицию церемониальных дел с указанием на частный характер приема и просить принять меры, чтобы сведения об этом приеме не попали в газеты… Генерал-адъютант Куропаткин. 13 января 1904 года».
В самом начале 1904 года группа Уланова покидает Санкт-Петербург и добравшись до Туркестанского края приступает к окончательной подготовке. Здесь к экспедиции присоединились четверо местных жителя - опытные проводники-караванщики. С помощью русского представительства в Кульдже удаётся добыть настоящие документы на жителей провинции Синьцзян и под видом буддийских паломников группа отправляется дальше, через китайскую территорию. Внезапно в пути заболели неизвестной болезнью сразу двое разведчиков – Уланов и Шарапов. Местные лекари были бессильны и через несколько дней Уланов скончался. Организм Шарапова оказался сильнее и болезнь через некоторое время отступила. Гибель руководителя ставила под угрозу выполнения задания. Русский представитель в Кульдже запросив Петербург, возлагает дальнейшее руководство на Ульянова. Опыта и военной подготовки новому руководителю не хватало, однако было у него одно преимущество. Дамбо был буддийским религиозным служителем в казачьих войсках, хорошо разбирался во всех тонкостях буддийской религии, поэтому роль знатного паломника он мог играть абсолютно естественно.
К концу декабря группа добралась до цайдамских калмыков, живущих в Чеменских горах. Здесь им пришлось зазимовать, поскольку горные перевалы завалило снегом.
Дождавшись весны, Ульянов со своими людьми двинулся дальше и в конце мая 1905 г. русская миссия достигла Лхасы, где была встречена весьма радушно. Ульянова приняли за Великого Хубильгена (высшего представителя буддийского духовенства) и на поклон к нему стали приходить как местные жители, так и иностранные паломники.
Понимая, что британские агенты, из числа непальцев, не могут не обратить внимание на вновь прибывших, Ульянов делает блестящий ход. Ещё до похода им был написан трактат по одному из спорных вопросов буддизма на тибетском языке, и он предложил его для обсуждения местному высшему духовенству. Это произвело должный эффект и поставило русского разведчика в ряды учёнейших знатоков буддизма. Тем самым Ульянову удалось усыпить подозрения британцев, решивших, что перед ними действительно религиозный фанатик.
Освободившись от подозрений, разведчик начинает осторожно собирать информацию ведя беседы с паломниками, караванщиками, местными жителями и священниками. Вскоре Ульянову удаётся попасть на приём к Годдану Гива-Рамбуче, правившему Тибетом в отсутствие Далай-ламы. От него о получает немало ценных сведений о положении в стране. В частности, Рамбуче рассказал, что после происшедших антианглийских выступлений англичане ушли из Лхасы, но существует вероятность, их возвращения. По его словам, британцев сдерживает только вероятная негативная реакция других стран. Рамбуче рассказал, что отношение населения и лам к Далай-ламе не изменилось, тибетцы продолжают считать его своим духовным вождем и с нетерпением ожидают возвращения.
Всё вроде складывалось удачно, но тут - новое несчастье: таинственным образом урядник Шарапов выпал из окна третьего этажа здания, где размещалась тайная миссия. Сам он не мог объяснить, почему это произошло. Урядник сильно разбился и надежд на его выздоровление не было. Однако местный врачеватель заверил, что обязательно вылечит Шарапова и тибетская медицина действительно сотворила чудо и вскоре Шарапов уже сам смог сесть в седло.
Группа пробыла в Лхасе три месяца. За это время Ульянов не один раз встречался с Рамбуче и другими высшими сановниками двора, детально изучил ситуацию не только в столице, но и в других районах страны.
В середине августа 1905 года русская тайная миссия покинула Лхасу и 17 марта 1906 года прибыла в столицу Российской империи. Ульянов тут же стал писать заметки о своём путешествии. В целях конспирации писал он на калмыцком языке. На основе этих заметок, были подготовлены подробные отчёты для Военного министерства и Министерства иностранных дел, получившие высокую оценку русского правительства.
На основании представленной информации начались переговоры с Далай-ламой о возвращении его в Лхасу, контакт с которым поддерживали через Доржиева. Согласившись на возвращение, Далай-лама попросил усилить его конвой, который состоял из казаков-бурят. Вопрос этот, однако, был чрезвычайно деликатным, и неоднократно обсуждался на самом высоком уровне. Китайские власти могли воспринять наличие большого конвоя как недоверие к ним и заподозрить русских в наличии каких-то особых планов в отношении Тибета.
В конце концов договорились, что конвой останется в обычном составе и будет сопровождать Далай-ламу только до границы с Тибетом.
Одновременно российское правительство вело активные переговоры с Китаем и Англией, добиваясь скорейшего восстановления в стране власти Далай-ламы.
Отъезд тибетского правителя состоялся в декабре 1906 года. Вначале он поселился на территории Китая в монастыре Гумбут, недалеко от тибетской границы, а вскоре переехал в Лхасу.
Правда, в 1910 г. ему снова пришлось бежать от преследования китайцев, на этот раз в Индию. После революции в Китае 1913 г. Далай-лама XIII, вновь вернулся в Лхасу и провозгласил независимость Тибета. В 1950 г. Тибет уже окончательно вошёл в состав Китайской Народной Республики.
Из коллекции Е. Ричардсона, Великобритания
В 1907 году была подписана Конвенция между Великобританией и Китаем о Тибете, в которой Англия признала Тибет частью Китая и обязалась поддерживать отношения с ним только через Китай.
22 февраля 1906 г. Агван Доржиев четвертый, и последний, раз встречается с Николаем II. Но к этому времени, Россия, прошедшая через позор войны с Японией и сотрясающаяся в революционных событиях 1905-1907 гг., не могла проводить активную наступательную политику. Переговоры Доржиева в Петербурге, на которые так надеялся Далай-лама, ни к чему не привели. Кроме туманных обещаний Доржиев ничего не добился.
Через год, 31 августа 1907 г. в Петербурге было подписано англо-русское соглашение относительно Персии, Афганистана, и Тибета. В соглашении сторонами признавался сюзеренитет Китая над Тибетом. Россия признала также заинтересованность Англии в том, чтобы внешние сношения Тибета не нарушались бы никакой другой страной. Но, Монголия осталась в сфере влияния России.
По-разному сложились судьбы главных участников “Большой Игры” в Гималаях.
Пётр Бадмаев, после февральской революции, как человек близкий царской семье, был выслан в Хельсинки. Большевики разрешили ему вернуться — согласно легенде, он лечил революционных матросов от сифилиса.
В Советской России Бадмаев продолжал врачебную практику, несколько раз был арестован за «контрреволюционную агитацию». Японский посол предложил ему уехать в Японию, но Бадмаев отказался. Были конфискованы его особняк в Петрограде, земли на Дону и в Забайкалье, однако оставили приемную на Литейном и деревянный дом на Ярославском проспекте. Зимой 1919-1920 гг. он заболел тифом, находясь в заключении в Чесменском лагере. 30 июля 1920 года П. А. Бадмаев умер у себя дома, на руках у жены.
Агван Доржиев, после Октябрьского переворота, продолжил политическую и религиозную деятельность. В 1919 г. буддийский храм в Петрограде, построенный при активном участии Доржиева и действующий с 1915 г. был дочиста разграблен красноармейцами. Пропало всё более-менее ценное. Кроме этого варварами была разбита статуя Будды, сожжены уникальная библиотека тибетских манускриптов и огромный архив Доржиева, собиравшийся на протяжении 30 лет. Это был страшный удар для Агвана. Но, несмотря на разруху, царившую в стране, ему удалось восстановить храм.
Встречаясь с Лениным и Луначарским, буддийский священнослужитель, убеждал их, что буддизм — не религия, а философия, что в нём присутствуют общие с коммунизмом идеи. Не помогло.
В 1929 году новым антирелигиозным законом была запрещена деятельность буддийской церкви Забайкалья. В 1935 году начались преследования буддийского духовенства. В 1937 году в результате арестов и расстрелов буддийская община в Ленинграде перестала существовать. В ноябре того же года 85-летний Доржиев был арестован в Бурятии и через год скончался в тюремной больнице Улан-Удэ. Место его захоронения неизвестно.
Разведчик Генштаба и выдающийся исследователь П. К. Козлов в 1920-х гг., уже в советское время, возглавил еще одну экспедицию в Центральную Азию, в ходе которой в горах Ноин-Ула на севере Монголии открыл одноименный могильник гуннской знати. Умер Петр Кузьмич Козлов в 1935 г.
В 1908 г. Далай-ламу посетил русский офицер и путешественник Карл Густав Маннергейм.
Но об этом путешествии, мы расскажем в следующих частях.
Глава сорок пятая
В самом эндшпиле «Большой Игры», в 1907 г., российским Генштабом была организована ещё одна разведывательная экспедиция c целью сбора военно-статистической информации об индо-британской армии и изучения северо-индийского театра военных действий. От военного ведомства в ней принимал участия Генерального штаба капитан П. А. Половцов, научную часть осуществлял чиновник Главного управления Туркестанского края М. С. Андреев. Как и в случае с капитаном Новицким, маршрут экспедиции проходил из Индии в Ферганскую долину. Прежде чем продолжить, несколько слов об этих двух незаурядных участниках «Большой Игры».
Михаил Степанович Андреев, внук простого солдата, а впоследствии выдающийся востоковед, этнограф и языковед, родился в Ташкенте 24 сентября 1873 года. После окончания Ташкентской гимназии, поступил в Туркестанскую учительскую семинарию и после завершения обучения работал в Ходженте «заведующим вечерними курсами для местного национального населения», параллельно посещая различные места Туркестанского края, занимаясь собиранием археологических и этнографических данных. В 1894 году он получил приглашение работать практикантом по восточным языкам в Ташкентскую учительскую семинарию и в Ташкентское реальное училище, по поручению которого им было составлено учебное пособие по узбекскому языку.
В 1896 г. в Ташкент из Петербурга прибыл чиновник особых поручений Министерства внутренних дел А. А. Половцов, командированный для изучения состояния и задач переселенческого дела в Средней Азии и Закавказье. По рекомендации знатока Туркестанского края В. П. Наливкина, Андреев занял должность секретаря Половцова. В этой должности он совершает длительные поездки по Туркестану, Закаспию и Закавказью. Вместе с Половцовым, который чрезвычайно высокого ценил работу своего секретаря, Михаил Степанович уезжает в Петербург, где входит в круг виднейших востоковедов, по достоинству оценивших его эрудицию и глубокое знание языков, жизни и быта народов Средней Азии.
Вместе с Половцовым Андреев, зимой 1898 года уезжает в Париж, где овладевает французским языком и, помимо своих служебных обязанностей, посещает Восточное отделение Французской Национальной библиотеки.
Работая вдали от своей родины Михаил Степанович, тем не менее не порывает с ней связь, подолгу живя в Ташкенте и продолжая собирать лингвистические и этнографические материалы.
В 1902 г. Андреев совершает путешествие через Ош на Памир, в Вахан и Ишкашим. Результатом поездки явилась совместная с А. А. Половцовым научная работа по этнографии Памирских племён.
В 1906 году А.А. Половцов назначается Генеральным консулом в Индию, сменив на этом посту В. О. Клемма. Вместе с ним в Бомбей, в качестве личного секретаря и переводчика, уезжает и Андреев.
Таким образом, к моменту начала похода из Индии в Среднюю Азию, Михаил Степанович был опытнейшим путешественником-исследователем, владевшим восточными языками, в том числе основами хинди и пушту.
Товарищем по экспедиции Андреева, был родной брат Генконсула, капитан Пётр Александрович Половцов. Отцом братьев был действительный тайный советник и государственный секретарь Александр Александрович Половцов, матерью - Надежда Михайловна Июнева,- внебрачная дочь Великого князя Михаила Павловича и воспитанница барона А.Л. Штиглица, одного из богатейших людей России. Согласно легенде, дитя было найдено в кустах сирени в саду дачи Штиглицев в Петровском. Девочка лежала в корзине в роскошных пелёнках, к которым была приколота записка о том, что она родилась 10 декабря 1843 года и крещена по православному обряду Надеждой, отчество её Михайловна, а на шее имелся дорогой золотой крестик с крупной жемчужиной. Поскольку это событие случилось в июне, девочке была дана фамилия Июнева. Император принял деятельное участие в судьбе подкидыша, побудив бездетного банкира взять на воспитание свою незаконнорожденную племянницу. Знатность рода, близость к императорскому дому, отличное образование и неординарные способности позволили Петру Половцову совершить блестящую карьеру. После окончания Историко-филологической гимназии и петербургского Горного института, Пётр, в сентябре 1897 года, поступает вольноопределяющимся в 44-й Нижегородский драгунский полк. В 1899 году успешно сдаёт экзамен на первый офицерский чин при Николаевском кавалерийском училище и выпускается корнетом в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. По окончании Николаевской академии Генерального штаба в 1904 году по первому разряду штаб-ротмистр Половцов становится Генерального штаба капитаном и принимает участие в русско-японской войне.
В 1907 г. воспользовавшись положенным ему отпуском, с компанией друзей отправляется в Индию, якобы на охоту.
О встрече с ним там, упоминает в своих воспоминаниях известный дипломат С. В. Чиркин:
«Это были капитан Генерального штаба П. А. Половцов, лейб-гусар поручик граф Остен-Сакен, конногвардеец поручик граф Беннигсен. Все трое приехали в Индию поохотиться и только что возвратились с Цейлона, где, кажется, довольно удачно охотились на слонов...
Из трёх офицеров-охотников Остен-Сакен и Беннигсен покинули Индию торным морским путём вскоре после моего приезда. Оставался в Индии лишь брат А. А. Половцова П. А. Половцов, который в это время находился в Кашмире, поджидая М. С. Андреева, с которым он возвращался в Россию сухим путём через Каракорум и Памиры в наш Туркестан».
Половцов в феврале 1907 г. прибывает в Бомбей, оттуда отправляется в Калькутту, где встречается с лордом Китченером, главнокомандующим индо-британской армии, затем в апреле 1907 г. отправляется в Кашмир, где, по словам Чиркина, поджидал Андреева.
Правда, кто кого ждал не совсем ясно, поскольку в своём отчёте Андреев пишет: «В Равал-Пинди, расставшись с железной дорогой, я проехал на почтовых в Сринагар, главный город Кашмира, где прожил около месяца, поджидая капитана генерального штаба Половцова, с которым мы решили еще заранее продолжать наше дальнейшее путешествие совместно».
До Сринагара Андреев добирался больше месяца, ненадолго останавливаясь в Дели, Агре, Лагоре и других населённых пунктах. Здесь, общаясь с местным населением и чиновниками, он собирал информацию о социальных и товарно-денежных отношениях, собирал этнографический материал.
Наконец два разведчика встретились, и 18 июня отправились в долгий путь из Северной Индии (Сринагар) в российские пределы. Маршрут экспедиции прошёл через Гималаи по перевалу Каракорум в Западный Тибет, оттуда в Восточный Туркестан (Яркенд), а затем через Таш-Курган, оз. Зоркуль, Вахан, Шугнан и Восточный Памир в Ферганскую долину и закончился в Ташкенте. О причинах выбора такого маршрута М. С. Андреев так писал в своем дневнике: «...на Памире я надеялся пополнить филологические записи по наречиям горных племен верховьев Панджа. Правда, маршрут через Восточный Туркестан являлся несоразмерно длинным, но для меня он был единственно возможным, так как англо-индийское правительство очень ревностно относится ко всяким попыткам неанглийских путешественников переехать индийскую сухопутную границу, и для меня, русского, выхлопотать разрешение на проезд в другом, кратчайшем направлении представлялось более чем затруднительным». Следует отметить, что до Яркенда русских разведчиков сопровождал майор Г. Филдинг, личный адъютант вице-короля Индии.
Прибыв в Ташкент, и тот и другой представили руководству свои отчёты, содержащие ценнейшую информацию. В частности Половцов сообщил о действовавших в Бомбее, Мадрасе, Лагоре, Пуште и Рангуне разведшколах. В Бомбее — британцы изучали русский, персидский, китайский языки,
в других школах готовили выходцев из азиатских народностей.
По утверждению Половцова, они должны были сопровождать британских офицеров в поездках по Русскому Туркестану, Персии и Афганистану. Иногда и сами англичане переодевались туземцами. «Надо заметить, — писал Половцов, — что офицеры, изучавшие восточные наречия, пользуются очень существенными выгодами в отношении жалованья и чинопроизводства, вследствие чего в распоряжении индийского правительства есть много офицеров, прекрасно владеющих афганским языком и которых афганцы легко принимают за своих».
Также русский разведчик считал, что между Калькуттой и Кабулом существует секретное соглашение, в силу которого английские разведчики «время от времени пропускаются через афганские пределы для проникновения в российские владения». Это настораживающая информация была представлена Николаю II, который сделал на полях пометку: «Полезно знать».
Андреев, в свою очередь представил туркестанскому генерал-губернатору доклад «Об английской разведочной организации в Индии и сопредельных странах». Михаил Степанович считал, что в Индии разведка англичан делится на 2 вида: внешнюю и внутреннюю. Он с большим уважением отзывался о постановке разведывательного дела у британцев и отмечал, что «англо-индийское правительство не щадит на это ни денег, ни усилий». Правительство умело использует информацию разведывательных учреждений о положении в стране и сопредельных государствах, благодаря чему англичане «еще удерживаются» в Индии. В сфере внешней разведки, по замечанию Андреева, англичане, как правило, для выполнения заданий в азиатских государствах использовали представителей местных племен или их единоверцев. В Афганистан засылали только афганцев, в Персию — индийских шиитов, так как персы «не будут дружить с суннитами». В русский Туркестан, по мнению Андреева, отправляли всех без разбора «и мусульман, и индусов, так как английские подданные, приезжающие сюда по торговым делам, принадлежат к представителям обеих религий и агентам легче скрыться среди них, не возбуждая никаких подозрений».
Андреев установил имена наиболее удачливых британских разведчиков, которые неоднократно бывали в Туркестане и никем не раскрытые возвращались в Индию. Ша-Заман из племени устуриани около года разъезжал по русскому Туркестану и беспрепятственно покинул пределы империи через Кушку. Самаркандец Хеджа Абду-Саттар по заданию полковника Дина отправился в Туркестан и более двух с половиной лет жил там у своих родственников. Бывший служащий бомбейской полиции Хаджи Риаз уд Дин-Ахмад, о котором мы уже рассказывали, преподавал индустани в школе восточных языков в Ташкенте.
Английская разведка направляла своих агентов из Индии в Туркестан по кратчайшему пути — через территорию Афганистана. Засылку агентуры осуществляли из г. Кветта, где местное отделение разведки возглавлял «политический агент вице-короля» Мак-Магон.
В Туркестане любопытство британской разведки, насколько это удалось выяснить русским разведчикам, вызывало расположение арсеналов, магазинов, складов, пункты сосредоточения войск, фамилии офицеров и тому подобное. Ещё одну важнейшую информацию добыли Половцов и Андреев. Вот что пишет в Докладе туркестанскому генерал-губернатору Н. И. Гродекову, дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторстве, В. Д. Калмыков.
«Нашим путешественникам частью расспросными сведениями, частью путем наблюдения с высот на нашей стороне Памиров удалось установить факт устройства англичанами колесной дороги из Индии (Читраль и Гильгит) до Аму-Дарьи (Пянджа), причем эти дороги двумя путями на перевал Дору и перевал Борогиль с одной стороны доходят до нашей границы на Памирах и следуют вдоль ее, а с другой — перерезывают восточный Афганистан (провинция Бадахшан) и выходят к Аму-Дарье против бухарского бекства Куляб.
Таким образом, англичанам удалось установить первый колесный путь из Индии до Аму-Дарьи в таком месте, где противоположная бухарская сторона доступна для колесного движения.
Обстоятельство это придает особое значение восточной Бухаре, находящейся сравнительно вдали как от нашего контроля, так и от контроля центрального бухарского правительства.
Не вдаваясь в оценку стратегического и политического значения английских дорог, имею честь почтительнейше доложить, что вопрос о дальнейшей деятельности англичан с весны будущего года в припамирском районе приобретает особый интерес».
Дальнейшая судьба двух разведчиков была абсолютно непохожей. Андреев в качестве секретаря-переводчика, а затем вице-консула проработал в Индии до 1911 года, выполняя одновременно роль негласного военного агента. Вернувшись в Туркестан, он был назначен инспектором народных училищ в Ходжентском и Джизакском уездах Самаркандской области. Русское географическое общество, членом которого он стал в 1911 г. поручило ему работу по составлению этнографической карты Туркестанского края, выполняя которую он посетил Нур-Атинские горы и прилегающую к ним территорию Кызылкумов, а в 1916 г. совершил поездку в Матчу.
В первые годы Советской власти он был назначен комиссаром народного образования Ходжентского уезда, а затем вызван в Ташкент, где ему была поручена организация востоковедческого вуза.
В ноябре 1918 г. в Ташкенте был создан Туркестанский восточный институт, первым руководителем которого становится М.С. Андреев. Сам Михаил Степанович вёл там занятия по персидскому языку и таджикским наречиям, читал курсы по этнографии.
Все последующие годы М. С. Андреев посвятил науке, неутомимо организовывая различные экспедиции по сбору и изучению этнографических и фольклорных материалов. В 1926 г. он осуществил поездку в Афганистан в качестве старшего драгомана (переводчика) советско-афганской комиссии отдела Среднего Востока НКИД СССР, использовав своё пребывание в этой стране для сбора сведений по языку и быту таджиков долины Панджшира.
31 января 1929 года М. С. Андреев по представлению выдающихся востоковедов академиков С. Ф. Ольденбурга, В. В. Бартольда, Ф. И. Щербатского и И. Ю. Крачковского был избран в члены-корреспонденты АН СССР.
Не избежал Михаил Степанович и репрессий в годы лихолетья. В 1930 году коллегией ОГПУ он был подвергнут административной высылке в Алма-Ату на 3 года, а 10 августа 1938 г. был подвергнут аресту и обвинен в шпионаже в пользу английской разведки. Правда, через год освобождён.
Жизнь действительного члена Академии наук Узбекской ССР, заслуженного деятеля науки Узбекистана и Таджикистана, М. С. Андреева закончилась трагически. Харизма, блестящее чтение лекций и редкая эрудиция снискали ему славу в Сталинабаде (ныне Душанбе), где он тогда работал. Причём, не только среди людей науки, но и среди особ слабого пола. 10 ноября 1948 года одна из таких экзальтированных дам, не получив взаимности от учёного, размозжила ему голову топором. Так печально закончилась жизнь создателя Восточного института в Ташкенте и одного из самых выдающихся наших земляков.
Совершенно иначе сложилась жизнь у Петра Половцова. После возвращения из Индии, он вновь на военной службе. В 1909 году с дипломатической миссией посетил Пекин. Геройски сражался в Первую мировую войну.
П. А Половцов, 1916-1917 гг.
Из коллекции М. К. Басханова
Принял с восторгом Февральскую революцию, и в мае 2017 г. сменил генерала Корнилова на посту главнокомандующего Петроградским военным округом. К Октябрьскому перевороту отнёсся резко отрицательно. В 1918 г. уезжает в Персию, где продолжает участвовать в войне на стороне англичан. По её окончании много путешествовал, жил один год на своей кофейной плантации в восточной Африке, затем переезжает в Монако, где поселяется в семейной вилле Сен-Роман. Был одним из директоров знаменитого казино в Монте-Карло. Пётр Александрович прожил долгую жизнь, скончавшись в 1964 г. возрасте 90 лет.
А мы возвращаемся в начало 20 века, в 1906 год, когда в Главном управлении Генерального штаба решили организовать военно-географическую экспедицию в Северный Китай и стали подыскивать для этого подходящую кандидатуру.
Глава сорок шестая
В Цинской империи в это время начались реформы. Вдовствующая императрица Цыся, фактическая правительница Китая с 1861 года, обжегшись на боксёрском восстании, и поняв, по результатам русско-японской войны, что Цинская империя отнюдь не великая держава, решила провести кардинальные изменения в стране. Укрепить власть центрального правительства, уменьшить огромные привилегии мандаринов, создать мощную армию, построить сеть железных дорог и покончить с главным пороком китайского общества – курением опиума.
Российский Генштаб весьма интересовало, как проходят эти реформы. Необходимо было выяснить, насколько китайскому правительству удалось укрепить свою власть в приграничных районах, а также, каково реальное отношение мандаринов к столь резким переменам. Кроме того, по-прежнему остро стоял вопрос изучения почти неизвестных до сих пор, малонаселённых районов Китайского Туркестана и Северного Китая.
Всё это стало причиной того, что 16 марта 1906 года полковнику российской армии барону Маннергейму было вручено предписание из канцелярии генерал-губернатора Великого княжества Финляндского в Гельсингфорсе, Н. Н. Герарда.
В нём содержалось требование прибыть 20 марта в Петербург и в 10 часов утра явиться к начальнику Генерального штаба, генералу Ф. Ф. Палицыну.
Фёдор Фёдорович тепло встретил полковника, и не теряя времени заявил: “Генеральный штаб очень волнует положение на южных границах России. Китайские реформы превратили Поднебесную в опасный фактор силы… Карл Карлович, Вам предстоит совершить строго секретную поездку из Ташкента в Западный Китай, провинции Ганьсу и Шэньси. Продумайте маршрут и согласуйте его с генералом Васильевым, по организационным вопросам обращайтесь к полковнику Цейлю”.
Маннергейма чрезвычайно обрадовало это “поразительное задание”.
“Такая задача воодушевила меня, - пишет он в своих мемуарах, - и чем больше я углублялся в изучение архивов Генштаба, тем сильнее она меня привлекала. Результат моих исследований мог быть только один: я дал положительный ответ на приглашение. Возможность изучить таинственные районы Азии разбудила моё воображение точно так же, как незадолго до этого – начало войны с Японией. Мне дали достаточно времени для подготовки к путешествию – отправиться в путь мы должны были только летом – и я обязан был путешествовать с моим финским паспортом, что давало мне более широкие возможности”.
Маннергейм проходит краткие курсы фотографии и топографии, по рекомендациям действительного члена Императорского Русского географического общества, генерала от инфантерии Бильдерлинга и генерал-майора Васильева получает доступ к фондам и материалам Музея антропологии и этнографии, а также отдела этнографии Русского музея. В библиотеке Главного штаба знакомится с секретными отчетами генералов H. М. Пржевальского и М. В. Певцова. Консультируется с исследователем Центральной Азии П. К. Козловым. Несмотря на достаточное для подготовки время Маннергейм работает по 10-12 часов в день.
Наконец подготовка была закончена и 6 июля 1906 года, барон, взяв с собой 490 килограмм багажа, выехал из Петербурга в Нижний Новгород. Отсюда водным путём – по Волге и Каспию - добрался до Красноводска, откуда, “отвратительный”, по словам путешественника, поезд, привёз его в столицу российского Туркестана.
В Ташкенте Маннергейм наносит визит генерал-губернатору Д. И. Субботичу и является в штаб Туркестанского военного округа для последних формальностей. В штабе он получает дорожную карту и сведения об условиях жизни в приграничной полосе. Там же Карл Карлович знакомится с полковником Л. Г. Корниловым, находящимся в Ташкенте в командировке. После этого Маннергейм отправляется в Самарканд, где к полковнику присоединяются два казака Игнатий Юнусов и Шакир Рахимжанов.
“На выбор казаков было командиром полка обращено самое серьезное внимание, последний из них был магометанином и оба говорили по-киргизски. Они сидели на прекрасных конях с щегольскою седловкою. Снаряжение одеждою и оружием было безукоризненно, даже богато”, — писал Маннергейм.
Забегая вперед, скажем, что ни одному из них не удалось сопроводить полковника до конца. Юнусов из Кашгара был отправлен обратно в полк, а в Кульдже, серьезно заболел Рахимжанов и был заменен казаком 2-го Сибирского казачьего полка Луканиным.
11 августа небольшой отряд, к которому присоединились китайский переводчик по имени Лю, и один “джигит” в качестве слуги, отправился из Оша в Синьцзян.
В качестве подарков Маннергейм взял с собой винтовки старого образца, лупы, складные ножи, зеркала, духи, женские украшения, часы, томики Коранов.
Кроме этого несколько тысяч художественных открыток с изображением пейзажей и портретов и даже несколько сотен эротических фотографий.
Пройдя через Талдынский перевал, барон и его спутники перешли русскую границу в местечке Иркештам и 30 августа прибыли в город Кашгар.
Здесь экспедицию тепло встретили русский консул С. А. Колоколов, снабдив Маннергейма многими нужными сведениями.
Как мы уже рассказывали, в Кашгаре тесно сплелись интересы России и Британии, которые вели здесь негласную войну за сферы влияния. Кроме русского здесь находилось и британское консульство, которое в течении многих лет возглавлял Джордж Маккартни. Мать консула была китаянкой, и сэр Джордж в совершенстве владел китайским языком. Несмотря на соперничество двух империй, он довольно тепло встретил русского разведчика.
“Сэр Джордж Маккартни оказал мне немало услуг, в частности, одолжил очень редкий, огромных размеров учебник китайского языка; к нему прилагался столик, на котором следовало держать эту книгу” - вспоминал русский разведчик.
Экспедиция оставалась в Кашгаре целый месяц, - дожидались документов для проезда через китайскую территорию “финна Маннергейма, путешествующего под защитой правительства России”. Вынужденную задержку барон использовал в полной мере, собирая информацию и изучая китайский язык. Однако, время шло, а документ, давно запрошенный в МИДе Китая, не поступал. Тогда Колоколов посоветовал оформить паспорт у фаньтая (финансовый комиссар от центрального китайского правительства, обладающий очень высокими полномочиями, прим. В. Ф). По словам консула две первые буквы фамилии Маннергейма, “ма” написанные китайскими иероглифами означали лошадь и с него начинались имена многих дунганских генералов. Это могло послужить веским аргументом для получения разрешения на проезд, и фантань пообещал паспорт выдать. По обычаю, китайцы прибавляют ещё два слова, чтобы полное имя отражало какую-то идею, и фантань, немного подумав, вписал в паспорт иероглифами - Ма-та-хан.
- Что же это означает? – поинтересовался Маннергейм.
- Лошадь, скачущая через облака, - последовал ответ.
В дальнейшем официальные китайские лица, проверяющие документы у русского разведчика, неизменно относились к нему с большим почтением.
Получив необходимые документы, Маннергейм отправляет основную часть снаряжения, в столицу Синьцзяна Урумчи, а сам направляется в сторону Яркенда и Хотана. В Яркенде, куда путешественник прибыл в середине мусульманского поста – месяца рамазан, он с большим любопытством наблюдает за жизнью обитателей города. Особенно поразило Маннергейма повсеместное распространение азартных игр.
“Профессиональная игра полностью одобрялась. – пишет Маннергейм. - Я мог наблюдать за самыми разными группами людей, увлечённых игрой, – начиная от официальных лиц и кончая заключёнными”. Другим явлением, поразившим русского разведчика, были зобы, - следствие заболевания щитовидной железы, коренившееся в бедной йодом местной воде.
В Яркенде Маннергейм знакомится со многими важными лицами. Неоднократно обедает у амбаня – местного правителя. Любопытным было знакомство с местным военным мандарином, который был “образцом старой китайской военной касты. Это был семидесятилетний необразованный и глухой старик, по мнению которого организация китайской армии и военное искусство Китая были лучшими в мире”. Поразило полковника и повсеместное употребление опиума. Этому пороку были подвержены даже солдаты местного гарнизона.
29 ноября Маннергейм прибыл в город Хотан, который произвёл на него меньшее впечатление, показавшись гораздо более бедным, сирым и хуже построенным, чем Яркенд. Но главный местный мандарин, был так же доброжелателен, как и его яркендский коллега.
Здесь русский гость смог поприсутствовать на военных учениях, где полюбовался традиционным китайским фехтованием на мечах.
“Мечи заменяли бамбуковые палки. Солдаты сражались так, будто спасали свою душу. Нападая и отступая, они очень оригинально прыгали, то попарно, то собираясь в группу из восьми человек”.
Спустя три месяца Маннергейм возвращается в Кашгар и начинает обрабатывать материалы. Вычерчивает карты, проявляет фотографии, пишет отчёт для отправки в российский Генштаб. Здесь в гостеприимной семье Колоколовых он встречает новый, 1907 год.
Проведя в Кашгаре почти месяц, Маннергейм отправляется в важный, с военной точки зрения, город Аксу. Здесь он посещает казармы, найдя их вместительными, и делает вывод, что “китайцы вполне осознавали стратегическое значение Аксу”. И вновь на лицах китайских солдат, разведчик увидел явственные следы курения опиума.
В честь русского гостя командующий гарнизоном устроил праздник с музыкой и театральным представлением. Во время этих торжеств барон познакомился с наиболее авторитетными людьми города.
В конце марта путешествие продолжилось. Путь, длиной около 300 километров, пролегал через покрытый снегом Тянь-Шань и закончился в городе Кульджа.
Там Маннергейм получает, наконец, присланное из Пекина разрешение на путешествие. Фамилия на новых документах произносилась как “Ма-ну-ор-хей-му”, Это внесло некоторую путаницу и в ряде случаев путешественнику трудно было объяснить почему “фен-куо” (финский господин), путешествовал с двумя паспортами. Посол России в Пекине Д. Д. Покотилов, прислал Маннергейму газетную вырезку, где в статье обращалось внимание на иностранца с двумя паспортами и задавался вопрос, кем же в действительности был этот путешественник, который “фотографировал мосты, наносил на карты дороги, замерял высоты и, как правило, останавливался в местах, важных с военной точки зрения”.
22 апреля Кульджа остался и позади и почти через три месяца, вновь перевалив через Тянь-Шань, экспедиция Маннергейма достигла города Урумчи. Здесь путешественников гостеприимно встретил консул Н. Н. Кротков.
Одним из заданий возложенных на полковника было нанесение на карту горной тропы, тянущийся на сто километров к югу от Тянь-Шаня до города Турфана. Погрузив на две арбы необходимое снаряжение, Маннергейм отправил их по “арбовой дороге”, а сам с другими спутниками и шестью, нагруженными вещами ослами, отправился по горной тропе. 24 сентября, ровно через неделю, отряд прибыл в Турфан.
Здесь русский полковник с большим интересом наблюдал за военными учениями турфанского гарнизона. Преждевременно состарившиеся лица солдат вновь говорили о злоупотреблении опиумом, а сами учения больше напоминали балет: “все упражнения выполнялись очень точно и производили на зрителей прямо-таки театральный эффект. Стрельба по мишеням из допотопных ружей, заряжавшихся со ствола, была по любым оценкам ниже всякой критики”.
Маннергейму удалось побеседовать с двумя молодыми китайскими офицерами о проводимых в стране военных реформах. Офицеры совершенно не понимали их сути и считали, что последствием может быть только усиление влияния иностранцев.
Затем, посетив город Хами, служивший опорным пунктом, экспедиция вступила в пустыню Гоби. Восемь суток понадобилось отряду Маннергейма, чтобы в двадцатиградусный мороз и пронизывающий до костей ветер пересечь это безлюдное пространство. Наконец, пустыня осталась позади и перед путешественниками возникла Великая китайская стена за которой находился собственно Китай.
1 декабря 1908 г. Маннергейм со своими людьми прибыл в г. Сучжоу, который располагался на полпути между Кульджой и Пекином.
Город представлял собой большой военный лагерь, заполненный недавно призванными солдатами. Их усиленно муштровали офицеры и унтер-офицеры, наглядно демонстрируя проводимые реформы.
14 января 1908 года перед путешественниками открылась река Хуанхэ (Жёлтая река), на другом берегу которой виднелся большой город. Это был Ланьчжоу.
“Этот город, – писал Маннергейм, – является передовым, крупным центром, в котором обосновались русские купцы… Ныне продажа русских товаров в Ланьчжоу достигает 120 тысяч дан в год. Главным затруднением торговли России с этим городом является то, что отсюда нечего вывозить в Россию, кроме кирпичного чая. Русские купцы, не удовлетворенные торговыми операциями с китайцами, вместо товаров увозят серебряные слитки”. Здесь Маннергейм задерживается, необходимо было выяснить, не ведётся ли подготовка к превращению Ланьчжоу в военную базу.
В начале марта экспедиция двинулась дальше. Я не буду утомлять читателя подробным рассказом о маршруте. Скажу лишь, что, миновав города Хэчжоу, Циньчжоу, Циньшуй, Луньчжоу, Сяньянь, Сиань и другие, Маннергейм дошел до святыни монголов – монастыря Утайшань, где в это время находился Далай-лама.
Следует сказать, что к этому времени китайские власти стали проявлять подозрительность и чинить всякие препятствия русскому путешественнику при малейшем уклонении в сторону от маршрута. Особенно это касалось посещения места, где пребывал Далай-лама.
Но, несмотря на это, встреча русского путешественника и главы буддистов состоялась. Вот как описывает это сам Маннергейм:
“Около каменных монастырских ворот, весьма удалённых от храмового дворца, стояли два караульных китайских солдата, а на полдороге от ворот до входа во дворец дежурил тибетец. Я знал, что вход в монастырь охраняла большая группа солдат, но видно её не было, словно охраны вообще не существовало. Судя по тому, что китайские чиновники выделили мне сопровождающего, говорившего на ломаном английском языке, мой визит вызывал у властей немалые подозрения.
На следующий день далай-лама принял меня. Около огромных ворот в почётном карауле выстроилось подразделение китайских солдат, а возле входа стоял мой “сопровождающий”, облачённый в праздничные одежды. […]. В маленькой комнате у дальней стены имелось возвышение, покрытое коврами, и там, в кресле, похожем на трон, сидел далай-лама. Ему было лет тридцать. Свободный, спадающий складками красный халат, под ним – жёлтое шёлковое одеяние, видны рукава с голубыми обшлагами. Под ногами у далай-ламы была низкая широкая скамеечка. На боковых стенах – красивые картины, развёрнутые из свитков. Рядом с возвышением, по обе стороны трона, стояли, склонив головы, два безоружных человека в светло-коричневых одеяниях - пожилые тибетцы с грубыми чертами лиц”.
Задав дежурные вопросы, Далай-лама поинтересовался у русского путешественника не передавал ли Его величество император России какое-либо сообщение для него. На что Маннергейм сказал, что, к сожалению, перед отъездом у него не было возможности нанести визит императору.
Далай-лама сообщил также, что ему довольно хорошо в Утае, но сердце его находится в Тибете. Возможно, в скором времени он вернётся в Лхасу.
В конце аудиенции барону был вручён кусок красивого белого шёлка, на котором были тибетские письмена. Далай-лама попросил передать его русскому императору.
Дальше Маннергейм отправился в сторону крупного торгового и транспортного центра город Кьехуа на границе с Монголией, а оттуда на юг - в сторону города Татунгфу, куда прибыл 14 июля. Этот город славился красотой его жительниц. Многие знатные китайцы приезжали сюда, чтобы купить себе жену.
20 июля 1908 года русский путешественник достигает г. Калгана, последнего пункта перед столицей Китая. С седлом можно было попрощаться - последний отрезок предстояло проехать на поезде.
Несказанно счастливый Маннергейм поселяется в большом отеле Пекина, и смыв с себя грязь тяжелейшего двухгодичного путешествия, начинает писать отчёт, систематизируя собранные материалы, начисто вычерчивая карты, обрабатывая метеорологические и другие научные наблюдения. В посольстве Маннергейм вновь встречается с Корниловым, назначенным в Китай военным агентом.
Л. Г. Корнилов с семьёй консульского работника в Китае (1907 г.). Фото штабс-капитана П. В. Шкуркина
Через месяц отчёт был готов, и Маннергейм отправляется в двухнедельную “туристскую поездку” в Японию, где изучает военные возможности порта Симоносеки и посещает город Киото.
Обратная дорога в Петербург была не столь трудной и долгой. Поезд из Владивостока довёз Маннергейма до столицы империи, пролетая мимо знакомых мест. Три года назад полковник сражался здесь с японцами.
Прибыв в Петербург, Карл Карлович сразу же отправляется в Генштаб, и вскоре получает приглашение к царю для рассказа о своём путешествии.
Время аудиенции 20 минут, предупредили барона. Император слушал рассказ путешественника весьма заинтересовано, время от времени задавая вопросы. Заканчивая своё повествование, Маннергейм взглянул на настольные часы и заметил, что прошло намного более отведённого ему времени.
- Простите Ваше Величество, я, кажется, увлёкся и не заметил, что прошло более часа.
Улыбнувшись, Император, ответил:
- Что вы, господин полковник, ваш рассказ был настолько занимателен, что я и сам не заметил, как пролетело время. Благодарю вас.
Результаты 27-месячной экспедиции Маннергейма были впечатляющи. Нанесено на карту 3087 км. пути. Причём в весьма непростых условиях.
“Я наносил свою дорогу при помощи обыкновенной карманной буссоли, пользуясь для этого разграфленной записной книжкой, которая удобнее планшета для маршрутной съемки верхом и имеет то преимущество, что менее обращает на себя внимание” – писал путешественник.
Было составлено военно-географическое описание пути Кашгар — Уч-Турфан, исследована река Таушкан-Дарья от ее выхода из гор до впадения в Оркенд-Дарью («в смысле оборонительной линии»). Маннергем составил планы двадцати китайских гарнизонных городов и дал обширное описание города Ланьчжоу. Кроме основного, военного задания, полностью выполненного путешественником в погонах, он собрал множество материалов научного характера, составил фонетический словарь языков народностей, проживающих в северных провинциях Китая.
Маннергеймом сделано в экспедиции более 1,5 тысячи снимков, выполненных с большим художественным вкусом и на высоком профессиональном уровне.
В настоящее время коллекции Маннергейма хранятся в Национальном музее Финляндии в Хельсинки.
Экспедиция Маннергейма начавшись, когда “Большая игра” продолжалась, к его возвращению была завершена. Между Британией и Россией было подписано соглашение, превратившее соперников в союзников.
Эпилог
Однако генерал ошибался. Властная элита Российской империи, прекрасно понимала, что вооруженное столкновение России и Британии может окончательно подорвать экономику страны и привести к краху империи. Поэтому при дворе склонялись к дипломатическому урегулированию спорных вопросов в Азии.
Но и в Британии также стремилась закончить извечное противостояние. Связано это было, в первую очередь, с появлением в Европе ещё одной мощной промышленной и военной державы – Германской империи. Как пишет историк Е. В. Тарле: “Англия — под угрозой. Германия не только теснит ее на всех рынках, с каждым годом все успешнее и чувствительнее, но начала систематически строить огромный флот с прямой и очевидной целью рано или поздно сразиться с англичанами, и если не отнять у них владычество на морях, то разделить с ними это владычество и отобрать у них часть колоний. Одновременно постройкой Багдадской железной дороги Германия грозит Индии и грозит также Суэцу и Египту, — притом грозит с сухого пути, где она бесспорно сильнее Англии”.
В России, после поражения на Дальнем Востоке, также усилились антигерманские настроения, и так, со времён итогов русско-турецкой войны 1877-78 гг. и Берлинского конгресса, бывшие достаточно высокими.
Тем не менее, императору Вильгельму удалось навязать своему русскому кузену германо-российский договор, который содержал обязательства сторон о взаимопомощи в Европе в случае нападения на одну из них какой-либо европейской державы. Это секретное соглашение, подписанное двумя монархами на борту императорской яхты «Полярная звезда» у балтийского острова Бъорке (недалеко от Выборга, прим. В. Ф.), стало кошмаром для Британии, поскольку могло привести к созданию коалиции в составе России, Франции, Германии и Австро-Венгрии. Информация об этом, довольно быстро стала известна англичанам, благодаря послу в России Ч. Гардингу, который обладал сетью тайных информаторов среди придворных и высших чиновников Российской империи. Кошмар, впрочем, не стал явью. Инициатива Николая II встретила резкое сопротивление правительства и МИДа. Министр иностранных дел В. Н. Ламздорф и Председатель Совета министров С. Ю. Витте сумели убедить императора в необходимости расторгнуть договор и в ноябре 1905 г. Николай II направил Вильгельму II письмо, в котором действие Бьоркского договора обусловливалось согласием на присоединение к нему Франции. Формально Бьоркский договор не был расторгнут, но фактически в силу не вступил.
Фото из Немецкого федерального архива
На сближение двух империй также оказали влияние некоторые видные военные руководители, представители финансово-промышленных кругов, журналисты и ряд высших администраторов в Британской Индии и Русском Туркестане.
Все эти обстоятельства привели к тому, что 18 августа 1907 года российским министром иностранных дел А. П. Извольским и британским послом Артуром Николсоном, было подписано соглашение, которое разграничивало сферы влияния России и Британии в Азии.
Россия признавала протекторат Великобритании над Афганистаном и соглашалась не входить в прямые сношения с афганским эмиром. Обе стороны признали суверенитет Китая над Тибетом и отказались от попыток установления контроля над ним. К соглашению по Тибету было сделано приложение, которое зафиксировало условия и сроки окончательной эвакуации британских экспедиционных сил из долины Чумби.
Персия делилась на три сферы влияния: русскую на севере (её южной границей являлась линия Касре-Ширин — Исфахан — Йезд — Зульфегар), английскую на юге (к юго-востоку от линии Бендер-Аббас — Керман — Бирдженд — Гезик) и нейтральную в центре страны.
А. П. Извольский, гравюра Б. А. Пуца с фотографии Фарина в Риме, Журнал “Всемирная иллюстрация”, 1894 г. и А. Николсон, фото из коллекции Библиотеки Конгресса США
«Большая игра» в Азии формально была завершена.
Не всеми, как в России, так и в Британии, превращение бывших геополитических противников в союзников, было встречено с одобрением.
Среди наиболее последовательных русофобов, резко выступивших против соглашения, были такие авторитетные участники “Большой игры” как лорд Керзон, Ангус Гамильтон, лорд Перси и некоторые другие. По их мнению, царская Россия просто не могла превратиться в партнера демократической Британии. Газета “Дейли Ньюс” рекомендовала правительству игнорировать Россию до тех пор, пока в ней не будет установлен парламентский строй. Известный путешественник и разведчик Арминий Вамбери, назвал Конвенцию 1907 г. «унизительной» в глазах народов Персии, Афганистана и Китая. По его словам её статьи “нарушили их суверенные права и территориальную целостность, открыв дорогу русской и германской агрессии” и “вместо того, чтобы служить на пользу британским интересам в Азии, несет вред, давая пищу глубоко укорененному оптимизму относительно азиатских дел, доминирующему в Англии»”. Наиболее ярым противником русско-британского договора выступил Дж. Керзон. Бывший вице-король Индии использовал весь свой ораторский дар, чтобы не допустить его одобрения в парламенте. Выступая в Палате лордов он в частности, заявил: “Я, хотя и с сожалением, пришел к выводу, что, каким бы ни оказался итоговый результат, мы во многом отбросили достижения нашей дипломатии и торговли за более чем столетие; и я совсем не уверен, что этот договор, в его части, относящейся к Персии, укрепит безопасность Индии, обеспечит независимость Персии или сохранит мир в Азии. Сделка, сомнительна в отношении Афганистана, плоха в отношении Тибета, и ужасна в отношении Персии”. Тем не менее, парламент соглашение одобрил.
В России, также неоднозначно был воспринят этот дипломатический документ. Не все государственные деятели, военные руководители и средства массовой информации разделили мнение Извольского, заявившего: “Мы должны обеспечить свои интересы в Азии с точки зрения здравого смысла, иначе мы просто превратимся в азиатское государство, что было бы величайшим несчастьем для России”.
В частности для С.Ю. Витте соглашение стало победой английской дипломатии, сделав аннексию Персии невозможной для России. Витте также полагал, что Петербург лишился свободного доступа к Кабулу и Афганскому Туркестану, который, по его мнению, превратился в «заряженное ружье», направленное против России.
Некоторые российские военные деятели, также испытывали изрядный скепсис. Военный министр А.Ф. Редигер, высказывал сомнения относительно строгого соблюдения Лондоном некоторых статей договора. Военные аналитики, такие как А.Е. Снесарев и М.В. Грулев, не отрицая значения «духа сотрудничества» в отношениях с Англией, тем не менее, полагали, что договор негативным образом повлияет на престиж России в азиатских странах.
Правда, противников сближения двух стран было меньшинство - многие российские политики и общественные деятели выражали удовлетворение этим компромиссом.
Генерал- губернатор Туркестана Н.И. Гродекова во всеподданнейшем отчете за 1907 г. подчеркивал, что соглашение послужит делу «взаимной поддержки европейцев в Азии».
Поддержал сближение двух империй и А. Н. Куропаткин, написавший: “Россия и Англия как азиатские державы должны работать сообща, так, чтобы поддерживать порядок в Средней Азии и дать в будущем отпор общей угрозе на Дальнем Востоке”.
Англо - русское соглашение 1907 г. привело к созданию тройственного англо-франко-русского блока, так называемого Тройственного согласия, или Антанты в составе Англии, Франции и России.
А через семь лет началась Первая мировая война, где британские и русские солдаты сражались против общего врага.
В заключении расскажем, как сложились судьбы наиболее ярких участников “Большой игры” - офицеров, разведчиков, путешественников, рисковавших своими жизнями, выполняя долг перед своей Родиной.
О А. Е. Снесареве подробно было рассказано в предыдущих частях.
Бронислав Людвигович Громбчевский дослужился до звания генерал-майора и атамана казачьих войск. Некоторое время служил губернатором, в 1905 г. был уволен в отставку. Во время революционных событий в Марокко представлял в этой стране российский Красный Крест. В своих мемуарах Громбчевский пишет, что в гражданскую войну, был послан Деникиным со специальным заданием к адмиралу Колчаку. После разгрома Белого движения в Сибири бежал от большевиков через Японию в Польшу. Здесь, сильно нуждаясь в средствах, обратился, в 1925 году за помощью к своему бывшему противнику Фрэнсису Янгхазбанду. Тот же – к тому времени - стал видным представителем британской политической элиты. Генерал-майором, президентом Королевского географического общества, посвящённый в рыцари.
Вскрыв конверт с польским штемпелем, Янгхазбанд с удивлением прочёл: “Революция в России, лишила меня всего, что я имел, в то время как я верой и правдой прослужил 37 лет... Как Вы можете видеть, мой дорогой генерал, жизнь моя заканчивается при трагических обстоятельствах». Дальше в письме Громбчевский сообщал о страшной нужде и о том, что здоровье его сильно расстроено («смертельная болезнь сердца») и он уже редко покидает свою комнату. Далее он просил помочь издать на английском языке его работу – «Кашгария», написанную и изданную им уже в Варшаве на польском языке. К чести Янгхазбанда он откликнулся на просьбу своего старого соперника немедленно. Была достигнута договоренность о доставке рукописи в Лондон с одним из польских священников. Вскоре Янгхазбанд получил еще одно письмо в котором Громбчевский писал, что у него уже «нет иллюзий относительно здоровья» и что «жить ему осталось не несколько недель, а несколько дней». К тому времени Громбчевскому уже делали обезболивающие инъекции морфина.
27 февраля 1926 г. русский разведчик скончался в Варшаве и был похоронен на кладбище “Старые Повоизки”, где упокоены многие известные деятели польской истории и культуры. Как писал впоследствии известный британский исследователь “Большой игры” Питер Хопкирк: “и после смерти Громбчевского тень его еще долго витала на границах Центральной Азии”.
Сэр Френсис Эдуард Янгхазбенд в конце жизни увлекся мистицизмом, организовал Всемирный Конгресс Верований, который существует до сих пор, как Международная благотворительно-просветительская организация. Скончался в 1942 году.
Ней Илайас впоследствии занимался урегулированием пограничных вопросов на границах Тибета и Бирмы. В 1891 г назначен генеральным консулом Британии в Хорасан. Совместно с Е. Россом перевел и подготовил к изданию средневековую историю моголов. Труды Нея Илайаса были долгое время неизвестны из-за того, что хранились в секретных архивах.
Ионов Михаил Ефремович. С 1899 г. до отставки в 1912 г., являлся военным губернатором Семиреченской области. Дата его смерти точно неизвестна, последнее достоверное упоминание об М. Е. Ионове относится к 1919 году (им было написано воззвание к войскам Колчака), по непроверенным данным в начале 1920-х гг. был убит под Кульджой в бою с отрядами Красной армии, преследовавшими остатки разбитых под Джаркентом белогвардейцев Анненкова. По другой информации, принял революцию и преподавал в одном из пехотных училищ Красной Армии.
Зайцев Василий Николаевич впоследствии стал начальником Ошского уезда. В 1906 г. в звании полковника вышел в отставку в чине генерал-майора. После Октябрьской революции перешел на сторону Советской власти, служил в штабе 16-й армии. В 1924 году вышел в отставку. Умер в 1933 году.
Л. Г. Корнилов. В советское время на имя выдающегося разведчика, исследователя, дипломата, полководца было наложено табу, как на злейшего врага советской власти. Геройски сражался на фронтах Первой мировой войны. После февральской революции занимал различные командные посты: командующий Петроградским военным округом, командующий 8-й армией, Юго-Западным фронтом, Верховный главнокомандующий России. Керенским облыжно обвинён в государственной измене и арестован. После Октябрьского переворота был одним из создателей Добровольческой армии. Погиб в боях за Екатеринодар (Краснодар) в 1918 году.
К. Г. Маннергейм. Сражался на полях Первой мировой. Оказавшись в феврале 1917 г. в Петербурге стал свидетелем революции. Весть об отречении императора застала его в Москве. Маннергейм, бывший в то время убеждённым монархистом, встретил революцию крайне негативно. 18 декабря 1917 года вернулся в Финляндию, в которой незадолго до этого, 6 декабря, была провозглашена независимость, и возглавил финскую армию. Во время советско-финской войны Верховный главнокомандующий. С 1944 по 1946 гг. президент Финляндии. После отставки путешествовал по Южной Европе, подолгу жил в Швейцарии, Италии, Франции. Скончался Маннергейм 27 января 1951 года и был похоронен как национальный герой на военном кладбище Хиетаниеми в Хельсинки.
Одни из ярчайших участников “войны теней”: Б. Л. Громбчевский, Ф. Янгхазбанд, Н. Илайас, М. Е. Ионов, В. Н. Зайцев, А. Е. Снесарев, Л. Г. Корнилов, К. Г. Маннергейм
Вот и всё, что мы хотели рассказать о вековой борьбе двух империй за влияние в Азии.
После образования СССР противостояние продолжилось, но теперь уже между двумя системами. А геополитическая шахматная доска расширилась и стала занимать весь земной шар. Противоборство не закончилось и с крушением Советского Союза и мирового коммунизма. События на Ближнем Востоке это доказывают в полной мере. Вновь Россия бросает меч на чашу весов противостояния и вновь у неё только два союзника – её армия и флот.
Впрочем, это уже совершенно другая история.
В заключении хочу выразить огромную благодарность видному учёному, доктору исторических наук, Михаилу Казбековичу Басханову. Его помощь в работе над этим циклом была бесценной.
Комментариев нет:
Отправить комментарий