Дуэль на “Крыше мира”. Эпизоды “Большой игры”

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
Редьярд Киплинг. «Баллада о Востоке и Западе»

Глава первая

“Большая игра” – термин, обозначающий противостояние Британской и Российской империй в Центральной Азии, впервые ввёл в оборот британский офицер Артур Конолли. Появилось это выражение на полях копии письма, отправленного британским посланником в Кабуле губернатору Бомбея в 1840 году. Очевидно, этот термин так понравился Конолли, что он вновь упоминает о «замечательной Большой игре» в одном из личных посланий к своему другу майору Генри Роулинсону, ставшему впоследствии известным востоковедом и экспертом по проблемам российской внешней политики на Востоке. Об Артуре Конолли, капитане 6-го Бенгальского полка легкой кавалерии, разведчике на службе Ост-Индской компании и его трагической судьбе я упомянул в очерке о русском первопроходце Алексее Федченко: https://nuz.uz/moi-uzbekistancy/15710-put-k-vershine-aleksey-fedchenko-chast-7-vpered-i-vverh-a-tam.html

                  Артур Конолли, акварельный портрет работы Джеймса Аткинсона,
                                     Национальная портретная галерея (Лондон).

В обиход же этот термин вошёл благодаря Редьярду Киплингу, который использовал его в романе «Ким», опубликованный в 1901 году.

Главные фигуры геополитической игры, находились в Лондоне, Калькутте, Петербурге и Ташкенте. Для них Азия была огромной шахматной доской, на которой велась партия. Но те дерзкие офицеры, разведчики, путешественники, рисковавшие своими жизнями, шаг за шагом продвигаясь по пути к неизведанному, были отнюдь не пешками.

По-разному сложились их судьбы. Некоторые стали широко известны благодаря художественной литературе. К примеру, судьба первого русского посланника в Кабуле Яна Виткевича, его дипломатический поединок с британским агентом Александром Бёрнсом и таинственная гибель,вдохновили сразу трёх писателей – Юлиана Семёнова, Валентина Пикуля и Михаила Гуса. Другие, как Чокан Валиханов, стали национальными героями своих народов. Семенова-Тян-Шанского и Пржевальского мы знаем как знаменитых путешественников, географов и натуралистов. Другие, из-за участия в Белом движении, как Юденич и Корнилов, в советский период считались врагами, а их заслуги были забыты на долгие годы. Те же, кто стал на сторону большевиков, как знаменитый описатель Бухары, генерал Логофет, или выдающийся востоковед Андрей Евгеньевич Снесарев, осели в советских штабах, где их знания оказались востребованы. Многие из них стали жертвами сталинских репрессий. А кто-то, как прославившийся в Памирских экспедициях этнический поляк БрониславГромбчевский, - “Дервиш Гиндукуша”, навсегда остался за границей.

Начало «Большой игры» некоторые британские историки определяют со второй половины 18 века, когда англичане приступили к полному покорению Индостана. Другие, и я склоняюсь именно к этому мнению, считают точкой отсчёта эпоху Наполеоновских войн, когда русский император Павел решил совместно с Францией потрепать британского льва за загривок, нанеся удар по английскому могуществу в Азии. “Естественно, напрашивалась мысль о тесном сближении двух государств ради совместной борьбы, чтобы окончательно завоевать Индию – главный источник богатства и военной мощи Англии. Так возник великий план, первая мысль о котором, без сомнения, принадлежала Бонапарту, а средства к исполнению были изучены и предложены Павлом I”, – пишут в своей «Истории XIX века» французские историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо. Надо сказать, что мечты правителей двух мощных держав имели все шансы воплотиться в жизнь.В Индию должен был отправиться 70 –тысячный русско-французский экспедиционный корпус. Это были лучшие солдаты того периода: ветераны египетских и итальянских военных кампаний и закалённые в боях и походах донские казаки. Такой мощи, думаю, не смогла бы противостоять ни одна армия той эпохи.

Вся подготовка к походу была тщательно скрыта. Даже информация, передаваемая через курьеров, не доверялась бумаге, а передавалась устно. С французской стороны был назначен прославленный генерал Андрэ Массена, а с русской –атаман войска Донского Василий Орлов. Правда Орлов был уже очень немолод и в поддержку к нему был назначен офицер Матвей Платов, будущий атаман войска Донского и герой войны 1812 года.

   Один из первых участников “Большой игры” атаман М.И. Платов,
                    Художник Дж. Доу, Государственный Эрмитаж

Поначалу всё шло гладко, но внезапно грандиозная затея оказалась под угрозой. Вмешался шотландский офицер Джон Малколм, впоследствии видный британский политик. В разгар подготовки кампании он сначала склонил к союзу с Британией афганцев, заключив с ними договор, а затем и персидского шаха, который еще недавно был союзником Франции. Наполеон в этих обстоятельствах от похода отказался, решив дождаться более благоприятных времён. В июле 1807 года он вернётся к этой идее во время встречи с Александром I в Тильзите. Но тот, в отличие от своего отца, Наполеона не поддержит.

Павел же был упрям, амбициозен, и, несмотря ни на что, дело решил довести до конца. Кроме того, он был страшно обижен на Англию за то, что она захватила Мальту, которой русский император покровительствовал в качестве великого магистра Мальтийского ордена.

28 февраля 1801 года Донское войско отправляется на покорение Индии. В своём письме атаману Орлову Павел I пишет: “туда, куда вы назначаетесь, англичане имеют свои заведения торговли, приобретенные или деньгами, или оружием. Вам надо все это разорить, угнетенных владельцев освободить и землю привести России в ту же зависимость, в какой она у англичан”.

Экспедиция, однако, не была должным образом спланирована. Никакой информации о путях через Среднюю Азию у Орлова не было. В то время это была неизведанная страна. В поход выступили в конце зимы и путешествие через калмыцкие степи стало суровым испытанием даже для закалённых казаков. Стало заканчиваться продовольствие и фураж для лошадей. Думаю, экспедицию ждала незавидная судьба, но вмешалось Провидение. В ночь с 11 на 12 марта 1801 года император Павел был убит.

Наследник Александр приказал казаков вернуть и 23 марта фельдъегерь из Петербурга, настигнув армию Орлова в селе Мачетном, Саратовской губернии, вручил тому распоряжение нового императора. Так закончился первый поход русских войск в Индию. Вымыть сапоги в Индийском океане не удалось, но с тех пор “оборона Индии” от возможных завоевателей, в первую очередь от русских, стала основным кошмаром британской внешней политики.

Правда кое-какие основания, для этого, у англичан всё же были. В конце ноября 1839 года из Оренбурга, в поход на Хиву, выступил военный отряд численностью в 6,5 тысяч казаков. Возглавил его оренбургский военный губернатор, генерал Василий Алексеевич Перовский.

       В.А. Перовский, портрет работы К.Брюллова,
                        Третьяковская галерея

Несколько слов об этой незаурядной личности. Внебрачный сын графа Алексея Разумовского, герой Бородинского сражения, где он был легко ранен, Василий Перовский был сторонником активной политики России в Средней Азии. Адъютантом у Перовского служил один из умнейших и образованнейших молодых людей того времени, ссыльный поляк Ян Виткевич. Свободно владеющий несколькими восточными языками, Ян, или Иван, как называли его сослуживцы, выполнял по поручению губернатора секретные миссии разведывательного характера, отправляясь с торговыми караванами в близлежащие ханства. Там он занимался сбором информации политического характера о положении дел в Средней Азии, о взаимоотношениях между Кокандским, Хивинским ханствами и Бухарским эмиратом, об отношении их правителей к России и Британии.

        Ян Виткевич в образе бухарского торговца

Приведу отрывок из донесения Виткевича оренбургскому губернатору: «Ныне власть и влияние нашего управления простирается почти не далее пограничной черты Урала и не внушает ни кайсакам, ни областям Средней Азии особенного уважения. С нашего каравана взято хивинцами с одних бухарцев на 340 бухарских червонцев, или на 5440 рублей. С татар наших берут, как известно, вдвое против уазиятцев… У татар наших развязывают тюки, бьют людей и собирают с неслыханными притеснениями и злоупотреблениями; из развязанных тюков хватают и тащат товары во все стороны…. Если посмотришь своими глазами на эти самоуправства, о коих у нас едва ли кто имеет понятие, то нисколько нельзя удивляться застою нашей азиатской торговли. Хивинцы ездят по Сырдарье, до самого Ак-Мечета Ташкентского, где отделяется Куван от Сыра, и грабят беспощадно чумекейцев наших, которые зимуют здесь и прикочёвывают на лето к Оренбургской линии между Орска и Верхнеуральска. Ныне же насилие это вошло в употребление, и наши, так называемые подданные (киргиз-кайсаки), будучи с нашей стороны освобождены от всякой подати и в тоже время подвергаясь, по беззащитности своей, всем произвольным притеснениям и поборам хивинцев, поневоле повинуются им более, чем нам, и считают себя более или менее подведомственными хивинскому хану».

Именно бесчинства поощряемых хивинским ханом Алла Кулом разбойников на караванных путях, набеги их на российские владения послужили одной из причин Хивинского похода русского отряда. Другими целями были: освобождение российских пленных из рабства, смещение тогдашнего хивинского хана и возведение на престол более лояльного к России правителя. Ставилась и научная задача - исследование Аральского моря и составление географических карт. С этой целью к отряду присоединился географ и путешественник, вольноопределяющийся отставной ротмистр Платон Александрович Чихачёв, впоследствии видный учёный - географ, путешественник и альпинист. Причём для Чихачёва Хива не являлась конечной точкой пути. Далее он должен был совершить длительное и чрезвычайно опасное путешествие через Памир и Тибет в Индию. На него была возложена миссия по исследованию ближайшей к русским пределам горной страны Памир. Оттуда, через Тибет Чихачев предполагал тайно проникнуть в британские владения в Индии с разведывательными целями, после чего вернуться в Российскую империю с отчетом и географическими картами. Военное руководство Российской империи было крайне заинтересовано в этой миссии. Однако тогдашний осторожный, мягко говоря, министр иностранных дел Карл Нессельроде, опасаясь резко негативной реакции Британской империи, добро на этот план не дал.

           П.А. Чихачёв, 70-е годы, XIX века

Для Российской империи поход оказался плачевным. Незнание местности, суровая зима и постоянные стычки с превосходящими по численности хивинцами, привели к тому, что войска вернулись в Оренбург, потеряв в походе около 1300 человек, преимущественно из-за холода и болезней. Но были и некоторые плюсы. Несмотря на неудачу Перовского, Алла Кул-хан не захотел дальнейшего обострения отношений с Россией и, как покажут дальнейшие события, прекратил набеги и пленение русских подданных.

Научные же результаты метеорологических наблюдений, с таким трудом добытые Чихачёвым, были высланы им во Францию и опубликованы в Трудах Парижской Академии наук. А спустя пять лет Перовский и Чихачёв станут у колыбели Русского Географического Общества.

Известие о намечающемся походе отряда Перовского сильно встревожили англичан, и в Хиву со специальным заданием был отправлен британский дипломатический агент Джеймс Абботт.

Глава вторая

Посланник выехал из Герата в Хиву практически одновременно с началом похода Перовского. Командир Аббота, британский политический резидент в Гератемайор дэ Арси Тодд был чрезвычайно встревожен известием о русской акции. Необходимо было срочно что-то предпринять, иначе Россия одним прыжком может достичь Южного Туркестана. И Джеймс Аббот получает чёткие инструкции сделать всё, чтобы хан освободил русских пленных, томящихся в рабстве. Отнюдь не гуманными соображениями руководствовался при этом английский резидент - необходимо было устранить повод для похода русского отряда.

        Портрет Джеймса Аббота.Художник Б. Болдуин,

         1841, Национальная портретная галерея (Лондон)

Переодевшись мусульманином, Аббот отправляется в путь. Однако маскировка не помогла, въехав в Хиву, он с изумлением, смешанным со страхом обнаружил, что его приезд ни для кого не является тайной. И что ужаснее всего, хивинцы были уверены, что он агент Перовского, притворяющийся англичанином. Кул-хан в это время пребывал в мрачном расположении духа. Он со страхом ожидал прибытия русских войск, численность которых молва довела до ста тысяч человек. Эти преувеличенные сведенияи помогли англичанину получить аудиенцию у властителя Хивы.

Кул-хан слабо представлял себе, что такое Британия. Впрочем, и истинных размеров Российской империи он не знал и доводы Аббота о том, что русские обладают огромной мощью и могут камня на камне не оставить от ханских владений, произвели не сильное впечатление на хана. На резонный вопрос: "А что помешает русским получить рабов и продолжить наступление?", Аббот признался, что такое развитие событий вполне возможно. Тем не менее, Кул-хан согласился отправить небольшую группу невольников с Абботом в русские пределы.

Рисунок из книги «Хива, или географическое и статистическое описание Хивинского ханства, состоящего теперь в войне с Россией, заимствованное из разных отечественных и иностранных писателей, с изображениями костюмов и вида города Хивы». М.: Унив. тип. 1840.

7 марта 1840 г. англичанин с русскими пленниками выехал из Хивы. Приключения, однако, на этом не закончились, в пустыне на них напали бандиты. Абботт был ранен, ограблен, а отпущенных невольников вновь захватили. Но удача в этот раз была на стороне британца.Бандиты, увидев письмо хана Хивы русскому царю, перепугались до смерти и тотчас всех отпустили. Аббот со своими людьми с трудом добрался до форта Александровск, где их всех встретили очень тепло. Англичанина отправили дальше в Петербург, где ему был оказан неожиданно высокий для его чина прием. Он был лично приглашен императором Николаем I на смотр войск и имел с ним беседу. После этого Аббот возвратился на родину.

А в это время в Герате майор Тодд сходил с ума от неизвестности. Ничего о посланном им агенте не было известно, поскольку все донесения Аббота оседали в тайной службе хана.

В конце концов, решив, что миссия провалена, майор отправляет в Хиву второго посланника. Им оказался 28-летний лейтенант Ричмонд Шекспир. Однофамилец великого драматурга и двоюродный брат писателя Теккерея был весьма честолюбив и к своему заданию отнёсся с огромным энтузиазмом. Во главе небольшого отряда он отправляется по стопам Аббота и в Хиве узнаёт о нападении на него разбойников, но дальнейшая судьба агента по-прежнему оставалась неизвестной.

Известие о неудачном походе Перовского вскоре стало известно в Хиве, но у хана не было уверенности в том, что русские вновь не предпримут враждебных действий. И Шекспир, воспользовавшись смятением хана, пошёл ва-банк, предложив тому союзный договор с Британией. Никто его на это не уполномочивал, но честолюбивый лейтенант решил, что победителей не судят. Кроме того, не забывая о цели своей миссии, он продолжал убеждать хана освободить всех русских пленников. В конце концов Кул-хан согласился. Шекспир разбил неподалёку от города лагерь, куда ему стали привозить узников. Процесс этот был тяжёлый и долгий, поскольку невольники стоили дорого, и хозяева их тщательно прятали. Пришлось обыскивать дома, пристройки и ямы, где держали рабов.

Наконец Шекспир организовал караван из почти 400 пленников и 15 августа, под охраной ханских воинов, отправился в путь. В Александровске их встретили радушно. В честь этого события в крепости прогремел салют и был устроен грандиозный банкет, где поднимали тосты в честь королевы Виктории, императора Николая I и конечно за освободителя Шекспира. Вероятно, это был единственный эпизод Большой игры, когда между соперниками в борьбе за Среднюю Азию возникли столь дружественные чувства.

Затем лейтенант британской армии был с почётом сопровождён в Оренбург, где его принял Перовский, а позднее в Петербург, где состоялась аудиенция с императором, после которой Шекспир отбыл восвояси. Из этого эпизода британцы сделали вывод, что русские надолго отказались от своих планов дальнейшей экспансии в Центральной Азии, что, несомненно, являлось заблуждением.

В событиях Большой игры, происходивших в то время в Средней Азии, принимал деятельное участие еще один персонаж, который также заслуживает нашего внимания. В конце декабря 1839 года в Бухару отправился подполковник Чарльз Стоддарт. Главная задача, стоявшая перед ним, была убедить бухарского эмира в том, что предстоящее вторжение британских войск в Афганистан не несет угрозы его владениям. Вторая цель поездки: сбор военно-политических сведений.

                    Чарльз Стоддарт и эмир Бухары Насрулла Бахадур Хан.

Что случилось с британским агентом достоверно не известно. Возможно он вёл себя не достаточно почтительно – Восток, дело тонкое, - только эмир Насрулла Бахадур Хан приказал бросить его в тюрьму. На спасение Стоддарта, осенью того же года, из Кабула был отправлен капитан Артур Конолли. Этот разведчик уже был достаточно хорошо известен российскому Главному штабу. В 1830году он совершил длительное путешествие из Петербурга через Иран и Афганистан в Индию по маршруту, по которому, как полагали англичане, Россия может двинуть свои войска.

 Артур Конолли в обличии мусульманина.

Однако и Конолли постигла та же участь, что и его сослуживца. Очевидно, эмир решил держать англичан в качестве заложников,ожидая, чем закончатся военные действия в Афганистане. Когда до Бухары дошли сведения о разгроме англичан в Хурд-Кабульском ущелье, он приказал казнить британцев. 17 июня 1842 года Чарльз Стоддарт и Артур Конолли были обезглавлены на главной площади Бухары.

Интересно, что примерно в это же время в Бухаре находилась русская дипломатическая миссия. Пригласил её сам бухарский правитель, обеспокоенный приблизившимися к левому берегу Аму-Дарьи английскими отрядами, воевавшими в Афганистане. Миссию эту, известную в истории как «Бухарская экспедиция 1841 года» возглавлял инженер в чине майора Константин Фёдорович Бутенев. Экспедиция Бутенева, продолжающаяся более года, в политическом отношении была мало успешна, однако её члены издали много ценных естественно-исторических и географических работ о Бухаре и прилегающих землях. Сам Константин Фёдорович Бутенев, впоследствии генерал-лейтенант и директор Санкт-Петербургского Технологического института, опубликовал в “Горном журнале” за 1842 год ряд статей по минералогии, метеорологии и монетному делу.

В том же 1842 году позорным поражением Британии завершилась длящаяся четыре года, первая англо-афганская война. Причина, по которой эта война разгорелась, было опасение Лондона, что Россия сможет достичь границ Афганистана, который являлся “северными воротами” Индии. Поэтому нужно было либо подчинить его Британии, либо сделать максимально лояльным, посадив на трон своего ставленника. Правивший в то время эмир Дост-Мухаммед, понимая, что англичане ему не доверяют, в 1834 году отправил в Россию посланника Хусейн Али-хана с просьбой о помощи. Посланник, однако, двигался очень медленно и только в 1836 году добрался до Оренбурга. Губернатор Перовский, внимательно выслушав посланника Дост - Мухамеда, отправляет его обратно в Кабул вместе с уже известным нам поручиком Яном Виткевичем. Виткевичу было дано чёткое задание: сопроводить Хуссейна-Али до Кабула, договориться с местными купцами о торговле с Россией и заверить эмира, что Петербург готов оказать ему помощь деньгами и товарами.

Путь пролегал через Иран, где Виткевич встречается с русским посланником графом Симоничем, сторонником политики поддержки Дост-Мухаммеда в его борьбе с англичанами. Симонич предоставляет Виткевичу казачий конвой и тот в конце декабря 1837 года въезжает в Кабул.

Британские власти уже знали о прибытии русского посланника, английские дипломатические представители в Персии поспешили их об этом уведомить. К тому же по дороге Виткевич был узнан английским офицером Генри Роулинсоном. В Кабуле поручик знакомится с британским агентом Александром Бёрнсом, возглавлявшим английскую дипломатическую миссию при дворе афганского эмира. У Бёрнса было прямо противоположное задание, то есть привлечь эмира Дост-Мухаммеда на английскую сторону и заключить с ним союз против Ирана и России. В противостоянии двух разведок победа оказалась на стороне Виткевича, ему удалось склонить симпатии афганского эмира в пользу России.

                                                       Ян Виткевич и Александр Бёрнс.

Виткевич заверил афганского правителя в поддержке и помощи со стороны России. Молодой дипломат был очень красноречив и, в результате, Дост-Мухаммед, полностью доверился русскому посланнику, а Александра Бёрнса попросил покинуть Кабул.Успешные переговоры Виткевича вызвали настоящий шок в британском правительстве. Англия посылает России жёсткую ноту протеста и, не желая обострения русско-английских отношений, царское правительство отказывается признать заключённый Виткевичем договор. Со своего поста был отозван русский посланник в Персии граф Симонич, а его место занял полковник А.О. Дюгамель, который “начал с того, что отозвал из Кабула поручика Виткевича…”.

В апреле 1839 года начинается вторжение английских войск в Афганистан, цель которого - смещение Дост-Мухамед-шаха и возведение на трон более лояльного к Британии правителя. Виткевич, со всеми материалами, собранными в своем путешествии по Афганистану, 1 мая 1839 года прибывает в Санкт-Петербург. В МИДе его встретили очень холодно, обвинив в превышении полномочий, данных ему Перовским.

Планировавшееся представление Виткевича императору было отменено. Дело принимало очень печальный оборот и грозило обернуться дальнейшими неприятностями. Виткевич пребывал в мрачном расположении духа, что возможно и послужило причиной последующей трагедии.

Утром 9 мая 1839 года в номере гостиницы «Париж» на Малой Морской улице, было найдено мёртвое тело первого русского посланника в Афганистане с огнестрельной раной в голове.

                                           Гостиница Париж в Петербурге.

В камине куча пепла от сожжённой бумаги. Документов, привезённых им с собой, нигде найдено не было. Осталась только предсмертная записка, адресованная друзьям. Официальная версия – самоубийство, однако она вызывает некоторые сомнения. Дело в том, что в официальном документе полиции среди вещей, найденных в номере, пистолета не значилось. Это дало основание некоторым историкам и беллетристам выдвинуть версию убийства. Жизнь и деятельность Яна Виткевича вдохновила нескольких писателей – Юлиана Семёнова, Валентина Пикуля, Михаила Гуса и некоторых других. Кроме того о судьбе первого российского посланника в Афганистане рассказывается в кинокартине 1981 года «Служа отечеству», снятого на студии Узбекфильм режиссёром Латифом Файзиевым. Виткевич в фильме явился прототипом главного героя Алексея Налымова.

Тем временем в Афганистане продолжались военные действия. Англичане, не испытывая поначалу особого сопротивления, до Кандагара дошли без потерь. Дост-Мухаммед решил двигаться британцам навстречу, однако, вследствие разброда и дезертирства в своей армии, потерпел неудачу и бежал (позже он сдастся англичанам и будет отправлен на жительство в Индию). 7 августа 1839г. английский ставленник Шах-Шуджа торжественно вступил в Кабул и воцарился на афганском троне .Кабул встретил оккупантов и Шуджу настороженно. По словам английского историка Кея, «это было больше похоже на похоронную процессию, чем на въезд короля в столицу своего вновь обретенного царства».

Британцы, утвердив в Кабуле лояльного, как им казалось,правителя, уходить, однако, явно не собирались, что совершенно не устраивало нового кабульского властителя. Нарастало возмущение и в афганском народе. Вспыхнуло восстание, в результате которого англичане вынуждены были бесславно уйти. Эмиром Кабула снова стал Дост-Мухаммед, правивший до самой своей смерти в 1863г.

Так закончилась первая англо-афганская война. Престиж британской короны был существенно подорван. Погибли тысячи английских солдат, а британская казна потеряла 25 миллионов фунтов.

Крах британской армии в Афганистане. Картина Уильяма Воллена, “Последний бой 44-  

го пехотного полка у Гандамака. Из собрания музея Эссекского полка, Челмсфорд,             

 Великобритания”

Трагично сложилась и судьба Александра Бёрнса. Во время стихийного восстания в Кабуле в 1841 году, он был зверски растерзан толпой.

После неудачи похода Перовского и поражения Англии в афганской войне, в отношениях двух империй казалось,наступило затишье. Однако это было кажущееся впечатление. Тайная война не утихала ни на день. Дальнейшие события это подтвердили–активная борьба за господство в Центральной Азии через некоторое время возобновилась с новой силой.

Глава третья

Воспользуемся этой передышкой, чтобы рассказать, как осуществлялась разведывательная работа России в Центральной Азии. В начале XIX века форпостом для продвижения империи на Восток стал Оренбург. Именно через этот город Россия осуществляла торговые и дипломатические сношения не только с близлежащими странами, но также с Афганистаном и Индией.

Совершенно понятно, что благодаря этому Оренбург стал центром организации политической разведки России на среднеазиатском направлении.

В служебные обязанности, назначаемого «по высочайшему повелению», то есть лично царем, генерал-губернатора, кроме всего прочего, входило: охрана и защита рубежей Российской империи, отслеживание политики сопредельных государств, развитие трансграничной торговли, а также защита интересов купцов как от разбойников, так и от произвола ханских чиновников.

Для защиты границ края была возведена Оренбургская укрепленная линия – система воинских гарнизонов, располагавшихся в крепостях и фортах. Создание этой системы было жизненно необходимо, поскольку в повседневной жизни приграничья нередки были случаи нападения разбойников на казахские и русские поселения и проезжающих торговцев. «Степные хищники» - как называли эти шайки, грабили караваны, угоняли скот и уводили в плен людей для последующей продажи их в рабство на невольничьих рынках Хивы.

                                                                   Захват рабов

Осуществлением разведывательной деятельности для получения информации политического, экономического и военного характера, столь необходимой русскому правительству, занимались три учреждения, принадлежащие трем различным ведомствам. Это были: Оренбургская пограничная комиссия – орган министерства иностранных дел; специальное отделение штаба Отдельного Оренбургского корпуса – орган военного министерства и Оренбургский таможенный округ, входивший в систему Министерства финансов. Несмотря на разную подчинённость работали они довольно слаженно. Это объясняется тем, что на месте они подчинялись непосредственно генерал – губернатору, который координировал их деятельность.

В 1830-х гг.одной из важнейших задач разведки становится выявление, наблюдение и противодействие британской экспансии в регионе.

Председателями пограничной комиссии, в разное время, были такие выдающиеся деятели как генерал Григорий Фёдорович Генс, востоковеды Михаил Васильевич Ладыженский и Василий Васильевич Григорьев.

                                                        Г.Ф. Генс и В.В Григорьев

Генерал-майор Генс начал свою службу в звании поручика Оренбургского корпуса. В 1820-1821 гг. он участвует в первой дипломатической миссии в Бухару, а через четыре года встаёт во главе пограничной комиссии. Генс настолько блестяще знал жизнь, быт и политику государств Центральной Азии и Афганистана, что к нему прислушивался даже Николай I. А министр Нессельроде “на положение среднеазиатских дел в большинстве случаев смотрел глазами Генса”. В 1844 году Генса сменил Ладыженский, а того через десять лет –Григорьев.

В состав комиссии, кроме русских военных и чиновников обязательно включалось несколько представителей казахской аристократии.

Способы получения информации были различны. В обязанности сотрудников комиссии, в частности входили встречи посланцев сопредельных государств. Общение с ними и их сопровождающими давало немало сведений о тех странах откуда они прибыли. Комиссия, кроме того, готовила и направляла в сопредельные страны российские дипломатические миссии и посольства, в состав которых обязательно включались сотрудники комиссии и штаба Отдельного Оренбургского корпуса.

Яркой иллюстрацией такой деятельности служат миссии поручика Абдулнасыра Субханкулова в Бухару и Хиву. В Бухару он отправился в 1810 году,с личным посланием Александра I к бухарскому эмиру. Добравшись до эмирата Абдулнасыр с встретился с кушбеги - первым министром двора, передал ему заверения в дружественном расположении русского правительства к эмиру, и пожелания российского правительства увеличитьторговлю между двумя странами, особо упирая на обеспечение безопасности торговых караванов. Было у поручика и секретное задание - выяснить взаимоотношения Бухары с Хивой и Персией и узнать есть ли судоходство на Амударье. По возвращении Субханкулов представил подробный отчет о внутриполитической ситуации в Бухаре, о войне эмира с Хивой, о торговле и русских невольниках. За успешное выполнение задания Абдулнасыр Субханкулов был награжден “золотой медалью на красной ленте” и денежной выплатой в 750 рублей.

Бухара в XIX веке

В своем отчете разведчик, в частности, сообщал, что в Бухаре в последнее время усилился приток водным путем английских купцов “с немалым своим коварным умыслом”, которые всюду скупают “разные вещи и хлеб для себя высокою ценою, а продают оные в народе со значительным для себя убытком”. Купцы, упоминаемые поручиком, были не совсем англичане, это были индийцы, представители Ост-Индийской компании. Так как, по словам Субханкулова торговали они себе в убыток, речь скорей всего идёт о попытках компании прощупать – можно ли вытеснить с рынка российских купцов. Интересно, что в записках Субханкулова от 1818 года, о посещении Хивы, английское проникновение в регион уже не упоминается. В Хиве, куда поручик был послан как официальный представитель оренбургских властей, он собрал подробные сведения о городе, нравах, настроениях и междоусобных распрях местной аристократии.

В отделении Генерального штаба Оренбургского отдельного корпуса сосредоточивались сведения главным образом военно-стратегического характера: о вооруженных силах соседей, их военных укреплениях и гарнизонах, боеспособности, о караванных путях и наиболее благоприятных маршрутах для движения войск, о топографии местности, характере рельефа, растительности и водных ресурсах. Под военным прикрытием велась топографическая съёмка местности, всё дальше и дальше продвигаясь в глубь Центральной Азии. Проводилась и агентурная работа, её осуществляли коменданты укреплений военной линии. Вербовались лазутчики, которые под прикрытием курьеров и торговцев, приносили сведения о положении в сопредельных странах. Третий орган – таможенный, занимался сбором информации опрашивая караванщиков, купцов, приказчиков. Проведение такого опроса было обязательным для всех таможенных застав Оренбуржья. Это был вид “пассивной разведки”, когда информация поступала практически без затрат, без активного поиска конкретной информации, необходимой в данный момент.

С вступлением в должность генерал-губернатора В.А. Перовского, разведка, осуществляемая Оренбургской пограничной комиссией, стала приобретать более наступательный характер.

Как я уже писал, Василий Алексеевич являлся сторонником активной политики России в Средней Азии и придавал организации разведывательной деятельности очень большое значение. Уже через несколько месяцев после вступления в должность Оренбургского генерал-губернатора, в 1832году, Перовский направляет в Азиатский департамент МИДа письмо, в котором пишет: «рассказы азиатцев бывают почти всегда неудовлетворительны по невежеству их и часто неверны по свойственной им недоверчивости, а потому весьма было бы полезно послать, по крайней мере в Бухарию, людей образованных и свободных от предубеждений, служащих причиной неискренности азиатцев. Потребность сия кажется сделалась еще необходимее с появлением в Бухарии и Хиве двух путешествовавших англичан». И далее предлагал направить от своего имени посланца к Хаким-бею – первому министру бухарского эмира для переговоров об обеспечении безопасности караванов в качестве официального прикрытия его конфиденциальной миссии.

Англичане, о которых упоминает Перовский, это служащие Ост-Индийской компании Уильям Муркрофт и Джордж Требек, которые прибыли в Бухару 25 февраля 1825 года. Муркрофт, ветеринарный хирург на службе Ост-Индийской компании заведовал там конезаводами. В поисках племенных лошадей, он совершил несколько путешествий в Кашмир, Тибет и Афганистан. Глава Политического и Секретного отдела Ост-Индийской Компании, то есть фактический начальник разведки, Чарльз Меткаф решил использовать одержимость и романтизм, свойственные Муркрофту, в своих целях. Он предложил Муркрофту продолжить работу по поиску племенных лошадей, но при этом попутно собирать географические и политические сведения о посещаемых им землях. Для этого он исхлопотал разрешение Ост-Индийской компании и частично профинансировал экспедицию в Бухару. Муркрофт использует эту поездку, чтобы попытаться найти в Бухаре туркменских ахалтекинских скакунов. Кроме этой, основной задачи, он выполняет и разведывательные задания Меткафа.

“Уильям Муркрофт и капитан Хайдер Херси путешествуют по Западному Тибету переодетые индийскими богомольцами". Акварель капитана Херси, 1812 г., архив Вермера Формана,Британская библиотека, Лондон. Муркрофт - крайний слева.

 

Джордж Требек был сыном давнего знакомого Муркрофта и служил у него в качестве научного сотрудника. В обязанности Требека входили метеорологические наблюдения, описание маршрутов и топографическая съемка, а также ведение экспедиционных дневников.

Лошадей в Бухаре англичане не нашли, а на обратном пути погибли. То ли были отравлены, с целью ограбления, то ли умерли от лихорадки.

Предложение оренбургского генерал-губернатора отправить Бухару своего человека,было одобрено лично императором, что показывает, какое большое значение придавал Николай I разведывательной работе на окраине империи. Для этой ответственный миссии был выбран старший учитель восточных языков при Оренбургском Неплюевском военном училище, Пётр Иванович Демезон.

                                                    П. И Демезон

Инструкции, полученные Демезоном были довольно обширны. Необходимо было обратить внимание на самые разнообразные вещи – от цен на товары до возможности выкупить бумаги, оставшиеся от Муркрофта и Требека. Однако главное задание состояло в изучении вопроса русско-бухарской торговли. Принимая во внимание как в Бухаре относятся к европейцам, было решено, что Демезон отправится в путь в обличии татарского муллы Мирзы Джафара.

10 ноября 1833 г. из Орска вышел караван, в котором вместе с купцами ехал татарский мулла Мирза Джафар. До Троицка путешественников сопровождал военный конвой под начальством коменданта Орской крепости подполковника Исаева, а дальше они продвигались уже самостоятельно. Полтора месяца опаснейшего пути где путников подстерегали холод, болезни и постоянный страх стать добычей разбойников. 29 декабря караван наконец достиг Бухары. Но и в пути Демезон времени даром не терял- описывал земли, по которым идёт караван, отмечал расположение колодцев и переправ через реки. Четыре месяц продолжалось пребывание “Мирзы Джаффара” в Бухаре и за это время Петру Ивановичу удалось сделать довольно много. Неоднократно встречается он с кушбеги, знакомится с другими ханскими сановниками, изучает особенности торговли, боеспособность войск, город, быт и нравы его жителей. Первое донесение Демезона пришло в Оренбург в апреле 1834 года. В нём сообщалось о первоначальных сведениях, которые удалось собрать разведчику. На основе этого сообщения Перовский информировал Петербург о состоянии дел в Бухарском ханстве. По возвращении в Оренбург, Демезоном были составлены два подробных отчёта. В одном из них сообщалось о желании бухарского эмира, чтобы Россия построила две крепости на обоих берегах Сырдарьи в целях обеспечения безопасности торговых караванов. Перовский, понимая важность такой информации, незамедлительно сообщает об этом в Петербург.

Кроме того, военный губернатор просит директора Азиатского департамента МИДа К. К. Родофиникина, о награждении Петра Ивановича орденом и деньгами. Родофиникин отвечает, что он не против награды, однако вряд ли можно наградить орденом: “Мал чин, нет еще и пряжки” и, скорее всего, от государя последует отказ. В крайнем случае, пишет далее Родофиникин, можно будет повысить П. И. Демезона в чине и дать денег. Перовский настаивает, и в следующем письме просит директора департамента все-таки похлопотать перед государем и тогда “кажется можно надеяться, что необыкновенная заслуга сего чиновника не будет подведена под обыкновенные правила, для наград установленные”. Родофиникин, уступив настояниям Василия Алексеевича, рискнул обратиться к Николаю с этой просьбой. И император разрешил, «в противность существующих правил» наградить Демезона орденом Анны 3-й степени и тремя тысячами рублей серебром и ассигнациями.

Директор Азиатского департамента МИД России К.К. Родофиникин

По поводу же английских бумаг, Пётр Иванович в своём отчёте написал: “Муркрофт и два его спутника, приехавшие из Индии в Бухару в 1825 году, на обратном пути были отравлены. Первый в Андхое и двое других в Мазаре (Мазари-Шариф), в двадцати пяти верстах от Балха. Часть их имущества и их бумаги до сих пор находятся в руках правителей Мазара. Англичанам пока не удалось заполучить бумаги своих погибших в Бухаре посланцев”.

Характеризуя английского агента, Демезон пишет: “Муркрофт был чрезвычайно неосторожен; он щеголял, хвастал и хвастался богатством, угощал на золоте и на серебре и тем подал сам повод алчному корыстолюбию бухарцев посягнуть на жизнь его”.

В 1837 году личные вещи, дневники и деловые бумаги Муркрофта были безвозмездно переданы правителем Кундуза Мурат-бека лейтенанту Дж. Вуду и доктору Персивалю Лорду в благодарность за медицинскую помощь, оказанную Лордом брату правителя Кундуза.

Тем временем передышка закончилась. За это время, соперники, воздерживаясь от активных действий укрепляли существующие границы. Россия, строя форты и укрепления, вышла на берега Сырдарьи, и стала сосредотачиваться перед новым прыжком на юг.

Глава четвёртая

К середине 40-х годов XIX века, между двумя империями происходит некоторое сближение. Николай I даже совершает официальный визит в Англию, где встречается с королевой Викторией.

Российский император очаровал правительницу Британии своей внешностью и изящными манерами.

“Его профиль красив, а таких больших и выразительных глаз я никогда прежде не видела” - отметила 25-летняя королева. Русский царь проводит также переговоры с премьер-министром Робертом Пилем и министром иностранных дел лордом Абердином, где заверяет английское правительство, что желает дружеских отношений с Великобританией и не намерен притязать ни на какие новые территории ни в Азии, ни, тем более, в Индии.

О своих интересах, тем не менее, две соперничающие державы в этот период затишья, не забывали.

И Россия, и Англия начинают укреплять свои границы на азиатском направлении и продолжают покорение беспокойных соседей.

К этому времени перед Российской империей встают новые внешнеполитические задачи – обеспечение прочного положения в Средней Азии и установление полного контроля над Киргизской степью.

После неудачного похода 1839 года, Перовский решает перейти в отношениях с Хивой на мирную почву. С этой целью в 1841 году он организует дипломатическую миссию к Кул-хану. Человек, долженствующий возглавить эту миссию, должен был обладать определёнными качествами и пользоваться полным доверием Перовского. Выбор генерал-губернатора падает на штабс-капитана Порфирия Никифорова, одного из участников злосчастного похода. Однако, как показали дальнейшие события, выбор этот был не совсем удачен.

В Хиве русскую миссию встретили весьма прохладно. Однако штабс-капитана это не смутило. Во время аудиенции у хана он смело отстаивает российские интересы, но ведёт себя при этом, с точки зрения восточного этикета, не совсем почтительно. Никифоров заявив, что Россия не позволит хивинцам собирать дань с казахов к северу от реки Эмбы, так как они являются российскими подданными, потребовал также признания за Россией прав на восточный берег Каспийского моря.

“Вы должны прилипнуть к России, как рубашка к телу, потому что Россия такая большая держава, что если упадет на Вас, то раздавит совершенно так же, как моя обувь давит малых козявок на дороге” - в таком стиле изъяснялся русский посланник.

Это конечно не сильно понравилось хану и его министрам, и они хоть и приняли подарки, но договор заключать не стали. Никифоров уехал из Хивы практически ни с чем.

Были у посланца Перовского и другие, “секретные” задания, о чём свидетельствует письмо Оренбургского генерал-губернатора военному министру от 9 января 1841г. Там, в частности говорится, что, несмотря на краткость пребывания своего в Хиве, “временный агент будет в состоянии собрать многия об этой стране сведения”.

К сожалению, каких либо письменных свидетельств о пребывании миссии в Хиве не осталось.

Никифоров по возвращении в Оренбург едва приступив к отчёту, был вызван в Петербург и по дороге скончался от сердечного приступа. В оставшихся после него бумагах ничего стоящего не нашли, поскольку Никифоров, из опасения, что его бумаги попадут в руки к хивинцам, не вел ни дневника, ни каких либо других путевых заметок.

И всё-таки совсем неудачной миссию Никифорова назвать нельзя. Вместе с ним в Оренбург прибыл посланник Кул-хана Аллакули Вансавай Набиев со свитой в 16 человек. Петербург был крайне заинтересован в мирном и торговом договоре с Хивой, поэтому посольство без промедления отправили в столицу.

Посла Хивы принял министр иностранных дел России, граф Нессельроде. Вскоре состоялась аудиенция и у российского императора. Николай I, по свидетельству очевидцев, «принял хивинского посла очень милостиво».

Но подписать договор не получилось: У Набиева не было полномочий принимать какие-либо решения без ведома хана, а телеграфного сообщения с Хивой тогда, естественно, не было.

9 мая 1842 года хивинское посольство, получив дорогие подарки, отправилось восвояси.

Пока хивинцы добирались до Оренбурга, Перовский готовил новую миссию к Кул-хану, но отправлять её пришлось сменившему его на посту Оренбургского генерал-губернатора В.А. Обручеву.

В.А. Обручев, генерал-губернатор Оренбурга (1842-1851гг.).

В августе 1842 г. посольство во главе с подполковником Г.И. Данилевским отправляется в Хиву.

В инструкциях, полученных от Министерства иностранных дел, предписывалось постараться “внушить хану доверие к бескорыстным видам России и утвердить в Хиве наше нравственное влияние”. При этом Данилевский не должен был затрагивать щекотливого вопроса о границах, а настаивать только на понижении пошлин на русские товары. Лишь, в крайнем случае, попытаться определить границу России с Хивой по реке Сыр-Дарье, северному берегу Аральского моря и северном Чинку до Каспийского моря. Ещё одна задача: добиться согласия хана на принятие в Хиву нашего консула и на освобождение 1500 персидских невольников, о чём просил русское правительство персидский шах.

Были поставлены также задачи научного, разведывательного и военно-топографического характера, для чего в состав миссии были включены натуралист Ф. И. Базинер, чиновник пограничной комиссии Григорьев и военные топографы братья Зеленины.

Прибыв в Хиву, Данилевский начинает переговоры с ханом, однако тот вскоре неожиданно умирает и диалог на время прерывается. Новый хан Рахимкули, не стал отказываться от переговоров с русским послом, и 27 декабря они завершились подписанием «Обязательного акта», скреплённого ханской печатью. Миссия, таким образом, закончилась успешно. Лишь вопросы о персидских пленниках и российском консуле в Хиве не были решены положительно.

Хива, согласно договору, обязалась не предпринимать более ни явных, ни тайных враждебных действий против России и “поступать вообще во всех случаях, как подобает, добрым соседям и искренним приятелям, дабы более и более упрочить дружественные связи с могущественной Российской империей”.

Со своей стороны, Данилевский от лица Российской империи обещал: “предать забвению прежние неприязненные против неё действия хивинских владетелей, отказаться от требования уплаты за разграбленные до сего времени караваны; обеспечить совершенную безопасность и законное покровительство приезжающим в Россию хивинским подданным; предоставить во владениях России хивинским торговцам все преимущества, коими пользуются купцы других азиатских стран”

Секретные задания, также были выполнены: составлены карты и описания местности, собраны сведения о численности, родоплеменной принадлежности и расселении казахских родов, кочевавших в Хивинском ханстве, Базинер в своих путевых заметках описал быт и традиции местных племён.

31 декабря русская миссия, после трёх с половиною месяцев пребывания в ханстве, выступила из Хивы и 11 февраля 1843 года благополучно достигла крепости Илецкой Защиты (ныне город Соль-Илецк).

Заслуги Данилевского были оценены по достоинству: за успешную миссию он был произведен в генерал-лейтенанты и переведен в Петербург. Перед ним открывалась успешная карьера, но в судьбу 35-ти летнего генерала вмешалась страстная любовь. Данилевский влюбляется в девушку из знатного рода – дочь правителя одного из южнославянских княжеств. Для её семьи брак этот был мезальянсом, и они поспешили увезти девушку из Петербурга на родину. Узнав об этом, Данилевский бросился вслед любимой и нагнал её экипаж на почтовой станции. Распахнув дверцу кареты, он выстрелил себе в голову.

К середине 1840 гг. одновременно с дальнейшим продвижением России в Центральную Азию начинается системное изучение её территории. В 1845 году в России появляется мощный научный ресурс, непосредственно задействованный в русской азиатской политике- Императорское Российское географическое общество (ИРГО). К этому же времени начинается разработка основ таких наук как военная статистика и военная география. В этой связи необходимо вспомнить заслуги военного историка и теоретика, военного министра Д.А Милютина и профессора Николаевской Академии Главного штаба А. И. Макшеева.

Активно начинает применяться такая форма активной разведки, как военно-научные экспедиции. Именно военные задачи стояли в них на первом месте, хотя чаще всего они осуществлялись под прикрытием Русского географического общества и официально именовались научными.

          Д. А. Милютин (1816—1912) и А. И. Макшеев (1822—1892).

Академия Главного штаба готовила специальных офицеров-геодезистов, которые должны были не только производить топографические работы ,но и заниматься рекогносцировками .В их обязанности входила съёмка местности для последующего нанесения на карту, изучение путей возможного продвижения войск, их обеспеченность водой, запасами пищи, фуража и т.п. Ярким примером такой деятельности может служить изучение полуострова Мангышлак в 1846 г. подполковником М.И. Иваниным, ставшим первым русским исследователем полуострова, гор Ак-Тау и Каратау. Эти сведения сильно пригодились во время Хивинского похода 1873 г.

                                  Картографирование в Центральной Азии.

Большое внимание стало уделяться подготовке военных специалистов со знанием восточных языков .Этим занимались кадетские корпуса в Оренбурге и Омске. Выпускники, прежде всего этих учебных заведений, были вовлечены в разведывательные операции в Средней Азии.

Но вернёмся в Оренбург. Обручев продолжает возведение военных поселений, и в 1847 году, на берегу Сыр-Дарьи, военным инженером К. И. Герном, строится форт Раим - первое российское военное укрепление в Приаралье.

Выбор именно этого места произошёл благодаря довольно комичному случаю. В 1846 году Главный штаб отправил военного топографа капитана Лемма в Оренбург с важным заданием - определение астрономических пунктов в степи. Генерал-губернатор Обручев, для разведки местности около Сыр-Дарьи, отправляет с Леммом капитана Шульца. И тот по невнимательности или незнанию, принимает камыш, росший по берегам реки, за траву и в своем донесении пишет, что “около урочища Раим, в 60 верстах выше устья реки, можно накашивать до миллиона пудов душистаго сена”. Обрадованный Обручев, наградив капитана, испрашивает у Петербурга разрешения построить на Раиме укрепление. Добро было получено и в следующем 1847 году он, с многочисленным отрядом и необходимыми материалами, лично отправляется на Сыр-Дарью. Прибыв на место, и, увидев вместо сочной травы камыш, он смог произнести только: «так это Раим»! Возвращаться назад он, тем не менее, не стал, и укрепление было построено. Шульца же он оставил там, приказав не возвращаться, пока тот не найдёт траву. Так, благодаря случайности, было заложено первое поселение в низовьях Сыр-Дарьи. И, как пишет в своих воспоминаниях А.И. Макшеев: “не будь ошибки капитана Шульца, мы бы, может быть, до сих пор не были на Сыр-Дарье, а не только в Ташкенте, Кокане и Самарканде”.

Тогда же в Раим были переселены 26 семей оренбургских казаков, а на следующий год туда была доставлена построенная в Оренбурге двухпушечная шхуна "Константин".» В составе её экипажа, рядовым, служил будущий классик украинской литературы Тарас Григорьевич Шевченко. В 1852 году в Раим были доставлены, в разобранном виде, построенные в Швеции железные пароходы «Перовский» и «Обручев», названные в честь оренбургских генерал-губернаторов. Невиданные до того времени пароходы потрясли воображение местных жителей и укрепили престиж России в этих краях. Хивинцы приходили от их вида в ужас и убегали подальше от берегов. В дальнейшем эти суда сыграли очень важную роль в исследовании Аральского моря.

Т.Г.Шевченко. Укрепление Раим. Вид с верфи на Сыр-Дарье. Акварель (Государственный музей Т. Г. Шевченко, Киев).

 

В 1851 году в Оренбург, после 9-ти летнего перерыва, на должность генерал-губернатора возвращается Перовский. Василий Алексеевич справедливо полагал, что российское проникновение на юго-восток меняет отношения со среднеазиатскими ханствами, и что в связи с этим, необходимо расширить взаимоотношения с Коканом, одним из важнейших государств региона, которое в то время располагалось на обширной территории современных Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, южного Казахстана и даже части Китая. Сведения же о Кокандском ханстве были скудны и противоречивы. Для сбора информации нужен был человек острого ума, умеющий наблюдать и запоминать. Кроме того, человек этот не должен был вызвать ни малейшего подозрения у местных властей. Перовский такого человека находит, о чём сообщает в Петербург: "По тщательным розыскам я решился употребить для сего ростовского мещанина Семена Ключарева, так как он с 1840 года проживал по торговым делам купцов Баранова, Зубова и Пичугина в Хиве, Бухаре и Ташкенте, умел вселить там к себе уважение и доверие и хотя не имеет ученой образованности, но одарен здравым взглядом и наблюдательностью".

Председателем Оренбургской пограничной комиссии В. А. Ладыженским для Ключарева были составлена «Записка о сведениях, которые нужно собрать во время следования каравана и там на месте», а также «Наставление», в котором давались инструкции, каким образом это нужно делать.

Сведения, которые желали получить Перовский и Ладыженский были следующие: какие выгоды может представлять Кокан для торговли с Россией, можно ли наладить оттуда вывоз товаров для удовлетворения потребностей русских поселений в Средней Азии и возможно ли тесное политическое и торговое сближения между Кокандом и Россией. Ставилась также задача выкупить из неволи российских подданных.

16 октября 1851 года торговый караван Ключарева отправляется из Троицка в Ташкент и через 9 месяцев, посетив кроме Ташкента Туркестан и Коканд, благополучно возвращается обратно. Результаты этой торгово-разведывательной миссии вполне удовлетворили Перовского. Ключарев представил подробную информацию о положении в Коканде, о ходе боевых действий Худояр-хана против взбунтовавшегося Ташкента, о его отношениях с Бухарой и Хивой, представил отчёт о природных условиях и наиболее удобных путях в Кокандское ханство.

В сентябре 1852 г. Перовский направляет в Азиатский департамент подробный 30-ти страничный доклад, основанный на информации, полученной от Ключарёва.

                           Торговый караван в Кокандском ханстве.

Не менее активны в этот период были и англичане. В 1843 г., индийские войска под командованием генерала Чарльза Нэпьера захватили расположенное в Бенгальском заливе государство Синд (часть нынешнего Пакистана). Генерал, безусловно, обладал хорошим чувством юмора. После этого успеха он послал в Лондон телеграмму с одним латинским словом “Peccavi” – я согрешил, что по-английски звучало как каламбур - “I havesinned”.

Генерал Чарльз Нэпьер. Гравюра 19 века.

Затем британцы провели две небольшие, но кровопролитные войны против пенджабских сикхов и в 1849 году окончательно присоединили провинцию Пенджаб к ранее покоренным индийским территориям. Это привело к появлению общей границы между Британской Индией и Афганистаном, где на троне вновь восседал вернувшийся из ссылки Дост Мохаммед.

Выход России к берегам Сыр-Дарьи, завершил эпоху относительно бескровного продвижения империи через Киргизскую степь, начиналась новая эпоха – эпоха военных походов. Время дилетантов в разведке – купцов, караванщиков, курьеров, уходило в историю. Наступало время профессионалов.

Глава пятая

Укрепившись на устье Сыр-Дарьи Россия “очутилась в соседстве с Хивою, Бухарою и Коканом”. И, как пишет М.А. Терентьев: “из них только Бухара сидела спокойно, остальные двое соседей беспрестанно тревожили наших киргизов и делали набеги". Напомню, что в то время киргизами называли казахов, а собственно киргизовкара-киргизами.

Построив на Сыр-Дарье небольшие укрепления (Чим-курган, Кош-курган, Джулек, Кумыш-курган) кокандцы нападали на русские и казахские поселения, отбивая и угоняя скот и облагая казахов, которые были российскими подданными, тяжелыми поборами и повинностями. Самым значительным укреплением кокандцев являлась Ак-мечеть, построенная около 1817 года.

Чтобы положить конец набегам и защитить кочевые племена Перовский ставит перед обер-квартирмейстером Отдельного Оренбургского корпуса Иваном Фёдоровичем Бларамбергом следующую задачу: “отправиться в Аральск, сформировать там отряд и, неожиданно явившись под Ак-мечетью, взять ее и разрушить”.

Тут следует остановиться, чтобы рассказать об этом замечательном человеке, одном из самых выдающихся участников “Большой игры”.

Ровесник девятнадцатого века, немецкий юноша Иоганн Бларамберг, после обучения в Гисенском университете, в 1823 году приезжает в Москву. Здесь, поселившись у близких родственников, он изучает русский язык, историю, географию, совершенствуется в в математике и рисовании, будто предчувствуя, что всё это ему чрезвычайно пригодится в дальнейшем. Через год Иоганн принимает российское подданство и становится Иваном Фёдоровичем. В феврале 1825 года Иван перебирается в столицу, становится воспитанником Института Корпуса инженеров путей сообщения, и 6 июня 1826 года, с отличием оканчивает его, получив чин прапорщика.

С тех пор вся жизнь Ивана Фёдоровича была посвящена служению России.

Во второй половине 1829 года мы видим его на полях сражений русско-турецкой войны.

В марте 1830 года Бларамберг был награждён орденом Анны 3-й степени, а в апреле переведен в Генеральный штаб и назначен в Отдельный Кавказский корпус. Летом того же года за участие в кавказских походах был награждён орденом Владимира 4-й степени и золотой шпагой «за храбрость».

В 1836 году ему был присвоен чин капитана. Тогда же он принял участие в экспедиции Глеба Карелина по изучению берегов Каспийского моря, где производил съёмки и астрономические наблюдения. В 1850 году в издании Русского географического общества были напечатаны: «Журнал, веденный во время экспедиции для обозрения восточных берегов Каспийского моря в 1836 году», и «Топографическое и статистическое описание восточного берега Каспийского моря от Астрабадского залива до мыса Тюб-Караган».

В 1837 году в качестве одного из советников персидского шаха Мохаммеда капитан Бларамберг принимает участие в осаде Герата, о чём составляет обстоятельную записку «Осада города Герата, предпринятая персидской армией под предводительством Магомед-шаха в 1837 и 1838 годах». В феврале 1839 года Бларамберг подготовил и отправил в Петербург доклад под названием «Взгляд на современные события в Афганистане» и обзорную работу «Сведения об Хорасане, Четырех Оймаках, гезаре, узбеках, Сеистане, Белуджистане и Афганистане».

В марте 1840 года он получает приказ об откомандировании в Отдельный Оренбургский корпус. Туда он отправляется уже вместе с женой, Еленой Павловной Мавромихали, внучкой Стефана Мавромихали, вождя антитурецкого восстания в Греции.

Вот как описывает свою любовь сам Иван Фёдорович: “4 сентября я поехал в имение семьи Мавромихали (под Севастополем, прим. В.Ф.), отдал рекомендательные письма из Тифлиса, был любезно принят матерью и познакомился с младшей дочерью Еленой, о которой в Тифлисе мне много рассказывала ее сестра. Среднего роста, с удивительно красивыми темными глазами, свежим цветом лица, пышными темно-каштановыми волосами, обладающая живым характером, она была создана для того, чтобы вызывать страсть. Ей было тогда 24 года. Ее окружало много поклонников, но она еще не сделала выбора. Я был тот счастливец, которому она отдала свои сердце и руку, и через два дня после моего приезда между нами царило уже полное согласие”.

Т.Г.Шевченко. Портрет Елены Бларамберг, Оренбург (1849-1850гг.)
акварель, Государственный музей Т. Г. Шевченко, Киев

В январе 1841 Бларамберг назначается командиром конвоя миссий Бутенева в Бухару и Никифорова в Хиву.

С апреля 1845 года Иван Фёдорович уже полковник и обер-квартирмейстер Отдельного Оренбургского корпуса, а в октябре становится полноправным членом Российского географического общества. Под его руководством было проведено военно-географическое изучение рек в Киргизской степи - Джилхуар, Тобол и Большой Аят (1843), Иргиз (1845), Темир, Эмба (1846).

Генерал-лейтенант И.Ф. Бларамберг (1800-1878)

Именно этому опытнейшему офицеру была поручена военная экспедиция к кокандской крепости.Формально, для «верховного начальства», перед обер-квартирмейстером Отдельного Оренбургского корпуса ставились лишь «рекогносцировочные» цели. По существу же он должен был при благоприятных обстоятельствах овладеть Ак-Мечетью.

3 июля 1852г. отряд, состоящий из полуроты пехоты, двух сотен казаков и пяти орудий выступил из Аральска на Ак Мечеть. Тайной, однако, для противника это не стало. Чтобы не допустить отряда Бларамберга к крепости кокандцы разрушили плотину, отделявшую Сыр-Дарью от озера Барказан и затопили окрестности Ак-мечети.

Несмотря на это русский отряд благополучно переправился через лежащие на пути водные преграды, используя камышовые плоты для переправы орудий и 19 июля, преодолев затопленную местность, вышел к стенам кокандской крепости. На следующее утро начался штурм, закончившийся неудачей, - сил было явно недостаточно.

“Во время штурма 10 человек было убито и 40 ранено. Поручик Ромишевский получил пулю в живот; к счастью, это был рикошет. У меня была прострелена фуражка; пуля оторвала недалеко от левого виска бархатный околыш; пройди она на четверть дюйма ближе, и я был бы убит”, пишет в своих воспоминаниях Бларамберг.

Пришлось отступить. Разрушив по дороге небольшие укрепления и две мелкие крепости, отряд возвращается в Оренбург. Однако никаких претензий к обер-квартирмейстеру у Перовского не было, - основная задача, рекогносцировка местности, была выполнена успешно. За поход на Ак-Мечеть Иван Фёдорович был произведён в генерал-майоры. Чтобы закончить рассказ о жизни и деятельности И.Ф.Бларамберга скажу, что в декабре 1855 года он был переведен в Петербург в распоряжение военного министра и генерал-квартирмейстера Главного штаба. Здесь он руководил составлением «Генеральной карты Российской империи». В апреле 1862 года Иван Бларамберг получил звание генерал-лейтенанта; в декабре 1863 года его назначили управляющим Военно-топографической частью Главного управления Генерального штаба, а в январе 1866 года начальником Военно-топографического отдела Главного штаба и начальником Корпуса военных топографов.Его фамилия выбита на настольной юбилейной медали «В память 50-летия Корпуса военных топографов. 1822—1872».

Скончался И. Ф. Бларамберг 8 декабря 1878 в крымском имении своей жены.

Но вернёмся в Оренбург.

На следующий год поход на Ак-Мечеть возглавил лично оренбургский генерал-губернатор, и после 22 дней осады крепость пала, став частью Оренбургской укреплённой линии. Вероятно, впервые в этих краях штурм был поддержан корабельной артиллерией. К крепости, вверх по Сыр-Дарье, поднялись пароходы “Перовский” и “Обручев”.

Русские военные корабли на Аральском море. Фото поручика А.С. Муренко. 1850-е гг.

Кокандцы, через четыре месяца, попытались вернуть Ак-Мечеть, но потерпели тяжёлое поражение, потеряв до 2000 человек убитыми и ранеными.

Последовательно меняя название - Ак-Мечеть, Форт Перовский, г. Перовск, - ныне это город Кызылорда в Республике Казахстан.

                                Фотография из “Туркестанского альбома”

 

Взятие Ак-Мечети, по словам Бларамберга: “имело важное значение для усиления морального влияния нашего правительства в Центральной Азии, и это был первый шаг к нашим позднейшим завоеваниям в этой части света”. В результате этого психологического перелома – был решен вопрос, который продолжительное время заставлял русские власти «топтаться» на Оренбургской линии. Что произошло далее, весьма красноречиво характеризуют слова полковника Генерального штаба Ю.А. Сосновского – «Раз начав работу штыком, можно ли предвидеть, когда и где остановимся».

Казалось, две империи неторопливо приближая границы своих владений друг к другу, соблюдают негласное мирное соглашение. Однако вскоре произошло событие, которое резко обострило отношения соперничающих держав.

21 июня 1853 года русские войска, под предлогом защиты христиан, оккупировали находящиеся под протекторатом Османской империи, дунайские княжества Молдавия и Валахия. Османский султан Абдул-Меджид I 4 октября объявил России войну. На стороне Турции выступили Франция и, к удивлению Николая I, Британия. Так началась Крымская война.

Чем она закончилась общеизвестно. После беспримерной обороны Севастополя, продолжавшейся 349 дней, русские войска отступили из города, предварительно взорвав склады, пороховые погреба и затопив суда военной эскадры.Россия потерпела поражение и вынуждена была пойти на подписание мирного договора.

          Николай I читает известия из Севастополя. A.A. Козлов, акварель, 1854-55г.

2 марта 1855 года император Николай I скончался в Зимнем дворце, по официальной версии, от гриппа. Однако, как в России, так и в Европе широко распространились слухи о том, что российский император принял яд, не перенеся позора военного поражения. Основанием для такого рода предположения, по словам историка Е.В.Тарле, послужило то, что “знавшие его натуру и русские и иностранцы впоследствии нередко говорили, что они никак не могли представить себе Николая, садящегося в качестве побежденного за дипломатический зеленый стол для переговоров с победителями”. Думаю, всё же, версия эта сомнительна. Доктор медицинских наук Валерий Пайков в своей весьма убедительной работе “Медицинские аспекты смерти Николая I” пишет: “не следует забывать того важного обстоятельства, что Николай I был военным человеком до мозга костей, прекрасно знавшим, что войны несут с собой не только потери, но и поражения. И поражения надо уметь принимать с достоинством. И на их основе строить здание будущей победы. Характер этого человека, сильный, решительный, целеустремлённый, вся история его тридцатилетнего правления не дают ни малейшего основания для предположений суицида с его стороны по причине частых военных неудач”.

На престол вступает Александр II, названный впоследствии “Царём Освободителем”, и, в истории противостояния двух Империй в Центральной Азии, открывается новая страница.

Дуэль на Крыше мира. Эпизоды “Большой игры”. Часть шестая

Глава шестая

 

Наследство новому императору досталось тяжёлое. В своей первой речи перед членами Государственного Совета АлександрII, в частности, сказал: «мой незабвенный Родитель любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только её пользе. В постоянных и ежедневных трудах Его со Мною, Он говорил Мне: „хочу взять Себе всё неприятное и всё тяжкое, только бы передать Тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною“. Провидение судило иначе, и покойный Государь, в последние часы своей жизни, сказал мне: „Сдаю Тебе Мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя Тебе много трудов и забот“.

В первую очередь нужно было с наименьшими потерями выйти из войны. В марте 1856 года в столице Франции состоялся конгресс, в котором приняли участие Россия, с одной стороны, и Османская империя, Франция, Британская империя, Австрия, Сардиния, а также Пруссия с другой.

В результате был подписан мирный договор, известный как Парижский трактат, по которому хоть и были ущемлены некоторые права и интересы России, однако обошлось без контрибуций. Территориальные потери оказались также минимальны.

В апреле того же года у руля внешней политики Российской империи встал Александр Михайлович Горчаков. К тому времени это уже был опытнейший дипломат, послуживший в посольствах Лондона, Рима, Флоренции, Франкфурта-на-Майне и в ряде других европейских столиц.

Питомец мод, большого света друг,

Обычаев блестящий наблюдатель,

О ты, харит любовник своевольный,

Приятный льстец, язвительный болтун,

По-прежнему остряк небогомольный,

По-прежнему философ и шалун.

Так в годы юности описывал Горчакова его лицейский приятель Александр Пушкин.

Мировоззрение нового министра и его богатый дипломатический опыт ярко проявились в циркуляре, который 21 августа 1856 года был направлен всем посольствам России. В нём Горчаков определил новые задачи внешней политики России после Парижского трактата. Слова, которые вскоре цитировала вся Европа, красной нитью проходили в этом документе: "Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится, Россия сосредоточивается". Это значило, что Россия воздерживается от активного вмешательства в европейские дела. Она наводит порядок в собственном доме, оправляясь от потерь и понесенных жертв. Кроме того, и это главное, Россия больше не намерена жертвовать своими интересами в угоду кому-либо и считает себя совершенно свободной в выборе своих будущих друзей.

Когда-то в столице Германского союза, Франкфурте-на-Майне, Горчаков близко сошёлся с Отто фон Бисмарком, который впоследствии назвал русского дипломата своим учителем. В одной из бесед Горчаков сказал Бисмарку фразу, которую тот запомнил на всю жизнь: "Молодой человек, не забывайте, что войны возникают от слов, тихонько сказанных дипломатами. А вы кричите даже слишком громко..."

Многие, думаю, помнят популярный в 70-е годы прошлого века роман Валентина Пикуля “Битва железных канцлеров”. Главные герои романа это Горчаков и Бисмарк.

Тем временем “Большая игра”, несмотря на драматические события Крымской войны, не прекращалась. Даже во время боевых действий на Чёрном море, в среде российских военных витала идея нанести удар по Британии в Индии. В частности, генерал Дюамель разработал детальный план вторжения, цель которого была вынудить англичан перебросить войска с крымского театра военных действий на среднеазиатский.

Планом предусматривалось выйти от Каспийского побережья к Герату, а затем объединенными силами русских, афганцев и персов ударить либо из Кабула, либо из Кандагара. Предполагалось, что местное население с радостью поддержит “освободителей”.

Мог бы этот план осуществится? Вряд ли. Исходя из опыта истории, можно с уверенностью сказать, что план, по сути, был чистой авантюрой, не учитывавший географические, стратегические и политические реалии. Весьма маловероятно и то, что удалось бы договориться с Афганистаном и Персией. Так, что плюсов никаких этот план России не принёс, кроме возможно сознательной “утечки”, чтобы заставить англичан держать в Индии значительные военные силы.

В 1856 г. Бухара и Хива прислали свои посольства в Петербург с поздравлениями по случаю коронации Александра II. В письме новому императору бухарский эмир писал: “поставлено в обязанность отправить посольство для того, чтобы помолиться об упокоении души доблестного государя, принести поздравление с восшествием на престол Монарха по достоинствам равного Джемшиду…, и отправлено для большего скрепления уз, существующих еще со времен предков, и для упрочения взаимных отношений предшествовавших великих царей…да будет открыта дорога к дружбе и взаимным отношениям между обоими высокими государствами, дабы караваны и купцы двух держав приходили и уходили спокойно. В память посланы: один ковер кашемирской ткани, две шали резаи-мешкин, пара вороных и пара чубарых лошадей, да сияет вечно солнце могущества в пределах государства”. Правитель Бухары предлагал также направить ответные посольства из России. Примерно таким же было послание и хивинского хана.

Через два года ответная дипломатическая миссия была отправлена в Бухару и Хиву. Возглавил её граф Николай Павлович Игнатьев. Здесь я остановлюсь, чтобы чуть подробнее рассказать об этом незаурядном дипломате и разведчике.

Николай Павлович родился 17 января 1832 года в Петербурге в семье, принадлежащей высшей знати Российской империи. Отец его, Павел Николаевич, был директором Пажеского корпуса, петербургским генерал-губернатором, в 1870-х годах — председателем Комитета министров.

В 1849 году Николай оканчивает самое привилегированное учебное заведение России - Пажеский корпус, производится в офицеры и поступает в Академию Генерального штаба. Проявив незаурядные способности, он завершает обучение в 1853 году с большой серебряной медалью. На талантливого юношу обращает внимание лично Государь Император Николай I.

Во время Крымской войны Игнатьев находится в войсках, размещенных на прибалтийском побережье. Служба в полку была короткой, но гусарская отвага и лихость остались и стали неотъемлемой чертой Игнатьева на всю жизнь. После окончания войны ему был присвоен чин ротмистра, а в июле 1856 года в качестве военного атташе он направляется в Лондон. Официально, для изучения истории внешней политики «владычицы морей». Однако было задание и негласное.

Лично Императором ему было поручено: изучить новейшие достижения артиллерийского и инженерного дела в Англии, а также «привести в ясность военно-политические замыслы врагов наших в Европе и Азии».

           Н.П. Игнатьев. 1860-е годы, фото

Военное министерство, также выдавшее Игнатьеву инструкции, интересовали сугубо военные вопросы. Сведения о сухопутных и морских силах Британии и новых видах оружия, состояние военно-учебных заведений, новейшие военные сочинения, планы и карты. От главы МИДа Горчакова молодой дипломат также получает задание. Петербург был крайне заинтересован в достоверной информации о действиях Англии в Центральной Азии и Игнатьеву поручалось сообщать о действиях английских войск в Персии и Индии.

Все задания были выполнены более чем успешно. Русский атташе посещая Вуличский арсенал и военные заводы в Бирмингеме, где испытывалось новое оружие, беседуя с английскими офицерами, регулярно отправляет в Петербург донесения с описаниями и чертежами новых видов вооружений и о строительстве механизированных заводов по производству пушек. Отправлялись чертежи станков по производству нарезного оружия и его образцы. Военный министр Н.О. Сухозанет был весьма доволен работой атташе и неоднократно объявлял тому благодарность.

С пребыванием Игнатьева в Лондоне связана легенда о том, что во время демонстрации в Лондонском музее новейшего оружейного патрона, он попытался незаметно положить его в карман, был разоблачён служителем и ретировался, сославшись на дипломатическую неприкосновенность. И именно из-за этого ему пришлось покинуть Лондон. Об этом в частности пишет Евгений Примаков в своей 6-ти томной “Истории внешней разведки России”. Однако историком В.М. Хевролиной убедительно доказано, что это всего лишь миф. Ни в дневниках, ни в письмах Н. П. Игнатьева нет никаких упоминаний о таком эпизоде.

В 1857 году Николай Павлович отправляется в большое путешествие по Европе и странам Ближнего Востока — он посещает Вену, Белград, Афины, Стамбул, Сирию, Палестину.

По возвращении в Петербург Игнатьев усердно занимается среднеазиатскими делами. Им было подано несколько записок министру иностранных дел А.М. Горчакову, с предложением отправить в Среднюю Азию ряд научных экспедиций, которые также изучали бы возможности развития торговли и собирали разведывательные сведения. План был принят, и Николаю Павловичу было предложено возглавить ответное русское посольство в среднеазиатские государства. Поручить такую ответственную задачу 26-летнему офицеру, не имевшему большого опыта дипломатической деятельности, было делом рискованным, но, как покажут дальнейшие события, Александр II и Горчаков не ошиблись в выборе. Поддержал кандидатуру Игнатьева и директор Азиатского департамента МИД Е. П. Ковалевский.

Прибыв в Оренбург в мае 1858 года Игнатьев, к тому времени уже полковник, отправляется сначала в Хиву, а затем в Бухару. Кроме дипломатических задач и вопросов торговли, миссии поручалось произвести топографическую съёмку и исследование реки Амударьи. С этой целью в отряд были включены: А. Ф. Можайский, который организовал передвижение по реке на специально построенных для этой цели судах, востоковед П. И. Лерх, астроном В.Я. Струве, метеорологи, ботаники, фотограф А. С. Муренко. В июле миссия прибыла в Хиву. Встретила она там приём далеко не радушный, и переговоры с Саид Мухаммад-ханом закончились безрезультатно. Правитель Хивы поставил невыполнимые условия заключения договора, по которым Россия должна была признать за Хивой территории до Сырдарьи, Эмбы и Мерва, то есть уже освоенные русскими земли, а также признать власть Хивы над туркменскими племенами. 24 августа хан дал прощальную аудиенцию русскому посланнику.

Опасаясь за свою жизнь, Игнатьев поехал во дворец с двумя казаками, а конвою приказал готовиться к отражению нападения. Видимо для устрашения перед дворцом были посажены на кол два человека. Во время аудиенции, вновь получив отказ на свои требования, хан посоветовал Игнатьеву быть сговорчивее, поскольку тот находился в его власти. Что произошло дальше, Николай Павлович описал в своих воспоминаниях: «Я ответил, что у государя много полковников и что пропажа одного не произведет беды. Задержать же меня нельзя. Я вынул пистолет и пригрозил убить всякого, кто ко мне подойдет. Хан испугался, и я вышел».

На следующее утро привезли ответ на русские условия в запечатанном конверте на имя Александра II. Также были присланы подарки для царя – богатый ковер и два скакуна.

28 августа 1858 года русский отряд покинул Хиву и направился в следующий пункт своего назначения.

Лагерь миссии полковника Игнатьева близ Хивы. Фото поручика А.С. Муренко, 1858 г. Khiva. - Caught in Time: Great Photographic Archives. London, GarnetPublishing, 1993, p. 17

 

После ряда столкновений с туркменами, где был применён даже ракетный станок, миссия Игнатьева прибыла в Бухару. Здесь, в отличие от Хивы переговоры завершились весьма успешно. Был заключён торговый трактат, предусматривавший свободное плавание по реке Амударье русских судов, сокращение в два раза таможенных пошлин на ввозимые товары и учреждение в Бухаре торгового агентства. Бухарский эмир согласился на освобождение русских пленных и выслал по просьбе Игнатьева из Бухары двух английских агентов, которые на поверку оказались афганскими купцами. В декабре 1858 года посольство Игнатьева возвратилось в Оренбург.

В Петербурге результаты миссии были оценены чрезвычайно высоко. Кроме преференций для российской торговли с Бухарой, русское правительство получило ценную информацию о политическом и экономическом положениях ханств. Игнатьев составил обширную записку о Хивинском ханстве, содержащую сведения о населении, характере правления, правящей верхушке, духовенстве. Подробно сообщалось о состоянии армии (роды войск, командование, финансирование), финансовом состоянии ханства, порядке землепользования, сельскохозяйственных культурах, состоянии скотоводства.

На докладной записке Александр II поставил резолюцию: «Читал с большим любопытством и удовольствием. Надобно отдать справедливость генерал-майору Игнатьеву, что он действовал умно и ловко и большего достиг, чем мы могли ожидать». Как видим, в Петербург Игнатьев возвратился уже в генеральском звании. Кроме того, он был награждён орденом Св. Анны 2-й степени с короной.

Далее была блистательная дипломатическая победа Игнатьева в Китае, где он, во время так называемой “Второй опиумной войны”, выступил посредником между китайскими властями и объединёнными англо-французскими войсками.

В своём письме министру А.М. Горчакову Николай Павлович писал, что китайские правители:«не предпринимали ничего, не спрося предварительного моего мнения и указания, как поступить». Российскому дипломату принадлежит огромная заслуга в спасении Пекина, с его императорским дворцом и древними историческими памятниками, от разрушения.

В результате Россия, в лице Игнатьева, подписала выгоднейший Пекинский договор. По нему к России присоединялись обширные азиатские территории, размером превышающие Англию и Францию вместе взятые. Кроме того в Кашгаре и Урге (Монголия), открывались русские консульства, которых не было у англичан. Как писал английский историк Уильям Сайкс, - «Ни разу с 1815 года Россия не заключала столь выгодного соглашения, и, вероятно, никогда прежде такой подвиг не совершал столь молодой российский дипломат. Успехи 1860 года простирались весьма далеко, чтобы стереть досадные воспоминания о поражении в Крыму, тем более что они были достигнуты в замечательной манере переигрывания англичан».

К заключению Пекинского договора 1860 года. Литография
Г. В.Тимма. “Русский художественный листок”. СПб, 1861 год.

 

После этого триумфа Игнатьев получает звание генерал-адъютанта и назначается на ответственный пост директора Азиатского департамента МИД. В этой должности он ратует за необходимость наступательной политики в Средней Азии мотивируя это неизбежностью борьбы с Англией.

Затем была служба в качестве чрезвычайного и полномочного посла в Стамбуле, где им была создана широкая агентурная сеть, поставлявшая ценнейшую информацию о положении в Османской империи.

Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Игнатьев был прикомандирован к свите царя и находился сначала в Румынии, а затем в Болгарии.

После окончания войны он один из главных участников мирных переговоров в Сан-Стефано. Именно Игнатьеву, в большей степени, обязаны Болгария, Румыния, Сербия и Черногория своим появлением на политической карте мира, как независимых государств.

                         Бюст Н.П. Игнатьева в Варне, Болгария.

 

В 1881 году Игнатьев был назначен сначала министром государственных имуществ, а затем министром внутренних дел. Однако уже через год вышел в отставку, оставаясь членом Государственного совета. В это время он активно занимался общественной деятельностью: был председателем общества содействия торговле и промышленности и членом Русского географического общества, возглавлял Петербургское славянское благотворительное общество, писал мемуары.

Конец жизни графа Николая Павловича Игнатьева был драматичен. Разорившись в результате финансовых авантюр, полузабытый и практически нищий он скончался в своём имении 20 июня 1908 года.

          Портрет Князя Н.П. Игнатьева. Художник Б. М. Кустодиев, 1902г.

Но вернёмся в 1858 год. Практически одновременно с миссией Игнатьева, были отправлены ещё две экспедиции. Первую, в Хорасан и Герат, возглавил дипломат и востоковед Н.В. Ханыков. Её главной целью было ознакомление с политикой и положением Персии и Афганистана и налаживание сотрудничества с последним. Преследовала она и научные цели – изучение флоры и фауны региона, путей сообщения и тому подобное.

Ещё одну миссию возглавил 22-х летний поручик Российской армии Чокан Валиханов, впоследствии известный казахский просветитель и ученый. Экспедиция имела задачу проникнуть в западно-китайскую провинцию Кашгар, выяснить там обстановку и возможность восстановления торговых связей Кашгара с Россией.

Глава седьмая
 

Экспедиция Ханыкова в Персию и Герат носила в большей степени научный характер, хотя были у неё, разумеется, и секретные задания.

Предыстория её снаряжения такова. Идея принадлежала Н. П. Игнатьеву. Александр II одобрил это предложение, и разработку проекта поручили видному востоковеду Николаю Владимировичу Ханыкову, сотруднику Азиатского департамента. В 19 лет Николай самостоятельно изучив ряд восточных языков, принимает участие в миссии Бутенева в Бухару в 1841–1842 гг. Вышедшая через год после возвращения книга Ханыкова «Описание Бухарского ханства», была признана лучшим описанием Бухары и переведена вскоре на английский, французский и немецкий языки.

                                      Н. В. Ханыков

 

17 сентября 1857 г. Н. В. Ханыков представил председателю Русского географического общества Великому Князю Константину Николаевичу обширную докладную записку “Предположение об ученой экспедиции в Хорасан”. Обосновывая её необходимость, он в частности, пишет: “часть Средней Азии, граничащая с Китаем, и юго-восточная часть Персии могут быть признаны за страны, о которых всякий без стыда в невежестве может признаться, что он мало или даже вовсе ничего не знает”. Далее он определяет круг задач, которые должны быть поставлены перед экспедицией: “в какой степени богатства его (этого края., В.Ф.) могут служить подмогою европейской промышленности, в какой степени его хлопчатая бумага, шелк и аптекарские товары могут быть доступны выгодной обработке или продаже в Европе, в каком размере край этот способен потреблять европейские обработанные произведения, словом сказать, какое место ему нужно дать в промышленной жизни человечества”.

Через шесть дней проект был одобрен Советом Русского Географического общества.

Какие же задачи, кроме научных, вменялись Ханыкову? Во-первых, ему необходимо было ознакомиться с обстановкой, складывающейся в соседних восточных странах, и способствовать укреплению в них влияния Российской империи. Во-вторых, МИДом поручалось провести переговоры с правителями различных афганских владений о создании союза «среднеазиатских ханств», направленного против Англии. Российское правительство стремилось убедить их, как было отмечено директором Азиатского департамента Е. П. Ковалевским: “в желании нашем не ослаблять ханств, но усиливать их, сколько возможно; мы хотели этим доказать, что наш собственный интерес требует того, чтобы поставить оплот завоевательным стремлениям Англии... Нельзя же было Министерству иностранных дел оставить в Средней Азии как можно более обширное пространство земель, так сказать нейтральных, не принадлежащих ни той, ни другой державе; мысль эта довела до того, что пока мы оставались спокойными и равнодушными в своих границах, Англия подвинулась из Индии до Лагора, завоевала последний, поставила комиссара своего в Афганистане и распространила влияние свое на Герат”.

В-третьих, инструкцией утвержденной Александром II, Ханыкову поручалось попытаться установить отношения между Российской империей и Афганистаном. Для чего глава экспедиции должен был посетить Кабул, вступить в переговоры с эмиром Дост Мухаммадом и разъяснить тому политику России в Центральной Азии и, в частности, в отношении Афганистана. Необходимо было убедить эмира, в том, что Россия заинтересована в сильном и независимом Афганистане.

Русский посланник был снабжён личным письмом Вел. Кн. Константина Николаевича к Дост Мухаммеду, в котором разъяснялись научные цели экспедиции, и выражалась надежда, что “путь в подвластные Вам страны будет открыт тем, коих влечет туда благородная бескорыстная любознательность”.

В начале 1858 года экспедиция, в которую кроме Ханыкова вошли профессор Дерптского университета Г.А.Бунге, магистр этого же университета геолог К.Х.Гебель, преподаватель Петербургского технологического института Р. С. Ленц, представитель морского ведомства капитан-лейтенант П. О. Ристори и зоолог А. А. Кейзерлинг, двинулась в путь. В апреле, миновав Баку и Астрабад, экспедиция прибыла в Тегеран, где провела более месяца в переговорах с правительством Ирана. Затем, посетив города Шахруд, Нишапур и Мешхед, экспедиция прибыла в Герат. Правитель Султан Ахмад-хан встретил русских гостеприимно и оказал им всяческое содействие.

Из Герата Ханыков отправил курьера к Дост Мухаммад-хану с просьбой разрешить посещение Кабула. Попытка эта, однако, успеха не имела. Дост Мухаммад-хан, предпочёл не нарушать договор с англичанами и отклонил просьбу русского посланника. Он хорошо помнил, чем закончилась 20 лет назад его благосклонность к капитану Виткевичу. Знал он и о поражении России в Крымской войне. И, несмотря на полыхавшее в это время в Индии антибританское восстание и распространившиеся в афганской столице слухи, что там вырезали всех англичан, Дост Мухаммад остался верен англо-афганскому договору. Через несколько лет он был вознагражден за свою верность. В 1863 году Дост Мухаммад при молчаливом одобрении англичан захватил некогда утраченную провинцию Герат. Через 9 дней после этой победы Эмир Афганистана умер, так и не узнав, что через 15 лет Англия и его страна вновь окажутся в состоянии войны. Но до этого произойдёт ещё немало событий.

Эмир Дост Мухаммад с младшим сыном. Художник Джеймс Рэтрэй.
Британская библиотека

В обратный путь экспедиция Ханыкова направилась через Северный Сеистан, Южный Хорасан и Керман и в конце 1859 года благополучно возвратилась в Россию, проведя в путешествии почти полтора года.

Хотя больших политических успехов миссия Ханыкова не добилась - стремление России создать в Центральной Азии заслон своему сопернику потерпело неудачу - научные достижения экспедиции оказались весьма велики. Была исследована территория, превышавшая по площади почти 400 тысяч кв. километров, достигнуты важные результаты в изучении климата, растительного и животного мира этой территории и собраны богатейшие этнографические и археологические коллекции.

Привезённые материалы позволили российскому правительству ознакомиться с политической обстановкой, сложившейся в Восточном Иране, Герате и Афганистане, и дали возможность выработать политическую линию по отношению к этим государствам.

Ханыков, вскоре после окончания экспедиции, переехал во Францию, где и прожил всю жизнь вплоть до своей кончины в 1878 году.

В феврале 1858 года, в укрепление Верное прибыл поручик российской армии Чокан Чингисович Валиханов. Ему поручалось важнейшая миссия – отправиться в китайскую Кашгарию, чтобы выяснить перспективы восстановления политико-экономических связей.

Сделаем паузу, чтобы поближе познакомиться с человеком, жизнь которого востоковед Н.И. Веселовский сравнил с «промелькнувшим метеором». Настолько она была яркой и до обидного короткой.

Будущий выдающийся учёный, историк, этнограф, фольклорист, просветитель, путешественник и разведчик Чокан Валиханов, родился в ноябре 1835 года в орде-зимовке Кунтимес у крепости Кушмурун Омской области. Правнук, принявшего русское подданство еще в 1740 году, Аблай хана - прямого потомка Чингисхана -при рождении получил имя Мухаммед-Канафия. Прозвище Чокан (Шокан), которым в детстве звала его мать, стало впоследствии его официальным именем.

Хан Аблай. Художник А. Дюселханов. Музей Первого президента Казахстана, Астана и султан Чингис Валиханов

 

Отец Чокана, наместник Кушмурунского округа, султан Чингис Валиханов, определил 12-летнего сына на учебу в Сибирский кадетский корпус. Российское правительство было заинтересовано в привлечении на службу аристократов из коренного населения восточных окраин. Через шесть лет юноша вышел из корпуса европейски образованным человеком со знанием нескольких восточных и западных языков. Сразу по выпуску корнет Валиханов был назначен адъютантом генерал-губернатора Западной Сибири Густава Христиановича Гасфорда.

              Чокан Валиханов, конец 1850гг.

 

В основные обязанности юного адъютанта входило составление и отправление писем от имени губернатора, а также исполнение функций историографа Западно-Сибирской области. Благодаря этому он получил неограниченный доступ в Омский архив и весьма преуспел в изучении истории, географии и экономики тюркоязычных стран.

Кроме работы в архиве, Валиханов совершает несколько путешествий: вместе с губернатором Гасфордом в Центральный Казахстан, Семиречье и Тарбагатай (1855г.) и с экспедицией полковника М. И. Хоментовского на озеро Иссык Куль (1856г.). В августе 1856 года в качестве официального представителя русского правительства командируется в Западный Китай, город Кульджу, для улаживания инцидента “сожжения в Чугучаке буйною китайскою чернью нашей фактории и расхищения в оной как товаров наших купцов, так и казенной собственности”. Из дневника Валиханова можно узнать, что во время пребывания в Кульдже он, то развлекался, как мог, попутно изучая жизнь китайского города, то скучал на заседаниях, мучился зубной болью, бродил по базарам, заигрывал с женщинами и усердно собирал информацию. Информацию обо всем, что могло заинтересовать военных и дипломатов Российской империи. Чего стоят только составленные им карты, вклеенные в его дневник. Ещё в детстве у Чокана проявился талант к рисованию, который весьма пригодился в его дальнейшей деятельности.

Приём у китайского сановника в Кульдже. Карандашный рисунок Ч. Валиханова. 1856г.

Итогом этого путешествия стала рукопись: «”Хой-юань-чэн и Си-юй“. Западный край Китайской империи и город Кульджа». Это было великолепное описание Илийской провинции, людей и нравов города Кульджа, написанное прекрасным русским языком.

В том же 1856 году, по ходатайству Гасфорда, Валиханову был досрочно присвоен чин поручика. К тому времени Чокан был уже действительным членом Русского географического общества, куда был принят по ходатайству виц-президента общества П.П.Семёнова.

Несомненное влияние на Валиханова в то время оказали два человека. Первый это уже упомянутый знаменитый путешественник Пётр Петрович Семёнов (будущий Тян-Шанский), а второй - великий русский писатель Ф. М. Достовский, с которым Чокан познакомился и близко сошёлся в Омске, когда Фёдор Михайлович был освобождён из острога. Позднее они встретились в Семипалатинске, куда Достоевский был сослан рядовым в Седьмой линейный батальон.

Фотография Ч. Валиханова и Ф. М. Достоевского, перед отъездом в Кашгар.
Семипалатинск, 1858г.

В июне 1858 года Чокан Валиханов отправляется с караваном семипалатинского купца Мусабая Тохтубаева в “уйгурские земли”.

События, подтолкнувшие российское правительство отправить в Кашгар молодого офицера, были следующие.

В Западном Китае в 1857 году разразилось восстание мусульманских ходжей против маньчжуров. В результате власть в Кашгаре захватил Валихан-тюря, оказавшийся жестоким тираном. Когда его отряды ворвались в Кашгар, он приказал разграбить лавки, принадлежавшие китайским торговцам, а на берегу реки Кызыл возвел целую пирамиду из отрубленных голов. Жертвой кровавого деспота стал и немецкий путешественник, агент Ост-Индийской компании Адольф Шлагинтвейт, которому по приказу Валихана отрубили голову у крепостной стены.

                            Адольф Шлагинтвейт (1825-1857)

 

Русское правительство, не имевшее постоянной связи с этим регионом, весьма интересовалось местной обстановкой и поручило Е. П. Ковалевскому подготовить записку со своими соображениями по этому вопросу. В записке, директор Азиатского департамента, отметив важное географическое положение Кашгара, предлагал, под предлогом помощи “законным претендентам” на власть в Западном Китае, вести более активную политику.

После обсуждения записки в Министерстве иностранных дел и Военном министерстве было принято решение послать в Кашгар подготовленного офицера для сбора сведений.

После этого Ковалевский пишет письмо генералу Г.Х.Гасфорду, в котором просит помочь найти подходящего человека для отправки в Восточный Туркестан, и вскоре получает ответ: ”В выборе чиновника для сего поручения я остановился на состоящем при мне для особых поручений поручике Валиханове. Офицер этот - сын достойнейшего киргизского султана Чингиза Валиханова, с очень хорошими дарованиями, и на расторопность его вполне можно положиться. Сверх того, он хорошо ознакомился с историей и нынешним состоянием среднеазиатских владений и, будучи сам мусульманин, скорее русского чиновника может снискать доверие своих единоверцев».

В выборе именно Валиханова, на столь ответственную миссию большую роль сыграл и П.П. Семёнов. В своих мемуарах выдающийся путешественник, впоследствии писал: «Само собой разумеется, что я почёл долгом обратить на этого молодого талантливого человека особое внимание генерала Гасфорта и по возвращении моём в Тянь-Шань подал мысль о командировании Валиханова в киргизской одежде с торговым караваном в Кашгар, что и было впоследствии осуществлено Валихановым с полным успехом».

Все эти события и привели к тому, что июньским утром 1858 года из Семипалатинска в Кашгар отправился торговый караван, в котором находился купец Алимбай Абдиллабаев. Под этим именем скрывался поручик российской армии Чокан Валиханов. Что ждало разведчика “под прикрытием” в далёкой, неизведанной и опасной стране, не знал никто.

Глава восьмая

Осенью 1858 года, миновав Заукинское ущелье и озеро Иссык Куль, караван с русским разведчиком достиг границ Синьцзяна. Путь был нелёгким. При переходе через заснеженные хребты пала большая часть верблюдов, из сотни голов осталось лишь 36. Несколько раз пришлось отбиваться от разбойников, грабивших караваны на торговом пути. Об одном таком нападении можно прочесть в дневнике Валиханова: «Кокандцы напали на караванные стада и отбили 300 баранов. Кашгарцы вступили в драку, вооружившись кольями от своих шатров, и очень скоро обратили в бегство кокандцев».

Не доезжая до Кашгара, дневник, завёрнутый в коленкор и спрятанный в деревянный футляр, пришлось закопать. “Тороплюсь, - записывает Валиханов, - дневник сейчас зарывается в землю, если бог возвратит нас живыми и здравыми, не испортит сырость, опять покажем белому свету. Поручаю тебя Аллаху, до свиданья».

1 октября караван достиг Кашгара. Чокан, конечно был знаком с книгой Марко Поло «О разнообразии мира» и помнил слова первого европейца посетившего один из самых знаменитых городов Востока. Восхищённый итальянец писал: «Народ здешний-мусульмане. Городов, городков тут много. Каскар– самый большой и самый знатный. Страна тянется на северо-восток и восток, народ тут торговый и ремесленный, прекрасные у них сады, виноградники и славные земли. Хлопку тут родится изрядно. Много купцов идут отсюда торговать по всему свету. Живут тут несториане (одна из ветвей христианства, В.Ф.), у них свои церкви и свой закон. Народ здешний говорит особенным языком. Эта область тянется на пять дней пути».

Несмотря на абсолютную секретность операции, утечка всё же произошла. До Кашгара дошли слухи о приезде переодетого русского офицера и пограничные власти с особым тщанием проверяли все прибывающие караваны. Валиханов, прошёл проверку, и чтобы в дальнейшем не привлекать к себе внимание, вёл себя как настоящий купец: заключал торговые сделки, приобретал товары и даже… женился. Речь, конечно, не идёт о выборе спутницы всей жизни. Нет, это был так называемый временный брак – весьма распространённое явление на Востоке. Особенно среди купеческого люда, на долгие месяцы отрезанного от дома.

Позже Валиханов писал об этом так: «Условие этих браков немногосложно: от мужа требуется одевать и кормить свою жену. В Хотане для того чтобы приобрести жену, нужно сделать расходы на 1 руб. 50 коп. серебром на наши деньги. В Яркенде есть особый базар, где можно встретить женщин, ищущих замужества, и заключить условие; в Аксу и Турфане женитьба стоит дороже. Вследствие этого обычая, хотя представлена женщинам полная свобода выбора и чувств, но по отсутствию образований и понятий о чести проистекает неуважение к брачному союзу, и женщины в Восточном Туркестане не отличаются особенной чистотой нравственности».

Полностью растворившись в купеческой среде, “Алимбай”, тем не менее, не забывает о цели своей миссии. «Что касается до моих действий, - писал он позднее, - то я во время пребывания в Кашгаре старался всеми мерами собрать возможно более точные сведения о крае, особенно о политическом состоянии Малой Бухарии, для чего заводил знакомства с лицами всех наций, сословий и партий, и сведения, полученные от одного, сверял с показаниями другого; сверх того я имел случай приобрести несколько исторических книг, относящихся к периоду владычества ходжей, и пользовался дружбой ученых ахундов… Имея постоянные и короткие сношения с кокандцами, я получил много данных о состоянии этого ханства и особенно о последних событиях, имевших последствием падение хана Худояра»

Полгода провёл Валиханов в Кашгарии, находясь в постоянном напряжении, поскольку любой неверный шаг привёл бы к тому, что твою голову украсит пирамида из других отрубленных голов. И миссию свою русский разведчик выполнил весьма успешно, представив в отчёте ценные военно-политические сведения и массу географического, исторического и этнографического материала. Первый план Кашгара, исполненный по европейскому образцу, был составлен именно Валихановым.

 

Кроме того, он выяснил, что случилось с Адольфом Шлагинтвейном, о чём долгое время в Европе не знали.

Миссия Валиханова явилась первым в России случаем посылки офицера-мусульманина под агентурным прикрытием в политически нестабильный и совершенно неисследованный район Средней Азии. Поездка Адольфа Шлагинтвейна по заданию Ост-Индийской компании и казнённого в Кашгаре в 1857 г. и тайная миссия Валиханова в 1858 г. знаменовали открытие нового направления англо-русского соперничества в Средней Азии - борьбу за доминирование в Восточном Туркестане, борьбу, которая не прекращалась до самых последних дней российской империи.

11 марта 1859 года Валиханов отправляется в обратный путь и через 4 месяца, миновав Верный, прибывает в Семипалатинск.

"Судя по отчёту, сделанному Валихановым о Кашгарии, о нём можно судить как о гениальном человеке своего времени”, - так оценил материалы, представленные разведчиком, директор Азиатского департамента Е.П. Ковалевский. И это отнюдь не преувеличение. По кусочкам, по обрывкам разговоров, по воспоминаниям, по семейным преданиям, русский разведчик нарисовал широчайшую картину жизни Кашгара. При том, что собирая и сопоставляя клочки сведений, он не везде и не всегда мог вести подробные записи. Огромную часть материалов, он хранил в памяти.

Географический обзор, исторический и этнографический очерки, политическое состояние края, промышленность и торговля - и всё это о крае, про который до поездки Валиханова европейской науке практически ничего не было известно. С научной скрупулезностью описал он систему управления Кашгаром, зная, насколько мало изучены европейскими учеными формы восточного городского правления. Эти его сведения очень широко использовались впоследствии.

                                           Страница из дневника Ч. Валиханова

Поездка, продолжавшаяся в общей сложности полтора года, не прошла для молодого офицера даром. В изнурительном труде и скитаниях он подорвал своё здоровье и заболел тяжёлой формой туберкулёза. В начале 1860 года, по приказу военного министра Н.О. Сухозанета, Валиханова вызывают в Петербург. Там его встречают с почестями, как героя. По личному распоряжению императора он награждается орденом Святого Владимира, повышается в чине до штабс-ротмистра и определяется в Главный штаб, где в его обязанности входит составление и редактирование карт Средней Азии и Восточного Туркестана. По ходатайству министра иностранных дел А. М. Горчакова, он высочайшим повелением был назначен ещё и в Азиатский департамент Министерства иностранных дел.

4 мая 1860 года на заседании Русского географического общества Чокан Валиханов делает доклад о Кашгарии, выслушанный с огромным вниманием, и чрезвычайно высоко оценённый научной общественностью.

                                                   Ч. Валиханов. Автопортрет

Жизнь в столице, продолжавшаяся чуть более года, была для Валиханова весьма насыщенной. В это время он проявляет себя как выдающийся учёный – востоковед, первым в мире вводя в научный оборот кашгарские рукописи «Тазкира-йиБогра хан» и «Тазкира-йиходжаган». Кроме того Чокан общается с интеллектуальной элитой того времени — дипломатами, публицистами, учеными, встречается с Достоевским, поэтами Майковым и Полонским. Общение с этими яркими личностями, безусловно, повлияло на мировоззрение Чокана. Валиханов был, как сейчас сказали бы, сторонником либеральных ценностей, одновременно оставаясь патриотом России. Тогда, в отличие от сегодняшних реалий, это было возможно. В мае 1861 года Валиханов покидает Петербург – климат был не подходящим для его болезни – и возвращается на родину, где вновь работает у генерал-губернатора и продолжает научную деятельность. Он пишет несколько работ, среди них «Записка о судебной реформе» и «О мусульманах в Степи». В последней, Чокан Валиханов, провидчески очень точно определил опасность радикализации ислама в Центральной Азии. К самому исламу Валиханов, сам будучи мусульманином, относился довольно критически, видя в нем опасный потенциал, который при определенных условиях может оказаться взрывоопасным. Что мы и видим сегодня.

В 1864 году Валиханов участвовал в походе М.Г. Черняева против Кокандского ханства. В чине штабс-ротмистра он служил переводчиком при главном командовании.

Однако туберкулёз прогрессирует и зимой 1865 года он уезжает к родственникам в далекий аул в горах Алтын-Эмеля. Там он женится на Айсары, двоюродной сестре султана Тезека. Семейное счастье было недолгим, болезнь оказалась сильнее. В прощальном письме к отцу Чокан пишет: “Устал, нет никакой силы, весь высох, остались одни кости, скоро не увижу света. Мне больше не суждено повидаться с моими дорогими родными и друзьями, нет для этого никаких средств. Это будет моё последнее письмо. Прощайте, обнимаю”. В апреле 1865 года Чокана Валиханова не стало.

“Как блестящий метеор, промелькнул над нивой востоковедения потомок киргизских ханов и в то же время офицер русской армии Чокан Чингисович Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали в лице его феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов, но преждевременная кончина Чокана лишила нас этих надежд. За неполных тридцать лет он сделал то, что другие не смогли сделать за всю свою жизнь”. Так писал о Валиханове выдающийся русский востоковед академик Н. И. Веселовский.

В 1867 году, генерал-губернатор недавно образованногоТуркестанского генерал-губернаторства Константин Петрович фон Кауфман выделил деньги из казны на строительство мавзолея на могиле Валиханова. Военный губернатор Семиречья Герасим Алексеевич Колпаковский, который был другом Валиханова, заказал в Екатеринбурге плиту и при содействии архитектора Павла Матвеевича Зенкова памятник был сооружён. Кауфман лично контролировал постройку монумента и составил текст надписи на могильной плите.

«Здесь покоится прах штабс-ротмистра Чокана Чингисовича Валиханова, скончавшегося в 1865 году. По желанию Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана I, во внимание ученых заслуг Валиханова, положен сей памятник генерал-лейтенантом Колпаковским в 1881 году»

           Монумент и надгробная плита на могиле Ч.Ч. Валиханова

 

С надгробием на могиле связана одна мистическая история. В 1917 году некто захотел сделать из неё жернова для ручной мельницы. Он отбил по периметру большие куски, сбил углы и пытался зубилом и молотком разрубить её на две части, чтобы легче было тащить. Отскочивший кусочек мрамора попал вандалу в глаз, и вскоре тот скончался от воспаления роговой оболочки.

Имя славного сына России и Казахстана не забыто. Памятники ему, кроме упомянутого уже семипалатинского, стоят в Алма-Ате, Павлодаре и Омске.

И завершая рассказ о трёх экспедициях 1858 года, скажу, что именно после их завершения и заключения Игнатьевым Пекинского договора, империя стала стремительно подчинять себе погрязшую в междоусобице Среднюю Азию. Реальных сил, чтобы противостоять в этом России не нашлось. Китай был недееспособен, а Британия могла лишь бессильно наблюдать из-за гор приближение соперника к её границам.

Русский военный историк Антон Керсновский в своем четырехтомном труде «История Русской армии» писал по этому поводу: «Наша дипломатия осознала огромную политическую выгоду туркестанских походов, приближавших нас к Индии. Враждебное к нам отношение Англии со времени Восточной войны и особенно с 1863 года (здесь имеется в виду польское восстание 1863г., В.Ф.) определило всю русскую политику в Средней Азии. Наше продвижение с киргизских степей к афганским ущельям являлось замечательным орудием политического давления — орудием, ставшим бы неотразимым в руках более смелых и искусных, чем были руки дипломатии Александра II».

Далее, он пишет: “Прежде мы считали продвижение на юг делом внутренней политики и задачу видели в обеспечении степных границ. Теперь же наша среднеазиатская политика стала приобретать великодержавный характер. Раньше в глубь материка нас тянул лишь тяжелый рок. Теперь же обращенным на юг взорам Двуглавого Орла стала угадываться синеватая дымка Памира, снежные облака Гималайских вершин и скрытые за ними долины Индостана… Заветная мечта окрылила два поколения туркестанских командиров!»

Противостояние двух империй, таким образом, выходило на новый виток.

 

Глава девятая
 

К середине 19 века, главные среднеазиатские государства, по-прежнему были погружены во взаимные распри.

В сентябре 1859 года эмир Афганистана Дост Мухаммад, выступил против Кундузского и Мейменского ханств, расположенных на левом берегу Аму-Дарьи. Одновременно из Кабула в Бухару были отправлены послы для установления дружественных отношений. Однако, дружественным,назвать это посольство, можно было лишь c большой натяжкой. Почти в ультимативной форме оно потребовало от бухарского правителя передачи Афганистану таких городов как Карши, Каракуль и Чарджуй (Чарджоу). О посольстве стало известно в Оренбурге и генерал - губернатор А. А. Катенин, тут же заподозрил в этом происки англичан. Возможно какие-то основания для подобных подозрений у него и были. Британские власти ещё со времён посещения Бухары Александром Бернсом, задумывались над использованием Аму-Дарьи для проникновения в Среднюю Азию.

Города на бухарском берегу Аму-Дарьи, Чарджуй и Каракуль, занимали очень выгодное стратегическое положение и, владея ими, можно было добиться господствующего положения в регионе. Катенин пишет в Петербург: “Эмир такими требованиями поставлен в самое затруднительное положение, не знает, что ответить послам…Можно предполагать, что англичане решились образовать в Средней Азии сильное государство”.

А. А. Катенин, Генерал- губернатор Оренбурга (1856-1860гг.).
Фото из Военной энциклопедии издания Сытина. Т. 12. СПб. 1913

Но несмотря на то, что афганские войска уже вышли к берегам Аму-Дарьи, несмотря на угрозы и посулы, раздаваемые афганскими послами, эмир Бухары Насрулла, ответил отказом.

Дост Мухаммад, неудовлетворённый этим ответом, отправляет новую миссию с ещё более жёсткими требованиями: фактически передать под афганский контроль Шахризябское бекство, выделив его из состава эмирата и передать Афганистану ещё и город Керки.

В ответ Насрулла-хан отправляет против афганцев 12-тысячную армию. Весной 1860 года бухарское войско форсировало Аму-Дарью у города Керки, однако до крупных столкновений дело не дошло. В бухарской армии начался разброд и разложение. К тому же в это же время обострились отношения между Бухарой и Кокандом, и Насрулла-хан вынужден был отозвать войска. Кундуз перешёл под власть Кабула. Ослабевший, теснимый с двух сторон, эмир Бухары не смог поддержать мелкие бекства на левом берегу Аму-Дарьи в их противостоянии с Афганистаном, и значительные территории, населённые узбеками, таджиками и туркменами отошли к Афганистану.

Примерно в это же время, в Коканд, прибывает британский агент Абдул Маджид, в задачу которого входило установление контакта с правящим там Малла-ханом. Агент должен был передать тому подарки и письмо с предложением установить дружеские отношения с Британской Индией.

Кокандское ханство, как и Бухара, входила в зону пристального внимания Англии.

Британская разведка того времени представляла собой хорошо налаженную систему непрерывного сбора информации военно-политического и географического характера в Афганистане, Памире и Восточном Туркестане, как силами, тайно работающих офицеров, так и так называемых пандитов. Пандиты вербовались из числа местного населения и получали специальную подготовку по геодезии, топографии, а также обучались искусству маскировки и использованию легенд прикрытия. В романе Киплинга “Ким” хорошо описано такое обучение. Пандиты имели большие преимущества по сравнению с европейцами. Зная местные языки и обычаи, они более свободно растворялись в местной среде. Как система подготовки разведчиков и топографов из числа местного населения –она была основана майором Монтгомери в 1863 году. Но и до этого британцы использовали местных жителей в разведывательных целях.Так, в 1848 году некто Алладад, был отправлен с секретной миссией в среднеазиатские ханства. Основной целью английского эмиссара было склонение их правителей к антирусской политике. Алладад сумел посетить Бухару и Коканд, но на обратном пути в Бадахшане (независимое государство на Памире), был опознан как английский шпион и казнён.

Получив информацию о миссии Абдул Маджида в Коканд, Петербург поручает оренбургскому генерал – губернатору А.П. Безаку, сменившему скончавшегося А.А. Катенина, внимательно отслеживать действия Британии в Средней Азии, поскольку Малла-хан, после потери Ак-Мечети, пребывал в тревоге, и стремился получить английскую военную помощь. Британия, однако, хоть и была заинтересована в усилении Коканда, действовала в этом направлении весьма осторожно.

Майор Х. Б. Эдвардс, проводивший переговоры с кокандским посольством, прибывшим в Пешавар в 1854 году, писал: “Я считаю, что в наших интересах представить Коканду любую поддержку, которая может спасти его от участи стать русской провинцией (в противном случае эта участь ожидает его в самом скором времени), имея ввиду, однако, чтобы эта поддержка была пропорциональна цели и не была бы рассчитана на то, чтобы вовлечь нас в военные операции вдали от наших владений”.

Несмотря на нежелание англичан оказать прямую военную поддержку, Коканд активно готовится к военным действиям против России. Информация об этом непрерывно поступает в Оренбург. О том же сообщает и генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорд. По его сведениям, кокандские чиновники объезжая казахские и киргизские поселения отбирают для нужд армии лошадей и скот. Укреплялись Пишпек, Мерке, Аулие-Ата и другие аванпосты ханства, а в Ташкенте сосредотачивались крупные военные силы.

Но и Россия готовилась к дальнейшей экспансии. 24-го января 1859 года в Петербурге состоялось заседание Особого совещания, на котором присутствовали высшие государственные деятели. На нём было одобрено предложение Гасфорда о занятии Пишпека в качестве "опорного пункта для будущих границ”.

"В предлогах для войны не могло быть недостатка: мы были на протяжении нескольких тысяч вёрст в столкновениях с кочевыми племенами, которые тревожили нас своими набегами”, писал впоследствии сменивший Гасфорда Дюгамель. Однако, для этой акции необходимы были точные сведения о местности, для чего решено было отправить разведывательные отряды в район Пишпека и к озеру Иссык-Куль.

Весной 1859 года отряд под командованием старшего адъютанта штаба Сибирского корпуса штабс-капитана Михаила Ивановича Венюкова и войскового старшины Шайтанова направляется на рекогносцировку "правого берега реки Чу, против Пишпека и местности на 100 – 200 вёрст далее вниз по реке”. Венюкову предписывалось хранить в строгой тайне главную цель экспедиции – подготовку взятия Пишпека.

Фото М. И. Венюкова из книги В.А. Есакова“Михаил Иванович Венюков”.
М., Наука, 2002

 

12 мая 1859 года отряд, состоявший из 2-х рот пехоты, одной сотни казаков, взвода горной артиллерии, двух ракетных станков и сотни джигитов, выступил из Верного.

Через пять дней отряд подошёл к подъёму на перевал Кастек, где было начато строительство укрепления. В конце мая Венюков, оставив в Кастеке под командованием Шайтанова часть людей для возведения укрепления, с остальным отрядом, через перевал Беш-Майнак, преодолел хребет и спустился к реке Чу.

Надо сказать, продвижение отряда Венюкова не осталось незамеченным. Навстречу ему выступили кокандцы. Однако вступить в бой не рискнули и издали наблюдали за его действиями.

              В. В. Верещагин. “Высматривают”. Туркестанская серия

Видя нерешительность противника, Венюков предлагает напасть на Токмак и разрушить его, но, не получив на это разрешения начальника Алатавского округа подполковника Колпаковского, отправляется дальше. 10 июня отряд подошёл к Пишпеку, где остановился на временную стоянку. Комендант крепости Атабек попытался поднять окрестных киргизов против русского отряда, однако в этом не преуспел.

Поход Венюкова был весьма успешен. Его отряд в течение мая-июня 1859 года прошёл свыше 600 вёрст. Было основано укрепление Кастек, проведены съёмки местности, сняты планы кокандских укреплений и собраны обширные материалы о бассейне реки Чу. Потерь, при этом, удалось избежать, поскольку боевых столкновений не было.

Впоследствии М. И. Венюков станет известным военным исследователем. Им написан целый ряд работ по географии, этнографии и истории Туркестана и Семиречья. За многие годы работы в Туркестане он настолько полюбил этот край, что пожертвовал Русскому географическому обществу немалый капитал, проценты с которого предназначались на премии за работы по изучению Туркестана.

Тем временем Малла-хан, встревоженный вестями из Пишпека, отправляет в Чуйскую долину войска - пятитысячный отряд под командованием Рустем-бека. Задачей отряда было, разрушив Кастек, идти дальше на укрепление Верное.

Получив информацию об этом, командующий войсками в Заилийском крае полковник А. Э.Циммерман выступил с отрядом из Верного и 8 июля прибыл в Кастек. Этой же ночью кокандцы атаковали русское укрепление. Атака была отбита, и с рассветом русские войска выступили навстречу противнику. После короткого боя на реке Джирин-Айгыр враг был разгромлен.

Успех под Кастеком сподвиг Циммермана к дальнейшим активным действиям. С отрядом пехоты и конницы в 1750 человек при 15 орудиях он 23 августа вышел из Кастека, перешёл реку Чу и двинулся на Токмак. После артобстрела, продолжавшегося чуть более часа, крепость сдалась. После этого гарнизон был отпущен со всем имуществом, а крепость разрушена. 29 августа к Циммерману присоединился отряд подполковника Колпаковского с казачьей сотней и 150-ью джигитами казахского султана старшего жуза Тезека. Объединённый отряд выступил из разрушенного Токмака и на другой день подошёл к Пишпеку. Циммерман предложил гарнизону сдаться. После отказа началась осада и на пятый день крепость пала.

                    План осады крепости Пишпек русскими войсками в 1860 году

Во время боёв за Пишпек произошёл удивительный случай. Выстрелами артиллерийской батареи под командованием штабс-капитана Обуха, неприятельские пушки, расположенные на одной из пишпекских башен, были сбиты, а одно ядро попало прямо в канал крепостного орудия и застряло в нём.

Через несколько дней после победы началось разрушение крепости. Солдатам помогало свыше 600 ликующих киргизов, сбежавшихся со всех окрестных аулов. Стены срывали, постройки взрывали, сжигали, крушили так, будто хотели втоптать в землю саму память о крепости.

Успешные действия Циммермана послужили образцом для всех последующих осад кокандских крепостей. Сам Аполлон Эрнестович за эти заслуги был произведён в генерал-майоры.

         А. Э. Циммерман. Рис. П.Ф. Борель, грав., И. Матюшин

В 1862 году Колпаковский вновь овладел Пишпеком. На этот раз там был оставлен русский гарнизон. Вторичное взятие кокандской крепости стало важным шагом на пути соединения Сибирской и Сырдарьинской укреплённых линий, о чём задумывались ещё с 1854 года. Со взятием Пишпека открывалась возможность беспрепятственного движения на Аулие-Ата.

Вопрос о соединении линий 23 февраля 1863 года обсуждался на заседании Особого комитета, где было принято решение назначить действия по этой операции на 1864 год.

В плане, утверждённым Александром II, предусматривалось, что с весны 1864 года войска Оренбургского корпуса начнут наступление вдоль реки Сырдарьи, а отряды Сибирского корпуса овладеют городом Аулие-Ата.

Таким образом, к концу 1863 года в результате активных действий русских войск со стороны Семиречья, проведения разведывательных рекогносцировок, строительства дорог, постов и укреплений была завершена подготовка к активной фазе завоевания Средней Азии. Завоевания, которое началось с овладения Ташкентом.

Глава десятая

Весной 1864 года навстречу друг другу одновременно вышли два военных отряда. Из Верного на запад, вдоль Александровского хребта, выступил отряд полковника Михаила Черняева, состоящий из 1500 бойцов при 4-х орудиях, из Перовска, вверх по Сырдарье, двинулся полковник Николай Веревкин, в его отряде было 1200 человек и 10 орудий. И это была уже обновленная русская армия. С 1861 года в России проводилась кардинальная военная реформа под руководством нового военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина, принадлежавшего к числу наиболее просвещённых сторонников преобразований Александра II.

Д.А. Милютин. Гравюра П.Ф. Бореля с фотографии из Главного штаба

 

Результаты реформы впечатляли: были созданы военные округа, началось перевооружение армии, была введена всеобщая воинская повинность и система призыва резервистов, изменена система боевой подготовки солдат. Срок воинской службы сократился с 25 до 16 лет, начато обучение рядовых грамоте и ликвидирован существовавший порядок физического наказания нижних чинов.

Воины Черняева и Верёвкина, кроме того, были опытны и великолепно подготовлены.

В состав отряда Черняева входили не только военные. По ходатайству Русского географического общества к военной экспедиции присоединился исследователь Н.А Северцов. Кроме того, участие в походе принял и горный инженер А. А. Фрезе и художник М. С. Знаменский. На последнего была возложена обязанность зарисовывать «планы и виды» местностей и укреплений, занятых русскими войсками. И, как уже говорилось выше, при командующем в качестве переводчика состоял штабс-капитан Чокан Валиханов.

М.Г. Черняев. Фотография А. И. Деньераи Н. А. Верёвкин. Рисунок П. Ф. Борель.
Из журнала Всемирная иллюстрация

 

4 июня, миновав Пишпек, Черняев штурмом овладел крепостью Аулие-Ата.

Отношение русских к жителям павшей крепости ярко характеризует в своих воспоминаниях участник похода Гилярий Сярковский, командовавший передовым ударным отрядом: «Все наши потери при штурме ограничились двумя стрелками нашей роты. Потеря же коканцев весьма значительна: отрядные врачи Мациевский и Левицкий несколько дней делали перевязки раненым. К сожалению, в числе последних были женщины, и дети…Раненым женщинам и детям офицеры давали чай, сахар; с пленными наши солдаты делились последним сухарём. Аулиеатинцы сразу оценили гуманное с ними обращение; солдат иначе не называли, как «тамыр» (приятель). Часто можно было видеть на базаре солдата, пьющего со своим тамыром-сартом чай из одного кунгана. Лавки на базаре были все открыты на другой день после взятия Аулие-Ата, а лепёшки, жареные пирожки и вкусные, приготовленные на пару пельмени сарты продавали нам по неимоверно дешёвой цене вечером сразу же после штурма».

В июле отряд Черняева подошел к Чимкенту. Здесь его встретило 25- тысячное кокандское войско. Отбив нападение русские войска, тем не менее, вынуждены были отступить. Впрочем, отошли и кокандцы.

В это же время отряд Веревкина взял крепость Туркестан.

За эти победы оба полковника были произведены в генералы. Объединившись, два отряда под командованием Черняева направились к Чимкенту.

Не успели русские отряды подойти к расположенному недалеко от Чимкента городку Манкенту, как навстречу им вышла делегация и объявила, что город сдаётся. Командующий авангардом М.Г. Лерхев ответ на это заявил, что в благодарность он даже не введёт в город войска. У ворот был поставлен караул, а следующим утром русский отряд походным строем прошёл через Манкент и направился дальше. За солдатами шли восторженные жители, угощая солдат арбузами.

А вот штурм Чимкента, из-за отказа коменданта крепости капитулировать, оказался кровавым. Но, как пишет Сярковский: “Черняев своим благородством, деятельностью и заботой о жителях способствовал забвению жестокостей штурма”.

Чимкент. Литография с картины, принадл. А. К. Гейнсу (илл. из книги П. И. Пашино Туркестанский край в 1866 году)

 

Окрылённый успехом, новоиспечённый генерал, с отрядом в 1550 человек при 12 орудиях, двинулся к Ташкенту.

Ташкент был в то время крупнейшим городом Центральной Азии. Здесь проживало около 100 000 человек. Окружённый крепостными стенами, весь в садах и виноградниках он славился своим богатством и процветанием жителей. До 1808 года Ташкент был независимым государством, но затем оказался под властью Коканда.

Издавна между Ташкентом и Россией существовали экономические связи. Богатые торговые семейства города были бы не прочь сменить кокандское правление, с его непомерными налогами и перейти под власть России.

В планы российского командования, однако, не входило взятие Ташкента на этом этапе.

Но Черняев, руководствуясь девизом “победителей не судят”, надеясь на свою военную фортуну и “пятую колонну” в городе, 1 октября подошёл к Ташкенту со стороны Юнусабада и стал лагерем в местности Ак-Курган. Гарнизон крепости, завидев противника, занял оборону, а в Коканд был отправлен гонец с сообщением о подходе русского отряда. Кокандский правитель Султан Сейид-Хан объявил священную войну, “газават”, и приказал призвать к оружию всех мужчин от 7 до 70-летнего возраста. Тем временем между ташкентским гарнизоном и отрядом Черняева началась перестрелка. Ставший к тому времени полковником, знакомый нам по меткому выстрелу, В.В. Обух добился от Черняева разрешения на штурм ворот. После артиллерийской подготовки две роты Обуха бросились в атаку, но были встречены шквальным огнем защитников гарнизона. Штурм захлебнулся и Черняеву, огнём из всех 12 орудий, пришлось прикрыть отход штурмового отряда. При этом 18 человек погибло, 60 было ранено, двое офицеров смертельно - полковник Обух и подпоручик Рейхард.

                  Василий Васильевич Обух

После этой неудачи Черняев отступил к урочищу Минг-Урюк и разбил лагерь близ саларского моста на Куйлюкской дороге.

Однако вскоре стало известно, что к Ташкенту двигаются войска во главе с самим муллой Алимкулом, регентом при малолетнем хане Султан-Сейиде.

Не подготовленному к зимней военной кампании отряду Черняеву пришлось вернуться в Чимкент.

Неудача первого похода на Ташкент произвела разное впечатление на жителей города. Если кокандская группировка восприняла неудачу Черняева с нескрываемой радостью, то многие другие восприняли её по-другому. По свидетельству современника тех событий, летописца Мухаммеда Салиха Кори Ташкенди, после отступления русского военного отряда, около 3000 ташкентцев бежали из города в занятые русскими города— Туркестан, Чимкент, Сайрам и Аулиэ-Ату.

Кто были эти люди? Вот, что пишет о них Мухаммед Салих: это ташкентцы, «деды и потомки которых никогда не состояли и не состоят на государственной и султанской службе», «любящие имущество — зажиточные купцы, торговцы, лавочники», «люди базара», а также «множество и большинство потомственных ташкентцев, известных людей вилойята— таких, как Садык Магзум ибн Ишан Вали из Кукчи, Магзум Хаким ибн Мулла Атаулла из Шейхан-таура и прочие».

25 ноября 1864 года к Ташкенту подошли кокандские войска, где их торжественно встретили городская знать и духовенство. Во время церемонии встречи Алимкул объявил присутствующим о том, что бывший кашгарский владыка Валихан-Тура тоже присоединяется к газавату.

Через неделю в городе «услышали барабан, бьющий сбор на газават,— записал Мухаммед Салих, и войска, во главе с Алимкул-ханом, двинулись в поход на Чимкент. Скрытно подойти кокандцам не удалось. 4 декабря комендант Туркестана полковник Жемчужников, получив сведения, что в степи бродят какие-то разбойники, выслал на разведку отряд уральских казаков есаула Василия Серова. Казаки, численностью в 110 человек были вооружены всего одной пушкой – думали, речь идёт о небольшой шайке. По дороге Серов узнал, что в селении Икан, расположенном в 25 километрах от Туркестана, находятся вооружённые люди. Он и предположить не мог, что это главные силы кокандского войска.

Наткнувшись на многочисленного врага, казаки успели только занять сухой овраг, развьючить верблюдов и создать подобие баррикады из мешков с продовольствием. Оказавшись в окружении, - а это были опытнейшие бойцы, участвовавшие в обороне Севастополя, - казаки трое суток сдерживали непрерывные атаки многократно превосходившего их в численности противника. В голой степи, в лютый холод, под непрерывным огнём артиллерии уральцы стояли насмерть, дорожа каждым патроном. Военный историк писал:«Стрельба продолжалась; однако, по внушению начальников и опытных казаков, люди берегли каждую пулю; только сохранив патроны, казаки были уверены, что удержат противника на почтительном расстоянии. Стреляли по отдельным смельчакам, которые иногда небольшими партиями подскакивали к отряду сажень на 100, и не один из них поплатился за попытку похвастаться удалью и отвагою пред своими товарищами; стреляли по орудийной прислуге, заставляя не раз менять места орудий; стреляли также по начальникам, насколько их можно было заметить по расшитым халатам, чалмам, богатым седельным уборам; напр., удалось подбить лошадь под самим Алимкулом. Огонь противника, особенно артиллерийский (а пушек у них было три), все более и более усиливался; из единорога же с нашей стороны, как для сбережения снарядов, так и по случаю порчи его – не стреляли. Так тянулся один час за другим в мучительном ожидании выручки».

А помощи всё не было. Выдвинулась было стрелковая рота подпоручика Сукорко, но пробиться не смогла и, не дойдя до казаков три километра, повернула назад. Хан Алимкул, поражённый упорством русских, предложил им сдаться, послав записку:

«Куда теперь уйдешь от меня? Отряд, высланный из Азрета, разбит и прогнан назад; из тысячи (!) твоих не останется ни одного, – сдайся и прими нашу веру: никого не обижу!».

Но предателей среди казаков не оказалось.

6 декабря отбив 4 атаки подряд, Серов, решается на прорыв. Вновь слово военному историку:«К часу дня все лошади были перебиты, 37 человек убито, много переранено; четыре отчаянных попытки коканцев броситься в рукопашную были отбиты, а помощи все нет, хотя, если бы она вышла утром, дошла бы до сотни…

Храбрецы решаются на отчаянную попытку: пробиться к городу или же пасть в открытом бою – они все еще надеялись на помощь. Кроме того, нельзя было медлить – зимний день короток, а до города было верст 16-ть; пройти их надо было засветло, пока видно и пока можно сдерживать напор коканцев ружейным огнем. Коканцы были просто ошеломлены, когда горсть героев, заклепав орудие, переломав ненужные ружья, с криками “ура” выскочила из-за своих завалов; но они скоро увидели, что вместо сотен людей, которые они насчитывали у русских, на самом деле оказались лишь десятки… И с дикими криками ринулся противник за кучкой храбрецов. Сначала отступали тесной толпой, но потом увидели, что так неудобно, друг другу мешали стрелять и обороняться. Тогда сам собою образовался строй в виде лавы, но в три шеренги. Чем далее шли, тем более строй этот редел и растягивался в длину. Одиночные неприятельские латники и кольчужники врывались иногда в самую средину казаков, за что некоторые и платились головой; но другие, благодаря своим доспехам, ускакивали, успев поранить несколько казаков. Менее решительные метали в казаков пики и копья, нанося таким способом случайный вред отступавшим. Так, когда казак П. Мизинов наклонился, чтобы поднять упавший шомпол, брошенная пика насквозь пробила ему левое плечо, пригвоздив его к земле; однако он все-таки вскочил и добежал с нею до товарищей, которые и выдернули пику у него из плеча.

И вот, когда кто-либо из этих героев, утомленных предыдущим боем, истекая кровью и лишаясь последних сил, падал на землю, как хищные звери, с неистовыми криками отделялись из толпы конные всадники и бросались на свою беспомощную жертву – ведь с нею легко уже было справиться… всякий спешит отрезать голову, чтобы скорее представить начальству, как доказательство своей храбрости и удальства, достойных награды».

В этом бою погибло 53 человека, из оставшихся в живых не ранеными были только 11 человек.Такой кровавой ценой был остановлен поход кокандской армии. За подвиг под Иканом все казаки были награждены Георгиевскими крестами, а 4-й сотне 2-го Уральского казачьего полка были присвоены знаки отличия на головные уборы с надписью: «За дело под Иканом 4, 5 и 6 декабря 1864 года». Есаул Серов, впоследствии дослужившийся до генерал-лейтенанта, был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и произведен в войсковые старшины.

Черняев был потрясен невероятным героизмом казаков. Сразу после этого события им была написана статья, опубликованная в январе 1865 года в газете “Русский инвалид”, где он подробно описал подвиг уральцев.

Герои Икана 25 лет спустя. Из книги М. Хорошхина, “Геройский подвиг уральцев. Дело под Иканом” Уральск, 1895

 

После Иканского сражения Алимкул, вернулся со своим войском в Ташкент. Причина - наступившие холода и выпавший обильный снег. Кокандская армия была по преимуществу конной и кормить лошадей стало нечем. Но, думаю, и мужество уральских казаков сыграло не последнюю роль в решении Алимкула отступить.

Понимая, что Черняев не оставит попыток овладеть Ташкентом, Алимкул тем не менее, отдав распоряжение об укреплении крепости, вместе с войском возвращается в Коканд.

Всю зиму Черняев готовился к весеннему походу. Ему удалось вступить в переговоры с «прорусской партией» ташкентцев, во главе с одним из богатейших жителей города Мухаммедом Саат баем, много лет торговавшим с Россией. В конце 1864 года из Ташкента в Чимкент бежал ещё один влиятельный ташкентец – видный сановник Абдуррахман-бек, управлявший восточной частью города. Он дал подробную информацию о городских укреплениях.

Третьей влиятельной силой в Ташкенте было мусульманское духовенство ,которое стремилось передать Ташкент под власть Бухарского эмира, главе среднеазиатских мусульман. И эмир Бухары, воспользовавшись тем, что кокандский хан воюет с русскими, отправил войска в Ферганскую долину и Ташкент.

25 января 1865 года была создана Туркестанская область, под управлением военного губернатора с особыми полномочиями. Им стал генерал-майор Черняев, который сразу решил - никакой «границы» с Кокандом быть не может, потому что кокандцы всё равно будут постоянно её нарушать. Для Михаила Григорьевича всё было предельно ясно. На Ташкент.

Глава одиннадцатая

Ташкент выделялся среди других городов Средней Азии не только размером и числом жителей. Выделялся он и своим духом, я бы сказал твёрдым характером, который определяли торговые люди и ремесленники, составляющие значительную часть горожан. На протяжении веков Ташкент был лакомым куском для многочисленных завоевателей, переходя из рук в руки, много раз оказывался на краю гибели, но продолжал жить.

Первое русское посольство во главе с Д.Телятниковым прибыло в Ташкент в 1796 году.

Проведя там год и собрав разнообразные сведения, Телятников вернулся в Россию вместе с двумя посланниками, известными и уважаемыми людьми Ташкента - Мулладжан-Ахун Магзумом и Ашур-Али Бахадурмингбаши. 17 декабря 1797 года послы передали в Азиатский департамент грамоту правителя Ташкента Юнуса-Ходжи, письмо и присланные Павлу I подарки. В письме содержалась неприкрытая просьба о принятии города под российский протекторат: “…если когда-нибудь со стороны Китайского государства по отношению к нам случится война и взаимное убийство, то чтобы славный и грозный его светлость великий Царь приказал нас принять под сень его покровительства, и просим, чтобы он повелел для полной нашей уверенности дать грамоту относительно помощи и милости…»

Грамота Юнуса-Ходжи императору Павлу I. Из книги Ю.Соколова, “Ташкент, ташкентцы и Россия”

Тесные торговые связи с сильным и могущественным государством, которым являлась Россия, а также беспрерывная смена власти - с 1840 по 1865 гг. Ташкент семь раз менял своего владетеля – сопровождавшаяся казнями и грабежами населения, способствовали появлению в Ташкенте прорусской партии.

В начале 1865 года в Петербург прибыл представитель 50-ти высокопоставленных ташкентских горожан Тюряхан Зейбухaнов. От их имени он обратился с просьбой о принятии города в состав России. Посланец заявил, что горожане устали от беспрерывных войн и непосильных налогов, и не желают находиться ни под властью Коканда, ни под властью Бухары.

В российском Министерстве иностранных дел выслушали это с пониманием и в инструкции от 23 февраля 1865 года были даны следующие указания: “Если бы жители Ташкента, тяготясь беспрерывными беспорядками, господствующими в Кокандском ханстве, вздумали отложиться, то необходимо содействовать этому тайными сношениями с влиятельными ташкентцами и, в случае действительного восстания, облегчить ему успех нанесением быстрого удара враждебному ему кокандскому владетелю. Само собой разумеется, что после подобного удара отряд должен возвратиться на линию, не вдаваясь в дальнейшее участие в этой междоусобной борьбе и не занимая Ташкента”.

Как видим МИД во главе с князем Горчаковым, не желая обострять отношения с Британией, был против взятия Ташкента. Иначе думали в российском военном руководстве, мнение которого разделял и Александр II. В своих воспоминаниях военный министр Милютин пишет: «Требуя от местных начальников соблюдения по возможности даваемых им инструкций и указаний, я вместе с тем находил вредным лишать их вовсе собственной инициативы. Бывают случаи, когда начальник должен брать под свою ответственность предприятие, которое в заранее составленной программе не могло быть предусмотрено. Дело в том, конечно, чтобы подобные отступления от программы в частностях не противоречили общей цели и действительно оправдывались необходимостью»

Другими словами, с одной стороны Петербург давал Черняеву строгие инструкции – никакой самодеятельности, а с другой, дав особые полномочия генерал-губернатора Туркестанской области и назначив его командующим 15-тысячной армией, как бы намекал ему – можете действовать по обстоятельствам.

Из Ташкента тем временем поступали сведения, что Мулла Алимкул, вернувшийся в Ташкент готовился к отражению нападения. Кроме того, его шпионы выискивали людей, сочувствующих русским, которых затем казнили, а их дома разрушались. О том, что творилось тогда в Ташкенте, свидетельствует уже упоминаемый нами летописец Мухаммед Селих Кори Ташкенди. Вот, что пишет он о казни человека, заподозренного в “измене”:“ Тотчас же связали Ниязу Алибию руки и ноги и расстреляли его из пушки так, что тело кусками упало на землю. Каждую часть тела убитого расстреливали с криками, что он опозорил всю Дешт-и-Кипчак, что он продался русским. Сыновья же Нияза Алибия, все 11, стояли тут же, и они после этой казни сразу бежали к русским”.

Тем временем наступил апрель и, как писал Мухаммед Салих: «В месяц зульхиджа в 1281 г. х. генерал Ширинов (Черняев) со всем войском явился на городскую базарную площадь Чимкента и через джарчи (глашатая) заявил: «Все, кто имел торговые дела с этими солдатами, татарами, казахами, киргизами и прочими, пусть откликнутся и сейчас пусть сделают по сделкам окончательный расчет, а потом я отправлюсь походом против Ташкента», и как отметил Мухаммед Салих,—«в течение одного дня обе стороны закончили свои торговые расчеты друг с другом по справедливости».

27 апреля 1865 года отряд Черняева, численностью около 2000 человек при 12 орудиях, вышел из Чимкента и через два дня подошел к крепости Ниязбек. Комендант, успевший оповестить Ташкент о подходе русских войск, на предложение сдать крепость без боя- отказался. Черняев осадив крепость, начал артиллерийский обстрел. Через некоторое время к Ниязбеку подошёл кокандский военный отряд, численностью до 3000 человек. Перестроившись, Черняев атаковал противника, разбил и обратил в бегство. Увидев это, комендант крепости капитулировал и открыл ворота. Гарнизон был разоружён и отпущен на волю.

Здесь, по свидетельству Мухаммеда Салиха: «Люди, сочувствующие русским, дали совет закрыть воду в ташкентские каналы». Приказав сделать это, Черняев через два дня двинулся дальше.

Пройдя через селение Дурмень, отряд стал лагерем в низине Шор-тепа, обильно заросшей камышом. Жители, проживающие в этой местности, встретили Черняева весьма благожелательно. Один из них, Мулла Сафар из племени санычклы, даже явился к командующему с предложением стать проводником.

Тем временем, получив сообщение о подходе русских войск, Алимкул немедленно выступил с регулярной армией и 7 мая вступил в Ташкент.

Cпустя два дня, рассветным утром, 7-тысячное кокандское войско выступило из города. Рассчитывая на внезапность, Алимкул двинул свою армию скрытно, предполагая окружить русский лагерь. Однако сил, для полного охвата русских позиций, было недостаточно. Пришлось размещать войска длинной дугой.

«При виде их со стороны русских ударила пушка, и отряд русской пехоты бросился вперед в атаку»,— записал Мухаммед Салих. Алимкул приказал открыть огонь и двинуться на противника. Завязался бой. Участник сражения Г. Сярковский вспоминал впоследствии: «По команде: «Восьмая стрелковая рота в ружье!», мы бросились вперед, добежали до мазара и наткнулись на многочисленных всадников, гарцевавших вокруг нашего лагеря; вдали виднелись густые массы конных ташкентцев, двигавшихся тихо, как будто в обход лагеря».

А вот как это увидел, также участник тех событий, Мухаммед Салих:«Начался бой. От дыма стало темно. Вскоре бой перешел в рукопашный. Бились винтовками и топорами. Когда дым рассеялся, увидели: некоторые газии пошли по приглашению бога в рай, а многие без приглашения в ад пошли, так как бежали с поля боя. Началась конная атака русских. Тогда часть атакуемых верхом бросилась ко второй центральной батарее. Алимкул же велел Абдулла- беку скакать к первой батарее и сам поскакал за ним. Прискакали, но тут Алимкула ранило пулей в живот. Вызвав сюда все три батареи, Алимкул решил продолжать бой регулярными войсками, а бывших на линии газиев отпустил домой. В наступавших стреляли из всех 36 пушек, очередями по 6 орудий. Алимкул оставался с войском, чтобы его удержать и, стоя в Дурменче, давал команды. Карнай протрубил сигнал общей атаки. Начался повсеместный рукопашный бой. Русские пошли в штыки».

Кокандцы дрогнули и стали отступать. Один из конных отрядов Черняева, бросился к Ташкенту и попытался на плечах противника ворваться в город со стороны Сибзарских ворот. Когда об этом узнали в городе, тотчас же кокандские ополченцы, захватив военное снаряжение, побежали из города и через реку Чирчик устремились в Коканд. Ташкентцы же в это время никакой поддержки кокандцам не оказали. В большинстве своём они оставались дома. Весть о гибели Алимкула стала причиной упадка духа кокандских воинов и массового дезертирства с поля боя.

Рисунок из книги Ю. Соколова “Ташкент, ташкентцы и Россия”

 

В этом бою погибло около 300 кокандских воинов. У Черняева потерь не было.

В ночь на 10 мая командир кокандского гарнизона и с ним 200 человек также покинули город.

Ташкент был для Коканда потерян навсегда, но и русским не стал. Черняев не решился штурмовать город.

Что же явилось причиной поражения под Ташкентом кокандского войска,- в которое кроме ферганского и андижанского ополчений входила и вся регулярная армия ханства, -имевшая к тому же трёхкратный численный перевес? Не отрицая наличия военно-технического превосходства русского отряда, думаю, всё же не это было решающим фактором.

Главной причиной военной катастрофы в Шор-тепинском сражении, стало отсутствие поддержки населения. Ни кочевые племена, ни большинство ташкентцев не откликнулись на призывы к газавату. Жители ташкентского бекства, по сути, отказали Алимкулу в поддержке, а без их помощи отстоять Ташкент кокандцы не смогли.

Между тем в самом Ташкенте наступило безвластие. Кокандцы ушли, но и Черняев не вошел в город. Разгромив армию Алимкула, русский отряд вновь отошёл к Шор-тепа, и оставался там до 17 мая, не предпринимая никаких решительных действий.

Почему же Черняев медлил и не воспользовался бегством кокандских войск, чтобы попытаться овладеть городом? Сам он позже объяснил это тем, что «не имел указаний из Петербурга», но, думаю, эта причина второстепенна. Скорее всего, он надеялся, что в Ташкенте верх возьмёт “прорусская ” партия, ему откроют ворота и таким образом можно будет избежать лишних потерь. Вот, что писал Черняев в рапорте от 11 мая:

«Хотя в этот момент, может быть, и возможно было занятие города, но я не мог рисковать последним своим резервом, и, имея в виду, что, во всяком случае занятие это не могло бы стоить нам дешево, я, окончив преследование, возвратился в лагерь и решил остаться до времени на той же позиции с тем, чтобы вблизи Ташкента наблюдать за событиями в самом городе и, если возможно, воспользоваться первым же случаем его занять».

                                          Ташкент, 1860-е годы

Ожидания Черняева на бескровное занятие Ташкента не оправдались. В городе победила “пробухарская” партия. Знатью и духовенством был избран новый правитель Ташкента – молодой Султан Сеид и послан гонец к эмиру Бухары с просьбой о покровительстве и защите.Таким образом промедление Черняева привело к тому, что военно-политическая ситуация в регионе изменилась. Ташкент вновь бросал ему вызов.

Глава двенадцатая

В середине мая в 1865 года в Ташкент прибыли посланцы эмира Бухары. Практически одновременно с бухарцами в городе появился и посланный Черняевым, местный житель Мухаммед Серкер Кашгари. Он донёс до горожан желание русского генерала встретить у себя представителей власти для переговоров о дальнейшей судьбе Ташкента. Однако события стали развиваться стремительно и не в том русле. Черняев, получив информацию о прибытии в Ташкент бухарских эмиссаров,17 мая, оставив в лагере только охрану, направился в сторону дороги, ведущей в Бухару. Дойдя до селения Занги-Ота, Черняев выдвинул заставу- небольшой отряд с 2 пушками. Отсюда, из местности под названием Кувейт, начался методичный артиллерийский обстрел крепостных укреплений. Пушки, установленные на крепостных башнях, открыли ответный огонь.

В результате артиллерийской дуэли было подбито несколько пушек кокандских артиллеристов, но и на русской батарее были потери.

Между тем Черняев, стремясь помешать движению бухарской армии к Ташкенту, двинулся к крепости Чиназ. Здесь находилась одна из трёх переправ через Сыр-Дарью. Завидев приближение русского отряда, гарнизон Чиназской крепости бежал за реку.

Уничтожив переправу и боеприпасы, Черняев вернулся к Ташкенту и стал лагерем в 10 километрах от города со стороны кокандской дороги.

7 июня вновь была совершена попытка штурма. И вновь она не удалась - не смогли перетащить артиллерию через попавшийся на пути большой овраг.

Черняев прекрасно понимал, время работает не на него, медлить было нельзя, и 14 июня с наступлением ночи штурмовые группы выдвинулись к городским воротам. Колёса орудий были обёрнуты войлоком, с верблюдов были сняты штурмовые лестницы и в половине третьего ночи головной отряд, подкрался к самой стене. Часовой, увидев русских, бежал через проход, замаскированный войлоком под цвет стены. Этим же путём внутрь города проникли и разведчики. Часть солдат овладела воротами, другая забралась на стены. Открыв одни ворота, русские пробились к следующим. После этого основные силы, проникнув через захваченные ворота, двинулись к центру города, по дороге штурмуя баррикады и отбивая атаки стрелков, засевших в зданиях. Впереди одного из отрядов шёл полковой священник Андрей Малов, впоследствии первый настоятель Ташкентского военного Спасо-Преображенского собора.

Военный священник протоиерей Андрей Евграфович Малов,
фотограф Н. Снельман, Ташкент

В «Воспоминаниях Г. Сярковского, читаем: «В одной из улиц Ташкента вижу: о.Малов с крестом в руках, с ним две пушки и несколько солдат…».

К восьми утра была занята главная крепость Ташкента. Но на других участках штурм продолжался. К вечеру уличные бои затихли, но к рассвету возобновились с новой силой. Только к концу дня, 16 июня, сопротивление было окончательно сломлено. Бегство защитников города приняло повальный характер. “Эй, вы, бегущие, остановитесь! Ведь вы снаряд ислама”. – читаем мы у Мухамеда Салиха. Утром 17 июня аксакалы и почетные жители города, явившись к генералу Черняеву, вручили ему ключи от 12 городских ворот. Ташкент был покорен.

Ключи от ворот Ташкента, хранящиеся в Узбекском национальном музее истории

Потери Черняева составили 25 человек убитыми и 117 ранеными и контужеными. Как знать, возможно, месяц назад, город можно было взять с меньшим кровопролитием.

Через несколько дней городские глашатаи прокричали во всех общественных местах текст договора между Ташкентом и Российской империей. Кроме того, копии договора были развешаны во всех 4-х районах города:

«По приказу Белого Царя и по приказу его наместника генерала Искандера Черняева, мы при сем сообщаем жителям города Ташкента, что они должны подчиняться согласно повелениям всемогущего бога и исповедовать правоверную религию Мухаммеда, за это на них и на их потомках будет божее благословение; не отступать ни на одну йоту от законов, установленных им.

Пусть все, поскольку они могут, действуют для выгоды и пользы этой страны. Пусть они исполняют повсюду молитвы пять раз в день, не пропуская указанного времени, часа или даже минуты. Пусть муллы постоянно ходят в свои школы и внедряют законы мухамметанской веры. Ни один час не должен проходить для учеников праздно. Пусть дети не пропускают ни одного урока и пусть учителя собирают детей в школу и не дают им проводить время в безделье и, в случае необходимости, пусть используют крутые меры, даже порку, чтобы заставить их учиться, а если их родители проявят беспечность, пусть их, согласно шариата, приведут к раису — главе города или к Кази-Каляну и хорошо накажут.

Пусть жители этой страны займутся своей работой. Пусть люди базара производят свою торговлю, а не проводят время праздно.

Пусть каждый человек займется работой.

Ничего не разрешайте выбрасывать на улицы и содержите их в чистоте.

Мухамметанская религия запрещает вам пить бузу и водку, играть в азартные игры или быть безнравственными,— поэтому остерегайтесь всякого новшества, которое идет против законов религии.

Все жители города Ташкента, богатые и бедные, должны строго выполнять все, что сказано выше.

Дома, сады, поля, участки, водяные мельницы, которые вам принадлежат, останутся в вашей собственности.

Солдаты ничего не возьмут у вас.

Из вас не сделают русских казаков.

Расквартирование солдат вас не коснется.

Никто из военных не войдет в ваш дом, а если и войдет — дайте знать, тотчас же он будет наказан.

Большую заботу проявил к вам белый царь, поэтому вы должны молиться за здоровье белого царя.

Если кто-нибудь убьет кого-либо, или ограбит купца, его будут судить по русскому закону.

Если кто-либо покончит жизнь самоубийством, его имущество переходит его наследникам, согласно шариату, мы ничего не возьмем из его имущества.

Я, губернатор Искандер Черняев, на этот год освобождаю вас от уплаты налогов, но как будет впоследствии — будет зависеть от желания нашего великого Белого Царя проявить к вам еще большую доброту (1 июля 1865 г.)».

Договор был подписан обеими сторонами: Черняевым и всеми присутствовавшими русскими офицерами, предводителями кочевых племен и представителями города во главе с Ишаном-Ходжой Кази Каляном.

Кроме того старейшины преподнесли Черняеву редкой красоты бриллиант, и дали почетное прозвище «Лев Ташкента».

Погибшие при штурме Ташкента русские воины были похоронены в братской могиле недалеко от Камаланских ворот города. Через год на этом месте была поставлена часовня, часть которой сохранилась до нашего времени.

                                     Камаланская часовня в прошлом и настоящем

 

Взятие крупнейшего города Средней Азии получило широкий отклик, как в России, так и за рубежом. И если министр иностранных дел Горчаков был в ярости и требовал судить Черняева за самоуправство, то император Александр II на донесении о взятии Ташкента написал: «Славное дело!» А вскоре в Оренбург приходит телеграмма от военного министра Милютина: «Государь Император, прочитав донесение № 2306 о взятии Ташкента, пожаловал генералу Черняеву золотую саблю с бриллиантами, начальникам повелел объявить благоволение, а нижним чинам выдать по два рубля, а не по одному, как сказано в телеграмме № 4; о награждении всех отличившихся ожидается представление».

Британское правительство отреагировало ожидаемо. 19 июня английский посол Эндрю Бьюканан, попросил о немедленной аудиенции с российским министром иностранных дел, где потребовал объяснить случившееся. Горчаков поспешил успокоить посла, заявив, что Ташкент не будет включён в состав России. Черняев был, якобы, вынужден овладеть городом, чтобы оградить его от захвата бухарцами и таким образом защитить его независимость.

Британцы, в конце концов, смирились с вхождением Ташкента в российскую орбиту. Не мог смириться с этим бухарский эмир Сейид Музаффар. Понимая, что силой оружия отвоевать у русских Ташкент, весьма проблематично, он попытался сделать это с помощью интриг.

Вначале он просто потребовал передать Ташкент ему, на что Черняев, в своём послании к властителю Бухары, дипломатично объяснил ему, что это невозможно. Тогда Сейид Музаффар отправил в Петербург посольство, которое должно было добиться согласия русского императора на передачу Ташкента под юрисдикцию Бухары. Вероятно, главным аргументом должен был стать живой слон, предназначенный в подарок Александру II.

Эмир Бухары (1860-1885гг.) Сейид Музаффар Бахадур Хан.
Фотография А.А. Семёнова из коллекции генерала от инфантерии Н. И. Гродекова

Черняев посольство со слоном пропустил, но дальше Оренбурга оно не прошло. По требованию Горчакова, генерал – губернатор Н.А. Крыжановский бухарцев задержал.

Директор Азиатского департамента П.Н. Стремоухов писал оренбургскому генерал-губернатору: ”Ради Бога, избавьте нас от бухарского посольства… Князь (Горчаков, В.Ф.) слышать равнодушно не может об этом посольстве, да ещё со слоном”. Так, что бедному животному увидеть Санкт-Петербург не пришлось.

Тогда, оскорбившись, эмир придумал хитрость. Осенью 1865 года к Черняеву прибыл посланец из Бухары, с сообщением, что в Бухару из Кабула прибыли три британских офицера, с некими антироссийскими предложениями. Эмир, считая себя другом русского императора, поспешил об этом предупредить и предлагает Черняеву прислать в Бухару своё посольство. Это было явное коварство. Как писал известный военный востоковед М.А Терентьев: “Не надо быть глубоким политиком, чтобы сразу же заметить всю махинацию, подведённую бухарцами. До тех пор никогда ни один азиатский владетель не просил ещё прислать к себе соглядатаев, если не нуждался в докторе… или разведчике минералов… Бухара же, грозившая до сих пор смертью каждому европейцу, пытавшемуся в неё проникнуть, тем не менее, заслуживал доверия. Хитрый бухарец, чтобы вернее поймать нас на удочку, выдумал каких-то европейцев, прибывших к нему через Афганистан, зная как мы ревнивы в этом направлении! Бухарцы не ошиблись, приманка была чересчур соблазнительна, да к тому же в просьбе прислать посольство как бы проглядывало косвенное согласие на ведение переговоров в Ташкенте, а не в Петербурге. Как бы то ни было, но азиатское коварство восторжествовало…”.

К сожалению, Черняев не был искушённым политиком и приманку проглотил. Ко двору эмира были отправлены астроном Струве, офицер Главного штаба, топограф и горный инженер. По прибытии в Бухару все они тут же были схвачены, то есть, взяты в заложники. Узнав об этом, Черняев потребовал объяснения, на что получил дерзкий ответ, где эмир, обращаясь к генералу без всяких титулов, просто “Михаил Черняев”, обещал освободить заложников, если его посольство со слоном доберётся до Петербурга.

Разозлённый Черняев в начале января 1866 года, во главе большого отряда (14 рот пехоты, шесть сотен казаков, 16 орудий, караван в 1200 верблюдов) переправился через Сыр-Дарью и двинулся к бухарскому городу Джизак.

Брать зимой крепость, окружённую двойными стенами, было явной авантюрой и после недельного стояния и небольших стычек с бухарцами, Черняев принял решение отходить.

«Он предпочёл пожертвовать своим именем, но не кровью солдат», - так пафосно писали об этом эпизоде современники.

Эта неудача, а также неприязненные отношения Черняева и Крыжановского привели к тому, что “Лев Ташкента” был смещён со своей должности и отозван в Петербург.

Военным губернатором Туркестанской области назначается генерал – майор Главного штаба Дмитрий Ильич Романовский.

          Фото из “Туркестанского альбома”

 

Забегая вперёд скажу, что генерал Романовский прославил себя героическим походом на Бухарский эмират. Но это будет чуть позже, а пока в Петербурге так и не определились, что же делать с Ташкентом. Включать ли его в состав империи или создать независимое государство под российским протекторатом. И только 27 августа 1866 года, через 14 месяцев после завоевания, крупнейший город Средней Азии всё-таки стал частью Российского государства.

Глава тринадцатая

Не добившись своей цели мирными средствами, эмир Бухары прибегнул к последнему доводу- военной силе. Весной 1866 года собрав внушительное войско численностью в 43000 человек он двинулся к российским пределам.

Генерал Романовский, не дожидаясь нападения в начале апреля выдвинулся навстречу с отрядом в 3000 человек при 20 орудиях. Кампания оказалась быстрой и сокрушительной. Вначале, 5 апреля при Мурза-Рабате Романовский отбросил конницу эмира, а затем 8 мая при Ирджаре наголову разгромил бухарскую армию, возглавляемую самим Музаффар-ханом. Понеся значительные потери, бухарцы бежали. 24 мая русский отряд штурмом овладел Ходжентом, прикрывавшем доступ в Ферганскую долину. 2 октября была захвачена крепость Ура-Тюбе, а через две недели под ударами Романовского пал Джизак. Эмир с остатками своей армии, отступив к Самарканду, запросил перемирия. Переговоры шли весь 1867 год, эмир умышленно затягивал их, пытаясь восстановить боеспособность своей армии и привлечь в союзники Коканд и даже англичан. К моменту появления предварительного варианта российско-бухарского соглашения Туркестанская область была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство, первым руководителем которой стал Константин Петрович фон Кауфман. Выбор императора не был случайным. Константин Петрович входил в ближайшее окружение военного министра Д. А. Милютина, отличавшегося глубоким умом, знаниями и широкими взглядами – одного из главных идеологов реформаторского движения 60-х гг. 19 века.

И как показали дальнейшие события, это был действительно лучший выбор. Именно Кауфману выпала судьба стать великим реформатором Средней Азии, принёсшим в этот край гражданское правление, просвещение, науку, культуру и сделав её плацдармом для военного и политического давлений на Британию.

К. П. фон Кауфман. Гравюра Л. А. Серякова по рисунку
К. О. Брожа, журнал “Всемирная иллюстрация”, 1873г.

Ко времени назначения Константину Петровичу было 49 лет, это был боевой генерал, за спиной которого стоял почти 20-летний опыт Кавказской и Крымской войн.

В Туркестанское генерал – губернаторство, созданное по специальному закону 11 июля 1867 года, вошли две области: Семиреченская с центром в городе Верном и Сырдарьинская со столицей в Ташкенте. Кроме того, был образован Туркестанский военный округ, в который вошли 12 линейных и один стрелковый батальон.

С этого момента Оренбург потерял своё значение, как центр организации военно-политической разведки России на среднеазиатском направлении, вся деятельность в этой сфере была перенесена в Ташкент.

К своему новому месту службы Кауфман добирался три месяца, выбрав самый долгий и окружной путь, с остановками в Оренбурге, Омске и Верном. Сделано это было намерено – нужно было обсудить будущее взаимодействие с соседями, оренбургским и западносибирским генерал-губернаторами и проинспектировать новую область. Больше недели Кауфман провёл в Верном, занимаясь делами с утра до позднего вечера. По свидетельству генерал-лейтенанта Д.Г. Колокольцева, Кауфман “принимал всех и выслушивал каждого и тотчас делал распоряжения, посылал курьеров в Ташкент с приказаниями для исполнения его распоряжений. К его приезду доклады, делаемые служащими, казались нескончаемыми…И только под вечер он со своею свитою и с обычным конвоем, сотнею казаков, выезжал из крепости обозревать окрестную местность”.

7 ноября 1867 года туркестанский генерал-губернатор въехал наконец в столицу подвластного ему края.

А что же эмир Бухары? К этому времени положение в самом Бухарском ханстве стало очень тяжелым. Там, как прежде в Ташкенте, сложились две группировки. Мусульманское духовенство и военная верхушка обвиняли эмира Музаффара в малодушии и требовали объявить газават России. Напротив, бухарское и самаркандское купечества были заинтересованы в экономических связях с северным соседом и хотели мирного урегулирования. В конце концов “ястребы” взяли верхи. В апреле 1868 года возглавляемая эмиром многотысячная армия направилась к реке Зеравшан, оставив у себя за спиной Самарканд. Кауфман, лично возглавив отряд, состоящий из 3500 человек при 16 орудиях, выдвинулся навстречу. Перед самым столкновением русские получили неожиданного союзника. К ним присоединился отряд из 280 афганских воинов во главе с Искандер-ханом, внуком Дост-Мухаммеда. Афганцы находились на службе у бухарского эмира, составляя гарнизон крепости Нур-Ата. Однако, долгое время не получая жалованье, они, взяв крепостные орудия и по дороге разгромив бухарские отряды присоединились к отряду Кауфмана. Надо сказать, Искандер-хан так и остался на русской службе. Он служил в прославленном Лейб-гвардии гусарском полку, получил от русского командования чин подполковника и был награждён орденом св. Станислава 2-й степени. Закончилась его служба в русской армии довольно нелепо. Во время занятий в петербургском манеже, адъютант Искандер-хана повздорил с командиром императорского конвоя и получил пощёчину. Искандер-хан вступился за своего подчинённого и вызвал обидчика на дуэль, за что был арестован и посажен на гауптвахту. Не простив оскорбления, афганец уехал на родину под покровительство англичан. Но всё это будет много позже, а пока вместе с русскими он шёл в бой против бухарцев.

1 мая 1868 года подойдя к северному берегу Зеравшана русский отряд увидел за рекой бухарские войска. Около трех часов дня между противниками завязалась артиллерийская дуэль. Под прикрытием артиллерии русская пехота начала переправу и выйдя на противоположный берег нанесла удар одновременно с двух флангов. Противник, побросав орудия бросился бежать. Бухарский дипломат того времени Ахмад Дониш саркастически писал: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать». Отступавшие попытались скрыться в Самарканде, но горожане закрыли перед ними ворота. Когда к древнему городу подошёл отряд Кауфмана его встретила делегация жителей с петицией к русскому царю. Город был занят без боя. Из Самарканда, генерал-губернатор посылает эмиру новые условия мира, но ответа не получает. Очевидно, то, что Кауфман настойчиво предлагал мир, а также его отказ преследовать разбитого противника, в Бухаре восприняли как слабость. И несмотря на то, что эмиру приходилось воевать на два фронта – против него восстали беки Шахрисябзского оазиса, во главе со старшим сыном Музаффара Абдумаликом, - мир с русскими, правитель Бухары, заключить не захотел.

Ожидая ответа, Кауфман дал возможность восстановить силы своим солдатам, а сам вместе с молодым художником В.В. Верещагиным, осматривал древнюю столицу империи Тимура.

В.В. Верещагин. Самарканд. Медресе Шир-дор на площади Регистан.
Государственная Третьяковская галерея

 

Не дождавшись ответа от эмира, Кауфман 13 мая, собирает военный совет, на котором было принято решение двигаться в сторону Бухары. 29 мая от генерала Н. Н. Головачёва, стоящего со своим отрядом в кишлаке Катта - Курган, поступило сообщение о скоплении вблизи селения крупных сил бухарцев. На следующий день Кауфман выступил на помощь Головачёву, оставив в Самарканде небольшой гарнизон – примерно 650 человек.

2 июня 1868 г. на Зирабулакских высотах, между Катта-Курганом и Бухарой, произошло решающее сражение эмирского войска с отрядом Кауфмана и вновь бухарцы потерпели поражение. Дорога на Бухару была открыта, а сам Музаффар собирался бежать в Хорезм, но тут до Кауфмана дошло известие, что у него в тылу неожиданно образовался очаг сопротивления.

В день, когда отряд генерал-губернатора покинул древний город, к Самарканду стянулось 25 тысячное войско под началом Баба-бека. Шахризябские правители, решив, что с властью эмира, потерпевшего катастрофическое поражение покончено, поспешили избавиться и от русских.

В союзе с шахрисабзцами выступил 15-тысячный отряд киргизов во главе с Адилем-Дахты. Одновременно восстали и жители Самарканда, подзуживаемые духовенством.

По утверждению военного историка А.И Макшеева, численность противостоящих русскому гарнизону врагов достигала 55 тысяч человек. То есть превосходила в 80 раз.

Поняв, что защитить город сил не хватит, русские укрылись в цитадели с мощными, толщиной 12 метров, стенами, и приготовились к бою. «Когда мы затворили за собой ворота, — вспоминал участник событий штабс-капитан Черкасов, — неприятель ворвался в город… Под звук зурн, бой барабанов, сливавшийся с дикими криками, неприятель быстро распространился по улицам города. Не прошло и часа времени, как уже все улицы были наполнены им и развевающиеся значки стали ясно видны для нас».

Толщина стен и достаточное количество продовольствия, позволяло выдержать долгую осаду, но было два слабых места –ворота: Бухарские, в южной стене и Самаркандские в восточной. Трижды шахрисабзцы пытались выломать Бухарские ворота, которые защищали 77 солдат под началом майора Альбедиля, но каждый раз их отбрасывали метким ружейным огнем. При этом сам Альбедиль был тяжело ранен. Тогда штурмующие подожгли ворота. У Самаркандских ворот, где держали оборону 30 солдат прапорщика Машина, также завязался бой. И здесь нападавшим удалось ворота поджечь, однако попытка проникнуть внутрь не удалась, солдаты выбили атакующих штыками. Противник пытался вскарабкаться и по стенам, используя железные крючья. Однако, везде нападавших встречал меткий огонь солдат. К вечеру атаки были отбиты ценой 20 убитых рядовых и 2 офицеров.

3 июня штурм возобновился. В 8 ч. утра шахрисабзцы, сломав обгоревшие остатки ворот, разобрали сооруженную русскими баррикаду и проникли внутрь. Солдаты бросились в штыки, причем впереди всех был В.В. Верещагин. Атака была отбита.

И ещё 5 дней продолжались попытки захватить русский гарнизон, ряды которого с каждым часом редели.

Только 8 июня к Самарканду вернулось войско Кауфмана, обратившее шахрисабзцев и киргизов в бегство. В течение 8-дневной обороны защитники потеряли 49 человек убитыми (в том числе 3 офицеров) и 172 человека ранеными (5 офицеров).

Н. Н. Каразин. Вступление русских войск в Самарканд 8 июня 1868 года. Государственный Русский музей

Разгневанный предательством самаркандцев Кауфман отдал город на три дня на разграбление. «Несмотря на назначение многочисленных патрулей, — вспоминал В. В. Верещагин, — много темных дел совершилось в эти три дня».

В середине июня к русскому командованию прибыл посол эмира Мусса-бек и соглашение между Россией и Бухарой было,наконец, заключено.

Договором официально признавалось вхождение Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака в состав Российской империи. Кроме того на Бухару накладывалась контрибуция в 500 тысяч рублей. Из вновь занятых территорий был организован Зеравшанский округ, начальником которого стал произведенный в генерал-майоры Александр Константинович Абрамов.

Мятежный сын эмира Абдул-Малик бежал в Карши, где провозгласил себя ханом. Музаффар немедленно двинул туда свои войска и выгнал сына из города, но как только эмир вернулся в Бухару, тот опять занял Карши. Тогда Музаффар обратился за помощью к Абрамову, который направил под Карши свой отряд. Не дожидаясь битвы, Абдул-Малик вновь бежал, долго скитался в Хиве, Кашгаре, Туркмении, пока не осел в Пешаваре, найдя пристанище у англичан. В Карши вступили русские войска, передавшие его затем представителям эмира. Бухара таким образом становилась вассальным ханством России. Но шпагу в ножны вкладывать было ещё рано.
 

Глава четырнадцатая

Вскоре после вступления в должность генерал-губернатора Туркестана, Кауфманом было написано два письма: хивинскому хану Мухаммед-Рахиму и правителю Коканда Худояру. В них он сообщал о своем назначении и предлагал установить мирные отношения, наладить торговые связи и отказаться от набегов на русские поселения. Первым пришёл ответ из Коканда. Худояр-хан согласился заключить торговый договор, в котором для русских купцов устанавливались фиксированные пошлины на ввозимые товары, гарантировалась безопасность и предусматривалось открытие в Коканде торговых агентств. Ответ хивинского правителя напротив был дерзок. В письме, подписанном даже не самим ханом, а его кушбеги (первым министром), в непростительно развязном тоне предлагалось не лезть в дела ханства.

Дерзость Мухамед-Рахима объяснялась, по-видимому, тем, что Хорезмский оазис был отделён от российских владений сотнями километров непроходимых пустынь, и предыдущие попытки наказать Хиву заканчивались неудачей.

Осенью 1869 года Константин Петрович пишет новое, более жёсткое, письмо Мухамед-Рахиму. В нём Кауфман напомнив о судьбе Коканда и Бухары, пригрозил военным вторжением в Хиву. На это письмо хивинский хан, не только не ответил, но ещё и бросил в тюрьму доставившего его курьера. После этого Кауфман окончательно склонился к военному решению хивинского вопроса, но Петербург в этом вопросе был более осторожен. Директор Азиатского департамента МИДа России П.Н. Стремоухов, в письме Кауфману подчёркивал: ”я полагал бы вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться, но ни в каком случае не думать о походе на Хиву и покуда не начинать с нею дипломатических сношений. Я убежден, что неминуемо, рано или поздно, хан пришлет к вам посольство для объяснений”.

Хива была головной болью и для оренбургского генерал-губернатора Крыжановского. В конце 1869 года он отправил в Петербург подлинники посланий хана Хивы, которые распространялись среди казахов Уральской области. В них хан подстрекал к вооружённым выступлениям против русских властей и в случае отказа грозил истребить казахские стойбища. Оренбургский генерал-губернатор, также полагал, что без карательной экспедиции не обойтись.

В июне 1869 года Кауфман отправляет военному министру два письма с предложением основать в Красноводском заливе Каспийского моря русское укрепление. Константин Петрович справедливо полагал, что это может оказать существенное давление на Хиву. В Петербурге же вновь призывали к терпению.

«Из вашего письма я вижу, что вы смотрите на Красноводск, как на средство, облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно, как на новые ворота для нашей торговли, и, в крайнем случае, как на благотворную угрозу или внушение Хиве. Нам было бы желательно, чтобы посредством этого пункта широко развилась торговля, которая своею выгодностью докажет Хиве пользу добрых к нам отношений, а в то же время глупый хан поймет, что и до него добраться теперь уже сравнительно легко”, - пишет Стремоухов туркестанскому генерал-губернатору.

Проект, тем не менее, был одобрен и в ноябре 1869 года небольшой военный отряд под командованием полковника Н.Г. Столетова высадился на пустынном побережье Муравьёвской бухты Красноводского залива. Здесь, на месте древнего колодца Шагадам, и было основано укрепление Красноводск.

Н. Г. Столетов. Гравюра И. Матюшина по рисунку П. Ф. Бореля.
Приложение к журналу “Всемирная иллюстрация”, № 83, 1878 г.

 

Вся операция была строго засекречена, поскольку задача состояла в постройке постоянной крепости, и ни англичане, ни персы, ни хивинцы не должны были раньше времени об этом узнать.

Тем не менее, информацию об этом Уайт Холл получил. И если до этого британское правительство ограничивалось тем, что заявляло время от времени протесты по поводу продвижения России в Центральной Азии, то на этот раз появление российской крепости на восточном берегу Каспия встревожило англичан не на шутку.

Это было воспринято как непосредственная угроза Афганистану и британским владениям. Известный специалист по Индии и член парламента Генри Роулинсон составил записку для премьер-министра Уильяма Гладстона, в которой говорилось, что, если русские дойдут до Мерва, в руках у них окажется ключ от Индии.

                               Генри Роулинсон и Уильям Гладстон

Министр иностранных дел Англии лорд Кларендон, вызвав к себе русского посла Ф.И. Бруннова, осведомился у того, нельзя ли договориться о создании между русскими и английскими владениями в Средней Азии нейтрального пояса, «который предохранил бы их от всякого случайного соприкосновения». Под «нейтральным поясом» подразумевался Афганистан.

Предложение было принято, и Горчаков поручил Бруннову донести до британского правительства, что создание нейтральной зоны как нельзя более отвечает намерениям русского правительства. Канцлер написал по этому поводу: «Оставим эти призраки прошлого, которые должны бы были исчезнуть при свете нашего времени!.. Со своей стороны, мы не питаем никакого страха к честолюбивым видам Англии в центре Азии, и мы вправе ожидать такого же доверия к нашему здравому смыслу. Но, что может смутить рассудок, так это взаимное недоверие!» В свою очередь император Александр II изложил британскому послу свой собственный взгляд на среднеазиатские дела: «Я убежден, что правительство ее британского величества верит мне, если я говорю, что не имею честолюбивых замыслов в Средней Азии. Оно должно по собственному опыту знать, что положение наше в этих землях в высшей степени затруднительно. Наши действия не столько зависят там от наших намерений, сколько от образа действий, принятого в отношении нас окружающими нас туземными государствами».

В сентябре 1869 года в Гейдельберге состоялась встреча князя Горчакова с лордом Кларендоном. Главным вопросом стало четкое определение границ Афганистана. Каждый отстаивал свою позицию, и русско-английские переговоры по разделу сфер влияния в Средней Азии затянулись на три года и завершились только в 1874 году.

Тем временем, сразу по завершению Красноводской операции Кауфман вновь отправляет письмо в Хиву с требованием обеспечения безопасности русско-хивинской торговле и допуска русских купцов в ханство, а также прекращения вмешательства в дела казахских племён. И вновь ответа не последовало. Более того Мухамед-Рахим стал активно готовиться к войне.

Гравюра из книги: Куропаткин А. Н. Завоевание Туркмении
(Поход в Ахал-теке в 1880–1881 гг. С очерком военных
действий в Средней Азии с 1839 по 1876 г. СПб.: издал В.Березовский, 1899

В самой Хиве соорудили башню с 20 пушками, перегородили главный фарватер Аму-Дарьи Талдык, чтобы не допустить прохода русских кораблей построили новые укрепления Джан-Кала и Кара-Томак.

Константин Петрович был опытным государственным деятелем и умел ждать. Поэтому последовал совету Стремоухова “вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться”. Более того не посчитал для себя унижением и вступил в переписку с диван – беги (министр иностранных дел) Хивы всё с теми же предложениями. И опять последовал дерзкий ответ.

Военный историк М.А. Терентьев писал впоследствии: “Видя из тона письма, что обаяние Красноводского отряда уже ослабло, и что наша настойчивость и угрозы без поддержки их вооружённою рукой ничего не стоят в глазах хивинцев, генерал Кауфман представил военному министру свои соображения относительно совместных действий против Хивы со стороны Туркестана и Кавказа, чтобы решительным ударом низвести Хиву с того пьедестала, на котором она стоит, кичась своей недоступностью и нашими прежними неудачными попытками вразумить её”.

Отношения с Хивой продолжали оставаться напряженными, но политика в отношении Хивы еще не была определена окончательно ни в Петербурге, ни в Ташкенте.

Шли напряжённые русско-английские переговоры, на которых русским дипломатам было предписано проявлять максимальную сдержанность и мягкость. В этих условиях поход в Хиву имел бы весьма печальные последствия для русской дипломатии. К тому же на восточной границе Туркестанского генерал-губернаторства произошли события, которые потребовали отвлечения значительных сил.

Глава пятнадцатая

Несмотря на подписанный с эмиром мирный договор ситуация в бухарских землях оставалась сложной. Подавив восстание мятежного сына, эмир Музаффар огнём и мечом покоряет горные ханства: Гисар, Каратегин, Денау, Куляб и Кабадиан, расширив тем самым границы своего государства. Не теряет он надежду и на возвращение хотя бы Самарканда. Однако ни просьбы эмира к генерал-губернатору, ни личное обращение бухарского посла к Александру II о возврате завоеванных Россией бухарских городов вообще и Самарканда в частности остались безрезультатными. Более того, Кауфман, вернувшись в Ташкент из Петербурга, где он пробыл почти год, обращает взор на обширный, но слабозаселённый район в верховьях Зеравшана. Там располагались мелкие бекства: Матча, Фальгар, Фан и другие.

Весной 1870 года, туркестанский генерал-губернатор распорядился отправить в заравшанские горные области два отряда: один из Самарканда под начальством генерал-майора А. К. Абрамова, другой из Ура-Тюбе во главе, с полковником А. Р. Деннетом.

25 апреля отряд Абрамова выступил из Самарканда и, пройдя более 200 километров вверх по Зеравшану, соединился с отрядом Деннета в селении Обурдан. Узнав о приближении русских, матчинский бек бежал. Русский объединённый отряд, двинувшись дальше на север, настиг противника и 9 июля 1870 года разгромил его у северного выхода перевала Янги-Сабах. Один за другим сдавались и другие владетели этого края. В течение двух месяцев горный зарафшанский район был завоеван и его свободолюбивые жители отныне стали считаться русскими подданными. В том же 1870 году новые земли были включены в состав Зеравшанского округа под названием «Зерафшанские горные Тюмени».

Надо сказать, что кроме военной цели перед экспедицией ставились и научные задачи. В походе принимали участие выдающиеся исследователи: супруги Алексей и Ольга Федченко, собравшие богатейшие ботаническую и зоологическую коллекции, горный инженер Д. К. Мышенков, ориенталист А. Л. Кун и капитан А. Д. Гребенкин. Топографические работы были возложены на А. М. Скасси и Н. П. Старцева, которые нанесли на карту все верхнее течение реки Зеравшан и точные контуры двух хребтов, "обнимающих" реку, — Туркестанского и Зеравшанского. Особый отряд (под начальством А. Р. Деннета, с прикомандированным капитаном Соболевым), прошёл вверх по леднику и поднялся на перевал Матч-Ходжент, проведя барометрические и астрономические наблюдения. Были обследованы территории по рекам Ягноб и Фан-Дарья, у озера Искандер-куль, по названию которого вся экспедиция стала называться Искандер-кульской.

Генерал-майор А. К. Абрамов. Из “Военной энциклопедии”,
изд. Сытина, СПБ, 1911

 

Тем же летом 1870 года до Абрамова дошла информация, что в Шахрисабзе нашел убежище некий Айдар-ходжа, который со своими сторонниками совершал набеги на границы Зеравшанского округа. Абрамов потребовал выдачи преступника, но получив отказ, принимает решение решить вопрос военным путём. 11 августа экспедиционный отряд, подошёл к стенам города Китаб и осадил его. На следующий день началась осада. 14 августа, русские пушки пробили в городской стене брешь и начался штурм. После ожесточенных уличных боев город был взят. После этого, желая подчеркнуть, что данный поход направлен только против мятежников, Абрамов передал управление Шахрисабзским оазисом посланцам эмира. Это был щедрый жест, и эмир, после этой очередной демонстрации силы и мощи русской армии, понял его и оценил.

На востоке Туркестанского генерал-губернаторства также было неспокойно. С 1864 года в китайских владениях, граничащих с некоторых пор с Российской империей, полыхало восстание. Дунгане, уйгуры и другие мусульманские народности, находящиеся под властью Китая, возмутились против поработителей.

Китайцы и их войска частью бежали, частью были истреблены; власть Китая пала. На месте бывшей китайской территории образовалось несколько независимых владений, которые, вскоре вступили в междоусобные распри. В конечном итоге большая часть этой территории оказалась под властью правителя Кашгарии, уроженца Ташкента, Якуб-бека, состоявшего когда-то на службе у кокандского хана. А в Илийской долине стало господствовать фанатичное племя таранчей.

Магомет Якуб бек Бадаулет, портрет из книги: Н. Веселовский.
Бадаулет Якуб бек, Аталык Кашгарский. СПб., 1898

Все эти волнения отрицательно сказывались как на торговле, так и на спокойствии российских подданных - киргизов.

Россия не могла пассивно взирать на события, происходившие у самых границ её новых территорий. Кроме того, необходимо было реагировать на поведение Якуб-бека, занявшего откровенно антироссийскую позицию. Английские агенты – Шоу, Хейуард, Форсайт, - напротив, чувствовали себя в Кашгарии весьма вольготно. Поступала информация и о намерении Якуб-бека овладеть Кульджей.

Обеспокоенный этими событиями, в мае-июне 1870 года Кауфман лично посетил Семиречье. Возвратившись в Ташкент, он отправляет Горчакову письмо, в котором пишет, что положение на границе ухудшилось и он “полагал бы необходимым, теперь же, не теряя времени и не дожидаясь прихода сюда китайских правительственных войск, принять какие-либо решительные меры к устранению причин, уничтоживших в последнее время всякую нашу торговлю с Западным Китаем и постепенно подрывающим наше вековое значение в глазах киргиз (казахов, В.Ф.)”.

“Мы теперь же должны, - писал далее туркестанский генерал-губернатор, - как для пользы наших среднеазиатских владений, так в особенности для восстановления упадшей торговли нашей с Западным Китаем, помочь Китаю в усмирении этих отдаленных провинций, хотя бы непосредственным вмешательством наших в дела таранчей и дунган и избавлением на первое время прежней Илийской провинции от власти таранчинского султана”.

В конце мая 1871 года, по приказу Кауфмана, командующий войсками Семиреченской области Г. А. Колпаковский возглавил военную экспедицию в Кульджу и, после ряда боёв, 22 июня занял столицу Илийского края. К Колпаковскому явились с изъявлением покорности представители почти всех кочевых племен и земледельческих поселений. Русским войскам понадобилось всего десять дней для занятия территории и ликвидации Таранчинского султаната.

Фото: Туркестанский альбом. Часть историческая,
Ташкент, 1872

Анализируя причины быстрой и почти бескровной победы, чиновники канцелярии семиреченского губернатора подчеркивали: "Без сомнения, результаты эти достигнуты превосходством и имуществом (оружием В.Ф.) наших войск и тем строгим уважением, которое оказывалось личности и имуществу населения".

На сообщении о занятии Колпаковским Кульджи Александр II сделал пометку: «Очень рад, лишь бы оно не завлекло нас еще далее».

Якуб-бек не рискнул начать войну с Россией, и через год вступил в переговоры с туркестанским генерал-губернатором и заключил с ним торговый договор.

Через десять лет этот район был возвращён Китаю, но за это время русским была предоставлена возможность подробно исследовать эту страну и соседние районы к северу от Тянь-Шаня.

Спокойствие на границе с Восточным Туркестаном было достигнуто и можно было вернуться к проблеме с Хивой.

К этому времени Британия и Россия пришли, наконец, к соглашению о разделе сфер влияния в Центральной Азии, что было закреплено в Петербургском договоре 1873 года. Договор разграничивал сферы влияния России и Англии в регионе и определял северные границы Афганистана. Лондон, в свою очередь, согласился со среднеазиатскими притязаниями России. Участь хивинского хана была решена.

А пока шли переговоры, работа по подготовке к усмирению Хивы не прекращалась. В течение трёх лет шла активная переписка между царским наместником на Кавказе Вел. Кн. Михаилом Николаевичем, оренбургским и туркестанским генерал-губернаторами и петербургскими министерствами. В письме к военному министру Кауфман писал о необходимости поставить Хиву “в положение от нас вполне зависимое и тем самым положить прочное основание нашему полному господству в Средней Азии”.

Появление на восточном побережье Каспия русского укрепления Красноводск способствовало проведению работ по разведке и исследованию низовьев Амударьи и путей, ведущих в Хиву.

В 1870 году Столетовым была проведена рекогносцировка Балханских гор. В 1871 году сменившим Столетова генералом В. И.Маркозовым были исследованы Чикишляр и земли до Атрека. В том же году состоялась знаменитая рекогносцировка капитана М. Д. Скобелева (будущего “Белого генерала”) от Красноводска до Хивинского Сарыкамыша через пустыню Усть-Урт. Скобелев произвел маршрутную съемку Усть-Урта, пройдя 760 верст за 6 дней с охраной всего из шести джигитов.

          М. Д. Скобелев. Фотография 1877

 

В начале декабря 1872 года, в Петербурге состоялось Особое совещание, в котором приняли участие руководители министерств, Оренбургский и Туркестанский генерал-губернаторы, наместник Кавказа и Александр II.

В результате план Хивинской экспедиции был Императором утверждён. Напутствуя Кауфмана, на которого было возложено командование, Александр II сказал: ”Возьми мне Хиву, Константин Петрович”.

Планом предусматривалось наступление на Хиву силами трёх округов. Кавказского с запада, Оренбургского с севера и Туркестанского с востока.

К 1 мая 1873 года все три отряда должны были подойти к стенам Хивы.

Времени для подготовки оставалось очень мало.
 

Глава шестнадцатая

Командующие отрядами, предназначенными для действий против Хивы, прекрасно понимали, что победить нужно было не столько хивинское войско, сколько противника намного серьёзнее –Великую пустыню. Температура зимой там опускалась до минус тридцати, а жестокие бураны уничтожали кочующих пастухов вместе со стадами. Летом же пустыня под раскалённым солнцем превращалась в пятидесятиградусное пекло.
Поэтому, помня о прошлых неудачных походах, к этому готовились особенно тщательно.

Были проанализированы подобные экспедиции французских войск в Египет и Алжир, а также английских в Индию и Афганистан, хотя они и не шли ни в какое сравнение с планируемым походом.

Очень тщательно подготовились оренбуржцы, первыми выступившие в поход в начале января 1873 года. На этот раз было решено использовать не колёсный транспорт, а сани. Войска были укомплектованы как зимним, так и летним обмундированием, а по всему маршруту были заготовлены юрты, провиант, фураж и топливо. Именно благодаря такой подготовке, несмотря на бураны и 30-ти градусный мороз, оренбуржцы под началом командующего войсками Оренбургского военного округа генерала Н.А. Верёвкина, прошли менее чем за месяц 1500 километров, оставив при этом на промежуточных пунктах лишь трёх больных.

Генерал Н. А. Верёвкин. Гравюра Л. А. Серякова по рис. П. Ф. Бореля.

Из журнала “Всемирная иллюстрация”, №10, 1873

 

В Ташкенте деятельно готовиться к походу начали только 20 февраля, когда в Ташкент вернулся из Петербурга начальник края.

Вооружены туркестанцы были лучше оренбуржцев – у них уже были самые современные на тот период скорострельные винтовки системы Бердана, заряжавшиеся патронами с металлической гильзой.

В состав отряда входила отдельная казачья ракетная батарея, имевшая на вооружении восемь ракетных станков. Имелся укомплектованный лекарственными средствами лазарет с врачами и фельдшерами. Для транспортировки больных и раненых были предусмотрены специально сконструированные носилки. Здоровье бойцов было одной из главных забот командующего. Кауфманом были разработаны подробнейшие инструкции для предстоящего похода, в которых большое внимание было уделено сохранению здоровья солдат, а таже сбережению вьючных животных и грузов. Предписывалось максимально беречь патроны и снаряды.

При подготовке к экспедиции проявился талант Кауфмана и как инженера. По его чертежам были изготовлены железные понтоны для переправы через Аму-Дарью. Каждый из них представлял собой восемь ящиков, из которых быстро собирались плавсредства. На одном понтоне можно было переправить два орудия или 16 человек. В походе ящики использовали для водопоя животных. Понтоны эти сразу получили название – “кауфманки”.

1 марта, ранним дождливым утром, ташкентские войска покинули город. В составе отряда находились уже известный нам священник Андрей Малов, а также князь Е. М. Романовский, герцог Лейхтенбергский.

К этому времени начали движение к Хиве и войска Кавказского военного округа. От Каспия шли два отряда. Из Красноводска, под командованием полковника В. И. Маркозова и из Мангышлака отряд полковника Н.П. Ломакина. До Хивы дошёл только один. Но об этом чуть ниже.

В. И. Маркозов. Фото из Военной энциклопедии СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915. и Н. П. Ломакин. Гравюра И. И. Матюшина, с фотографии Левитеса, журнал “Всемирная иллюстрация”1877. Т. 17

Стремясь избежать политических осложнений с Бухарой Кауфман проложил маршрут так, чтобы как можно меньше задеть территорию Бухарского ханства. Неожиданно, через несколько дней после начала похода русское войско встретила делегация от эмира Музаффара. Бухарский властитель передал генерал-губернатору своё почтение и выразил удивление тем, что Кауфман избрал столь длинный путь в Хиву, когда мог бы пройти по заселённым местам его ханства. Послы также сообщили, что эмир приказал во всех бухарских районах, по которым пройдёт русский отряд, подготовить фураж, воду и топливо.

Через две недели отряд достиг урочища Темир-Кобук. Отсюда начинался тяжелейший путь через пустыню Кызыл-Кум. Больше месяца пробивались туркестанцы через пески, пока 24 апреля не вышли к оазису Хал-Аты. Здесь к главному отряду присоединился отряд из Казалинска, одним из подразделений которого командовал Великий Князь Николай Константинович. Дальше предстояло пройти самый тяжёлый, безводный участок пути до Аму-Дарьи. Взяв воды столько, сколько было возможно, туркестанцы тронулись в неизвестность.

Переход был тяжелейший, начался падеж вьючных животных, имущество приходилось бросать, а воды становилось всё меньше и меньше. Наконец обессиленный отряд достиг местности под названием Алты-Кудук.

Вот как вспоминает это место участник похода Ф.И. Лобысевич:

”Трудно, невозможно себе представить что-либо угрюмее, безотраднее, печальнее местности, на которой мы заняли позицию вокруг алты-кудукских колодцев. Это целый лабиринт песчаных холмов, с полным отсутствием какой бы то ни было жизни, малейшего признака движения. Глухая, страшная мертвенность царит кругом и около этого обездоленного пространства. Над ним воздух густой, удушливый; какая-то постоянная, непроницаемая мгла застилает небо. По ночам страшная духота, а когда с раннего утра выкатится на небо огненный шар великого царя природы, тогда начинается невыносимое, совершеннейшее пекло”.

Художник Каразин Н. Н. Хивинский поход 1873 г. Через мёртвые пески. 1888г

 

В колодцах Алты-Кудука воды оказалось мало и если бы не смекалка полковника Тихменева, неизвестно чем бы закончился поход. Тихменев предложил всех вьючных животных, нагрузив их только ёмкостями для воды, отправить за 25 вёрст в урочище Адам-Крылган, где было достаточно хорошей воды в 17 колодцах. Там полностью заполнить ёмкости водой и вернуться к основному отряду.

7 мая вернулся из разведки казах-лазутчик, посланный к Аму-Дарье собрать сведения о хивинских силах. Кроме информации он принёс пучок речного камыша. Это придало новые силы измученной экспедиции. Стало ясно, что тяготы и лишения скоро останутся позади.

Оставив часть груза под охраной двух стрелковых рот и артиллерийской батареи, отряд отправился в последний переход. Наконец сквозь раскалённую дымку показались три холма Уч-Учак, за которыми текли мутные воды Аму-Дарьи. Берег реки не был пустынным. В бинокли отчётливо виднелась хивинская конница, растянувшаяся полукругом на несколько километров. Солнце клонилось к закату, и Кауфман приказал разбить лагерь. С наступлением темноты хивинцы окружили русский отряд, но встретив плотный огонь, отступили.

С рассветом в лагере протрубили подъём. Кауфман объехал все подразделения, поздравил с первым боем и напомнил об экономии патронов. Охраняемый со всех сторон цепью стрелков, русский отряд двинулся в путь. Хивинцы попытались атаковать, но, потеряв несколько десятков человек, отступили.

11 мая пески, наконец, кончились и отряд вышел к озеру Сардабкуль. “Перед такими войсками шапку надо снимать и кланяться”, - повторял командующий объезжая части. В тот же день с нарочным в Ташкент была послана телеграмма Императору Александру II, в которой говорилось: “Войска Вашего Императорского Величества, составляющие головную колонну Туркестанского отряда, в числе десяти рот и шести сотен, при десяти орудиях и восьми ракетных станках. Одолев неимоверные трудности, поставляемые природой, в особенности на последней стовёрстной жаркой, безводной, с сыпучими песками полосе, разбили хивинское скопище в числе 3500 человек, собравшихся у урочища Уч-Учак для преграждения нам пути к Амударье, и без всяких жертв и потерь благополучно вышли и стали твёрдою ногою 11 мая на реке Амударье. Неприятель в панике бежал. Состояние здоровья войск блистательное, дух их молодецкий”.

Теперь необходимо было установить связь с другими отрядами. Кауфман посылает доверенных джигитов с предписаниями начальнику Аральской флотилии А. П. Ситникову, а также командующим Кавказскими и Оренбургским подразделениям. Получили этот приказ только Ситников и Верёвкин.

В это время оренбуржцы и отряд полковника Ломакина уже подходили к Хиве, а отряд полковника Маркозова был вынужден повернуть назад – жара и недостаток воды оказались непреодолимым препятствием. Выступив из Красноводска в феврале 1873 года, отряд Маркозова два месяца пробивался по каракумским пескам под нестерпимым жаром, когда по словам Терентьева «термометры все полопались». Сведения о колодцах далее Сарыкамыша в значительной степени оказались ложны, а проводники, как впоследствии оказалось, намеренно заводили русских в места, где не было колодцев. 22 апреля в урочище Орта-куй, отряд остался практически без воды. Идти дальше значило погубить людей, и командир отдаёт приказ о возвращении в Красноводск.

Первоначально Маркозов был обвинён в катастрофе отряда и отстранён от командования, вследствие чего он вышел в отставку. Позднее, когда стали известны результаты разведки Скобелевым колодцев в Каракумах, все обвинения были сняты и 14 августа 1874 года Маркозов вернулся на службу.

13 мая 1873 года оренбургский и мангышлакский отряды соединились, выйдя из пустыни к Амударье и двинулись, под командованием Верёвкина, к Хиве.

Туркестанцы вышли к главной реке хивинского ханств 18 мая и в этот же день начали переправляться на левый берег. Переправа, с помощью “кауфманок”, продолжалась пять дней. При этом хивинцы практически не пытались атаковать.

После переправы взорам русских воинов предстал благодатный край, резко контрастирующий с пустынным правобережьем. До самой Хивы простирались селения с возделанными полями и виноградниками, орошаемые многочисленными арыками.

Кауфман перед последним броском к столице хивинского ханства издаёт строжайший приказ: “Я строго воспрещаю обижать мирное население и брать у него что-либо бесплатно и произвольно. Я вполне уверен и рассчитываю, что собственно войска мне никогда не придётся укорить в нарушении принятого мной по отношению к мирному населению права, которое я объявил жителям Хивинского ханства в моей прокламации к ним”.

В прокламации, о которой идёт речь, говорилось, что русские идут войной не против мирных жителей края, а лишь ради наказания хана, враждебно действовавшего против России. Всем жителям гарантировалась безопасность, и предлагалось не покидать своих жилищ. Прокламации распространялись среди жителей кишлаков и селений специальными посланцами.

Американский корреспондент газеты “Нью-Йорк геральд”, Януарий Мак Гахан (JanuariusMacGahan)- догнавший 17 мая Туркестанский отряд и присоединившийся к нему, - засвидетельствовал, что приказ Кауфмана выполнялся неукоснительно. “Да, говоря правду, - писал американец, - я и сам удивлён был сдержанностью русских и законностью, руководившей всеми их действиями”.

Я. Мак Гахан, фото из Исторического центра в Огайо, США

 

Кишлаки, однако, оказались безлюдными. Всех жителей по приказу хана согнали в Хиву для защиты города.

В 20-х числах мая связь между всеми отрядами была установлена. Стал присылать послов и хивинский хан. Вначале он потребовал, чтобы русские убрались из пределов ханства, потом грозил разгромом, наконец, начал признаваться в любви и дружбе. Правда это произошло, когда отряды уже подошли к стенам Хивы.

Вожделенная цель была уже на расстоянии вытянутой руки и между генералами, шло негласное соревнование – кто первым возьмет Хиву. Кауфман полагал, что это его прерогатива, но и остальные мечтали первыми водрузить российское знамя над цитаделью Хивы и доложить императору о победе.

Утром 28 мая войска Веревкина, подошедшие к Хиве на день раньше Кауфмана, двинулись на штурм, были встречены плотным огнем и вынуждены были отступить. Сам Веревкин был ранен в лицо и сдал командование своему начальнику штаба полковнику Саранчеву. 29 мая хивинскими властями было принято решение о капитуляции, которое было передано Кауфману. Хан Мухаммед Рахим к этому времени, опасаясь за свою жизнь, бежал из города к кочевым туркменам иомудам. Город пал и на следующий день, русские отряды торжественным маршем вошли в Хиву.

Вступление русских войск в Хиву. Франция, журнал L UNIVERS ILLUSTRE, 1873 г

 

«Генерал Кауфман вступил в Хиву весьма торжественно. Колонна, предназначенная для этого, состояла из частей всех трех отрядов и двинулась с музыкой Апшеронцев и с развернутыми знаменами. В огромной свите генерала, простиравшейся до 300 всадников, следовали Великий Князь Николай Константинович, герцог Лейхтенбергский Евгений Максимилианович, генералы Головачев, Троцкий, Пистолькорс и Бордовский, посланник при Японском дворе Струве, медицинский инспектор Суворов, американский корреспондент Мак-Гахан, уполномоченные “Красного Креста”, множество адъютантов и чиновников, офицеры всех родов оружия, представители Бухарского эмира и Кокандского хана с своими свитами, депутация Хивы с молодым Атаджаном во главе и наконец казаки конвойной сотни и масса всяких переводчиков и джигитов в своих разнохарактерных, ярких костюмах. В сопровождении этой блестящей массы всадников, в которой развевались цветные значки разных отрядных и других начальников, генерал Кауфман вступил в Хазараспские ворота”, -писал в своих воспоминаниях, участник похода штаб-ротмистр М. Алиханов-Аварский.

Кауфман появился перед солдатами в полной парадной форме. Он поздравил всех с победой, со славным походом, он благодарил солдат и офицеров от имени императора. Рядом с ним стояли Великий князь Николай Константинович и герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский.

Следующий день, 30 мая, пришёлся на день годовщины рождения Петра Великого. Именно в его царствование состоялся первый военный поход в Хиву, под командованием князя Бековича-Черкасского. Экспедиция была хивинцами погублена. И вот спустя почти 160 лет, после гибели Бековича, “приказано было 30 мая отслужить в войсках всех трех отрядов сначала молебствие за здравие Государя Императора, а затем панихиду за упокой Петра I и сподвижников, убиенных в войне с Хивою”.

Однако, пока хан находился в бегах, победа была неполной. Кауфману удалось убедить Мухаммеда Рахима вернуться и 12 августа 1873 года в летней резиденции хивинского хана, в саду Гендемиан, был подписан мирный договор между Россией и Хивинским ханством.

Гравюра "Сдача хивинского хана генералу Кауфману". Франция, журнал L UNIVERS ILLUSTRE, 1873 г

 

Хан признавал себя вассалом России, точнее, как было написано в тексте, «покорным слугой императора всероссийского». Он отказался от самостоятельной внешней политики, принял обязательство не воевать ни с кем без разрешения Петербурга, русские купцы получили исключительные права на торговлю в ханстве, без всяких пошлин. Часть территории ханства на правом берегу Амударьи переходила к России. Хан пообещал «уничтожить на вечные времена рабство и торг людьми» и уплатить русскому правительству контрибуцию в два с лишним миллиона рублей.

Амударья становилась исключительно русской рекой: «Исключительное и свободное плавание по Амударье предоставляется только русским судам, а хивинские и бухарские допускаются только с разрешения русской власти». На правом берегу реки было построено укрепление Петрово-Александровск, и русский гарнизон при случае должен был вмешаться в любую сложную ситуацию, возникшую в ханстве.

Надо сказать, что еще во время нахождения войск в Хиве, на территории ханства развернулись обширные топографические и геодезические работы, составлялись планы города и его окрестностей, собирались географические и военно-статистические сведения о Хивинском оазисе. По инициативе К.П. фон-Кауфмана была организована Урун-Даринская экспедиция с целью для изучения старых русел реки Амударьи. Одновременно состоялись работы Арало-Каспийской нивелировки под руководством генерала А.А. Тилло. В следующем, 1874 г. состоялась знаменитая Аму-Дарьинская экспедиция для исследования Арало-Каспийской низменности. Эти исследования не только придали карте Средней Азии правильные очертания, но и дали науке массу ценных сведений о ранее закрытом для изучения регионе.

12 августа туркестанские войска стали покидать Хивинское ханство. Завершилась уникальнейшая военная операция которая обогатила русскую армию новым опытом боевой деятельности, результатом которой стала разработка концепции ведения боевых действий в пустынной местности – «войны в песках», как назвал ее генерал М.Д. Скобелев.

Туркестанцы возвращались в Ташкент эшелонами, каждый из которого за городом встречал лично Кауфман в сопровождении многочисленной свиты. 16 октября был назначен парад всем войскам ташкентского гарнизона, который, по воспоминаниям современников, произошел при большом стечении, как русского, так и туземного населения города. После благодарственного молебствия участникам похода вручались боевые награды. Затем все участвовавшие в походе войска были собраны на обед в саду Минг-урюк, который давало русское и туземное население Ташкента. Торжества были закончены оживленным балом в ташкентском клубе. В тот же день отряд, действовавший в Хивинской экспедиции, был расформирован и войска приступили к своей обычной службе.

Глава семнадцатая

Незадолго до начала Хивинского похода, Кауфману пришлось решать ещё одну непростую проблему.

Образование в Кашгарии независимого мусульманского государства весьма беспокоило Ташкент и начальник края предложил кокандскому правителю Худояр-хану, при “нравственной поддержке” России занять Кашгар, однако кокандский хан не рискнул на борьбу со своим бывшим подданным. Тогда Константин Петрович решает добиться от Якуб-бека заключения мирного договора, такого же какие были заключены с Кокандом и Бухарой.

Для исполнения этого замысла к властителю Кашгара была отправлена миссия во главе с Генерального штаба капитаном Александром Васильевичем Каульбарсом. Выбор был не случаен. Каульбарс прекрасно проявил себя во главе посольства в Кульджу в 1870 году, в результате которого были установлены дружеских отношения с ханом Абиль-Оглы. В 1871 году участвовал в походе генерала Колпаковского, и был ранен при штурме крепости Чинчаходзи.

Александр Васильевич Каульбарс был одним из активнейших участников “Большой игры”, проявиший себя как выдающийся военный и исследователь. Расскажем о нём чуть более подробно.
 

Фото из альбома: “Великая Война в образах и картинах”.
Издание Д. Я. Маковского. М., 1914—1916

А. В. Каульбарс происходил из рода эстляндских баронов, представители которого

со времен Петра I верой и правдой служили России. Выбрав по семейной традиции военное поприще Александр Васильевич окончил Николаевское училище гвардейских юнкеров, а затем Академию Генерального штаба. С 1869 года Каульбарс стал служить в Туркестане. Принимал участие в победоносном походе на Хиву. Но прославился он не только как лихой офицер, чрезвычайно много было сделано им и в области научных изысканий. Александр Васильевич прославил русскую географическую науку своими исследованиями горных систем Тянь-Шаня и русла Аму-Дарьи. Изучая нижнее течение Аму-Дарьи, Каульбарс пришел к выводу, что эта река ранее впадала в Каспийское море и система солончаковых котловин Узбой является ее сухим руслом. Современная наука подтвердила этот вывод. Под руководством А. В. Каульбарса на берегу озера Иссык-Куль было построено укрепление Каракол, впоследствии г. Пржевальск. Результаты своих научных исследований Каульбарс изложил в ряде книг: «Тянь-Шань», «Низовья Аму-Дарьи», «Древнейшее русло Аму-Дарьи», «Карта Хивинского ханства и низовий Аму-Дарьи».

За “Материалы по географии Тянь-Шаня”, Александр Васильевич был удостоен золотой медали Русского Географического Общества.

Во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. Каульбарс командовал передовым конным отрядом в армейском корпусе. В мае 1882 г. стал военным министром освобожденной Болгарии. В 1900 г. сражался с китайцами в Манчжурии, командуя 2-м Сибирским корпусом. Во время русско-японской войны 1904-05 гг. Каульбарс командовал 3-й, а затем 2-й Маньчжурской армиями. Александр Васильевич стоял у истоков русской авиации. Будучи командующим войсками Одесского военного округа он организовал в Одессе один из первых в России авиаклубов и сам многократно летал на аэропланах и дирижаблях. В 1915 году посетил Англию и Францию с целью ознакомления с авиастроением и воздухоплаванием в этих странах. В годы первой мировой войны Каульбарс был одним из организаторов боевой русской авиации.
 

Авиатор и конструктор И.И.Сикорский (справа), генерал А.В.Каульбарс (в центре) перед полётом на первом в мире многомоторном аэроплане “Русский витязь”, 1913 г. Фото К. К. Булла

В 1915 году он уходит в отставку «с мундиром и пенсией». После Октябрьского переворота не смог остаться в стороне и, несмотря на возраст, 15 октября 1918 г. вступает в Добровольческую армию. После поражения Белого движения эвакуировался в Константинополь. Затем жил в Болгарии и Франции. В Париже работал до конца жизни в конторе Частного Радиотелеграфного общества; был почетным председателем Союза Русских летчиков. Скончался Александр Васильевич Каульбарс 25 января 1925 года и был похоронен на Парижском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Но вернёмся в 1872 год. Кроме подписания торгового договора с Якуб-беком в задачу миссии в Кашгар входил сбор политических и военно-географических сведений о Кашгарии, составление карты владений Якуб-бека и оценка боевого потенциала кашгарской армии. В состав миссии были включены геодезист Военно-топографического отдела Туркестанского военного округа, капитан К. В. Шарнгорст (впоследствии один из основателей ташкентской метереологической станции) и купец Колесников.

Миссия свою задачу успешно выполнила. Якуб-бек, на которого несомненно повлияли разгром русскими Коканда, Бухары и взятие Кульджи, принял условия о свободной торговле и подписал мирный договор.

Кроме политического успеха, результативны были и научные изыскания. Геодезистом Шарнгорстом было определено географическое положение нескольких пунктов на Тянь-Шане и вычислены долготы Кашгара и Нарына. За эту работу он был удостоен малой серебряной медали Русского географического общества.

За ценные военные, политические и географические сведения, привезённые из экспедиции, А.В. Каульбарс был награждён орденом Св. Анны 2-й степени.

Туркестанский генерал – губернатор также остался доволен результатами миссии и, в своем докладе в Петербург от 14-го ноября 1872 г., высказал соображения, что если Якуб-бек будет свято исполнять заключенные с ним условия и не предпринимать никаких вызывающих действий, ”то нам нечего пока беспокоиться из-за успехов его по направлению к Урумци (Урумчи, В.Ф.)”.

Однако уже через год Якуб-бек вновь стал препятствовать русской торговле. Российские купцы стали подвергатья гонениям, их товары захватывались, а сами они нередко попадали под арест.

Уже позднее выяснилось, что Якуб-бек, просто лавировал между Россией, Британией, а позже и Турцией, чтобы добиться признания государства Йеттишар (Семиградье) – так называлась тогда его страна - и заручиться поддержкой великих держав в предстоящей борьбе с цинским Китаем. Надо сказать в этом отношении Якуб-бек проявил весьма незаурядные дипломатические способности, заставив Россию, Великобританию и Турцию посылать к нему свои дипломатические миссии и принимать кашгарских посланников. Никому из других независимых владетелей Центральной Азии того времени не оказывалось столько внимания со стороны великих держав и никто не удостаивался чести получать одновременно подарки от российского императора и британской королевы.

Едва миссия Каульбарса покинула Кашгар, Якуб Бек направил послание к англичанам в Индию, в котором писал, что русские завоевали Среднюю Азию, и только Кашгар представляет стену, отделяющую русских от Индии: “если вода промоет эту стену, то пойдет дальше, поэтому надо поддержать и укрепить стену, чтобы не пропустить воды”. Далее он предлагал прислать в Кашгар британскую миссию для переговоров.

Калькутта давно присматривалась к Кашгару. Ещё в 1868 г. Роберт Шоу и Джордж Хейуард были отправлены в Яркенд для проведения рекогносцировки. Через два года английский путешественник и политичекский деятель Т. Д. Форсайт посетил Яркенд, сопровождая кашгарского посла по пути из Индии. Истоки этого интереса коренились в опасении, что в случае присоединения к России Кашгария может быть использована как плацдарм для вторжения русских войск в Индию, через памирские перевалы.

В 1873 г. из Индии через Кашмир в Кашгарию была отправлена британская военно-политическая экспедиция, всё того же Томаса Дугласа Форсайта. Кроме заключения торгового договора, перед миссией ставилась задача комплексного военно-георафического, экономического и этнографического изучения Восточного Туркестана. В состав экспедиции вошли опытные британские военные геодезисты (группа полковника Гордона), четыре пандита под началом офицера-топографа Генри Троттера, торговец Р. Шоу, врач доктор Хендерсон, молодой чешский геолог Фердинанд Столичка и некоторые другие в общей сложности около 350 человек. Для Столички это путешествие оказалось последним. На обратном пути в Индию он заболел менингитом и умер у южного подножия хребта Каракорум. 
 

                                 Томас Дуглас Форсайт и Фердинанд Столичка

Результаты экспедиции оказались блестящими. Удалось провести маршрутные съемки и астрономические определения от Ладакха до границы с Восточным Туркестаном и далее до кокандских владений, исследовать часть Каракорума, Раскема, Памира и Тянь-Шаня. Результатом миссии Т.Д. Форсайта в Восточный Туркестан стала серьезная военно-географическая и статистическая работа - «Отчет о миссии в Восточный Туркестан» - первое научное описание природы и народов страны, лежавшей между британскими и русскими владениями в Центральной Азии. Была составлена первая и достаточно точная карта Восточного Туркестана. Заснят ряд снежных пиков в массиве Музтагата, открыт водораздельный Сарыкольский хребет и сделан ещё ряд ценных открытий. Это был первый серьезный вклад англичан в научное изучение Памира. Книга одного из участников экспедиции, лейтенанта Томаса Эдварда Гордона «Путешествие на Памир» в 1877 году была переведена на русский язык. Впервые были отсняты фотографические виды местности, типы населения и армия Якуб-бека. Удалось собрать ценные сведения о стране, ее населении, производительных силах, торговле и армии.

В политическом отношении результаты были не менее впечатляющи.

Был заключён торговый договор, предусматривающий открытие при дворе Якуб-бека должности британского специального представителя и пост кашгарского резидента в Калькутте. На пост первого британского политического агента в Кашгаре предполагалось назначить Роберта Шоу, однако этого не произошло. Вице-король Индии лорд Нортбрук опасаясь обострения отношений с Россией, не дал на это согласие. Кроме того в случае убийства посланника Британия могла быть втянута в «войну за Гималаями».

Заключение торгового договора с Якуб-беком имело большое значение для усиления позиций Великобритании близ русских среднеазиатских владений. Это был новый виток противостояния двух империй, более осязаемый и более опасный.
 

Солдаты личной гвардии Якуб-бека. Рисунок Т.Э. Гордона

Чем на этот успех британской короны могла ответить Россия? Туркестанский генерал-губернатор решил добиться от Якуб-бека аналогичных уступок, прежде всего, в части учреждения политического представительства в Кашгаре. Правда, возможность иметь в Кашгаре русского «торгового агента» уже была предусмотрена русско-кашгарским торговым договором 1872 года. Однако, Кауфман хотел повысить политический статус такого представительства. С этой целью в Кашгар в мае 1875 года был командирован полковник П. Я. Рейнталь, который должен был согласовать с Якуб-беком свое назначение в качестве торгового агента. Во внутренней переписке Кауфман использовал слово «консульство», в переписке с Якуб-беком – торговый агент. Якуб-бек, питавший ошибочные иллюзии от заключенного с британцами договора 1874 г., не согласился на учреждение в Кашгаре должности русского торгового агента. Это привело к серьезному обострению русско-кашгарских отношений и, в сущности, покончило с колебаниями русских властей в отношении Якуб-бека. Было признано желательным добиться ликвидации Йеттишарского ханства, поддержав Китай в его начавшейся военной кампании по возвращению утраченных территорий.

И хотя политика в отношении беспокойного восточного соседа не прерывалась вплоть до момента его разгрома, однако, в 1875 году, произошли события, которые отвлекли на время внимание туркестанского генерал-губернатора от кашгарской проблемы. В непосредственной близости от границ генерал-губернаторства заполыхал пожар, который необходимо было срочно потушить.

Глава восемнадцатая

Правитель Коканда, Худояр-хан, на протяжении последних лет беспрекословно исполнял волю Ташкента. Это дало повод сообщить Кауфману в Петербург, что Худояр отказался «от всякой мысли враждовать с нами или прекословить нам». Хану даже вручили бриллиантовые знаки ордена святого Станислава I степени и присвоили титул «светлости». Однако внутри ханства всё было не так безоблачно. Ханом для пополнения казны, вводились всё новые и новые налоги, иногда самые невероятные: на камыш, на глину, на пойманных в степи сусликов, на степные колючки, на пиявок, которых вылавливали в прудах. Налоги эти тяжёлым бременем ложились на жителей ханства. Армия не получая жалованья, занималась грабежом собственного населения. Известен такой факт: когда три десятка крестьян не пришли рыть ханский арык, потому что убирали свой скудный урожай, их зарыли по шею в землю и оставили в таком положении умирать. Народ отвечал на это неоднократными мятежами. Иногда повстанцы просили помощи у русских, но неизменно получали отказ

В Ташкенте конечно были осведомлены о положении дел в Коканде и Кауфман предупреждал зарвавшегося хана, что такая политика добром не кончится: «Лучшие люди идут против Вас, и народ неспокоен. Если Вы не перемените образа вашего управления народом, то я Вам предсказываю дурной конец».

Правитель Коканда не прислушался к мудрому совету.

Весной 1875 года против Худояра поднялась даже кокандская знать. Во главе заговора стояли: сын некогда всесильного регента Мусульманкула, Абдуррахман Автобачи, мулла Исса-Аулие, брат хана, правитель Маргелана Султан-Мурад-бек и даже наследник престола Насреддин-бек.
 

Абдуррахман Автобачи. Гравюра Ю. Шюблера по рис. Н.Н. Каразина

 

Мятежники захватили города Андижан, Ош, Наманган, Маргелан и 22 июля подошли к Коканду. В городе в это время находился русский посол Вейнберг и М. Д. Скобелев с отрядом казаков. Посольство остановилось в Коканде по дороге в Кашгар.

Утром в городе начались волнения. Вот как описывает эти события Скобелев в своих незаконченных мемурах: «На всех улицах густые массы, очевидно пришлого вооруженного пешего и конного народа; все указывало на близость кровопролития. Толпы дервишей и мулл виднелись на всех перекрестках людных улиц; все они при виде гяуров (я ехал с казаком) отплевывались и, бренча четками, громко напевали, обращаясь к толпе, стихи из Корана. Все кофейни были переполнены, и массы пьяных от курения опиума и хашиша шатались по улицам. Я заехал в оружейный ряд большого базара, но тут пробраться я не мог, так как толпа была сплошная и, как мне показалось, еще более возбужденная; в лавках недоставало рук точить оружие. В эти дни оружейники, как говорили, очень нажились… вертящиеся дервиши в одной из главных мечетей уговаривали народ сделать угодное Богу и избежать бедствия избиением русских, находившихся в Коканде. Мы вернулись, готовые обороняться. Большим утешением служила, впрочем, уверенность, что наши войска, мстя за нас, камня на камне не оставят в Коканде».

Ханское войско практически всё перешло на сторону мятежников. Хан ища защиты у русских властей с 8-тысячным отрядом, прихватив казну, двинулся к Ходженту. С ним отправилось и русское посольство.

По дороге большая часть ханских воинов также перешла на сторону бунтовщиков, с Худояром осталась лишь свита, численностью 500 человек, да Скобелев с казаками. Пробиваясь с боями это маленькое войско к 24 июлю смогло добраться до Ходжента.

Хан Худояр на радостях, послал Кауфману письмо:

«6 реджеба 1292 г. (26-го июля 1875 г.)

Дорогие мои гости, гг. Вейнберг и полковник Скобелев, а также Мирза-Хаким-перваначи, выехали вместе со мной и, несмотря на несколько раз повторявшееся преследование бунтовщиков и перестрелку, не отставали от меня. На подобный поступок способны лишь русские. Когда мои собственные приближенные изменяли и бежали, они стойко следовали за мной, и, не будь их, может быть, я не добрался бы до русской границы. Офицеров (при Скобелеве состоял подп. Руднев) этих прислала мне судьба, и я никогда не забуду услугу, оказанную мне русскими людьми.

Бог милостив. Скоро устроит наше свидание. Ханство Кокандское и я сам находимся в вашей власти».

Скобелева по представлению Кауфмана «за геройское, достойное русского имени поведение» наградили золотой саблей с надписью «За храбрость».

Коканд, тем временем, полностью перешёл под власть мятежников. Новым ханом был провозглашён cтарший сын Худояр-хана, Насреддин, который сразу объявил о намерении восстановить ханство в прежних границах, от Ак-Мечети до Пишпека.

Ташкент прекрасно понимал, что промедление «смерти подобно» и уже 23 июля из Ходжента к пограничной крепости Махрам был выдвинут отряд полковника А. О. Савримовича. Это заставило преследователей хана отступить.

Кауфман в это время находился в Верном. Оттуда, 27 июля, он по телеграфу приказывает отправить Худояра в Ташкент. Однако, весть об этом дошла до новой кокандской власти.

Оставлять в живых свергнутого правителя в планы мятежников не входило и Худояра решено было захватить. В начале августа 10- тысячный отряд кокандцев, перевалив через горы, вторгся в русские владения и захватил несколько кишлаков на реке Ангрен. Затем мятежники вышли на дорогу ведущую из Ходжента в Ташкент и стали жечь почтовые станции, захватывая и убивая всех кто там находился. Так, на станции Нау, были зарезаны врач 2-го линейного батальона Петров и прапорщик Васильев, а шестилетняя дочь доктора увезена в Коканд. Позднее она была освобождена из плена русской армией.

Были захвачены ехавшие из Ташкента в Ходжент два юнкера 2-го линейного батальона Клусовский и Эйхгольм. Хан, находившийся во время этих погромов в кишлаке Пскент, под защитой русских гарнизонов, избежал гибели от рук своих подданных.

Случались в это время и проявления высочайшего мужества.

На почтовой станции Мурза-рабат ямщицким старостой служил запасной солдат 3-го стрелкового батальона Степан Яковлев. Узнав о приближении кокандцев он запер и забаррикадировал ворота, пододвинув к ним несколько гружённых повозок. Сам расположился в одной из башен с двумя охотничьими ружьями и одной винтовкой. Почти двое суток отважный воин отбивался от атак, поражая меткими выстрелами осадивших станцию. В конце концов враги подожгли станцию. Тогда Яковлев, бросившись через ворота, уложил штыком несколько человек, но в неравном бою был зарублен.
 

Подвиг Степана Яковлева. Рисунок из книги: Логофет Д.Н. Защита Мурза-Рабата: (Из истории завоевания Средней Азии). Птг., изд. В. Березовского, 1914.

Отсеченную голову Степана увезли в Коканд. Вскоре по ферганским базарам разнеслась весть о беспримерной храбрости русского Степан-батыра, защищавшего Мурза-Рабат, “которому очевидно помогал шайтан, ибо простой человек без его помощи этого сделать не мог”. В 1877 году на месте гибели Степана Яковлева была установлена плита, а через 18 лет - гранитный обелиск с мраморным крестом на котором было написано: «Стрелку Степану Яковлеву, доблестно павшему 6 августа 1875 г. после двухдневной защиты станции Мурза-Рабат:”.

Вечером 8 августа 1875 года 15-тысячная армия кокандцев подошла к Ходженту. В Ходженте в то время находилось достаточно сил, чтобы удержать город до подхода подкрепления. 9 августа эти силы под командованием полковника Савримовича смогли отбить нападение. На следующий день из Ура-Тюбе прибыл отряд во главе с майором Скарятиным, который помог отбросить врага от городских ворот.

12 августа полковник Савримович во главе 4-х рот, сотни казаков и дивизиона артиллерии начал наступление и обратил противника в бегство. В тот же день в Ходжент прибыл из Ташкента 1-й стрелковый батальон с дивизионом конных орудий под командованием подполковника П. И. Гарновского. Поняв бесперспективность дальнейшей осады, кокандцы отступили.

Генерал-губернатор Кауфман 18 августа прибыл в Ходжент, где уже были сосредоточены войска. Абдуррахман Автобачи с 50-тысячной армией расположился недалеко от Ходжента, у крепости Махрам. 22 августа состоялось сражение русских войск под командованием Кауфмана и армией мятежников. Кокандцы были разбиты наголову, оставив на поле боя свыше 1200 человек, а их предводитель бежал в Маргелан. Русские потеряли 6 человек убитыми.

Между прочим в этом бою отличились три бывших шахризябских бека – Джура-бек, Баба-бий и Сеид-бек. В 1870 году, когда русская армия вошла в шахризябские бекства, они бежали в Коканд, но затем, по требованию начальника края, были высланы в Ташкент. В поход на Коканд все трое отправились с разрешения Кауфмана.

26 августа российские войска под командованием туркестанского генерал-губернатора подошли к Коканду. Понимая всю безысходность своего положения, хан Насреддин выехал навстречу с прошением о сдаче. 23 сентября генерал Кауфман и хан Насреддин подписали мирный договор, в соответствии с которым Кокандское ханство отказывалось от самостоятельной внешней политики и заключения договоров с любым другим государством, кроме Российской империи.
 

Старший сын Худояр-хана, Сеид Мухамед Насреддин-бек.
Фото из “Туркестанского альбома”

Правитель Маргелана Мурад-Бек, также решил сдаться прислав покаянное письмо. Абдуррахман Автобачи потеряв практически всех союзников отступил. В погоню за ним бросился отряд Скобелева. Пройдя за 10 часов 72 километра Скобелев, у селения Минг-Тюбе разгромил арьергард войска Абдуррахмана. 10 сентября русские войска вошли в Ош, встреченные горожанами, уставшими от смуты, как освободители.

Потеряв почти всех своих сторонников Автобачи, как загннный зверь, стал метаться между Андижаном и Узгеном.

Между тем ряд земель на правом берегу Сыр-Дарьи был включен в состав Туркестанского генерал-губернаторства под названием Наманганского отдела под началом М. Д. Скобелева, получившего звание генерал-майора.

Абдуррахман Автобачи не признал заключенный ханом договор и не смирился. Собрав из своих сторонников 70-тысячное войско он отступил к Андижану, где провозгласил имя нового хана. Им стал киргиз Пулат-бек.

Кауфман поручил Скобелеву заняться рекогносцировкой укреплений Андижана, а командование штурмом возложил на генерала В. Н. Троцкого.
 

Генерал В.Н. Троцкий. Рис. П. Ф. Бореля с фотографии В. Козловского,
гравировал Ю. Барановский. Журнал “Всемирная иллюстрация” 1879.

Троцкий прекрасно знал о невероятном мужестве Михаила Дмитриевича, поэтому после рекогносцировки приказал ему возглавить русскую колонну. По всему городу мятежники устроили завалы и баррикады, русский отряд обстреливали из-за каждого угла, и все же Скобелев пробился к центру Андижана. Однако встретив там ожесточённое сопротивление отступил. Поняв, что Абдуррахман делает ставку на изматывающие уличные бои, Троцкий, дабы избежать потерь среди штурмующих, приказал поджечь город.

А в Коканде тем временем вновь началась смута. Подстрекаемые лазутчикакми Абдуррахмана жители, восстали против нового хана и напали на дворец. Насреддин, как и его отец, бежал под защиту русских. 10 октября 1875 года он прибыл в Ходжент.

А война разгорелась с новой силой. Мятежники захватили Наманган и русский гарнизон, укрывшись в цитадели, трое суток с трудом сдерживал штурмующих. Скобелев, узнав о начавшемся восстании, 27 октября подошёл к Намангану. Бомбардировками города он принудил противника к сдаче.

Необходимо было кардинально решать проблему с Кокандом и туркестанский генерал-губернатор 5 декабря 1875 г. направляет военному министру «Записку о средствах и действиях против Коканда в 1876 г.» в которой писал:

«Торговый и промышленный Коканд, прочие большие кокандские центра, да и вообще все ханство, более всех других соседних русскому Туркестану, среднеазиатских владений, имеет много общих интересов и непосредственную экономическую связь с Ташкентом и с прочими частями Туркестанского края. Настоящее ненормальное, хаотическое состояние в Кокандском ханстве, несомненно, отражается на всем экономическом быте и строе русского Туркестана.

Помимо этого условия, продление в ближайшем нашем соседстве, подобной анархии и беспорядка, каковые ныне господствуют в Кокандском ханстве, нетерпимо в смысле политическом.

Непрекращение с нашей стороны такого состояния в Кокандском ханстве, подрывая наш престиж в Средней Азии, дискредитирует веру всего здешнего населения в нашу силу.

Я высказываю поэтому мое твердое убеждение в необходимости действовать скоро и решительно. Способ действия заключается в занятии предстоящею раннею весной 1876 года всего Кокандского ханства...».

В январе 1876 года Кауфман, прибыв в Петербург, добивается у императора Александра II решения на полную ликвидацию Кокандского ханства и присоединения его земель к Российской империи. Тут же в Ташкент была отправлена телеграмма с приказом Скобелеву немедленно начать подготовку к походу на Коканд. Такую же телеграмму получил и генерал Г. А. Колпаковский. Первым успел Скобелев. Штурма не случилось, столица Кокандского ханства сдалась без боя. Абдуррахман Автобачи был схвачен и выслан в Россию. А Пулат-бек, прославившийся жестокими расправами с русскими пленными был казнён на маргеланской площади. 

Кокандское ханство перестало существовать. Его территория была включена в состав Туркестанского генерал-губернаторства в качестве Ферганской области. Военным губернатором края стал М. Д. Скобелев.

Казалось в Средней Азии наступила мирная передышка. Но так только казалось.

Глава девятнадцатая

К началу 1870-х годов Россия сбросила с себя вериги Парижского договора 1856 года, ставшего результатом поражения в Крымской войне.

А случилось это так.

19 октября 1870 года российским послам в Европе был направлен циркуляр главы российского МИДа князя Горчакова. В нём излагались мысли, сформулированные императором, а также политической и военной элитой России. Суть документа если вкратце, была cледующей: Петербург больше не считает себя связанным обязательствами, ограничивающими его права на Черном море.

В нём частности говорилось: «В самом деле: в то время, как Россия разоружалась в Черном море и даже, посредством декларации, включенной в протоколы конференции, прямодушно воспрещала самой себе принятие действительных мер морской обороны в прилежащих морях и портах, Турция сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах морские силы в неограниченном размере; Франция и Англия могли по-прежнему сосредоточивать свои эскадры в Средиземном море. Его императорское величество не может допустить, чтобы безопасность России была поставлена в зависимость от теории, не устоявшей перед опытом времени, и чтобы эта безопасность могла подвергаться нарушению, вследствие уважения к обязательствам, которые не были соблюдены во всей их целости”.

Трактат был достаточно жёстким и по тону и по содержанию. В нём со всей определённостью заявлялось, что Государь император: “повелевает вам объявить, что не может долее считать себя связанным обязательствами трактата 18-го марта 1856 года, насколько они ограничивают его верховные права в Черном море”. Те, кому адресовывалось это послание, должны были понять, писать в подобном роде могла позволить себе только очень уверенная в себе держава. Россия возвращалась в большую политику.

В европейских столицах это заявление предсказуемо вызвало взрыв возмущения. Однако всё ограничилось гневными заявлениями и перепиской.

13 марта 1871 года Россией, Османской империей, Германией, Австро-Венгрией, Англией, Италией, Францией в ходе работы Лондонской конференции этих стран, была подписана конвенция. В соответствии с ней России и Турции было разрешено иметь на Чёрном море любое количество военных кораблей. Был в этом решении и небольшой горьковатый привкус. Сохраняя запрет на проход военных кораблей России через проливы, в конвенцию был внесён пункт, разрешавший Турции пропускать через них военные суда дружественных ей стран (то есть бывших противников России в Крымской войне). Тем не менее, Лондонская конвенция была дипломатической победой России, заставившей пересмотреть условия Парижского мира, ограничивавшие её суверенитет на Чёрном море.

Горчаков в одночасье стал национальным героем. Поэт Федор Тютчев написал восторженные строки, посвященные российскому министру иностранных дел:

Да. Вы свое сдержали слово:

Не сдвинув пушки, ни рубля,

В свои права вступает снова

Родная русская земля.

И нам завещанное море

Опять свободною волной,

О кратком позабыв позоре,

Лобзает берег свой родной.

……………………………..

Но кончено ль противоборство?

И как могучий ваш рычаг

Осилит в умниках упорство

И бессознательность в глупцах?
 

Портрет А. М. Горчакова. Художник Н. Т. Богацкий.
Государственный Эрмитаж. 

Вот на фоне такого резкого поворота в европейской политике проходило дальнейшее продвижение России в Центральной Азии. За 20 лет прошедшие с окончания Крымской войны русская власть распространилась на огромную азиатскую территорию. Южная граница России простиралась от Кавказа до Памира и Тянь-Шаня. Туркестанские войска стояли в в 200 верстах от Кашгара, в 1000 верстах от Кабула и 1700 от Лахора. И это очень тревожило англичан.

Одним из предполагаемых очагов англо-русского конфликта был район туркменского Мерва (Мары). Как пишет в своих исторических очерках путешественник и военный географ М. И. Венюков, там Англия стремилась “восстановить противу нас обитателей юго-западной части Арало-Каспийской низменности, в силу той теории, что Англия должна "защищать Индию с севера помощию туркменских шаек, хорошо вооруженных и руководимых искусными офицерами".

Вполне естественно поэтому, что эта территория являлась зоной пристального интереса Британии.

В 1874 году, здесь, во время своего путешествия по Северо-Восточной Персии, побывал офицер разведки индийской армии капитан Джордж Нейпир. Им была собрана стратегическая и политическая информация относительно вероятного захвата русскими войсками Мерва. Туркмены, обеспокоенные взятием Кауфманом Хивы, попытались заручиться покровительством Британии. Однако Нейпир просьбу отклонил.

Через год, другой английский офицер, полковник Чарльз Мак-Грегор, будущий руководитель индийской военной разведки, попытался посетить Мерв, но достигнув Герата получил от своего начальства в Калькутте срочное указание прекратить дальнейшее путешествие, из-за опасения, что это может спровоцировать Кауфмана. Тем не менее Мак-Грегор сумел собрать немало ценной информации по этому малоизвестному региону.
 

Генерал-майор Чарльз Меткалф Мак-Грегор. Фото из книги: Lady MacGregor. The Life and Opinions of Major-General Sir Charles Metcalfe MacGregor. 2 vols. — Edinburgh—London, 1888

Надо сказать Мак-Грегор, был одним из активнейших участников Большой игры. В своём труде «Оборона Индии», - который российский учёный А. В. Постников, с некоторым, правда, преувеличением, назвал «Библией британских русофобов», - им было рассмотрено и проанализировано гипотетическое вторжение русской армии в Индию и меры противодействия этому. В заключительных строках автор писал: «Я торжественно свидетельствую своё убеждение в том, что никогда не может произойти настоящего решения русско-индийского вопроса, доколе Россия не будет выбита из Кавказа и из Туркестана».

Труд этот был издан Мак-Грегором частным порядком, как своего рода меморандум для дальнейшего обсуждения. Тем не менее, когда книга оказалась на руках у русского посла в Лондоне, то в Англии разразился скандал. Лондон затребовал объяснений у Калькутты. Индо-британское правительство, в свою очередь, потребовало от Мак-Грегора объяснений по факту издания, поскольку правительство разрешение на это не давало. В результате автор получил выговор, а тираж книги уничтожен. Мак-Грегор вынужден был оставить свой пост, а британское правительство официально дезавуировало изложенные в книге взгляды и подходы. В Российской империи книга была переведена на русский язык и издана в 1891 г. Военно-учёным комитетом Главного штаба в Санкт-Петербурге. Труд Мак-Грегора стал просто подарком для российских “англофобов” и долгие годы являлся основным свидетельством коварных планов Британии в Туркестане.

Осенью 1875 года капитану британской королевской гвардии Фредерику Бернаби, пришла в голову мысль использовать свой ежегодный отпуск для путешествия в Индию. Маршрут им выбранный должен был пройти через Хиву, Мерв и Персию.

Бернаби обладавший богатырским телосложением и двухметровым ростом, по характеру был авантюрист и любитель приключений. В 1859 году, девятнадцати лет от роду он перелетел через Ла-Манш на воздушном шаре собственной конструкции. Владея несколькими языками, он обладал хорошим слогом и неоднократно, бывая за границей, отправлял корреспонденции в „Таймс“ и другие издания. Посещение русской Средней Азии, также воспринималось Бернаби, как одно из опасных приключений.

Следует сказать, это была вторая попытка англичанина посетить территорию Туркестана. В 1870 году он намеревался отправиться Россию, а затем принять участие в Хивинском походе, но в Неаполе заболел тифом, и от поездки пришлось отказаться.

Путь в Хиву должен был пройти через Петербург, поскольку для посещения российских владений в Азии необходимо было получить согласие военного министерства Российской империи. Англо-русские отношения в то время были далеки от безоблачных и затея англичанина казалась практически безнадёжной. Но Бернаби решил рискнуть и 30 ноября 1875 года английский искатель приключений отправился с вокзала «Виктория» почтовым поездом в Петербург.

В российской столице он немедленно подаёт прошение военному министру Милютину и, к своему удивлению, уже на следующий день получает благоприятный ответ. Министр одобрил поездку британца. Более того Бернаби был уведомлен, что путешественнику по пути следования официальными лицами будет оказана посильная помошь.

Столь доброе отношение к представителю геополитического противника объяснялась очевидно тем, что русская агентура также посещала владения Британской короны, и Милютин надеялся, что и с русскими разведчиками поступать будут столь же доброжелательно. В том, что Бернаби был шпионом военный министр не сомневался.

И был прав. Бернаби служил в разведывательном департаменте военного министерства, и поездка в Хиву была связана именно с этим ведомством. Написание книги о предстоящем путешествии служило прикрытием.
 

              Капитан Фредерик Густавус Бернаби. Портрет Джеймса Тиссо

 

В середине декабря, проехав часть пути по железной дороге, часть на перекладных, Бернаби прибыл в Оренбург. Здесь он встретил бывшего хана Коканда Худояра, который находился там в почётной ссылке, но отнюдь не скучал.

Из Оренбурга англичанин преодолев почти 900 километров, и едва не отморозив пальцы, добрался до крепости Казалинск, откуда намеревался достичь Хивы, а затем и Мерва.

Несмотря на нежелание русских властей допустить англичанина в Хиву, тот всё же проник в древний город. Там его ждал пышный прием в ханском дворце. Время отпущенное на аудиенцию Бернаби потратил на рассказы о невероятном могуществе Британии и на уверении как хорошо быть союзником англичан. 

На следующее утро к британцу явились посыльные с письмом от начальника Аму-Дарьинского отдела полковника Н. А. Иванова (будущего туркестанского генерал-губернатора). В письме сообщалось, что в Петро-Александровске (ныне г. Турткуль) Бернаби ожидает срочная телеграмма.
 

Н. Н. Каразин. Виды города и крепости Петро-Александровска (с фотографии).

1) Лесной и дровяной базар. 2) Крепостные ворота. 3) Грибок — зонтик для часовых.

4) Верблюды, доставляющие сено. 5) Базарные типы. 6) Бараки 3-го линейного батальона.

7) Слободка за эспланадою крепости. 8) Военная и приходская церковь.

Пришлось британцу отправиться в русское укрепление, где приняли Барнаби удивительно сердечно. Объяснялась это видимо тем, что русским было известно содержание телеграммы. Для Бернаби же, текст депеши явился неприятным сюрпризом. Главнокомандующий британской армией фельдмаршал герцог Кембридж приказывал ему немедленно вернуться в Петербург. Надежды Бернаби проникнуть далее, в Бухару и Мерв рухнули.

Несмотря на столь удручающее окончание миссии британскому офицеру все же удалось кое что узнать. В частности он выяснил настроения, царившие среди русских офицеров. Они отрыто обсуждали перспективы будущей схватки с Англией, и Бернаби поспешил оповестить британское общество и, в первую очередь власти, о предполагаемых военных планах России. В Лондоне к его информации отнеслись более чем серьезно и даже удостоили аудиенции у королевы Виктории.

В том же году вышла книга Бернаби – «Поездка в Хиву», имевшая огромный успех. Тон её - насколько мог себе это позволить профессиональный разведчик, - вполне благожелательный, местами даже с симпатиями к русским.

После этого Бернаби отправляется в Турцию с целью разузнать о готовности турок к войне с Россией. Русские к этому времени уже имели представление, что собой представляет неугомонный англичанин. В Константинополь Бернаби приезжает совершенно открыто, и об этом немедленно становится известно российскому послу графу Игнатьеву. Когда британский разведчик добрался до города-крепости Эрзерум в Восточной Турции, там его уже ждали. Дружески настроенный к британцу чиновник сообщил ему, что местный российский консул получил телеграмму с приказом в ближайшее время наблюдать за британским офицером. “Два месяца назад, —говорилось в ней, — некий капитан Бернаби отбыл из Константинополя в путешествие по Малой Азии. Он — заклятый враг России. Мы потеряли его след с момента его отъезда из Стамбула. Полагаем, что реальной целью его поездки может быть пересечение российской границы”.

Бернаби, поняв, что миссия провалена возвратился на родину.

Результатом этой поездки стала новая книга - «Верхом через Малую Азию», - имевшая ещё более оглушительный успех.

В 1884 году, вместе с корпусом генерала Гордона, Бернаби отправляется добровольцем в Судан. 17 января 1885г. в рукопашном бою при Абу-Клеа, Фредерик Густавус Бернаби был убит. Ему было всего 43 года.
 

Обелиск воздвигнутый на кладбище Собора св. Филиппа в Бирмингеме. Надпись гласит: “Полковник Фредерик Густавус Бернаби, Бедфорд, 1842- Абу-Клеа, Египет 1885), Английский путешественник и солдат”.

 

Между тем, несмотря на присоединение Коканда к России, умиротворения там не наступило. Против русской власти подняли мятеж памирские племена - кара-киргизы, сарты и кипчаки. Во главе восставших встала женщина-воительница Курманджан-датка - “Алайская царица”.

Глава двадцатая
 

С присоединением Кокандского ханства к России, на его территории казалось наступило умиротворение. Однако на горных окраинах граничащих с Кашгаром и Каратегином восстали воинственные кочевые племена кара-киргизов, к которым присоединилась часть сартов и кипчаков. Во главе мятежников стояла женщина, - “Алайская царица”, Курманжан-датка.

Как ни покажется странным подобное явление, учитывая закрытость женщин в мусульманском мире, далеко не единственное. Известный русский путешественник Н. М. Пржевальский повстречал во время своих странствий другую царственную мусульманку –правительницу таранчей. 

Курманжан родилась в 1811 году в семье простого кочевника из рода Мунгуш. Когда ей исполнилось 17 лет её выдали замуж за человека намного старше неё. Увидев жениха впервые только на свадьбе, сильная и своенравная девушка вопреки обычаям отказалась уезжать к мужу. Три года она прожила у родителей, лишь номинально считаясь замужней женщиной. В 1831 году правителю алайских киргизов Алимбекупонравилась умная и энергичная Курманжан, и он решил к ней посвататься. Но в ответ услышал: "Пока меня не освободят от брачных уз, по законам шариата, не то что вы, даже Кокандский хан не может на мне жениться!". В 1832 году настойчивый претендент на руку Курманжан, добившись расторжения брачного соглашения, всё таки стал её мужем.

Алимбек, дослужился до должности визиря при Кокандском хане и во время его частого отсутствия Курманжан становилась фактической правительницей Алая. В 1862 году правитель алайских киргизов погибает от рук заговорщиков, и его вдова полностью берёт бразды правления в свои руки.

Курманжан вела независимую политику. Это весьма не нравилось Худояр-хану. Но, когда он попытался обложить алайцев податью, то встретил такое упорное сопротивление, что вынужден был отступиться.

Признал Курманжан и бухарский эмир Музаффар. Ей было присвоено звание датки «с надлежащим ярлыком и подарками». Титул “датка” появился в XVIII веке в среднеазиатских ханствах. Произошёл он от персидского слова «додхох», что значит «справедливый». Обычно звание это давалось специальной “фетфой” (указом) Шейх уль-Ислама Бухары (высшее исламское духовенство Центральной Азии). Курманжан стала первой женщиной получившей этот титул и единственной женщиной, удостоившейся торжественного приёма во дворце бухарского эмира.

Курманжан-датка. Портрет
с фотографии 1907 г.

 

Правила Алайская царица мудро и справедливо, успешно регулируя родовые споры своих подданых.

Прекрасно понимая значение Великого Шёлкового пути она ввела плату за безопасный проход торговых караванов, проходивших по её территории. В своей власти она опиралась на сыновей – Абдуллабека, Мамытбека, Камчибека и Асанбека, а также племянника Мирзу. Каждый из них управлял частью киргизских кочевий на Алае.

Когда в Коканде вспыхнуло восстание против Худояр-хана, Курманжан выступила на стороне мятежников, а её старший сын Абдуллабек стал ближайшим сподвижником Пулат-бека. После подавления мятежа и ликвидации Кокандского ханства перед Курманжан встал вопрос об отношении к новым русским властям. В её окружении не было единой позиции по этому вопросу. Племянник Мирза-Паяз предлагал заключить мирное соглашение с Кауфманом, ее сын Абдуллабек, напротив, выступал за продолжение борьбы с “кяфирами”. Его поддержали многие беженцы из Ферганы. Сама Курманжан думала о переселении к границе с Кашгаром, подальше от российских военных сил.

В апреле 1876 года Абдуллабек собрав полуторатысячное войско засел в местечке Янги-Арык, в высоких горах. 25 апреля он совершил вылазку против солдат Скобелева, но был разбит и бежал в Афганистан.

Когда известие о поражении и бегстве сына дошли до царицы Алая, она со всем своим имуществом попыталась уйти во владения Якуб-бека. Попытка не удалась. На границе ее ограбили кашгарцы и Курманжан вместе с сыном Камчибеком и племянником Мирза-Паясом была вынуждена вернуться назад.

В сражении при Янги-Арыкена стороне русских сражался манап (правитель) рода сарыбагыш Шабдан Жантаев. Вскоре судьбы Шабдана и Курманжан пересекутся, поэтому сделаем небольшое отступление, чтобы рассказать об этой удивительно яркой личности.

Шабдан Жантаев родился 29 октября 1839 года в семье Жантая Карабекова, правителя сарыбагышских киргизов. С детства отец готовил Шабдана на роль своего будущего преемника, прививая сыну главные качества горцев - отвагу, усердие и бесстрашие.

В возрасте 11 лет Шабдан был отправлен в качестве заложника ко двору кокандского хана. В 1860 году, повзрослевший, он принимает участие в Узун-Агачском сражении, где русский отряд подполковника Колпаковского нанёс поражение значительно превосходящему числом войску кокандцев. Превосходство русского оружия произвело огромное впечатление на юношу.

Весной 1862года Шабдан проявляет смелость и решительность при обороне Ташкента от мятежников, и кокандский хан назначает его беком г. Туркестан.

После того как отец Шабдана принял российское подданство, ханские власти бросают его сына в пишпекскую тюрьму. Но отважному и непокорному киргизу удаётся оттуда бежать, а осенью 1862 г. кокандская власть в Пишпеке была низложена. Через пять лет после этого события образуется Туркестанское генерал-губернаторство и ШабданЖантаев переходит на русскую службу.

В 1868 году Токмакский уездный начальник майор Г.С. Загряжский отправился по киргизским кочевьям с целью переписи податного населения. В качестве помощника присоединяется к экспедиции и Шабдан с двумя сотнями своих джигитов.

В местности Кетмен-Тюбе Загряжский с несколькими киргизами, переводчиком и писарем решил отправиться в соседний аил. Шабдан посоветовал взять с собой побольше людей. Но Загряжский ответил, что кокандцы далеко, а здешние жители российские подданные и беспокоиться нечего.

- Есть ещё Якуб-бек, заметил Шабдан, - Его люди баламутят здешний народ.

Но Загряжский только усмехнулся. Как показали дальнейшие события уездный начальник был излишне беспечен и это чуть не стоило ему жизни.

Завершив в аиле дела, Загряжский и его помощники расположились на ночлег. Внезапно на спящих напали люди манапа киргизского рода саяк Осмона Тайлакова, сторонника Якуб-бека.

Завязался короткий бой. Загряжский выскочил с двумя револьверами в руках и стреляя в нападавших сумел скрыться в темноте. Остальные были захвачены в плен.

Как только о нападении узнал Шабдан, он со своими джигитами тотчас бросился в погоню. Пленных удалось отбить, а разбойники с потерями ушли в Кашгарию.

За спасение начальника Токмакского уезда Шабдан Жантаев был награждён золотой медалью на Станиславской ленте и почётным халатом.

Это была первая, но отнюдь не последняя награда отважного воина. За участие в стычках с кокандцами и проявленную воинскую храбрость он получил серебряную медаль "В память о покорении Кокандского ханства". За действия по разведке в долине реки Ат-Баши, близ китайских пределов, Шабдана наградили золотой медалью на Анненской ленте. За участие в операции по усмирению кокандского восстания Жантаев получил Георгиевский крест 4-й степени.

В 1883 году Шабдан-батыр был приглашён в Санкт-Петербург на коронацию императора Александра III. Там он был "высочайше награждён чином войскового старшины милиции", что соответствовало чину полковника, и "золотыми часами с такою же цепочкою".

Шабдан Жантаев со своей семьей. Фотография 1908 г.

 

Шабдан Жантаев ушёл из жизни 6 апреля 1912 года в возрасте 72 лет. Незадолго до смерти он получил именную пенсию и 300 гектаров земли, которыми, однако, не успел воспользоваться.

Но вернёмся в 1876 год.

Летом этого же года по решению Кауфмана формируется Алайская экспедиция под командованием генерала Скобелева.

Не имея завоевательных целей, она являлась внушительной военной демонстрацией предназначенной для непокорных алайцев. Крупных боевых столкновений, однако, не предполагалось, главным было научное изучение Алая, территории практически не изученной. В экспедиционный отряд для этой цели были командированы такие специалисты, как: натуралист В.Ф. Ошанин, военный геодезист А.Р. Бонсдорф, партия топографов под командованием подпрапорщика Л. В. Лебедева и другие. 

Самому Скобелеву ставилось задачей: исследовать алайские пути, наметить границы с соседними ханствами и, став в долине Кызыл-Су, организовать управление киргизами и фактически подчинить их русской власти.

Для решения этих задач были собраны довольно внушительные военные силы разделённые на три группы: Уч-Курганская во главе с полковником Юнием, Ошская подполковника Горнавского и Гульчинская, руководимая полковником Гардером.

16 июля поход начался. Три колонны из Гульчи, Оша и Уч-Кургана вышли, чтобы соединиться в урочище Арча-Булак в Алайской долине. Скобелев шел с гульчинской колонной, с теми самыми солдатами, которые ещё недавно вместе с ним в страшный зной пробирались через глубокие пески хивинских пустынь. Теперь так же мужественно они преодолевали заснеженные горные выси.

Но вот подъём закончился и глазам русских воинов предстала волшебная картина Алайской долины окаймлённая цепью Алайского и Заалайского хребтов и изрезанная голубыми горными ручьями. Пять лет назад этой же картиной любовались первые русские путешественники, проникшие в этот край Алексей и Ольга Федченко.

Алайская долина. Гравюра, выполненная по рис. О. Федченко для капитального труда Ж. Реклю “Земля и Люди”

Спуск в долину оказался лёгким. Вскоре в урочище Арча-Булак прибыли другие колонны и на берегу Кызыл-Су вырос военный городок, состоящий из пестрых бухарских палаток и войлочных киргизских юрт.

Жители долины при приближении русских попрятались. Но, увидев, что им ничего не угрожает, - напротив русские приходят в близлежащие аулы покупать баранов и кумыс, расплачиваясь полновесными деньгами, - стали проникаться доверием. К начальнику отряда, один за другим, стали являться старшины аулов с изъявлением покорности. Но не всё было так гладко. Агитаторы Абдуллабека мутили воду и подстрекали алайцев к сопротивлению. То тут, то там появлялись шайки. Скобелев распорядился послать рекогносцировочные отряды, чтобы разгонять их и наблюдать за общим настроением народа. При этом излишне суровых мер рекомендовалось избегать. Необходимо было решить всё миром, а для этого нужно было договориться с той, которая имела абсолютный авторитет в этом краю – Курманжан-даткой.

Вскоре это произошло. 29 июля под местечком Бордаба на нее случайно вышли джигиты Шабдана Жантаева, которые пленили ее и передали казакам из отряда князя Витгенштейна.

Скобелев встретил алайскую правительницу со всеми полагающимися ей почестями. Угостив, по восточному обычаю сладостями, надел на неё парчовый халат. Отметив ее огромное влияние на киргизов Алая, попросил ее убедить их склониться на требования России. Её сыновьям он обещал полную безопасность, если они вернутся в Алай к мирной деятельности. Курманжан, поняв бесполезность дальнейшего кровопролития, согласилась на все предложения Скобелева. По всему Алаю разослала она приказ, чтобы “храбрые батыри, взявшиеся за оружие, совершенно спокойно возвращались в свои аулы”. Три сына, Махмуд, Хасан и Батыр послушались своей матери и вернулись на родину, Абдуллабек же не захотел подчиниться неверным. Из Памира он пробрался в Афганистан, оттуда ушёл паломником в Мекку, но по дороге заболел и умер.

7 августа Скобелев выступил из Арча-Булака для обзора и уточнения кашгарской границы. С присоединением Коканда русские владения в Памире подошли к границе не очень дружественного государства Якуб-бека. Естественно встал вопрос о защите новых рубежей. В своей докладной записке Кауфману, от 23 октября 1876 года, Скобелев, касаясь этой проблемы, пишет: «Мириться с такими границами немыслимо, как потому, что это лишает нас удобных административных пунктов для управления нашими горными подданными, так и еще главным образом потому, что мы не должны допускать чьего бы то ни было влияния на них, кроме нашего». Настаивая на «признании всего Ферганского Тян-шаня нашим», генерал предлагал основать «на нашей новой кашгарской границе в том виде, в котором я осмеливаюсь просить Ваше Высокопревосходительство ее признать», казачьи станицы и даже целое казачье войско, «раз навсегда обеспечивающие нам действительное обладание горной полосою и обеспечивающие власть в крае русского элемента». Скобелев считал «венцом наших усилий в Среднеазиатском вопросе» способность «занять относительно Азиатских Британских владений такое угрожающее положение, которое облегчило бы решение в нашу пользу трудного восточного вопроса — другими словами: завоевать Царьград своевременно, политически и стратегически верно направленною демонстрацией». А завоевание Константинополя (Царьграда), как мы знаем, было вековой мечтой русских царей.

Экспедиция находилась в долине Алая до 28 августа, затем Скобелев, с большей частью отряда – остальная часть осталась для проведения исследований и рекогносцировок -выступил обратно в Коканд, через перевал Кара-Казык. 1 сентября преодолев тяжелейший путь через ледник, засыпанный камнями, отряд вышел к кишлаку Вуадиль в Ферганской долине.

Научные результаты экспедиции были впечатляющи. 26 тысяч квадратных вёрст почти неизвестной территории было нанесено на карту, определены 11 астрономических пунктов, произведено 42 барометрических измерения от Коканда до перевала Уч-Бель-Су; определено магнитное склонение на 5 пунктах, собраны богатые естественно-исторические коллекции.

Впечатляли и политические итоги. Ферганская область, наконец была умиротворена. Алай «с 17380 семействами» был присоединен к России. На этой территории были образованы три волости: Гульчинская, Ак-Буринская и Ноокатская, которые вошли в состав Ошского уезда. Управляли ими сыновья Курманжан. Алайская царица была верна своему слову и до конца жизни проводила пророссийскую политику, а во время памирских походов русской армии снабжала провиантом отряд полковника М.Е. Ионова, с которым находилась в дружеских отношениях. В одном из писем к нему она писала: «Когда Ферганское мусульманское государство не признавало еще Россию, я воевала и спорила с Вами… В это мирное время я заявляю: весь мой народ, я сама и мои родные никогда не выступим против Вас. От нас никакой неприятности не будет. Если мой народ сделает плохо и станет изменником, тогда накажу виновного самой тяжкой мерой, буду вечно мучиться до конца дней своих».

Однако это не уберегло Курманжан от личной трагедии. В 1893 году двое ее сыновей и два внука были обвинены в контрабанде, а любимый сын Камчибек, правитель Оша, - в убийстве таможенного чиновника. Курманжан даже со своим влиянием не смогла выручить сыновей и внуков. Все ее прошения, а также ходатайства влиятельных русских друзей были отклонены. Камчибека и его подручного Мамон Палвана повесили, остальных сослали в Сибирь. Согласно легенде, верные киргизы предлагали ей силой отбить осужденных, но Курманжан отказалась, сказав: «Горько осознавать, что уйдет в мир иной мой младший, но я никогда не перенесу того, что из-за моего сына погибнет мой народ. Не будет мне тогда ни на том, ни на этом свете оправдания».

Курманджан-датка верхом на лошади.
Рядом стоит один из её внуков.
Фото Карла Маннергейма

В 1881 году, по ходатайству туркестанского генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана, Курманжан-датке была назначена пенсия в размере 300 рублей в год. А в 1902 году в селение Мады, где она проживала, прибыл Ошский уездный начальник, полковник В. Н. Зайцев и вручил ей личный подарок императора Николая II — золотые дамские часы с изображением государственного герба империи, украшенные бриллиантами и розами, с цепочкой и брошью.

В 1906 году Алайскую царицу посетил полковник Карл Маннергейм, по заданию генерального штаба совершавший путешествие по Азии. Будущий президент Финляндии свидетельствовал, что Курманжан была окружена искренней любовью и всенародным почитанием. Умерла она в 1907 году в возрасте 96 лет.

Как уже отмечалось, расширив свою территорию до предгорий Памира, Россия вышла к границе с государством Якуб-бека. Для решения вопроса размежевания пограничных территорий, а также для получения военно-политической и экономической информации о ситуации в Восточном Туркестане, генерал-губернатор К.П. Кауфман отправляет в Кашгар посольство во главе с капитаном А.Н. Куропаткиным.

Глава двадцать первая

Ко времени отправки миссии Куропаткина в Кашгар, Цинский Китай огнём и мечом подавил длившееся пять лет восстание в Джунгарии и вышел на подступы к Восточному Туркестану. Оставалось покончить с последним очагом антиманьчжурского сопротивления - основанным Якуб-беком государством Йеттишар (Семиградье).

К весне 1876 года «имперский комиссар» Цзо Цзунтан - генерал-губернатор провинций Шаньси и Ганьсу - приступил к решению этой задачи. Китайское войско, сосредоточенное на границе с Синьцзяном,насчитывало до50 тысяч человек.

Примерно в эти же дни, а точнее 19 марта 1876 года, в здании Главного штаба в Санкт-Петербурге проходило совещание высших чинов Российской империи. В повестке дня: «Сохранение в Кашгаре господства нынешнего владетеля или, напротив, ниспровержение его и восстановление власти китайского правительства».

О том, какое значение придавалось событиям в Восточном Туркестане говорил состав совещания: военный министр Д. А.Милютин, товарищ (заместитель) министра иностранных дел Н. К.Гирс, туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман, генерал-губернатор Западной Сибири Н. Г.Казнаков, начальник Главного штаба генерал-адъютант Ф. Л.Гейден, вице-директор Азиатского департамента МИД А. А. Мельников, заведующий Азиатскими делами Главного штаба полковник А. П. Проценко и чиновник по дипломатической части при Туркестанском генерал-губернаторе статский советник А. А. Вейнберг. В качестве эксперта по Китаю к работе совещания привлекли полковника М. И. Венюкова, бывавшего в Китае с разведывательной целью, и сыгравшего немалую роль в присоединении к России бывших владений империи Цин на Амуре и в Приморье.

Якуб-бек к тому времени официально считался вассалом Османского султана, признав того халифом и получив из Стамбула титул эмира. Исламистские и антирусские взгляды владыки Йеттишара, равно как и его планы в отношении мусульман Центральной Азии, секретом не были. Это означало, что в случае войны с Турцией Россия получит на своих среднеазиатских границах враждебное и агрессивное государство.

На совещании эту ситуацию прекрасно обрисовал М. И. Венюков:

«Только Россия является препоной честолюбивому эмиру в его стремлении основать большое мусульманское государство в Средней Азии… С нашей стороны, конечно, нет никакого резона содействовать осуществлению его планов и, напротив, должно желать, чтобы усилению Еттишара был положен, наконец, предел. Всего бы лучше, по-видимому, было содействовать китайцам в нанесении ему хорошего удара с востока, для чего достаточно упрочить их положение в Чжунгарии и Хами и снабдить их оружием и другим военными запасами. Китайцы – соседи испытанного миролюбия и притом имеют одинаковый с нами интерес в Средней Азии: сдерживать волнения номадов (кочевников, прим. В.Ф.), столь вредных для их оседлых соседей. Их соседство в Кашгаре было бы выгодно для нас уже потому, что заслонило бы нас от британской Северной Индии, откуда идут не только неприязненные нам внушения Якуб-беку, но и оружие, далеко превосходящее луки со стрелами и фитильные ружья среднеазиатцев…»

В этом же духе выступили и другие участники совещания. В результате, в итоговом протоколе было отмечено, что господство Цинской империи в Восточном Туркестане «не столь опасно для наших Среднеазиатских владений, как власть Якуб-бека, стремящегося создать подле нашей границы сильное независимое мусульманское государство, могущее всегда поддерживать брожение в подвластном нам мусульманском населении».

Накануне решающих событий в Синьцзяне, весьма эффективно поработала российская разведка, представив ценный материал, как с одной, так и с другой, противоборствующих сторон.

Экспедиция путешественника и полковника Генштаба Н. М. Пржевальского пересекла эту территорию с северо-запада на юго-восток. «По всему видно было, - писал Николай Михайлович, - что наше путешествие не по нутру Якуб-беку, но ссориться с русскими для него теперь было нерасчётливо ввиду войны с китайцами». После приёма Пржевальского властителем Кашгара, в Петербург ушло донесение с чётким прогнозом: государство Якуб-бека обречено, оно развалится от первого же удара китайцев.

По другую сторону фронта другой русский полковник, Ю. А. Сосновский, нанёс визит в ставку «императорского комиссара» Цзо Цзунтана.

Н.М. Пржевальский, фото и Ю.А. Сосновский гравюра И. И. Матюшина с рис. П. Ф. Бореля. Журнал “Всемирная иллюстрация”, 1876 г.

 

О китайском военачальнике, в отличии от личности Якуб-бека, русским практически ничего не было известно. Встречу цинского генерала с делегацией Сосновского ярко описал в своих воспоминаниях врач и художник экспедиции Павел Яковлевич Пясецкий.

«Генерал Цзо человек небольшого роста, довольно полный, лет около шестидесяти, и своим серьёзным и умным лицом несколько напомнил мне Бисмарка, только в смуглом виде. За обедом Цзо был непосредствен и весел: радовался забавным для китайского уха русским именам, удивлялся европейскому письму буквами, рассказывал о том, как недавно попробовал европейское шампанское”.

В конце обеда китайский военачальник спросил у гостей, прекратилось ли в России людоедство. Сосновский, не моргнув глазом, ответил, что людоедство ныне существует лишь в строго отведённых властью местах.

После обеда Цзо Цзунтан повёл своих «русских друзей» на улицу раздавать рисовые пирожки маленьким детям, оставив о себе впечатление как о добродушном, гостеприимном «конфуцианце».

Результатом встречи Цзо Цзунтана и Сосновского стала договорённость о поставках российского продовольствия вошедшим в Синьцзян китайским войскам.

Договор о поставках вместе с авансом был отправлен в г. Верный, под охраной китайских кавалеристов и казаков из конвоя Сосновского.

Цзо Цзунтан, портрет работы П. Я. Пясецкого и фото участника экспедиции А.Э. Боярского .

Такова была военно-политическая обстановка в Восточном Туркестане накануне отправки туда А. Н. Куропаткина.

Реальная задача, стоящая перед миссией - убедить Якуб-бека, что Россия по-прежнему стремится поддерживать с ним дружеские отношения, чтобы не спровоцировать его на враждебные действия, поскольку Якуб-беку стало уже известно о начавшихся поставках российского продовольствия для китайской армии. Кроме того, в задачу экспедиции входил сбор сведений для последующего военно-географического описания Кашгариии составление карты этого региона.

Выбор К.П. Кауфманом А.Н. Куропаткина в качестве главы посольства был не случаен. Будущий военный министр (1898-1904 гг.) и последний генерал-губернатор Туркестана, Алексей Николаевич Куропаткин родился 17 марта 1848 года в с. Шешурино Псковской губернии. Его отец Николай Емельянович Куропаткин, капитан-геодезист, преподавал в 1-м кадетском и Морском корпусах в Петербурге.

Начало биографии Алексея Николаевича типично для русского дворянина средней руки: домашнее воспитание, 1-й кадетский корпус в Петербурге и Павловское военное училище, в которое он поступил в 1864 году. На духовное становление и формирование гражданской позиции юноши, по его собственному признанию, сильнейшее влияние оказала русская литература того времени, произведения Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого.

Окончив в 1866 году Павловское военное училище 18-летний подпоручик отправляется на службу в Туркестан и сразу попадает в боевую обстановку. Участвует в штурме Самарканда, в сражении на Зербулакских высотах, повторном взятии Самарканда и других боях. За боевые отличия Куропаткин был награжден орденами св. Станислава и св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, и произведен в поручики. В 1869 году назначен ротным командиром, а в августе 1870 года за отличие по службе был произведён в штабс-капитаны.

В 1871 году молодой офицер поступает в Николаевскую академию Генерального штаба, которую блестяще оканчивает, и в качестве поощрения направляется в заграничную военно-научную командировку в Алжир. Здесь он участвует в боевых действиях французских войск в Сахаре и регулярно посылает корреспонденции в “Военный сборник”. Итогом пребывания в Северной Африке стала первая большая научная работа А. Н. Куропаткина «Алжирия» опубликованная в 1877 году и сделавшая его имя известным широкой общественности. Научная конференция Академии Генерального штаба оценила этот труд как диссертацию на право занятия профессорской кафедры.

Возвратившись в Россию в конце 1875 года, Куропаткин продолжил службу в штабе Туркестанского военного округа. Здесь судьба свела его с М. Д. Скобелевым и вскоре Алексей Николаевич становится начальником штаба у него в отряде. Вместе они участвуют в покорении Коканда, где вновь Куропаткин проявляет себя как храбрый офицер. Так, в январе 1876 года, командуя штурмовой колонной в ночном бою под Уч-Курганом, он первым взобрался на крепостную стену, за что был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.

Вот как, в письме к Кауфману, характеризует Скобелев своего боевого товарища: ” Начальник штаба у меня Куропаткин. Ваше высокопревосходительство уже давно оценили по достоинству этого героя-солдата и прекрасного, полного благородства человека. С ним мне жить легко, несмотря на рычание толпы завистников, больше прежнего на меня злящихся”.

Гравюра Ю. Барановского по рис. П. Ф. Бореля, Иллюстрированная
хроника войны. Приложение к журналу “Всемирная иллюстрация”. № 70, 1878г. 

 

Именно этому блестящему офицеру, отличавшемуся кроме всего прочего, “поразительным спокойствием и выдержкой, вместе с изысканной воспитанностью”, было поручено возглавить миссию в Йеттишар.

Куропаткин неплохо разбирался в сложившейся ситуации, хорошо представлял задачи, стоящие перед миссией. К тому же у него имелся достаточный дипломатический опыт, накопленный за период службы в Туркестане. Кроме того, знание географических условий, обычаев и традиций населения этого региона, видимо, также сыграло свою роль при его назначении. Готовясь к трудной и опасной экспедиции, А.Н. Куропаткин изучил весь имеющийся о Йеттишаре материал и пришел к выводу, что “Наши сведения, имевшиеся в то время, были не только неполны, но в значительной степени преувеличивали действительную силу правителя Кашгарии Якуб-бека и значение основанного им государства. В Кашгарии видели сильное мусульманское государство, к которому как к центру, могли примкнуть симпатии мусульманского населения не только слабых мусульманских государств, еще сохранивших независимость, но и населения завоеванных нами областей. Значение Кашгарии в наших глазах увеличивалось вследствие попыток англичан привлечь эту страну на свою сторону итребовалось проверить на месте, насколько действительные средства и силы Якуб-бека могли быть нам опасны”.

В мае 1876 г. русское посольство, в состав которого были включены брат А.Н. Куропаткина, артиллерийский капитан Н.Н. Куропаткин, штабс-капитаны Н. Старцев и А. Сунаргулов, врач Эрден и натуралист Вилькинс, выступило из Ташкента. Благополучно проследовав Ходжент, Коканд, Маргелан, по дороге к Гульче, миссия была атакована шайкой разбойников. В результате стычки Куропаткин был ранен и вернулся для лечения в Ош. Пришлось отложить посольство до осени.

25 октября 1876 г. миссия прибыла в Кашгар. Якуб-бек находился в это время в г. Курля, по этой причине русскому посольству предписывалось оставаться на месте и ожидать указаний.Однако, угроза Куропаткина вернуться без всяких переговоров оказала воздействие, и русскому посольству было разрешено двигаться дальше.

В начале весны 1877 года, успешно выполнив все задачи,посольство вернулось в Ташкент.

Собранный уникальный географический, исторический, этнографический и военный материал по Восточному Туркестану, Куропаткин обобщил в работе “Кашгария”.

Тем временем наступление Цинских войск продолжалось. Армия Якуб-бека, охваченная дезертирством, терпела одно поражение за другим.

Войска Цзо Цзунтана в провинции Ганьсу готовятся к наступлению на Синьцзян, фотография 1875 года

А в мае 1877 года произошло событие, поставившее жирный крест на существовании Йеттишара.

Вот как об этом пишет А. Н. Куропаткин.

“6-го мая 1877-го года, в 5 часов пополудни, Бадаулет (Счастливец, так называли Якуб-бека, прим. В.Ф.) был сильно раздражён своим мирзою (секретарём) Хамалом, которого за неточное исполнение каких-то поручений он бил прикладом до смерти. Убив Хамала, Якуб-бек набросился и начал бить своего казначея Сабир-ахуна. В это время с ним сделался удар, лишивший его памяти и языка. Оставаясь в этом положении, Бадаулет 17-го мая в 2 часа утра скончался. Слухи об отравлении Якуб-бека сыном его Хак-Кули-беком и о том, что он сам, в виду неудач против китайцев принял яд, не имеют основания…”

Цинские войска вошли в Кашгарию и Ташкенту теперь нужно было решать пограничные вопросы с Китаем. Но об этом мы расскажем ниже.

Весной 1877 года Россия вступила в очередную, одиннадцатую, войну с Османской империей. А.Н. Куропаткин, М. Д. Скобелев и целый ряд других участников Туркестанских походов поспешили на Балканский театр военных действий.
 

Глава двадцать вторая

О Русско-турецкой войне 1877-1878 годов написано сотни книг, опубликовано неимоверное количество мемуаров, сняты десятки фильмов. К тому же, это событие находится несколько в стороне от темы нашего повествования. Поэтому мы лишь вкратце напомним, как протекала и как закончилась, одиннадцатая по счёту, русско-турецкая война.

Поводом для конфликта послужили антитурецкие восстания в Сербии, Боснии и Черногории. Подавлялись эти выступления самым кровавым образом. Российская Империя, считающая себя покровителем славянских народов, не могла остаться в стороне, и 12 апреля 1877 года объявила Турции войну.

Через месяц русские войска вошли в Румынию, а в ночь с 14 на 15 июня 1877 года армия под командованием Великого Князя Николая Николаевича героически форсировала Дунай. В этой операции вновь отличился генерал Скобелев.

Зарубежные военные эксперты не сомневались, что операция по форсированию Дуная обернётся для русской армии значительными потерями, которые они определяли от 10 до 30 тысяч человек. Они ошиблись. Потери оказались минимальны: 748 человек убитыми, утонувшими и ранеными, и всего два потерянных орудия (из многих десятков, переправленных на турецкий берег).

Н. Д. Дми́триев-Оренбу́ргский. Переправа русских войск через Дунай.
Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

 

К началу июля был занят стратегически важный Шипкинский перевал, где развернулись самые кровопролитные бои. Противник значительно превосходил русскую армию как в вооружении, так и в людских ресурсах, и всё же к концу 1877 года перевал был взят русскими воинами под командованием ещё одного “туркестанца” генерала Н. Г. Столетова. Затем последовала осада и падение Плевны, ставшее переломным моментом в ходе войны.

Был и второй театр военных действий - Кавказский. Здесь военная удача также была на стороне русской армии:были взяты турецкие крепости Ардаган, Карс, Батум, Эрзерум, Баязет.

В начале 1878 года русские солдаты подошли к Константинополю, и турки запросили мирные переговоры.

Занятие русскими столицы Турции было абсолютно неприемлемо для Англии. Для противодействия этому, эскадра британского флота под командованием адмирала Джеффри Горнби, получила приказ войти в Мраморное море, продемонстрировав тем самым свою решимость противостоять намерениям России утвердиться на Босфоре.

Александр II не решился на жёсткий отпор и русские войска в Константинополь не вошли. 19 февраля в Сан-Стефано был подписан мирный договор между Османской империей и Россией, по которому северная часть Болгарии получала независимость, подтверждалась самостоятельность Сербии, Черногории, Румынии. Россия получала Южную часть Бессарабии с крепостями Ардаган, Карс и Батум. Также Турция обязывалась выплатить Российской Империи контрибуцию в размере 1,410 млрд. рублей.

Результаты этого соглашения, однако, совершенно не устраивали западные страны и в июне

1878 года был созван Берлинский конгресс, на котором условия договора были пересмотрены. Македонская республика и восточная область Румынии возвращались Турции; Англия, не принимавшая участие в войне, получала Кипр; Германии досталась часть земель Черногории.

А что в это время происходило на шахматной доске “Большой игры”? Для ответа на этот вопрос вернёмся в Центральную Азию.

Пока шли переговоры в Сан-Стефано, пока готовился конгресс в Берлине, в Туркестане и Афганистане разворачивалась шпионская интрига и шла подготовка к удару по британским владениям в Азии.

Ещё за год до начала военных действий на Балканах, К. П. фон Кауфман, убеждал Милютина и Горчакова, что для благополучного исхода грядущей войны, необходимо нанести удар по главной сокровищнице Британии - Индии. Именно там, по мнению туркестанского генерал-губернатора была ахиллесова пята “Владычицы морей”. Главная военная сила Англии, её военно-морской флот был бы бессилен в этом случае.

И в то время, когда эскадра Горнби демонстрировала решимость Британии не допустить русских в Константинополь, в Петербурге собралось Особое совещание, где обсуждался вопрос военных действий на среднеазиатских границах. В результате был сделан вывод, что“предпринимать большое военное движение к стороне Индии с целью решительно поколебать английское владычество в этой стране в настоящее время было бы неудобно и нежелательно, с одной стороны, потому что большинство военных сил империи необходимо иметь в готовности для других, еще более настоятельных потребностей, обусловленных настоящим политическим положением дел в Европе, а с другой – потому что оно повело бы к такому напряжению военных и финансовых средств государства, которое после принесенных громадных жертв только что оконченной победоносной войны было бы крайне тяжело для народа”.

Правда, совсем от плана вторжения не отказались. Было решено предпринять “некоторые военные меры, служащие как для военного обеспечения спокойствия в наших среднеазиатских областях и предохранения их от внешнего покушения, так и для того, чтобы военными приготовлениями нашими и высылкой отрядов к известным пунктам сделать такое впечатление на Англию, чтобы она могла опасаться за спокойствие своих владений в Индии и тем парализовать военные силы ее в этой стране”. Иными словами, предполагалось не воевать, а создать видимость угрозы нападения.

8 апреля 1878 года, военный министр представил Александру II “Доклад по Главному штабу о мерах, принимаемых на среднеазиатских границах на случай разрыва с Англией”. Через два дня решение было принято.

Весной 1878 г. подготовка военной демонстрации началась.

За основу Константин Петрович взял план Скобелева, который тот обрисовал в письме к туркестанскому генерал-губернатору, отправляясь на поля сражений на Балканах. Этот план предусматривал высадку на юго-восточном берегу Каспия 30-ти тысячного десанта, затем, совместно с 20-титысячным туркестанским войском, нанесение удара по английским владениям в Индии. За полтора месяца до заключения Сан-Стефанского мира Скобелев вновь предлагает осуществить военный поход на Индию, детализировав свой старый план.

И военная демонстрация началась.

Из Петро-Александровска на Амударье, под командованием генерала А.А. Гротенгельма, выступил 20-тысячный отряд на Мерв и Герат. В 60 верстах от Самарканда, в урочище Джам, был сосредоточен 14-тысячный отряд под командованием генерал-майора В. Н. Троцкого. Из Ферганы, отряд генерала Абрамова должен был идти через Памир на Читрал и Кашмир.

Могла ли эта операция, в случае её действительного осуществления быть успешной? По мнению известного историка М.К. Басханова, план Скобелева представлял собой чистую авантюру. Во-первых, 50–тысячной армии для завоевания Британской Индии было явно недостаточно. Этот небольшой контингент растаял бы еще на пути к границе Британской Индии, в стычках с местными племенами, в суровом климате и от болезней. Но главное – логистика (удаленная операционная линия) и малочисленность войск. Кроме того, на тот момент в распоряжении русских войск не имелось даже сколько-нибудь точных карт Афганистана, то есть войска входили бы туда «вслепую».

19 июля по Высочайшему повелению военная демонстрация была прекращена. Но если Каспийский и Джамский отряды, как пишет А.Е. Снесарев, “почти застыли в своих исходных районах”, то “отряд Абрамова […] прошел сравнительно далеко в незнакомый до того момента Памир и, хотя не оказал какого-либо политического влияния на Индию, но, имея в своем составе крупные научные силы, вроде Северцова, сыграл для науки большую роль”.

Одновременно с подготовкой к военной демонстрации, в Кабул отправляется военная делегация во главе с недавно вернувшимся с войны Н.Г. Столетовым. Николай Григорьевич уже несколько раз упоминался на страницах нашего повествования. Думаю, пришло время рассказать о нём несколько подробнее. Один из виднейших участников “Большой игры”, Н.Г. Столетов родился 2 ноября 1831в городе Владимире в старинной купеческой семье, переселённой туда за крамолу ещё при Иване Грозном.

Среднее образование Николай получил во Владимирской гимназии, которую окончил в 1850 году с золотой медалью. В том же году он поступил на физико-математический факультет Московского университета, где затем будет учиться его младший брат Александр, впоследствии всемирно известный учёный-физик. Стать военным Николай не планировал, но в последний год его обучения началась Крымская война и окончив Университет Столетов отправляется добровольцем в Севастополь. Здесь он полной грудью вдохнул дымный воздух сражений: бои на Чёрной речке и под Инкерманом, оборона 4-го бастиона, и жизнь Николая совершает крутой поворот. Он оканчивает Николаевскую академию Генштаба, затем война на Кавказе, Красноводский десант, Туркестанские походы, война с Турцией и, наконец, возвращение в Ташкент. Хорошо знавший нравы, традиции и обычаи народов Востока, к тому же владевший восточными языками, Столетов должен был убедить эмира Афганистана в выгоде заключения союза с Россией.

Портрет Н.Г. Столетова. Художник Семёнов М.И.
Государственный Владимиро-Суздальский музей-заповедник

 

Следует сказать, что Столетова в Кабул направил лично Александр II. Евгений Константинович Андреевский, боевой товарищ Столетова по турецкой войне, а позже флигель-адъютант Его Величества, в своей книге воспоминаний очень подробно описал рассказ Столетова о встрече с императором.

«Явившись в назначенный час, я был вновь представлен государю, – рассказывал Н. Г. Столетов. – Его величество поручил мне передать Шир-Али-хану, что ему будет дана полная поддержка, и что ему следует держать себя относительно англичан так же, как держал себя его гордый отец Дост-Мохамед; “Скажи ему, – продолжал государь, – что я вполне уверен в нем и в его умении, а потому, в свою очередь, жду от него лишь той корректности, которая даст Кауфману полное спокойствие относительно нашей границы… Все начертанное и условленное нами раньше в прежних наших переговорах ему надлежит твердо соблюдать; я его поддержу нравственно и материально...Кланяйся же Кауфману и ему в точности повтори все мною тебе сказанное. Поезжай с Богом; пиши часто и подробно Дмитрию Алексеевичу(Милютину, прим. В.Ф.).

“После того государь меня трижды перекрестил, поцеловал и отпустил”, – нередко вспоминал Н. Г. Столетов”.

В Ташкенте от Кауфмана Столетов получил более подробную инструкцию. В “Предписании № 4407” указывалось:

“Вы отправляетесь в столицу Афганистана – в г. Кабул к эмиру Шир-Али-хану, дабы скрепить с ним наши дружественные отношения, выяснить ему происходящие от того для него выгоды и, по возможности, заключить с ним союз на случай вооруженного столкновения нашего с Англией.

Вам, – продолжал К. П. Кауфман, – предстоит, главным образом, постараться укрепить в эмире это его недоверие к действиям англичан и поощрить его к оказанию им дальнейшего сопротивления… Сосредоточение наших войск на Амударье не должно смущать эмира; это дружественная ему сила, которая во всякое время может ему помочь положить предел всяким вмешательствам англичан в его внутренние дела”.

В конце мая 1878 г. миссия выехала из Ташкента и 18 июня прибыла в Кабул. Русское посольство встретили гостеприимно и разместили в небольшом дворце эмира. К вечеру того же дня, генерал Столетов был торжественно принят Шер-Алиханом.

Из воспоминаний Н. Г. Столетова:

“Пробыл я собственно в Кабуле пять недель и все время – гостем эмира, который показал массу радушия, гостеприимства, а под конец даже и дружбы. Почти каждый день я бывал у него; официальные разговоры велись через присяжных переводчиков, но наши простые беседы, ставшие впоследствии дружескими, происходили на тюркском наречии, а то и просто на турецком языке. Мы беседовали обо всем; эмир оказался очень сведущим в самых разнообразных вопросах религии, философии; много он говорил о христианстве, ясно различал другие христианские религии от православной; много беседовал об Иисусе Христе, сопоставлял его и разных пророков с Магометом и Абубекром.

Касаясь вопросов политики, он всегда с большой симпатией и с глубоким уважением упоминал имя государя Александра Николаевича; относительно себя выразил сожаление о том, что после кончины отца своего очень скоро поддался влиянию, советам и воздействию англичан, которые его пленили главным образом тем, что выказывали на каждом шагу и при каждом удобном случае полнейшее и как будто самое искреннее уважение именно к его отцу, Досту-Мохамеду; он каялся, что был оплетен и что лишь через много лет понял, в какую ловушку они его захватили в своем стремлении извлекать выгоды для себя, а тем самым поставили его во враждебное положение и к другим народам Средней Азии и к Белому царю; последнее составляет безгрешнейшее горе всего его царствования и всей его жизни”.

Эмир Афганистана Шер-Али хан. Фотография Джона Берка, 1869 г.

 

Результатом переговоров стал проект русско-афганского договора (конвенции) из 11 пунктов. В этом документе Афганистан признавался независимым государством. Шер Али-хан получал гарантии невмешательства во внутренние дела его страны и помощи “в случае возникновения каких-либо осложнений между Афганистаном и другим иностранным государством, если на то поступит его просьба”.

Эмир мог посылать в Россию молодых афганцев “для изучения различных специальностей, в том числе и военных”. Стороны договорились также о взаимных торговых связях.

После завершения переговоров Н.Г. Столетов вместе с доктором И.Л. Яворскими посланцами эмира выехал в Ташкент, оставив в Кабуле остальную часть миссии во главе с полковником К. И. Разгоновым.

Впечатляющими оказались и научные результаты миссии. Топографом Бендерским была проведена маршрутная съемка и подробное описание пройденного пути. Получены ценные политические сведения, а также данные по географии, экономике, вооружённых силах Афганистана, составлен подробный план Кабула и его укреплений. Переводчик Малевинский собрал большую коллекцию древних монет, а врач посольства И.Л. Яворский вскоре опубликовал двухтомный труд “Путешествие русского посольства по Афганистану”.

Но, к тому моменту, когда проект русско-афганского договора был доставлен Столетовым в Ташкент, уже состоялся Берлинский конгресс. Российский император не решился на войну с Англией. Тем не менее К. П.фон Кауфман был убеждён, что столкновение с Британией неизбежно. Осенью 1878 г. по направлению к индийским границам отправляются ещё две научно-разведывательные экспедиции – полковников П.П. Матвеева и Н.И. Гродекова.

Целью экспедиции Матвеева, куда входили: астроном Шварц, зоолог Русов, прапорщик Троцкий, два студента, два переводчика, два джигита и семь казаков, было определение кратчайшего пути от границ России до Индии. Путешествие заняло почти три месяца. За это время была проделана большая исследовательская работа. Пройдено около полутора тысяч верст, произведена маршрутная съемка всего пройденного пути, собран богатый этнографический материал.

В свою очередь, полковник Н.И. Гродеков в конце сентября 1878 г. предпринял дерзкий пробег верхом, в сопровождении всего двух джигитов, через Северный Афганистан и Северо-восточную Персию, проехав около 2 тысяч вёрст.

В ходе этой поездки Гродеков собрал ценнейший материал о политической обстановке

в Афганистане, а также сведения разного характера о городах, которые он посетил: Герате, Маймане, Мазари-Шарифе и других. За эту поездку отважный разведчик был награждён орденом св. Владимира 3-й степени. Книга «Через Афганистан» написанная Гродековым по результатам этого путешествия, выдержала 2 издания и была переведена на английский, французский и немецкий языки.

Н. И. Гродеков. Гравюра А. И. Зубчанинова с фотографии
В. И. Ясвоина. Из журнала Всемирная иллюстрация.1894. Т. 51.

Посольство Столетова в Кабул, вызвал резкое недовольство Британии, поскольку Шер-Али хан неоднократно до этого отказывался принимать английскую миссию. 17 августа 1878 г. вице-король Индии лорд Литтон решает направить в Кабул посольство во главе с хорошим знакомым эмира, генералом Невиллом Чемберленом.

Сопровождаемый старшим политическим советником майором Луи Каваньяри, конвоем из 250 солдат и огромной свитой, генерал должен был убедить эмира отказаться от всяких сношений с Россией, добиться высылки русской миссии из Кабула и допустить английских агентов во все крупные города Афганистана с правом их свободного передвижения по стране. Однако миссия была остановлена у входа в Хайберское ущелье афганскими пограничниками. Под угрозой открытия огня, Чемберлену было запрещено двигаться дальше. В ответ на это Лондон предъявляет эмиру ультиматум, на который ответа не последовало и 21 ноября 1878 г. три колонны британских войск двинулись на Кабул – вторая англо-афганская война началась.

Глава двадцать третья

Не встречая на первых порах серьёзного сопротивления, английские войска быстро продвигались в глубь страны. В декабре1878 года отряд генерала Дональда Стюарта занял Кандагар, генерал Фредерик Робертс овладел Пейвар-Котальским и Шутугарданским перевалами, а Самуэль Браун – Джелалабадом. Шер-Али хан обратился к Кауфману, прося обещанных ему 30 тысяч солдат. Он не мог знать, что туркестанский генерал-губернатор, тотчас после возвращения Столетова, отправил того в Петербург, вместе с посланием и проектом договора. В письме к военному министру Кауфман просил: “передвинуть в округ не менее двух пехотных дивизий и четыре казачьих полка, начать передвижение нынешней же зимой”. Далее Константин Петрович писал, что “уклониться от этого проекта – значит отдать Афганистан не только английскому влиянию, но, может быть, и полному подчинению… Все это покажет Афганистану и Индии английскую силу и могущество, и наше сравнительное бессилие. Мы сами себе закроем в этом случае среднеазиатский театр действий при разрыве с Англией, а этот театр действий, по моему убеждению, для нанесения решительного удара Англии возможен только при условии союза с Афганистаном. Едва ли мы можем быть опасны для Англии, иначе как при условии мирного пути от реки Амударьи до границ Индии. При этом условии среднеазиатский театр действий приобретает важность первостепенную. Обеспечить себе возможность действовать на этом театре нам необходимо ввиду будущего окончательного решения восточного вопроса”.

Однако, Петербург Кауфману отказал. В своём ответе Милютин писал:

“Совещание пришло к заключению, что нам никак не следует прямо идти на войну с Англией из-за настоящего столкновения ее с Афганистаном… На основании всего вышеизложенного государем императором благоугодно было повелеть дать туркестанскому генерал-губернатору приказание, чтобы он посоветовал эмиру во избежание несвоевременной войны идти на примирение”.

Шер-Али, осознав, что помощи от России не будет, тем не менее, решил сражаться на подступах к столице. Однако глава русской миссии генерал Разгонов убедил эмира не рисковать, а покинуть Кабул и на севере страны собирать силы для отпора агрессии.

1 декабря назначив своего сына Якуб-хана главнокомандующим афганской армии, эмир выехал из Кабула в Мазари-Шариф. Вслед за ним выехало в Ташкент и русское посольство.

Тем временем, после первых успехов, британская армия стала терпеть неудачи. Оправившись от эффекта внезапного вторжения, афганцы стали оказывать организованное сопротивление. Легкие и маневренные отряды афганских племен, наносили удары по живой силе и коммуникациям врага, совершенно расстроив логистику неприятеля. Из-за трудностей с доставкой фуража начался падёж вьючных животных.

Неудачный поход генерала Робертса в долину Хоста поставил Курамскую колонну в критическое положение. Генерал Стюарт, командующий Кандагарским отрядом, получив приказ двигаться на Герат, не смог набрать необходимого количества верблюдов. Кроме того, в Кандагаре закончилось продовольствие, и армию нужно было спасать от голодной смерти. Стюарту пришлось разделить отряд на три части и две из них направить за продовольствием по разным направлениям. Из-за болезней почти 7 тысяч человек пришлось отправить обратно в Индию. Фактически англичане завладели лишь узкой полосой местности, по которой пролегала дорога, связывающая Пешавар с Кабулом. Афганцы, тем временем, перед лицом общей угрозы создали “союз афганских племен”, во главе которого встали авторитетный 90-летний мулла Мушки Алим и афганский генерал Мухаммед Джан-хан. Против оккупантов было собрано 25-тысячное ополчение. Афганские отряды решились даже на открытое сражение, и 2 декабря 1878 года, вступив в бой с войсками генерала Робертса, вынудили их укрыться в Шир-Пурском лагере. Таким образом, зимняя кампания дорого обошлась англичанам. Как писал о начальном периоде этой войны А.Е. Снесарев: “Она ясно обнаружила органические недостатки британской военной системы: слабую подготовку оперативных планов, неумение обеспечивать свои сообщения, обременение отрядов массой нестроевых и полное подчинение военных операций политическим соображениям”.

И неизвестно, чем обернулась бы для британской армии летняя кампания, но тут судьба преподнесла им подарок.

В феврале 1879 года умирает от гангрены Шер Али-хан, и эмиром провозглашается его сын Якуб-хан.

Перед новым правителем встал выбор: либо продолжить сопротивление, либо пойти на мирное соглашение. После недолгих колебаний, он выбрал последнее. Вступив в переписку с английским агентом Каваньяри, он, в начале мая, отправляется в селение Гандамак под Джелалабадом на встречу с англичанами. Интересно, что одежда, в которой молодой эмир прибыл на переговоры, удивительно напоминала русский генеральский мундир.

26 мая между Якуб-ханом и представителем Британии Луи Каваньяри был подписан мирный договор, превращающий Афганистан в английского вассала. В соответствии с ним эмир отказывался от собственной внешней политики - только с разрешения Британии Афганистан мог вступать в переговоры с другими странами. В Кабуле размещалось английское посольство, английские офицеры имели право посещать любой пункт афганской границы, в любое время. Рынки Афганистана открывались для английской торговли. Ряд территорий, включая Хайберский проход переходил под контроль Англии. Всем, кто сотрудничал с британцами во время войны, должна была быть объявлена амнистия. Самому эмиру назначалась от британских властей ежегодная субсидия в 600 тысяч рупий.

Гандамак, май 1879. Слева направо: британский офицер Дженкинс, Луи Каваньяри,
Якуб-хан, афганский главнокомандующий Дауд-шах, афганский премьер-министр
Хабибулла-хан. Фото Джона Бёрка

 

Ну, а первым дипломатическим представителем в Кабуле был назначен триумфатор Каваньяри.

24 июля 1879 года английский посол в сопровождении 75 бойцов полка туземной пограничной стражи, под командованием лейтенанта Уолтера Гамильтона, въехал в столицу Афганистана.

Встретили его, однако, без особой радости. Кабальный договор вызвал в стране резкое недовольство. Эмиру на улицах открыто кричали, что он продал Афганистан “за одну арабскую лошадь”. Духовенство стало призывать народ к “газавату” – священной войне.

Родной брат эмира, правитель Герата Аюб-хан, написал резкое письмо своему брату, в котором упрекал того за то, что тот вместо продолжения борьбы с англичанами отдал страну в руки врага.

6 августа в Кабуле произошли массовые выступления афганских военных и жителей города. Солдаты, гласит запись в дневнике Каваньяри,“шли по городу с обнаженными саблями и возбужденно высказывались об эмире и его английских гостях…”. К тому же кабульские полки три месяца не получали жалованья, что также добавляло напряжённости.

3 сентября 1879 года в афганской столице начался бунт солдат Гератского полка, дислоцированных в кабульской крепости Бала-Гиссар, полгода не получавших жалования от эмира. Бунтовщики, прослышав, что при Каваньяри имелась крупная сумма денег, предназначенная для финансовой помощи эмиру, обратились к тому с просьбой выплатить задолженность непосредственно им. Каваньяри отказался, посчитав исполнение такого требования “унижением британского имени”. В ответ солдаты начали грабить имущество, принадлежавшее миссии. Конвой открыл стрельбу, спровоцировав тем самым бунтовщиков и примкнувших к ним горожан на штурм миссии. Вооружённая толпа с криками “Смерть англичанам и эмиру” бросилась к зданию британского посольства. В течение нескольких часов англичане отражали атаки мятежников, но силы были неравны. Афганцы ворвались внутрь, и Каваньяри, повторив судьбу Александра Бернса, пал под ударами мятежников. В живых из защитников английской миссии осталось лишь пять человек.

Якуб-хан, опасаясь за свою жизнь, бежал под защиту английских штыков.

Известие о расправе над посольством вызвало общественный взрыв в Лондоне. Английская пресса призывала к жестокой расправе над восставшими афганцами и полному захвату Афганистана.

А вот как оценил это событие русский военный историк Л.Н. Соболев: “Сожалея о гибели европейцев в Кабуле, справедливость, однако, требует заметить, что англо-индийское правительство, своими интригами на границах Афганистана, подкупами пограничных племён, возбуждением этих последних против эмира, их законного главы, жестоким обращением с лицами, защищавшими свои жилища и семейства, позорными (с точки зрения мусульман) сжиганием трупов уже расстрелянных и повешенных ими людей в высшей степени возбудило мстительных по натуре афганцев и подготовило почву для народного негодования. В несчастной кабульской катастрофе англичане должны винить самих себя. Более гуманное отношение к врагу, хотя бы и азиатскому, не поставило бы их в то критическое положение, в котором они очутились в настоящую войну”.

Вскоре война вступила в новый этап. Главным штабом британских войск был сформирован “Кабульский экспедиционный корпус” под командованием генерала Робертса. Перед ним была поставлена задача захватить столицу Афганистана.

Генерал Ф. Робертс, Рисунок Ричарда К. Вудвилла.
Журнал Harper's, декабрь 1897 г.

 

В сентябре 1879 г. отряд двинулся по Курамской долине к Кабулу. С ним отправился и Якуб-хан.

Лёгкой прогулки не получилось. Оккупанты непрерывно подвергались нападению афганских партизанских отрядов.

Тем не менее, 11 октября 1879 г. англичане вступили в Кабул. Первым делом Робертс посетил место расправы над британским посольством. Вот, что он пишет в своих записках: “Стены дома, в котором оно помещалось, истыканные пулями, свидетельствовали об энергичном нападении и о продолжительной обороне. На полу были кровавые пятна, а в пепле очага были найдены груды человеческих костей. Можно себе представить, что испытали мои солдаты при виде этого, и как трудно было сдержать проявление их чувств ненависти и вражды против виновников злодейского покушения”.

После этого началась расправа. В официальной истории второй англо-афганской войны отмечено, что в октябре 1879 г. было осуждено трибуналом 163 человека, из них повешено – 87. Робертс в письме вице-королю Индии указывал, что в период с 12 октября по 12 ноября было повешено 100 человек. Были казнены все, кого посчитали причастными к расправе над посольством. Причем многих вешали по доносу – англичане щедро платили за информацию об участниках нападения на миссию.

Через несколько часов после взятия Кабула Якуб-хан явился в палатку генерала Робертса и заявил, что он “решил отказаться от престола, это решение его принято твердо, что жизнь его самая жалкая и что он скорее согласится косить сено в английском лагере, нежели быть правителем Афганистана”.

28 октября 1879 года был обнародован манифест об отречении эмира, и через несколько дней он и его главные министры были отправлены в Индию. Временное управление страной принял на себя генерал Робертс.

А в стране продолжалась партизанская война. В конце декабря к Кабулу подошли отряды афганцев, численностью до 60 тысяч человек под командованием генерала Мухаммед Джан-хана. Английский гарнизон, стоящий в Шир-Пурском укреплённом лагере под Кабулом, насчитывал всего 6500 человек. Но у англичан были новейшие винтовки, пулемёты Гатлинга и артиллерия. Кроме того, это были отлично подготовленные, профессиональные бойцы.

                    Так выглядел пулемёт, созданный Ричардом Гатлингом

 

За час до рассвета, 23 декабря, афганцы атаковали английский лагерь. После 4-х часового ожесточённого штурма, потеряв надежду на успех и 3 000 человек, нападавшие отступили. Потери британцев при этом составили 5 человек убитыми и 28 ранеными. Но это была “пиррова победа”. Пока англичане стояли лагерем, ожидая решительного сражения, восставшие ворвались в столицу и учинили расправу над лояльными англичанам сановниками. Положение армии Робертса по-прежнему оставалось критическим.

И в это время на сцене “Большой игры”, появляется новый игрок – племянник эмира ШерАли-хана, Абдуррахман-хан.

              Абдуррахман-хан. Фото конца 19 века

10 лет назад, потерпев поражение в борьбе за афганский трон, он бежал за Амударью.

Пожив некоторое время в Хиве, а затем в Бухаре, Абдуррахман оказывается в русском Туркестане и

по разрешению Кауфмана поселяется в Самарканде. В своей 2-томной “Автобиографии”, изданной в Лондоне в 1900 г., Абдуррахман очень тепло вспоминает о годах, проведённых у русских.

Как только туркестанский генерал-губернатор получил информацию об отречении Якуб-хана, он тут же приказал вызвать Абдуррахман-хана в свою ташкентскую резиденцию, и во время беседы напомнил тому о его правах на афганский трон.

Абдуррахман-хан не дал себя долго уговаривать и тут же попросил денег, оружие и русских офицеров. Однако Кауфман должен был строжайше скрывать свою поддержку новому претенденту на афганский престол. Русские не должны были появиться в Афганистане ни под каким видом. Поэтому тому передали только 25 винтовок Бердана и около 40 тысяч рублей золотом. Затем ему позволили “бежать” из Самарканда, и в январе 1880 г. Абдуррахман-хан с 250 джигитами переправился через реку Пяндж. В англо-афганской войне начался новый этап.

Глава двадцать четвёртая

Итак, в начале 1880 года Абдуррахман-хан прибыл в афганский Туркестан, встретив там восторженный приём населения. В первую очередь необходимо было оповестить население о появлении нового претендента на престол, и в столицу Бадахшана, город Файзаабад, отправляется послание. В бумаге, скреплённой личной печатью хана и адресованной бадахшанскому правителю Шо-заде Хасану, тестю Абдуррахмана, было написано: “По воле Аллаха нам суждено вновь увидеть священные земли нашего государства. Мы намерены полностью восстановить свои наследственные права в Афганистане. Надеемся, что мудрый владетель Бадахшана – да продлятся дни его! – окажет в этом содействие всеми имеющимися в его распоряжении средствами”.
И весть была услышана. К новому вождю стали стекаться северные племена и довольно быстро, к середине марта 1880 г., он полностью подчинил афганский Туркестан своей власти. Афганистан признал нового лидера и сопротивление оккупантам усилилось. В Кабуле на генерала Робертса было совершено покушение, вблизи афганской столицы стали собираться отряды ополченцев, на дорогах между Кабулом и Джелалабадом происходили постоянные нападения на английские отряды.
К этому времени блестяще начатый английский военный поход так и не достиг поставленных целей, ежедневно поглощая огромные средства и жизни британских солдат. В Лондоне, и Калькутте всё больше зрело понимание, что войну нужно заканчивать как можно скорее.
На этом фоне в Британии произошли политические перемены. Бенджамин Дизраэли и его партия консерваторов потерпели поражение и к власти, после шести лет пребывания в оппозиции, пришли либералы Уильяма Гладстона. Лорд Бульвер-Литтон был отставлен с поста вице-короля Индии, ему на смену пришёл Джордж Фредерик Робинсон, лорд Рипон. Изменилась в связи с этим и политика Англии. Если прежняя администрация предполагала расчленить Афганистан, отделив от Кабула Кандагар и передав Герат и афганский Сеистан Персии, то с приходом к власти либералов позиция изменилась. Было признано желательным иметь на границах Индии сильное и предсказуемое для британских интересов государство. Поэтому появление нового, харизматичного лидера стало для англичан шансом на завершение боевых действий. Абдуррахман-хан вполне устроил бы Лондон и Калькутту в качестве эмира.
Расчёт оказался верным. Несмотря на то, что Абдуррахман был “русским проектом”, он не занимал пророссийскую позицию. Впрочем, проанглийскую тоже. Позиция его, если можно так сказать, была проафганской. В Кабул из Индии для переговоров с новым кандидатом на престол отправился в качестве политического агента Лепел Гриффин. Это был опытный дипломат. Из своих сорока двух лет половину он провел в Индии. Служа в Пенджабе помощником комиссара, а затем главным секретарем местной администрации, он прекрасно разбирался в местных законах наследования, истории и этнографии Индии и Афганистана и даже опубликовал три книги на эти темы.

                                                     Британский дипломат Л. Гриффин.
                                                      Рисунок У.С. Уолтона

Едва прибыв в Кабул, Гриффин отправляет посланника с письмом к Абдуррахману с предложением обсудить дальнейшую судьбу Афганистана. Внук Дост Мухаммеда соглашается, и 18 мая в городе Ханабад начались долгие и трудные переговоры. Камнем преткновения было желание англичан выделить Кандагар в отдельную область под протекторатом Англии. Абдуррахман же, очень резко возражая против этого, одновременно вел бурную пропаганду против англичан, став в лице афганского народа поборником единства и независимости своего отечества. 27 июня он двинулся на Кабул с двухтысячным отрядом и двенадцатью орудиями. На сторону Абдуррахмана перешел мулла Мушки Алим, а также союз афганских племен, выставивший в окрестностях Газни двадцатитысячное ополчение. Властитель Герата, сын Шер Али-хана, Аюб-хан, также предъявил права на афганский трон и двинулся с войском на Кандагар. Англичанам ничего не оставалось делать, как согласиться на условия Абдуррахман-хана. И, как пишет Л. Н. Соболев: “Англичане поступили весьма разумно, что уступили Абдуррахману. Этим они достигли мирной развязки в среднем Афганистане…”
22 июля в Кабуле был собран Дурбар (народное собрание), где народу объявили, что королева Виктория признаёт Абдуррахман-хана эмиром Афганистана. Договорённость была достигнута. Английские войска покидали Афганистан, а новый эмир обязался не поддерживать никаких отношений с любой иностранной державой, кроме Британии, та в свою очередь обязывалась не вмешиваться в дела Кабула. Абдуррахман-хан согласился также на некоторые условия Гандамакского трактата, а именно: отторжение от Афганского государства областей Сиби, Пишин и Курам и установление английского контроля над Хайберским и Мичнийским проходами.
Однако в большей части Афганистана продолжалась смута. Новый эмир управлял лишь окрестностями Кабула и частью северных районов.
Тем временем, как уже говорилось, двоюродный брат Абдуррахмана, Мухаммед Аюб-хан с многотысячной армией, которая ещё увеличивалась по мере движения, подходил к Кандагару.

                                                                      Мухаммад Аюб-хан

Когда известие о приближении армии Аюб-хана достигло Кандагара, туда на помощь небольшому британскому гарнизону был выслан отряд в 2500 человек под командованием бригадного генерала Джорджа Барроуза. 27 июля 1880г. у маленького селения Майванд произошла встреча двух армий. Английский генерал, не имея сведений ни о численности противника, ни о его вооружении, тем не менее, решил атаковать. Когда же стало понятно, что англичанам противостоит 25-тысячное войско, к тому же располагающее артиллерией, было поздно. Аюб Хан, имеющий опыт многочисленных сражений, оказался грамотным военачальником. Заняв господствующие высоты, он разместил там артиллерию, в состав которой входили современные орудия Армстронга, обладавшие большой скорострельностью и дальностью огня. Афганские бомбардиры стреляли настолько точно, что англичане подумали, будто за афганцев воюют русские наемники.
Жесточайшее сражение длилось несколько часов и оказалось для отряда Берроуза фатальным. Было убито 948англичан (среди них 21 офицер), ранено 8 офицеров и 169 солдат. Кроме того, погибло около 800 человек туземной прислуги (погонщиков, носильщиков и пр.).Справедливости ради, надо сказать, что афганцы потеряли впятеро больше.
Почитатели Шерлока Холмса наверняка помнят, что своё ранение доктор Ватсон получил именно в битве при Майванде.

                     Афганские командиры после своей победы в битве при Майванде.

Под покровом темноты уцелевшие британские воины отступили к Кандагару и вместе с гарнизоном стали готовиться к осаде. Чтобы избежать возможности мятежа изнутри, из города были высланы афганцы-мужчины, способные держать в руках оружие, а все силы были сосредоточены в цитадели.
Вскоре весть о разгроме под Майвандом достигла Калькутты. Эвакуацию английской армии немедленно остановили, и генерал Робертс во главе 10 тысячного войска двинулся к Кандагару, чтобы уничтожить армию Аюб Хана. Абдуррахман-хан, откликнувшись на просьбу англичан о содействии, помог обеспечить отряд Робертса продовольствием, фуражом и транспортом. Кроме того, он разослал племенам воззвание: не мешать продвижению британских войск к Кандагару.
Двигаясь очень быстро, войска Робертса преодолели более 300 миль (510 километров) всего за 22 дня.
Когда до Аюб-хана дошла весть, что на него двигается сам грозный Робертс, он перепугался не на шутку. Немедленно к английскому командующему отправился посланник с письмом, где говорилось, что британцы сами вынудили Аюб-хана их атаковать, а он на самом деле хочет жить с англичанами в дружбе. Робертс, однако, был настроен отнюдь не миролюбиво и 1 сентября 1880 года под Кандагаром, нанёс решительное поражение армии Аюб-хана.
На сей раз двойное численное преимущество было на стороне британцев. Однако, поначалу афганцы яростно сопротивлялись, встречая врага ураганным огнём. Но вскоре наступил перелом. 72-й шотландский полк и 2-й полк гуркхских стрелков оттеснили противника, и к обеду вся афганская артиллерия была уже в руках британцев. К вечеру сражение закончилось полным разгромом армии Аюб-хана, который с остатками своих войск бежал. Британские потери составили всего 35 убитых, афганцы оставили на поле боя более 600 трупов. Военный престиж Англии в Центральной Азии, тем самым, был восстановлен. За эту победу, вызвавшую невиданный всплеск восторга в Британии, Робертс получил целый ряд преференций. Он стал баронетом, кавалером Большого креста рыцарской степени ордена Бари, был награжден двумя шпагами «за храбрость», ему было присуждено несколько почетных званий и степеней, а также солидное материальное вознаграждение в виде двенадцати с половиной тысяч фунтов стерлингов. Награждена медалью была даже лошадь сэра Фредерика – Волонель.
Но, едва английская армия покинула город, его тут же захватил Аюб-хан. Правда, ненадолго. Абдуррахман через некоторое время захватил Кандагар, а затем, в сентябре 1881 года, и Герат. Аюб-хан бежал в Персию, затем в Индию, где и дожил до своей кончины в 1914 году, получая пенсию от Британского правительства. Таким образом, под властью нового эмира оказалась фактически весь Афганистан.
Следует отметить, что Абдуррахман-хан оказался наиболее талантливым из всех бывших правителей. Обладая огромной энергией и недюжинным умом, он многое сделал для своей страны как её устроитель и военачальник. Объединив и замирив Афганистан, он создал жёсткое административное устройство. Улучшил финансовое положение страны. Сформировал регулярные войска и наладил производство оружия и боеприпасов. Провёл стратегические дороги. Проявил он себя и как тонкий политик, - балансируя между Россией и Британией, добился сравнительно независимого положения для страны. Скончался Абдуррахман-хан в 1901 году.

                                    Абдуррахман-хан, эмир Афганистана. Фото 1897 г.

Так закончилась 2-я англо-афганская война. И хотя она стоила многих тысяч жертв и огромных материальных затрат, хотя, как писал английский исследователь Дж. Дакоста, новое нападение на Афганистан в 1878 г. "кончилось, подобно предыдущей войне, поражением и унижением" Англии, всё же некоторых успехов британцы добились. На троне в Кабуле сидел лояльный правитель, а Афганистан был превращён в устойчивое буферное государство, отделяющее русский Туркестан от английских владений.
После этой войны Лондон, уничтожив российское влияние в Кабуле, решительно отказался от “наступательной политики” в этом регионе. А вот Петербург от этого отказаться не смог.
Россия продолжила экспансию в Центральной Азии, все больше приближая свои границы к “воротам английского могущества”, как называл Индию военный востоковед А.Е. Снесарев.

Глава двадцать пятая

После усмирения Хивы и Бухары и покорения Коканда единственным регионом, не подвластным России, оставались туркменские степи, врезавшиеся огромным клином между Закаспийским военным отделом и русскими владениями в Туркестане. Все сообщения между Красноводском и Ташкентом приходилось поддерживать по окружному пути, через Оренбург, поскольку воинственное племя туркмен - текинцев, обитавших в Ахал-Текинском и Мервском оазисах и отсутствие сухопутных и водных путей, делали прямой путь невозможным.
В 1876 году текинцы обратились к персидскому шаху с просьбой перейти в подданство Персии. Информация об этом весьма озаботила Петербург и Тифлис, в чью юрисдикцию входил Закаспийский военный одел. Поверенный в делах России в Тегеране И. А. Зиновьев предупредил шахское правительство, что Россия относится к этому крайне отрицательно и будет всеми способами противодействовать.
В 1877 году против текинцев был предпринят военный поход под командованием генерала Н. П. Ломакина. Несмотря на значительный урон, нанесённый противнику, русский отряд, как было предписано, не смог закрепиться в селении Кызыл-Арват. Из-за нехватки продовольствия пришлось отступить. Текинцы восприняли это как свою победу. Через год Ломакин повторил экспедицию, но и она закончилась неудачей.
Всё это сказывалось на авторитете России, и по отношению к себе это сразу почувствовал русский посол в Тегеране.
Талантливый дипломат Иван Алексеевич Зиновьев, прекрасно разбиравшийся в ситуации на Среднем Востоке, предлагает изменить стратегию. А именно: не постепенное завоевание туркменских степей силами малых отрядов, а нанесение мощного удара большими силами в центр Ахалтекинского оазиса.

                                      Русский посол в Тегеране (1876 – 1883) И. А. Зиновьев

21 января 1879 г. в Петербурге собирается Особое совещание, на котором рассматривается предложение русского посла в Персии.
Совещание, в составе командующего Кавказским военным округом Великого князя Михаила Николаевича, военного министра Д.А. Милютина, исполняющего обязанности министра иностранных дел Н.К. Гирса, Генерального штаба генерал-майоров А. В. Гурчина, А.И. Глуховского и полковника А. Н. Куропаткина, пришло к “заключению в пользу решительных действий, с целью занятия пункта среди самого оазиса Ахалтекинского”.
Через два дня решение совещания утвердил Император.
Для похода были собраны внушительные силы в 7000 пехотинцев, 2900 кавалеристов при 34-х орудиях. Основная цель - овладение крепостью Геок-Тепе. Командующим назначается участник русско-турецкой войны генерал И.Д. Лазарев. Однако, едва прибыв к назначенным в поход войскам в селение Чат, он 14 августа 1879 г. скончался. Командование Ахалтекинским отрядом принял генерал-майор Н. П. Ломакин.
К сожалению, планирование похода оставляло желать лучшего. Из-за неверного расчёта снабжения выделенных сил, еще до начала операции, заставило сократить численность воинских подразделений в 2 раза. Кроме того, Ломакин спешил, опасаясь, что назначат другого командующего, и совершает ряд промахов. Не была осуществлена разведка позиций противника, - шли вслепую. И главная ошибка – решение штурмовать крепость “в лоб”, причём штурмовые лестницы также не были заготовлены.
Оставив в тылу две трети отряда, Ломакин с 3000 воинов при 12 орудиях двинулся к Геок-Тепе и 28 августа, с утомлёнными от тяжёлого перехода бойцами подступил к стенам крепости. В тот же день после короткой артподготовки, произведенной из восьми полевых пушек, русские войска пошли на штурм крепости. И произошло то, что должно было произойти. Пользуясь десятикратным перевесом, текинцы вышли из крепости, беря в кольцо малочисленный русский отряд. В рядах штурмующих началось смятение. Очевидец писал: “Говоря правду, наши просто бежали и вследствие паники кинулись прямо на свои же орудия. К стыду нашему, до 175 тел убитых офицеров и нижних чинов (может быть, и часть раненых) было нами оставлено под укреплением и не подобрано”.
Потери русских войск были очень большими: 185 убитых и 268 раненых. В руки текинцев попали 600 новейших винтовок Бердана. В своём рапорте Великому князю Михаилу Николаевичу Ломакин попытался представить неудачный штурм крепости “усиленной рекогносцировкой”, уверяя, что ничего страшного не произошло, что противник сломлен и психологически подавлен, а в войсках, наоборот, царит боевое настроение. Когда же в Петербурге узнали, наконец, правду, то оконфузившегося генерала тут же отстранили от командования, заменив на генерал-лейтенанта А.А. Тергукасова. Престиж России в Средней Азии вновь был поколеблен. Вот что писал Милютин в своём дневнике:
«Неудача наша поднимет дух противника, уронит наш престиж в крае и будет радостью для наших европейских врагов… Счастливее нас англичане: все невзгоды для них обращаются в выгоду. Есть известия уже о вступлении английских войск в Кабул».
Смириться с этим поражением Петербург не мог. Более чем определенно об этом высказался военный министр: “Без занятия этой позиции Кавказ и Туркестан будут всегда разъединены, ибо остающийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских происков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию непосредственно к берегам Каспийского моря. Занятие англичанами Кветты и Кандагара, быстрая постройка ими к этому пункту железной дороги от Инда и стремление их быстро водвориться в Герате ясно означают тот кратчайший путь, на котором должно состояться русско-английское столкновение или примирение”.
Решение о новом походе было принято Императором 1 марта 1880 г., ровно за год до его трагической гибели. Нового поражения Россия не могла себе позволить, поэтому к выбору военачальника, который должен будет возглавить экспедицию в Туркмению подошли особенно тщательно. Выбор был сделан лично Александром II. Из Минска вызывается 37-летний командир IV армейского корпуса генерал-лейтенант Скобелев. После беседы с Императором в Зимнем дворце, герой Плевны и Шипки выходит оттуда командующим Ахалтекинской экспедиции. 
Скобелев, известный сторонник стремительных маршей, на этот раз не торопится – слишком велика ставка. Он тщательно изучает донесения Ломакина, собирает все доступные сведения о театре предстоящих сражений, изучает карты, рассчитывает необходимое количество снаряжения, продовольствия и транспорта.
Для экспедиции оперативно заказываются все технические новинки того времени: опреснители воды, рутьеры (паровые тягачи), аэростаты, гелиографы (световой телеграф), пулемёты, ракеты, ручные гранаты, консервы и тому подобное.
Для транспортировки грузов и войск строится Закаспийская железная дорога. Для той же цели планируется использовать водный путь по реке Атрек. Для этого было выделено четыре паровых катера Балтийского флота, вооружённых шестью митральезами (пулемётами) и двумя скорострельными пушками, которые обслуживал отряд кронштадтских моряков под командованием лейтенанта Н. Н. Шемана. Флигель-адъютанту капитану II ранга С.О. Макарову, будущему прославленному адмиралу, была поручена организация доставки грузов водным путём из Астрахани в Красноводск.
В дальнейшем корабельная артиллерия и матросы под командованием Макарова приняли участие и в сухопутных боевых действиях.


     Устройство Закаспийской железной дороги. Рис. А. Бальдингера (с фотографии). 1881

Для сокрушения текинской крепости Скобелев привлекает осадный (инженерный и артиллерийский) парк. Кроме того он обращается за советом к российским авторитетам в области фортификации – к полковнику Цезарю Кюи, генералам Э.И. Тотлебену и М.А. Зиновьеву.
“Верблюды, верблюды и еще раз верблюды”, - так сформулировал Скобелев одну из главных составляющих успеха. И из Оренбурга, Хивы, казахских степей пригоняется около 16 000 “кораблей пустыни”. Отряд полковника Гродекова, посланный Скобелевым в Персию, заготавливает 146 тысяч пудов необходимых запасов на персидской территории, в одном переходе от Геок-Тепе. Это должно было обеспечить продовольствием войска после взятия цитадели.
Никогда ещё русская армия не имела такого прекрасного обеспечения. Каждый солдат имел по две пары сапог, для зимнего времени было заготовлено 25 тысяч полушубков, 10 тысяч вязаных фуфаек, теплые сапоги, рукавицы из верблюжьей шерсти. Провиант выдавался солдатам по морской норме. В приказе, подписанном Скобелевым, говорилось: “Кормить до отвала и не жалеть того, что испортится”.
Не забывал командующий и о досуге своих солдат и даже об их физиологическом здоровье.
На полях доклада санитарного врача Михаил Дмитриевич пишет:
“По опыту минувшей войны знаю все разрушающее действие на войско продолжительных сидений на одном месте. Война не война, мир не мир. В таком положении одно: неустанная сердечная заботливость непосредственного ближайшего начальства. Солдата нужно бодрить, веселить и не киснуть с ним вместе. Прошу сделать распоряжение теперь же, в счет экстраординарной суммы, выписать скорее игры для солдат по числу укреплений на обеих коммуникационных линиях и в оазисе. Полезными играми я признаю игру в мяч, причем необходимы мячи различных размеров, прочные и красивые. Кегли можно устроить почти везде на месте, и надо выписать лишь несколько деревянных или костяных шаров […] Там, где по числу гарнизона это возможно, предписать устроить солдатский театр, для чего можно выписать несколько либретто из балаганных репертуаров. […] Вопрос о публичных женщинах является очень важным. Необходимо иметь прачек и вообще практиканток в тыловых укреплениях для солдат. А для этого нужно их достаточное количество. Буду ожидать доклада начальника штаба”.
Таким образом, Скобелев показал себя великолепным организатором. Как писал А.А Кресновский в своей “Истории русской армии”: “Лихой рубака Хивинского похода, порывистый начальник конной партии Кокандской войны преобразился здесь в расчетливого, проникнутого сознанием ответственности полководца, сочетающего с огненной душой холодный ум, никогда не делающего второго шага, не закрепив первого, подчиняющего быстроту и натиск первой воинской добродетели – глазомеру”.
Решив организационные вопросы, создав фундамент для будущего успеха экспедиции, командующий переходит к следующему этапу – разведке.
С этой целью Скобелев с отрядом в 700 человек с 8 орудиями и 2 митральезами, снятыми с катеров, предпринимает рекогносцировку к Геок-Тепе. 1 июля отряд выступил и через неделю возвратился в аул Бами, где находилась ставка командующего. Разведка удалась блестяще. Отряд, под музыку полкового оркестра, несмотря на сильный вражеский огонь, подошёл к Геок-Тепе на тысячу шагов. Орудия, установленные в трёх верстах, открыли огонь, выпустив по крепости больше сотни разрывных снарядов. К часу дня рекогносцировка и съёмка местности были закончены. Колонна, под любимый генералом “Марш добровольцев”, двинулась в обратный путь. Текинцы, выйдя из ворот крепости стали преследовать русский отряд. В арьергарде колонны, по приказу Скобелева находился отряд лейтенанта Шемана с двумя картечницами - пулемётами. Как только текинцы начали обходить левый край русских, лейтенант приказал открыть огонь. Действие этого невиданного в этих местах орудия произвело ошеломляющий эффект, вражеская конница мгновенно обратилась в бегство. Пехоте, приготовившейся отбить налет залпом из винтовок, не пришлось сделать ни одного выстрела. «Блистательно действовали моряки в этом пробном для них горячем деле, — писал Скобелев С.О. Макарову. — Картечницы на моих глазах отразили лихой натиск текинской кавалерии».

"Действие морской батареи лейтенанта Шемана. 1880 год". Открытка. Художник А.Тронь. Издательство "Гангут". Санкт-Петербург.

Вывод, сделанный по результатам разведки, был таков: нужна еще более тщательная подготовка.
Вообще, следует сказать, что операция по овладению Геок-Тепе осуществлялось в два этапа. На первом отряд полковника Гродекова занял важное село Бамии в 112 верстах от крепости, и создал там главную базу на пути в глубь Ахал-Текинского оазиса. С занятием этого селения появилась возможность завершить Атрекскую линию железной дороги. Отсюда же лежала наиболее удобная дорога для движения пехоты и артиллерии. В Бами войска замерли почти на 6 месяцев, дожидаясь подвоза продовольствия и снаряжения. Скобелев лично контролирует процесс, объезжая все линии снабжения. С мая по ноябрь происходило занятие опорных пунктов на участке от Бами к пристаням на восточном берегу Каспийского моря. В этот период происходили небольшие стычки и производились рекогносцировки. Июльская рекогносцировка Скобелева – одна из них.
За событиями в туркменских степях, с большой тревогой наблюдали с берегов “Туманного Альбиона”. Наблюдали, естественно, с помощью шпионов. 12 ноября в приграничный персидский город Мухамадабад, в образе армянского купца, прибыл капитан 5-го пенджабского пехотного полка Чарльз Стюарт. Отсюда он собирался вести наблюдение за передвижениями российских войск на севере Туркмении. Правда, он находился в Северно-Восточной Персии без санкции британских властей и только по завершении миссии открыл свое пребывание британскому министру в Тегеране. Через несколько недель пребывания в городе Стюарт, к своему удивлению, узнал, что в город прибыл другой англичанин. Это оказался, уже знакомый нам, Эдмунд О'Донован, специальный корреспондент “ДейлиНьюс”, участник Хивинского похода.
Он собирался сопровождать отряды Скобелева, но тот журналисту отказал. Тем не менее, Донован не терял надежды стать свидетелем штурма Геок-Тепе, для чего решил добраться до крепости раньше русских.

                                   Э. О’Донован, фото из журнала “Иллюстрированные
                                    лондонские новости”. 1.12.1883г.

Забегая вперёд, скажем, что британский корреспондент опоздал, тем не менее, он, сумел написать яркий репортаж о сражении, используя рассказы очевидцев.
26 ноября началось движение русских войск к Геок-Тепе. В 22 километрах от крепости была занята туркменская крепость Егян-Батыр-кала, названная Самурским укреплением. Сюда в начале декабря из Амударьинского отдела прибывает боевой товарищ Скобелева Алексей Куропаткин с туркестанским отрядом в 700 человек при 2 орудиях.
Оставалось последнее усилие, чтобы окончательно решить вопрос замирения туркменских племён и установления спокойствия на всей территории русской Средней Азии.

Глава двадцать шестая

Укрепление Геок-тепе представляла собой расположенный в степи неправильный четырехугольник, обнесенный не очень высокой, в 4 метра, стеной толщиной в 10 метров у основания.
В крепости находилось почти 30 тысяч воинов-текинцев, из них около 10 тысяч конницы. Правда, вооружение у защитников было слабое. До 5 тысяч cтаринных ружей и 600 винтовок Бердана. Артиллерия же состояла из одной 6-фунтовой пушки на колесном лафете и двух древних чугунных пушек на крепостных стенах. Но слабость вооружения компенсировалось беспримерной храбростью текинцев. "Храбрее и сильнее текинцев нет никого на свете, - говорили персы, - врукопашную сходиться с ними - обречь заведомо себя на смерть".
Для того, чтобы победоносно, одним могучим ударом, завершить поход, необходимо было, чтобы все силы текинцев сосредоточились в крепости. Именно на это рассчитывал Скобелев. Если бы противник перенёс сопротивление в Теджент или Мерв и перешёл к партизанской тактике, это привело бы к затяжке экспедиции и новым расходам.
Поэтому командующий с большой тревогой относился к каждой вести о том, что текинцы собираются покинуть Геок-Тепе. В письме военному министру он пишет: “Более всего для нас невыгодно, чтобы неприятель сдал Геок-Тепе без боя. К счастью, всё, что пока мне известно о намерениях текинцев, позволяет заключать, что они твёрдо решились отстаивать Геок-Тепе. Это, впрочем, единственный для них разумный исход, кроме, конечно, изъявления покорности”.
Хорошие вести были получены от персидского губернатора Ильхани-Яр-Магомет-хана. В своём послании он писал: “Текинцы решили драться не на живот, а на смерть. Они укроют жен и детей в подземных помещениях и первоначально запрутся в крепости, но, когда русские подойдут очень близко к стенам, тогда сделают вылазку”.
И, как пишет в своих воспоминаниях А.Н. Куропаткин: “Понятны поэтому радость и удовольствие войск, когда при рекогносцировках подступов к крепости мы видели толпы текинцев, покрывавшие бугор Денгиль-тепе, и непрерывные линии их, унизывавшие крепостные стены”.
Однако со штурмом Скобелев не спешит. Он приказывает строить редуты, укреплять позиции батарей, рыть траншеи, обстреливать крепость артиллерией с дальних позиций. К 28 декабря вырыты две осадные траншеи, ведущие к городской стене. В ту же ночь одна из них была атакована. Не ожидавшие нападения русские потеряли 96 человек, из них 5 офицеров. Было похищено знамя 4-го батальона Апшеронского полка и одно горное орудие с двумя зарядными ящиками. Головы убитых текинцы унесли с собой в крепость. В следующую ночь, - непонятная беспечность - другая траншея подверглась нападению врага. На этот раз потери составили 53 погибших, захвачено ещё одно горное орудие, боеприпасы. Кроме того, был пленён и уведён в крепость бомбардир-наводчик Агафон Никитин. Его немедленно допросили с целью узнать, как пользоваться захваченными орудиями. В своих записках один из участников тех событий поручик В. Познанский пишет: ”С рассветом следующего дня Агафон Никитин был окружён текинскою знатью, которая убеждала его показать способ стрельбы из отнятых орудий, но Агафон Никитин отказался. Тогда они старались обольстить его деньгами и другими наградами, но Никитин оставался непоколебимым. Помня раз данную присягу, он исполнил её свято и честно, несмотря на то, что текинцы сильно раздосадованные, перешли от обольщений к жестокости и стали истязать его: они выдёргивали ему ногти на пальцах рук, отрубали пальцы, жгли кисти рук, сдирали с него кожу, вырезывая её полосами, наконец положили его на раскалённые угли и стали жарить заживо. Несмотря на такие страшные истязания, Агафон Никитин был непоколебим, пока ему, совершенно истерзанному, не настал последний час. Перекрестившись, он испустил дух”.
Тело героя после занятия крепости было найдено и похоронено в братской могиле. А 12 февраля 1886 г. в Асхабаде был открыт памятник артиллеристам, павшим под Геок-Тепе.

С ночными вылазками текинцев нужно было что-то делать. Выход подсказали сами солдаты: нужно не сидеть ночью в траншеях, где враг сверху, точно с коня, поражает их пикой или саблей, а залечь цепью за канавой да бить по «чакинцам» залпами, когда те появятся на валу, заметные, как на ладони.
4 января эта тактика сработала. Пользуясь темнотой, текинцы приблизились к траншеям и бросились вниз, чтобы привычно колоть и резать ненавистных “гяуров”. Но в этот раз внизу никого не было. Русские, поднявшись в рост, сверху залпами расстреливали попавшего в западню противника. Очевидец пишет: “Все траншеи горят перекатным ружейным огнем; оглушительная пальба орудий, визг картечи и громкая дробь скорострельных пушек. Сквозь тьму и пороховой дым доносятся нервные, громкие возгласы командиров: “Ро-та, пли! Ро-та, пли!”; остервенелый крик текинцев, напоминающий вой зверей, и торжественный марш Ширванского полка, играющий где-то и как-то оригинально звучащий среди всей этой дьявольской кутерьмы”
С этого дня вылазок больше не было.
В ночь на 12 января была дана команда к штурму. К этому времени русская артиллерия проделала несколько брешей в стене с южной стороны крепости, а саперы, руководимые гардемарином Майером, вырыли подземную галерею и заложили большой заряд. Текинцы поняли по звукам, доносящимся из-под земли, что роется подземный ход. Однако, не знакомые с минной войной, подумали, что через него должна прорваться в крепость пехота, и за стеной, дожидаясь врага, постоянно дежурило несколько сотен вооруженных бойцов. Когда мина сработала, они вместе со стеной взлетели на воздух.
В пролом, проделанный взрывом, и в бреши, пробитые пушками, ринулись штурмовые колонны под командованием полковников П. А. Козелкова, А. Н. Куропаткина и подполковника Н. К.Гайдарова.

                                  Геок-Тепе. Прорыв в крепость. Рис. Н. Н. Каразина.

Бой внутри крепости продолжался недолго. Обескураженный противник, побросав имущество, жен и детей, обратился в бегство. Но Скобелев не мог допустить их ухода, сам приняв участие в погоне. Русские кавалеристы преследовали и безжалостно рубили убегавшего врага, пока кони не выбились из сил. Вот как это описывает участник событий А.К. Гейнс: “В это же время все передовые части войск, конно-горный взвод и успевшие уже сесть на коней дивизион тверских драгун кинулись в пески для преследования ушедших текинцев. Если бы кто-нибудь захотел представить себе картину, как смерть, аллегорически изображаемая с косою, применяет свое оружие на манер косаря, то ничего лучше не могло осуществить эту воображаемую сцену, как производившееся тогда преследование. Поражение противника ужасом было достигнуто вполне: шашки, пули и картечь обходили только женщин и детей, без жалости устилали путь трупами и испещряли пески кровавыми лужами. Ужас текинцев выражался своеобразно и почетно в смысле военном: отступление их не было бегством под влиянием паники, а представляло разбросанную силу, вытесненную другою и потерявшую способность ко всякой активной обороне: часть текинцев на ходу покорно принимали смерть, не выпуская оружия, а многие, дождавшись преследователей, поворачивались лицом к смерти и кидались в одиночный бой; без стона падали они и без признаков отчаяния отдавались страшной участи”.
Во время сражения, произошёл удивительный случай – на пути коня командующего оказалась пятилетняя туркменская девочка. Дрогнуло сердце сурового генерала, Михаил Дмитриевич, соскочив с коня, поднял ребёнка и, убедившись, что девочка не пострадала, велел отвести её к себе. Позже она была передана на воспитание дочери военного министра Елизавете Дмитриевне Милютиной, участвовавшей в походе в качестве сестры милосердия. Девочку окрестили (крёстным отцом стал сам Скобелев) и назвали Татьяной, поскольку штурм состоялся в Татьянин день. Впоследствии она воспитывалась в Московском институте благородных девиц и была известна как Татьяна Михайловна Текинская. Думаю, читателям будет интересна её дальнейшая судьба. “Туркменская принцесса”, как стали сразу называть Татьяну, получила прекрасное по тем временам образование, знала европейские языки. Вышла замуж за харьковского инженера Петра Скворцова и стала преподавать в женской гимназии. Увлекшись идеей просветительства, вернулась в Туркмению и, открыв школу в ауле Артык под Ашхабадом, стала учить туркменских детей. Здесь вторично вышла замуж за своего соплеменника, от которого родила дочь и двух сыновей. В 1924 году возвращаясь с учительской конференции, заболела тифом и вскоре скончалась в Ашхабадской больнице. Трагична была судьба и двух её сыновей. Старший погиб на полях Великой Отечественной войны, а младший во время страшного Ашхабадского землетрясения 1948 года.

                                        “Туркменская принцесса” Т.М. Текинская

Но, вернёмся к событиям в Геок-Тепе.
После овладения крепостью Скобелев отдаёт её солдатам на трёхдневное разграбление. Эта традиция уходит своими корнями в античные времена. “Горе побеждённым” – говорили древние римляне. Однако в 19 веке такого уже не было в армиях цивилизованных стран. Мародерство и грабеж были строжайше запрещены и в русской императорской армии и карались военно-полевым судом. Завоевание Хивы, Коканда показало, что вполне можно было обойтись и без резни и грабежа. Скобелев нарушил это правило, соединив европейскую военную науку и вооружение с азиатским способом ведения войны. Превосходство русских войск в военном отношении вполне позволяло обойтись меньшей кровью текинцев и, тем более, не устраивать грабежа. По меркам сегодняшнего дня приказ Скобелева ни в коем случае не может быть оправдан и он мог быть судим международным трибуналом как военный преступник.
Известие о взятии Геок-Тепе в Петербурге встретили с восторгом. Ещё бы, войну, рассчитанную на два года, Скобелев победно завершил в 9 месяцев. Вот что писал в своём дневнике Д. А. Милютин.
“В 10-м часу утра государь прислал мне телеграмму, только что полученную от вел. кн. Михаила Николаевича, с известием о взятии неприятельских укреплений Геок-Тепе и полном поражении текинцев. По приказанию государя я немедленно же поехал во дворец. Государь был в большой радости, сознавался, что до сей минуты его сильно озабочивала текинская экспедиция, приказал произвести ген. ад. Скобелева в полные генералы и пожаловал ему орден св. Георгия 2-й степени. Скобелев, несомненно, заслужил эту награду. Все, даже не расположенные к нему, отдают справедливость его энергии, умению вести дело и замечательной выдержке, которой прежде в нём не признавали. Блистательный успех при Геок-Тепе, после прошлогодней неудачи Ломакина, несомненно поправит наше положение не только в Закаспийском крае, но и в целой Азии”.
Взятие Геок-Тепе впечатлило и Европу, в первую очередь, конечно, Британию. Вновь обратимся к дневнику военного министра.
“Блестящий успех Скобелева уже заметно произвёл сильное впечатление в Европе, тем более, что он последовал вслед за неудачами, понесёнными англичанами в Афганистане, и совпал с их поражениями в Южной Африке. Сегодня вторично заехал ко мне лорд Дефферин (посол Великобритании, - примеч. В.Ф.) и на этот раз застал меня дома. Он добродушно сопоставлял наши успехи с британскими неудачами, объяснял мне положение дел в Капской колонии, но более интересовался нашими видами в Закаспийских степях. Разумеется, я старался успокоить его; однако ж высказал, что, вероятно, Скобелев не остановится на полпути и закончит полное покорение Текинского оазиса”.
И Милютин не ошибся. Сразу после взятия крепости Скобелев посылает прокламации к текинцам, обещая всем, кто откажется от дальнейшего сопротивления полную безопасность. И текинцы стали возвращаться в Геок-Тепе к своим семьям. 18 января от туркменских вождей приходит Скобелеву письмо с выражением полной покорности, и в этот же день отрядом полковника Куропаткина без единого выстрела был занят Ашхабад. “От Скобелева получены благоприятные известия, - пишет Милютин в дневнике, - передовой его отряд занял без боя Ашхабад и некоторые другие пункты на восточной окраине Текинского оазиса. Начинают являться от текинцев депутации с изъявлением покорности”. 22 января более 1000 текинцев возвратились в Геок-Тепе. Предводителей текинцев Скобелев встречает с выражением глубокого почтения, награждая их халатами и медалями.
Мужество туркмен произвело на командующего огромное впечатление. “Текинцы такие молодцы, — утверждал он, — что несколько сотен такой кавалерии сводить под Вену — неплохое дело”.
Это желание было воплощено в жизнь, - через три с лишним десятка лет туркмены в составе русской армии действительно появятся под Веной. А джигиты Текинского полка будут служить личным конвоем прославленному генералу Л. Г. Корнилову.
В мае 1881 г. в Петербург отправляется делегация вождей Ахал-Текинского племени во главе с главным защитником Геок-Тепе, главой рода Теке, самым влиятельным лицом во вновь покоренном крае, Тыкма-Сердаром.
Вот что писала петербургская газета “Вечернее Время" 15 мая 1881 г.:

“...Сегодня, в пятницу, 15-го мая, в восемь часов 15 минут утра с обыкновенным поездом Николаевской железной дороги прибыла в Петербург депутация от новых подданных Российской державы, от завоеванных туркменов племени теке. Во главе ее находится бывший начальник вооруженных сил текинцев Тыкма-Сердар, 55-ти лет, среднего роста, крепкого сложения; умное, смуглое лицо его окаймлено седой бородой, глаза проницательные, лоб покрыт морщинами.[…] Он привез с собой в Петербург своего сына, по имени Уразберды, 10-ти лет. Тыкма-Сердар желает оставить его в Петербурге, в одном из военных учебных заведений, на воспитание. Говорят, он будет помещен в Пажеский корпус. Затем в составе депутации находятся: почетное лицо текинец Авиз — молодой человек, почти без вскякой растительности на лице и один из мервских старшин Халли-Сердар, лет 60-ти, довольно высокого роста, с седой бородой. Этот Халли-Сердар не принадлежит к ахал-текинской депутации в буквальном смысле, он только сопутствует ей, чтобы посмотреть на столицу Белого царя, на его войска и вообще на Россию и о своих впечатлениях сообщить своим родичам, находящимся в Мерве. […] Из рассказов почтенного Тыкма-Сердара мы узнали, что во время воины он потерял старшего сына, павшего геройской смертью перед русскими траншеями. По его словам, всех текинцев, принявших русское подданство, насчитывается более 40 000 семейств. "Мы умели воевать с войсками белого царя, но умеем также доказать свою верность и преданность белому царю, нас покорившему" — заключил беседу с нами достопочтенный Тыкма-Сердар”.
И действительно, во всё время нахождения Туркмении в составе России текинцы оказались наиболее преданными солдатами-инородцами. Писатель В.А.Туган-Мирза-Барановский, участник Ахалтекинского похода Ломакина 1879 г., отмечал: “Текинец, будучи превосходным наездником и в совершенстве владея оружием, сам беззаветно храбр и почитает храбрость даже во врагах своих… Всякий текинец, дав слово, никогда не нарушит его, хотя бы это стоило ему жизни и свободы”.
Делегацию текинцев принял в Зимнем дворце лично император Александр III, вступивший на престол после гибели 1 марта 1881 г. своего отца Александра II.

Ахалтекинский поход стал для “Белого генерала” последней военной кампанией, где он выступил самостоятельным военачальником. Российский император был шокирован полученными отчетами о жестокой расправе русских войск над мирным населением. Несмотря на награды и повышение в звании Скобелев был вскоре переведен на службу в Минск, что по сути являлось отставкой. По свидетельству начальника штаба 4-го корпуса Михаила Духонина, после битвы при Геок-Тепе Скобелев стал часто впадать в тяжелое, мрачное настроение, думать о смерти и упоминать о лежавших на его совести многочисленных "осмысленных" жертвах. Через полтора года, в июне 1882 года в возрасте 39 лет Скобелев умирает в московской гостинице “Дюссо”. Умирает при таинственных обстоятельствах, в постели известной куртизанки Шарлотты Альтенроз.
С присоединением Ахалтекинского оазиса территория Российской империи увеличилась на 30 тысяч квадратных километров. Теперь между Афганистаном и Русской Средней Азией лежал только непокорённый Мерв.

Глава двадцать седьмая

Покинем на время жаркие туркменские степи, и перенесёмся за тысячи километров на восток, в Семиречье. Здесь внезапно возникла напряжённость, едва не приведшая к полномасштабной войне России с Китаем.
Как мы помним китайцы, разбив Якуб-бека, в начале 1878 года вышли к русским пределам. На отвоёванных землях началась жесточайшая расправа над мусульманским населением. Через три недели после занятия Кашгара китайцы полностью вырезали скрывавшихся в окрестностях урумчийских дунган. Земли и имущество восставших отбирались в казну. Началось массовое бегство жителей Восточного Туркестана на российскую территорию.
Цинский военачальник Лю Цзиньтан немедленно потребовал от России выдачи беглецов, - прежде всего, лидеров ополчения,- и возвращения всей территории Кульджи, занятой Россией в 1871 году. Письма губернатору Семиреченской области Г.А Колпаковскому, а затем и туркестанскому гг. К.П.Кауфману были написаны угрожающе высокомерным, ультимативным тоном. Сообщая Кауфману о своих победах, китайский военачальник подчеркивал: «Мы заняли несколько сотен больших и малых городов и предали смерти более 100 000 (более 10 тюменей) разбойников», некоторые из них бежали в пределы Российской империи, в случае их невыдачи российскими пограничными властями, «я, Джунтанг, по повелению великого хана, буду преследовать Баянахуна (лидер дунганских повстанцев, В.Ф.) и в тех местах, куда он ушел…, не судите меня, когда я прибуду в ваши пределы».
В ответ на столь вызывающее письмо цинского генерала военный губернатор Семиречья Г.А. Колпаковский писал: «Вы заявляете высокомерно настоятельное и дерзкое требование от меня выдать дунган, какого-то Биянху и разных дунганских предводителей; для выполнения этого требования назначили 50-дневный срок, мало того, осмелились заключить свое грубое сообщение смешной угрозой о вступлении с войсками в наши владения, не помыслив о том, что имеете дело с представителями Державы сильной перед лицом всего мира своим могуществом и праву и что всякий шаг враждебности с вашей стороны будет опасным шагом для Вас и управляемого Вами края[…]В наши владения пришли не преступники, а пришли до 5 тыс. душ бедных дунганских семей, искавших спасения от неистовств ваших войск… Дунгане эти, таким образом, приняты под покровительство российского императора, останутся на нашей земле и никакие притязания Ваши не будут приняты мною во внимание без приказания высшего нашего начальства».
К.П.Кауфман в свою очередь, отвечая ЛюЦзиньтану, писал, что, узнав о занятии цинскими войсками Кашгара, «ждал Вашего извещения об этом событии, ожидая мирных и дружественных сношений, как подобает добрым соседям». Однако «был немало удивлен тоном и выражением сообщения», в котором цинский военачальник извещал о намерении вступить со своими войсками в пределы России. «Такое нарушение границ повело бы Вас с в столкновение с нашими военными силами; едва ли великий Богдохан одобрит действия, которые нарушают двухсотлетнюю дружбу между двумя великими империями».
Напряжение нарастало, и, чтобы каким-то образом развязать этот узел, в Петербург, для ведения переговоров прибывает один из высших китайских бонз, родственник императрицы Цы Си,ЧунХоу.

                                      Китайский посол ЧунХоу, фото 1880-х годов*

Петербург был готов вернуть Китаю Илийский край, правда не весь. Несколько районов и перевалов, удобных с чисто военной точки зрения, должны были остаться у России. Этого требовал генерал-губернатор российского Туркестана, настаивая на том, что эти районы жизненно необходимы для обеспечения безопасности среднеазиатских владений Российской империи.
Кроме того, Кауфман предлагал получить с Пекина компенсацию, за понесённые расходы в ходе многолетнего пребывания в Кульджерусском гарнизоне. Сумму компенсации генерал-губернатор определил в 120 млн рублей серебром. На эти деньги Константин Петрович предполагал построить железную дорогу из России в Среднюю Азию. На самом деле, все расходы, понесённые русскими властями в Илийском крае, не превышали 300 000 рублей и были давно компенсированы за счёт местных ресурсов, и Петербург справедливо урезал требования генерала Кауфмана до 4 миллионов.
Переговоры с китайским представителем оказались долгими и тяжёлыми.
Кроме возврата территорий, ЧунХоу требовал выдачи бежавших в Россию уйгурских и дунганских повстанцев. На что управляющий Азиатским департаментом Российского МИДа Николай Гирс отвечал, что «решительно осуждает инсургентов», но политических преступников «мы не выдаем и отступить от такого правила не находим возможным». В конце концов после долгих согласований Пекин согласился убрать это требование из текста договора.
20 сентября 1879 года в Ливадийском дворце, в Крыму, был подписан договор о фактическом разделе долины реки Или – треть ее отходила России, две трети возвращались Китаю. Помимо денежной компенсации русским судам предоставлялось право свободного плавания по реке Сунгари вглубь Маньчжурии. В городах Западного Китая и в Монголии учреждалось семь новых русских консульств.
Казалось бы,согласие достигнуто. Но неожиданно в феврале 1880 года в Петербург приходит неприятное известие – посол ЧунХоу по возвращению в Пекин был арестован и приговорён к смертной казни, а подписанный им договор не ратифицирован китайским императором.
Недовольство китайского правительства было вызвано уступкой России, издавна считавшегося важным Музартского перевала через Тянь-Шань (наиболее удобного прохода из Илийского края в Восточный Туркестан), и долины реки Текес для поселения в ней "жителей Илийского края, которые пожелают принять российское подданство".
Впрочем, вначале к этой вести отнеслись снисходительно. Милютин писал в дневнике 21 февраля 1880 года:«Не было ничего интересного: прочтены телеграммы из Пекина, не хотят ратификовать договор, заключённый китайским послом».
Однако, уже через месяц до Петербурга дошла информация о призыве командующего войсками в Западном Китае Цзо-Цзунтана к войне с Россией. Он даже перенес свою резиденцию из Ланьчжоу в Хами, поближе к русской границе, захватив с собой гроб, как символ решимости бороться до конца, и стал усиленно готовиться к войне.
И в дневнике военного министра появляется запись совершенно иного характера:«В последние дни отовсюду получались сведения не утешительные. Китайцы, по-видимому, готовятся не на шутку к войне с нами. Начальству трёх округов – Туркестанского, Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского – даны по телеграфу приказания готовиться на случай разрыва и быть осторожными на границе».
Так начался русско-китайский политический кризис, получивший название «Илийского».
Корни его лежали во внутренней политике империи Цин.
Военная партия Китая, к которой принадлежал такой влиятельный военачальник как Цзо-Цзунтан, опасались потерять своё влияние в случае установления мира как внутри, так и на границах Поднебесной. Кроме того непрерывная цепь унижений, которым подвергался Китай со стороны европейских государств во время и после “опиумных войн”, вызвали недовольство китайских чиновников и служилого люда, и ненависть к иностранцам вообще. Чиновник по особым поручениям при канцлере Горчакове, Ф. Ф. Мартенс, готовивший для Александра II аналитические записки по международным проблемам, писал:
«Военная партия, принудившая пекинское правительство отказать в ратификации трактата, подписанного в Ливадии, очевидно воспользовалась глухим, но глубоким волнением, уже издавна охватившим население Китая и направленным против иностранцев и всех европейских наций, когда-либо прежде заключавших международные трактаты с Китаем… Ливадийский трактат стал для них каплей воды, переполнившей через край чашу несправедливостей, жертвою которых был Китай. Нынешнее недоразумение никогда не возникло бы между Россией и Срединной империей, если бы китайцы не были вынуждены ненавидеть иностранцев, постоянно неуважающих их самые неоспоримые права…»

Чиновник особых поручений Фёдор Мартенс, личный юрист-международники мператора Александра II. Фотография 1880 года

Таким образом, совершенно ясно, что, военная партия пекинского двора во главе с Цзо-Цзунтаном просто воспользовалась Ливадийским трактатом как поводом. Начав войну с Россией, предполагалось произвести общее избиение иностранцев.
Но какими бы ни были причины отказа пекинского правительства от уже подписанного договора, Петербургу впервые пришлось задуматься о вероятной войне с Китаем. И хотя сомнений в превосходстве русской армии не возникало, была одна проблема. Общая протяженность сухопутной границы с Поднебесной была огромной - около семи тысяч вёрст. В этом случае логистика любых военных операций была чрезвычайно сложной. Ещё в 1878 году Кауфман писал в Петербург, что война с Китаем станет «самой неприятной, самой неблагодарной, дорогой, бесплодной, которой по упрямству китайцев, всем известному, нельзя предвидеть конца…»
Тем не менее, весной 1880 года, в Главном штабе Русской императорской армии приступили к разработке планов вероятной войны. Для этого были привлечены крупнейшие русские военные специалисты по Китаю Н.М. Пржевальский, Ю.А. Сосновский, А.П. Проценко и др. Свои заключения представили в Главный штаб командующие азиатских военных округов, в зону ответственности которых входила граница с Китаем. Предполагалось, что китайцы начнут боевые действия к концу текущего года, но одновременно на двух направлениях – в Маньчжурии и в Синьцзяне.
Для боевых действий в Синьцзяне Кауфман рассчитывал получить из центральной России не менее одной пехотной дивизии и два кавалерийских полка – эти силы он считал достаточными. Дожидаясь подкрепления, генерал-губернатор подготовил к возможным боевым действиям – 7500 пехоты, около 3500 кавалерии, 46 орудий, 8 ракетных станков и 3 мортиры. Во главе этих сил был поставлен генерал Колпаковский. План, разработанный Туркестанским главнокомандующим предполагал решительное наступление с двух направлений, из Кульджи и с южных границ Семипалатинской области к «стратегическому оазису» Хами, чтобы отрезать Синьцзян от собственно Китая. При этом предполагалось использовать бежавших в русские владения участников недавнего антикитайского восстания. Кауфман планировал создать в Восточном Туркестане два «буферных» государства: одно дунганское с центром в Урумчи, второе – для уйгуров и узбеков в Кашгарии.
В письме министру Милютину от 26 июля 1880 года Кауфман даже назвал правителей этих «государств»: лидера дунганского восстания Мухаммеда Биянху и Бек-Кули-бека, сына покойного Бадаулета Якуб-бека. Константин Петрович знал их лично, первый понравился ему «своей сдержанностью и разумным отношением к настоящему политическому положению», второй характеризовался «как законный преемник Якуб-бека, имеющий шансы и преданный нашим интересам».
Военный министр соглашается с Куфманом и в декабре 1880 года отправляет тому шифровку, в которой излагает общий план начального этапа большой войны с Китаем:
«Первое – со стороны Туркестанского и Западно-Сибирского военных округов держаться активно-оборонительной цели, защищать Кульджу, стараться нанести военное поражение китайцам где-либо поблизости границ, отнюдь не предпринимая далёких и продолжительных экспедиций и употреблять все усилия к созданию в Западном Китае Дунганского и Кашгарского мусульманских государств;
Второе – со стороны Восточной Сибири держаться активной обороны, стараясь нанести китайцам по возможности чувствительный удар занятием Гирина или другого какого-либо значительного города;
Третье – со стороны моря блокировать китайские берега, бомбардировать города, нанося возможно больший вред приморским городам».
Император план утвердил, однако рекомендовал Кауфману до разъяснения всех обстоятельств повременить с формированием новых воинских частей и ни в коем случае не переходить с войсками границу, "пока сами китайцы не подадут повода", кроме того высказал пожелание внимательнее отслеживать ситуацию в Афганистане. Одновременно по распоряжению правительства на Дальний Восток была отправлена эскадра Балтийского флота под командованием адмирала С.С. Лесовского.

Кроме того планируется дерзкая операция – переброска к Тихому океану 25-тысячной группировки при ста полевых орудиях, которая, высадившись на берегах Жёлтого моря, атакует Пекин с востока. Для сбора информации в Урумчи, Аксу, Шихо и другие места посылаются агенты.
А в 1881 году в Монголии начинает работу разведывательная экспедиция поручика И. А. Евтюгина, главной задачей которой являлась оценка возможностей прохода крупных частей кавалерии из Забайкалья к Пекину.
Одним из самых активных сторонников войны против Китая был видный проводник русской имперской мысли конца XIX века, разведчик и путешественник Н.М. Пржевальский. Он даже создал план возможных действий против Цинского государства, так им и названный - «Программа войны». В нём он писал, что «для военных действий против китайцев, на громадном протяжении нашей границы от Туркестана до Кореи, должны быть избраны местности, наиболее важные как в стратегическом, так и в политическом отношениях». Он определил три таких района — Притяньшаньский, Ургинский и Амурский. В конце августа 1880 года, в бухте Владивостока Золотой рог сосредотачивается вся эскадра адмирала Лесовского. Новейшие броненосные фрегаты «Минин» и «Князь Пожарский», крейсеры «Европа», «Азия», «Африка», восемь клиперов («Джигит», «Наездник», «Стрелок», «Пластун», «Крейсер», «Разбойник», «Забияка», «Абрек»). Одновременно сюда прибыли транспортные пароходы «Доброфлота» – «Россия», «Нижний Новгород» и «Петербург», доставившие солдат и военные грузы.

Эскадра адмирала С.С. Лесовского |в бухте Золотой Рог. Военное фото датировано 30 августа (старого стиля) 1880 года

В Семиречье Колпаковский выдвинул свои войска на передовые позиции в Верный. Туркестанская армия, дислоцированная в трех пунктах - Ташкенте, Самарканде и Или в любой момент была готова двинуться в Синьцзян. Кроме того в случае начала военных действий Кауфман предполагал вооружить русское население Семиречья, сформировать из каракиргизов сотню милиции под началом уже известного нам Шабдан-батыра, а для наблюдения за проходами Алатаускаго хребта привлечь невооруженных местных джигитов.
По распоряжению Кауфмана, в Кульдже были заготовлены продовольствие и фураж на 6 месяцев для экспедиционного русского отряда силой в 5 тысяч человек при 2,5 тысячах лошадях. К маю было закончено формирование семиреченских казачьих полков и скорострельной батареи в Верном. В Ташкенте сформированы две ракетные батареи и одна горная полубатарея. Частично были призваны нижние чины запаса, из которых сформированы 2 роты в Верном и 5 рот в Ташкенте. Подлежащие увольнению нижние чины и оренбургские, уральские и сибирские казаки задержаны в пределах Туркестанского военного округа. Меры эти получили Высочайшее одобрение, но вместе с тем, Кауфману было указано повременить с развертыванием новых частей, вызывающих большие расходы, и соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не вызвать враждебных действий со стороны китайцев.
С целью усиления войск Туркестанского военного округа, нацеленных для действий против Китая, Кауфман предлагал переподчинить ему в оперативное управление силы Западно-Сибирского военного округа. Военное министерство вполне разделяло взгляд Кауфмана на эту централизацию. Кроме того, Главный штаб, в случае неизбежности войны, предполагал образовать в Туркестанском военном округе 7 новых батальонов и прислать туда на формирование ещё 4 резервных батальона.
Военное министерство не согласилось отправить в Туркестан запрошенную Кауфманом пехотную дивизию и кавалерийские части, но сочувственно отнеслось к идее строительства железной дороги до Сырдарьи. Так, в период острого политического кризиса с Китаем, впервые был поднят вопрос о строительстве железной дороги из Оренбурга в Ташкент. К этой идее вновь вернулись с окончанием русско-японской войны. На расходы по содержанию группировки войск, развернутой для войны с Китаем, Туркестанский военный округ в конце августа 1880 г. получил огромную, по тем временам сумму – свыше 4 млн. руб.
Активно готовился к войне и Китай. В январе 1881 г. Цзо-Цзунтана вызвали в Пекин. Перед отъездом он распорядился усилить фортификационные работы в Турфане, направив туда отряд численностью в четыре тысячи человек. Руководили всеми инженерно-строительными работами два англичанина. В Кашгар был отправлен караван с серебром и двумя орудиями английского производства с английской же прислугой из 12 человек. Во всех городах Кашгарии продолжалась активная закупка хлеба у населения и создание новых продовольственных складов. Началось изгнание российских купцов из некоторых городов Восточного Туркестана, в частности из Аксу. В то же время цинские власти предоставили льготы мусульманским торговцам Илийского края.
Одновременно на китайской стороне реки Амур и в маньчжурском пограничном селении Саньчакоу, всего лишь в сотне вёрст от Владивостока, были замечены немецкие инструкторы, руководившие постройкой укреплений. В дневнике Милютина появляется тревожная запись:
«Отовсюду получаются сведения об обширных приготовлениях Китая к войне, агенты его деятельно отправляют из Европы и Америки массу хорошего оружия, пороха, пушек, торпед и прочего. Возникает мнение, что наши приготовления слишком незначительны сравнительно с китайскими».
В США и европейских странах Китай закупает большое количество оружия, боеприпасов и амуниции.

                      Китайские части с новым европейским оружием. Фото 1880-х годов

По мнению немецкого министра Макса фон Брандта Цины приобрели около 150 пушек разного калибра и 55 тысяч штук стрелкового оружия, в том числе 20 тысяч винтовок Ремингтона и 25 тысяч другого, более устаревшего оружия. В США было закуплено 20 млн. патронов, с Англией шли переговоры о покупке двух броненосцев и большого количества ружей системы Винчестер; в Германии были заказаны ружья системы Маузера.
Военно-морские силы Цинской империи помимо двух броненосцев и шести более мелких военных кораблей, купленных в Англии, состояли из 46-ти старых канонерок и 41 парохода различного водоизмещения от 500 до 1500 тонн. Например, корабль "Ванняньцин", построенный в Фучжоу в 1869 г. имел тоннаж в 17 450 т., команду из 1.800 человек, шесть 56-ти фунтовых пушек и одну большую, способную стрелять 150-фунтовыми ядрами.
Численность собранных для вторжения в Илийский край «лучших во всем Китае» цинских войск составляла по некоторым данным 40-50 тысяч человек.
Две империи, как два разогнавшихся экспресса, неумолимо двигались к столкновению, и казалось, уже ничто не может их остановить.

Глава двадцать восьмая

 

В конце ноября 1880 года российский «морской агент» (атташе) в Германии капитан 1-го ранга Н. А. Невахович передаёт в Петербург информацию о том, что в Англии готовы к спуску на воду два современных крейсера, предназначенных Китаю. Кроме того, в Германии, начато строительство двух новых броненосцев, которые должны будут усилить мощь морских сил Поднебесной.
И уже в следующем году из английской верфи в Китай отправляются два лёгких крейсера «Чаоюн» и «Янвэй». Надо сказать, что по такому показателю как скорость (16,5 узлов) они превосходили российские корабли. Упоминаемые Неваховичем броненосцы - «Динъюань» и «Чжэньюань» -также были построены и стали самыми мощными китайскими военными кораблями XIX века. Это был серьёзнейший аргумент в геополитическом противостоянии двух империй, Россия ещё не имела подобных кораблей.

Китайский крейсер «Янвэй» («Грозящий») в доке английского Ньюкасла. Фотография 1881 года

Тревожная информация приходит и из других источников. Русский консул в Тяньцзине К. И. Вебер (впоследствии первый посол в Корее) сообщал о переброске из южных провинций Китая к Пекину и в Маньчжурию войск, продовольствия и закупленного в Европе оружия. Всё это непрерывным потоком доставлялось парусными судами и зафрахтованными английскими пароходами. В дневнике военного министра, появляется тревожная запись:
«Поспешил известить по телеграфу начальников дальних пограничных округов, чтобы они занялись разработкою плана для будущего военного устройства наших пограничных с Китаем окраин, ввиду выяснившегося намерения нашего гигантского соседа развить и преобразовать свои военные силы. Уже теперь Китай не тот, каким был лет 15 тому назад, а кто знает, каким он будет впредь через 15 лет».
Войны Петербург явно не хочет. В дневнике Милютина в записи от 12 декабря 1880 года, читаем:
«Вчера присутствовал в совещании по китайским делам; оно происходило в Министерстве иностранных дел, с участием нового министра финансов Абазы. Общее настроение клонилось к уступчивости, для избежания во что бы ни стало войны с Китаем…»
Но и в Пекине, несмотря на усиленную подготовку к войне и угар патриотизма, военного столкновения с могучим соседом явно опасались.
В июле 1880 года по приглашению одного из кланов в столицу империи Цин прибыл знаменитый генерал Чарльз Гордон. Личность настолько неординарная, что не рассказать о нём нельзя.
Чарльз Джордж Гордон, был одним из самых известных британских генералов 19 столетия, известный под именами «Китайского Гордона», «Гордона Хартумского» или «Гордона-Паши». Во время Крымской войны, он был ранен при осаде Севастополя.
В 1857-1858 годах и в 1860 году участвовал в “опиумных” войнах против Цинов.
Крупный знаток Китая, Гордон объехал и изучил значительную часть Цинской империи.
Во время тайпинского восстания (крестьянская война в Китае против маньчжурской империи Цин и иностранных колонизаторов) воевал на стороне китайского правительства, и в звании главнокомандующего китайской армии, сыграл решающую роль в подавлении мятежа.
В 1874 году мы видим его уже в северной Африке, где по поручению Хедива (вице-султана) Египта Гордон участвует в завоевании Верхнего Нила, выступив в Судан во главе 2000 войска. Расположив свою штаб-квартиру в Гондокоро (Исмалия), Гордон воздвиг ряд укреплений вплоть до Великих озёр. Снискав борьбой с работорговлей определенную известность и уважение в этом регионе, генерал Гордон, в 1877 году становится губернатором Судана.
Именно этого, действительно выдающегося военного и политического деятеля, китайцы пригласили в качестве «советника по военным вопросам». Генерал Гордон был для Пекина бесспорным авторитетом, и его оценка возможной войны привела, в какой-то степени, к мирному разрешению кризиса. Зная на личном опыте возможности, как русской, так и китайской армий, Гордон уверил китайцев, что войска Российской империи куда сильнее цинских солдат.
“Вы не одержите победу в войне с Россией, если только не сожжете Пекин и не переместите императора и столицу в какую-либо удаленную провинцию, - нарисовал страшную картину британский генерал, - и далее добавил, - такой шаг будет губительным для судьбы империи”.

                                    Чарльз Гордон в костюме китайского мандарина.
                         Из коллекцииThe Royal Engineers Museum and Library & Archive

Китайская аристократия ещё не забыла бегства из Пекина во время последней «опиумной» войны, поэтому совет Гордона произвёл на неё удручающее впечатление.
Была ещё одна причина, - внутренняя, делавшая войну совсем нежелательной при любом её исходе. Императору Гуансюю едва исполнилось десять лет. От его имени правила тётка, вдовствующая императрица Цы Си. Умная женщина и искушённая в интригах правительница, она умело играла на противоречиях различных китайских кланов. После «рецепта» Гордона в сентябре 1880 года в Пекине собрался высший орган империи Цин,- Военный совет (Цзюньцзичу), на котором императрица сделала маньчжуро-китайской элите предложение, чтобы сторонники военного столкновения с Россией приняли на себя обязательство в случае поражения Китая возместить императорской казне все издержки войны, включая выплату контрибуции. Военный совет утвердил это «предложение», направленное прежде всего против лидеров двух самых влиятельных «генеральских кланов» - Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана, наместника столичной провинции Чжили.
Для императрицы Цы Си, относящейся к маньчжурскому меньшинству, к этому времени стало абсолютно ясно, что этническим маньчжурам и их власти угрожает любой исход войны с северным соседом. Китай только оправился от тридцатилетних внешних и внутренних потрясений, поэтому затяжная война с Россией явилась бы гибельной для династии. Победа же, неминуемо привела к чрезмерному усилению кланов Ли Хунчжана и Цзо Цзунтана, то есть этнических китайцев.
Для власти маньчжурского меньшинства любое усиление влияния этих кланов было чрезвычайно опасным. Поэтому в Пекине, осознав все угрозы, решили не доводить конфликт до открытого столкновения. Наместник столичной провинции Ли Хунчжан, в отличие от Цзо Цзунтана, также не жаждал реальной войны. От подготовки к военным действиям он уже получил все возможные преференции – крупные финансовые средства, полученные из государственной казны, позволили ему усилить мощь собственных войск.

Ли Хунчжан на демонстрации первого в Китае пулемёта «Максим», фотография конца XIX века

Именно войска Ли Хунчжана первыми получали новые винтовки и пушки, а заказанные в Англии и Германии новейшие крейсеры и броненосцы предназначались для прикрытия морских подступов к Пекину, и также входили в «генеральскую группировку» столичного наместника.
Оставался единственный авторитетный противник мирного решения – Цзо Цзунтан.
Чтобы нейтрализовать «императорского уполномоченного комиссара по военным делам в Синьцзяне», неустанно призывавшего к войне с Россией, его, в конце 1880 года вызвали в Пекин для почётного повышения. Цзо Цзунтан был торжественно назначен «советником трона» и главой Военного министерства.
Путь к мирным переговорам был открыт, и, чтобы продемонстрировать России готовность к компромиссам, бывший посланник Чун Хоу, приговоренный к смертной казни, был помилован, а в Петербург императрица Цы Си отправила Цзэн Цзицзэ — старшего сына Цзэн Гофаня, весьма почитаемого основателя всех китайских «генеральских кланов». Перед отправкой Цзэну-младшему был присвоен титул «хоу», что на русском дипломатическом языке соответствовало титулу “маркиз”.

                               «Маркиз Цзэн». Фотография 1880-х годов

В Петербурге известие об отправке мирной миссию «маркиза Цзэна» встретили с огромным облегчением. Компромисс был достигнут, и в феврале 1881, за 17 дней до убийства Александра II, новый русско-китайский договор был подписан. В его преамбуле говорилось: «желая, для скрепления дружественных между ними отношений, разрешить некоторые пограничные и торговые вопросы, касающиеся пользы обеих империй».
В итоге России досталось чуть менее трети территории «Илийского края». Китай заплатил России не 5, а 9 млн рублей серебром. Некоторый бонус получила и Британия, поскольку сумма компенсации была выплачена через лондонский BaringsBank и равнялась «девяти миллионам металлических рублей» или одному миллиону четыреста тридцать одной тысячи шестьсот шестьдесят четырём фунтам стерлингов и двум шиллингам.
Комиссаром по передаче Илийского края Китаю был назначен генерал-майор А.Я. Фриде, которому Колпаковский, исполнявший в связи с болезнью Кауфмана обязанности туркестанского генерал-губернатора, вручил военную и гражданскую власть в Илийском крае, снабдив его обстоятельной инструкцией. Главная задача, которая стояла перед туркестанской администрацией заключалась в том, чтобы "сдать Кульджу китайцам без переворота и без пролития крови и остановить население от эмиграции в наши пределы". В середине июня 1881 г. Фриде объехал все поселения Илийского края, убеждая жителей не бояться прихода китайцев и оставаться на своих местах. Однако все его уговоры были напрасны. Везде он получил "самые твердые заявления о желании поголовно переселиться в русские пределы", "ни страх разорения и бедствий при переселении, ни любовь к родине и уважение к могилам предков, остававшихся на китайской территории, ни предупреждение их об отказе в какой-либо денежной помощи при переселении и о недостатках воды и земли в русских пределах, предположенные семиреченскою администрацией под переселенцев, ничего не останавливало таранчей и дунган в их стремлении перейти в русские пределы: Мужчины, женщины, выставляя своих детей, с воплями обнимая ноги комиссара, просили не оставлять их китайцам, обещая своими трудами, поведением, жизнию, если она понадобится, отблагодарить великого белого царя за милостивое разрешение переселиться к нам".

                              Генерал А. Я. Фриде. Гравюра Ю. Барановского с фотографии
                              В. Козловского. Журнал “Всемирная иллюстрация” 1879. Т. 21

В пределы России начался массовый исход мусульманского населения Илийского края. Общее количество переселившихся и принявших российское подданство уйгур, казахов и дунган, составило приблизительно 70 тыс. человек.
13 августа из Кульджи начался вывод российских войск. “Илийский кризис” был мирно разрешён, но обе стороны тут же принялись укреплять свои общие границы, прежде всего, на Дальнем Востоке - в ближайшее десятилетие число войск по обе стороны Амура и Уссури увеличилось вдвое.
Через 20 лет, в 1901 году, России всё-таки пришлось воевать в Маньчжурии. В коалиции с европейскими странами и США, русские войска приняли участие в подавлении “боксёрского восстания”в Китае. Но это уже совершенно другая история, а мы из Семиречья вновь перенесёмся в знойные Туркменские пустыни.

Глава двадцать девятая

К 1882 году, Мервский оазис,«гнездо разбоя и разрушения, тормозившее развитие чуть ли не всей Средней Азии», оставался последним очагом нестабильности в регионе. Для разведки и рекогносцировки этой территории, исполняющий обязанности начальника штаба Закаспийской области барон И. А. Аминов, отправляет туда своего офицера. Интересно, что миссию эту полковник Аминов организует на свой страх и риск, не согласовав ни с Петербургом, ни со своим прямым начальством. Очевидно, что и офицера для этого задания он выбирает такого же рискового и отважного -поручика Алиханова-Аварского.
Несколько слов об этой незаурядной личности. Максуд Алиханов-Аварский родился 23 ноября 1846 года в Хунзахе, бывшей столице Аварского ханства (ныне Дагестан). Потомок древнего аварского рода, он был сыном соратника имама Шамиля. После того как его отец мюрид Алихан перешёл на сторону русских, маленький Максуд, вместе с сестрой находился в заложниках у Шамиля. После освобождения мальчик поступает в тифлисскую гимназию, а затем оканчивает 2-е Константиновское военное училище. Дальше военная служба и активное участие в Туркестанских походах. Казалось, перед молодым офицером открывается блистательная карьера. Однако вспыльчивый характер Алиханова сослужил ему дурную службу. Летом 1875 г. после дуэли с другим офицером, он попадает под суд, и с формулировкой «за покушение в вспыльчивости и раздражении на убийство офицера», лишается погон, орденов и отправляется рядовым в 15-й Переяславский драгунский полк, в составе которого воюет на Кавказском театре русско-турецкой войны. За отличие в сражении при Деве-Бойну награждён знаком отличия Военного ордена 4-й степени.
В 1879 г. Алиханов-Аварский был откомандирован в Закаспийскую область, и в составе отряда генерала Ломакина участвует в походе на Геок-Тепе. Несмотря на неудачу кампании, был произведён в прапорщики.
В 1904 году, к тому времени уже генерал-лейтенант, Максуд Алиханов-Аварский назначается генерал-губернатором Кутаисской губернии. Люто ненавидимый революционерами он пережил 8(!) покушений на свою жизнь, но всё-таки не уберегся. З июля 1907 года Алиханов-Аварский был убит, брошенной в его экипаж бомбой террористов. В документально-литературном альманахе«Книга русской скорби» –о нём сказано:
«У всех знавших его долго не изгладится обаятельный облик покойного Александра Михайловича, до конца жизни оставшегося верным религии предков – магометанству. Он обладал спокойным, приятным, твердым характером, огромной памятью, следил за литературой, занимался рисованием и отличался удивительной скромностью.
О себе и о своих подвигах он никогда не говорил, но охотно беседовал о всевозможных злобах дня, обнаруживая недюжинный ум и большую эрудицию. Бесстрашный, верный слову и чести – он умер на своем посту, сослужив своему отечеству доблестную службу, смертью героя. Переход в вечность для него остался незаметен, так быстро застигла его смерть, которой он никогда не боялся, но оставил неизгладимый след в сердцах всех его друзей и знавших его. Мир праху твоему, вечная тебе благодарность и вечная тебе память, доблестный честный русский гражданин!»

                       Генерал-лейтенант А. М. Алиханов (Максуд-бек Алихан-Аварский),
                       фото из “Книги русской скорби”. Изд. Русского народного союза им.
                        Михаила Архангела. СПб., 1908

Именно этого офицера полковник Аминов выбирает для выполнения опасного задания. В феврале 1882 г. Алиханов, под видом татарина из Казани Максуда, вместе с напарником, хорунжим Соколовым, также “прикрытым” именем Платон-ага, выезжает с караваном в сторону Мерва. Товары предоставил московский купец Коншин, отправив с ними своего человека С. Косых.
Напутствуя “приказчика Максуда”, Аминов прочел и передал тому секретную инструкцию, в которой говорилось: «Разрешая вам, господа, ехать с торговым караваном в Мерв (ныне г. Мары, В.Ф.), предоставляю вам честь быть первыми русскими исследователями одной из незнакомых нам стран. Руководствуясь при этом искренним желанием, чтобы увенчалось полным успехом это интересное и славное дело, сопряженное с опасностью, и потому налагающее на меня громадную нравственную ответственность, — считаю себя вправе напомнить вам, что только при единодушном действии и дружеских отношениях вы можете добиться желанных результатов. Вполне рассчитывая и в этом отношении на свой выбор, я ограничусь указанием цели и начертанием общей программы действий, предоставляя вам самим выбор средств и распределение занятий. Помните, господа, при выполнении вашей задачи, что туркмены, несмотря на кажущуюся наивность, необыкновенно проницательны. Поэтому, в интересах дела и во избежание каких бы то ни было осложнений, необходимо сохранение полного инкогнито. Не забывайте, что доверенный г. Коншина, Севериан Косых, должен быть в глазах туркмен начальником каравана, а вы - его помощниками. Если, как я думаю, г. Косых будет стесняться входить в свою роль по отношению к вам, - напоминайте ему, способствуйте этому сами. […]Желателен возможно обстоятельный ответ, - что такое современный Мерв, что он представляет в географическом и политическом отношениях, кто там властвует и к кому надо обращаться в нужных случаях?».
В двух словах, поставленные задачи сводились к подробному описанию пройденных путей, ко всестороннему исследованию Мервского оазиса, с нанесением всего виденного на карты, и, наконец, -“к собиранию расспросных сведений обо всем, что имеет какое-либо соотношение к Мерву и может представить интерес в научном и военном отношении”.
Появление в Мерве первого русского каравана, стало огромным событием для города и вызвало настолько сильный интерес, что был созван совет старейшин и туркменских ханов, куда были вызваны купец и один из приказчиков, под маской которого скрывался русский разведчик.
Алиханов и взял первое слово, сообщив, что русские купцы хотят начать торговлю с Мервом.
- Что скажете на это уважаемые?
Старейшины, надолго задумались, затем один из четырёх правителей Мерва, Мейли-хан, сказал.
- Торговля, это богоугодное дело и это хорошо, что вы прибыли к нам. Но, мы беспокоимся о вашей безопасности. Есть нехорошие люди, которые могут вас обидеть или даже, не дай Бог, убить. Мы же не хотим отвечать за это. Поэтому возвращайтесь в Ашхабад, а мы туда пришлём своих представителей для переговоров.
- Мы купцы, а не политики, - отвечал Алиханов, - переговоры не наше дело. Здесь, у вас торгуют и бухарцы, и хивинцы и персы. Почему же на Мервском базаре не быть и русским купцам?
– Ну, что ж, - после продолжительного молчания отвечал Мейли-хан, оставайтесь и торгуйте, единственное, что нас беспокоит ваша безопасность, поэтому будьте осторожнее.

   Поручик Максуд Алиханов (сидит слева), под видом туркменского караванщика, 1882 г

Три недели пробыли в Мерве русские разведчики. Этого времени вполне хватило, чтобы с блеском выполнить задачи, поставленные полковником Аминовым. Алиханов, всё это время провёл в “беседах со старейшинами, племенными лидерами, вождями”, - говоря сегодняшним языком, занимался вербовкой. Собирал информацию о дорогах, колодцах, произвёл рекогносцировку крепости. В дальнейшем эти сведения, Алиханов представил в работе “Мервский оазис и дороги ведущие к нему”, изданной в Петербурге в 1883 году военно-ученым комитетом Главного штаба.
За время пребывания в Мерве, Алиханов показал себя незаурядным дипломатом, приобретя многочисленных друзей среди влиятельных мервцев. Вот, что он писал в своём последнем донесении: «Они очень не хотели, чтобы мы уезжали. Мейли-хан буквально умолял нас погостить у него хотя бы пару недель. Мне тоже очень хотелось принять его приглашение, но… нам нужно было отправляться в обратный путь».
В сопровождении сорока джигитов, которые вызвались проводить русских до Теджентского оазиса, Алиханов и его спутники покинули гостеприимный Мерв.
Кроме добрых воспоминаний и чувства хорошо выполненной работы, Алиханов вёз письмо от властителей Мерва русским властям в Ашхабаде. «Мы будем стараться прекратить набеги и обеспечить безопасность караванов, – говорилось в нём. – Желая жить в мире, мы отправляем к вам наших депутатов, которые уполномочены сообщить устно то, что не написано в этом письме».
В середине 1883 года начальником Закаспийской области был назначен генерал-лейтенант А. В. Комаров. С его назначением политика России в этом крае стала более наступательной. Как пишет Алиханов-Аварский: “Для водворения безопасности в наших и соседних пределах высылались усиленные разъезды, доходившие до Душана и далее, т. е. за сто слишком верст от Гяурса, последнего пункта, занятого нами”. Однако, военные демонстрации оказывали не сильное впечатление на мервские шайки, занимавшиеся разбоем. Как только разъезды возвращались в Асхабад, разбойники вновь начинали нападать на пограничные селения Хорасана. Правительство Персии неоднократно обращалось к Петербургу с ходатайством о содействии по возвращению пленных, захваченных мервцами во время набегов. В конце 1883 года, по решению начальника области к берегам Теджена был отправлен более мощный демонстративный отряд, состоящий из сводного батальона закаспийских стрелков, двух сотен казаков Таманского казачьего полка, взвода горных орудий и команды туркменских джигитов. Командиром отряда был назначен полковник В. Д. Муратов, а отрядным адьютантом Максуд Алиханов. К отряду, пожелал также присоединиться текинец Мехтем-Кули-хан, “весьма разумный молодой человек 27-ми лет, руководивший, вместе с Текме-сардаром, обороной Геок-Тепе, ездивший затем в Москву, на коронацию императора Александра III, где ему был пожалован чин майора милиции”.

                                    Из книги Боиовича М. М. Члены Государственной думы
                                      (Портреты и биографии). Второй созыв. М, 1907

По мере движения русского отряда, на сотни верст распространялся слух, что идет авангард большого войска, предназначенного для покорения Мерва. На самом деле отряду «ни под каким видом не разрешалось переходить за Теджен» ...
Кроме задачи военной демонстрации, Муратову было предписано: «По прибытии отряда на Теджен, отправить в Мерв, с несколькими джигитами, переводчика, который должен предъявить тамошним властям требование о прекращении аламанства (разбоя, В.Ф.) и о выдаче 14 пленных персов, захваченных мервцами во время последнего их набега на Хорасан».
Алиханов, доказывая Муратову, бесплодность посылки переводчика, предложил свою кандидатуру, как человека, “изучившего эту страну и уже знакомому со многими из местных воротил”.
- Я бы не имел ничего против этого, - возражал полковник, - если б на меня не падала ответственность, что послал офицера, а не переводчика, как приказано; - если, не дай Бог, вас там убьют...
- Вы мне не приказываете ехать, а я напрашиваюсь на эту поездку, — отвечал Алиханов — следовательно об ответственности не может быть и речи... Откровенно говоря, из-за 14 персов я, быть может, и не поехал бы в Мерв в эту слякоть, да еще рискуя жизнью... Требовать превращения аламанства я также не намерен, будучи убежден, что никто не в силах сделать это в стране, где нет власти, где почти каждый из мужской половины двухсоттысячного населения - и аламан, из поколения в поколение живущей этим ремеслом, и единственная власть над самим собою... Мною руководит иная цель, - предъявить Мервскому народу, от имени нашего начальства, ультиматум: немедленно принять русское подданство или приготовиться к повторению в Мерве геок-тепенского погрома... Я давно обдумываю этот шаг, и давно у меня готовы доводы, которыми я думаю повлиять на мервцев. Если осуществится моя надежда, - первыми ее результатами будут, конечно, безусловное прекращение аламанства, водворение в стране порядка и освобождение - не 14-ти пленных персов, а доброй тысячи этих несчастных... И это еще не все. Покорение Ахала, или, вернее, одна только Скобелевская экспедиция, не считая походов сюда же 1872 и 1879 годов, стоила 37 миллионов рублей и целых рек крови. Мерв в пять раз больше Ахала и по территории, и по численности населения; доступы к нему гораздо труднее, и Геок-Тепе - просто игрушка в сравнении с чудовищными валами Мервской крепости. Во что же обойдется завоевание этой страны?!.. Подумайте, какое дело мы поднесем России, если нам удастся мирным путем, без капли крови и без рубля расходов, приобрести этот край!”.
В конце концов, Муратов, не только согласился с доводами отрядного адъютанта, но даже дал в сопровождение взвод казаков, - для представительности.
12 декабря, Алиханов выступил из Карры-бента в сопровождении 25 казаков и 12 джигитов Ахалтекинской милиции. С ним выехал также Мехтем-Кули-хан и юнкер из чеченцев Пацо-Плиев, характеризуемый Алихановым, как “незаменимый спутник во время скучных и утомительных переездов по безводной пустыне”.
Маршрут, выбранный Алихановым, пролегал через владения мервских ханов, которые он стал методично объезжать, ведя переговоры и убеждая пользующихся влиянием лиц, что Мерв переживает последние дни своего дикого разгула, и что население его, “в своих собственных интересах, должно, путем добровольного принятия русского подданства, избегнуть неминуемого, в противном случае, кровопролития”.
В одном из аулов Алиханов встретил знакомого по первой поездке в Мерв, Каракули-хана.
- Узнаёшь приказчика Сибир-нияз-бая? - спросил того Алиханов, одетый на этот раз в российский военный мундир.
- Узнаю, - отвечал, улыбаясь Каракули-хан. - Мы и в первый твой приезд подозревали, что не Сибир-нияз, а ты - гвоздь каравана, только выдающий себя за приказчика.
Последним селением, которое Алиханов посетил, была вотчина мачехи Мехтем-Кули-хана, авторитетнейшей правительнице одного из туркменских родов, Гюльджамал-ханши.
Она сообщила Алиханову, что к ней явилось три английских агента с прокламациями и уверяли ее, что 60 000 англичан, направляющихся к Мерву, уже в Герате. Английских агентов, оказавшихся афганцами, сторонниками Аюб-хана, немедленно арестовали и отправили в Ашхабад. Правда при обыске, никаких прокламаций у них найдено не было.
Красивая и умная Гюльджамал, по словам Алиханова “была в прямом и переносном значении, самою состоятельною личностью Мерва”, поэтому, склонить её на сторону русских, было бы большой удачей. И Алиханову это удалось. Выслушав русского посланника, она без колебаний заявила:
- В интересах нашего народа и моих сыновей, я не раз приносила и не такие жертвы... Я созову генгеш (совет старейшин племён, В.Ф.) от твоего имени и охотно приму на себя все хлопоты и издержки по приему, если только ты надеешься на успех...
В тот же день, 28-го декабря 1883 года, были разосланы гонцы с приглашениями на совет. Около десяти часов утра 1-го января 1884 года все съехавшиеся ханы и старейшины всех текинских родов Мерва, в числе около трехсот человек, уселись огромным кольцом, на равнине, за аулом ханши. За ними сплошной стеной теснилось около трёх тысяч любопытных, а в середине круга был разостлан небольшой коврик для русского представителя.
Алиханов выйдя на середину и поприветствовав собравшихся, произнёс речь, в которой рассказал о политике России в крае, сравнив её с Британской, о преимуществах проживания под защитой России и о страшной участи Мерва, если продолжатся разбой и бесчинства. Большую часть своей речи Алиханов посвятил вопросу неприкосновенности в будущем исламской религии.
“Одна пятая часть подданных Белого Царя мусульмане и они встречают тем больше уважения к себе, чем крепче держатся своей религии; мой отец служил русским 40 лет, я служу уже 20 лет, и мы слава богу мусульмане, и таких как мы тысячи на службе русской”. В заключении, было сказано:
“Еще недавно вы дали бывшему здесь О'Доновану, за вашими печатями, огромную бумагу о том, что согласны быть подданными Англии. Почему же после этого англичане не пришли и не водворили порядка между вами? Потому что, имея на шее такую обузу, как Индия, хотя и с обабившимися индусами, они не в силах это сделать. Откуда они придут к вам, когда вас окружают земли, не принадлежащие Англии? А откуда придут русские - вы очень хорошо знаете. В ожидании вашего ответа, в трех переходах отсюда, на Карры-бенте, стоят передовые их войска, за которыми повалит к вам столько тысяч, сколько царской душе будет угодно... Знайте это![…] Итак, подданство или — война?.. Я уверен, что вопрос этот уже решен в голове каждого из вас, и потому, для совещания и передачи мне ответа, даю вам полчаса времени. Каков бы ни был ваш ответ, я оставлю Мерв с чистою совестью, что с своей стороны сделал все для того, чтобы отвратить от вас бедствия неравной борьбы. Переговорить с каждым из вас в отдельности я не могу и не нахожу нужным. Пусть каждый род уполномочит одного для передачи мне ответа, и когда он будет готов, пусть дадут мне знать!”
Через полчаса Алиханову сообщили, что генгеш решение принял.
-Кого же вы избрали для передачи мне ответа?
-Мехтем-Кули-хана! — послышались голоса с разных сторон.
- Каков ответ Мервского народа?- обратился Алиханов к Мехтем-Кули.
- Представители Мерва, - произнес тот среди всеобщего молчания, - единогласно постановили принять подданство Белого царя...

Фото 1908г., со следующей надписью. “Туркменская депутация, прибывшая из Закаспийского края для принесения благодарности за Высочайшие милости, оказанные по случаю 25-летия присоединения Мерва. В депутации находятся: Ханша Гюльджамал-бай и её два сына: предводитель ахал-текинцев Мехтемкули-хан и Юсуф. Ханша имеет Высочайшие награды: почётный золотой пояс, парчовый халат и получает пенсию. Ханше теперь 65 лет”.

Вскоре после этого, войсковая колонна полковника Муратова вошла в Мерв и заняла главную крепость.
А 25 января 1884 года в Ашхабад прибыла депутация, которая поднесла начальнику Закаспийской области прошение на имя императора о принятии туркмен Мерва в русское подданство, после чего мервцами была принесена присяга.
Так триумфально закончилось дипломатическое сражение Максуда Алиханова-Аварского, абсолютно бескровное и практически ничего не стоившее в финансовом плане.
Высочайшим приказом, в феврале 1884 г. Алиханову был возвращен утраченный им по суду чин майора. А в августе того же года, последовало Высочайшее повеление о возвращении орденов Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом и Св. Станислава 2-й ст. с мечами.
Россия, полностью покоривТуркмению, завершила процесс присоединения Средней Азиии вышла к границе с Афганистаном. И это совершенно не устраивало Британию. Между двумя империями вновь резко обострились отношения.

 Глава тридцатая

Россия, присоединив к себе Мервский оазис, вышла к границе с Афганистаном. Начальником вновь образованного Мервского округа был назначен подполковник М. Алиханов-Аварский, который продолжил дальнейшую мирную экспансию, присоединив к своему округу землимервских вассалов — сарыков и солоров. 21 апреля 1884 г. депутация сарыков из Иолотани приняла в Ашхабаде присягу, а 25 мая, опередив персов, двинувших туда свои войска, был занят центр солоров– Серахс. Завершив присоединение Туркмении, Россия сомкнула фронт на юге Средней Азии, что позволило наладить сообщение между Закаспием и Туркестаном. Этому способствовало и то, что в 1882-1884 годах под руководством генерал-лейтенанта М.Н. Анненкова была сооружена Закаспийская железная дорога от Красноводска до Мерва.
Строительство этой стратегически важной дороги, в тяжелейших природных условиях, и за столь короткий срок, без преувеличения, можно назвать подвигом. За блестящее выполнение важной и ответственной работы, “за безупречную честность и самоотверженность”, М.Н. Анненков был удостоен «Высочайшей благодарности» императора Александра III, пожалован бриллиантовым знаком Св. Александра Невского и осыпан другими милостями. А в ознаменование 25-летия существования Закаспийской железной дороги благодарная Россия воздвигла ему памятник на привокзальной площади Самарканда. На фасадной стороне монумента красовалась надпись: «Генерал от инфантерии Михаил Николаевич Анненков, строитель Закаспийской военной железной дороги. 1835–1899». В советское время памятник был уничтожен.

М.Н. Анненков. Фотопортрет 1880-х гг. неизвестный автор и открытие памятника Анненкову на привокзальной площади в Самарканде 21 октября 1913 года

Британия была не на шутку встревожена, поскольку после занятия русскими Мервского оазиса пространство между российскими и афганскими владениями стало неопределённым. Чтобы урегулировать этот вопрос Лондон и Петербург договорились создать англо-русскую разграничительную комиссию.
Однако и афганский эмир Абдуррахман-хан, последовательно расширял границы своих владений.
В 1881 году он, разбив войска своего двоюродного брата Аюб-хана, присоединил Гератский оазис. Британия приветствовала присоединение Герата, и при молчаливом одобрении Калькутты Абдуррахман, в 1883 году, ввел войска в три небольшие памирские княжества: Рушан, Шугнан и Вахан. Свидетелем этих событий стал Генерального штаба капитан Д. В. Путята, который во главе Памирской экспедиции находился как раз в этом районе.
Несколько слов об этом незаурядном человеке. Выпускник Николаевской академии Генерального штаба Дмитрий Васильевич Путята, после окончания учёбы был прикомандирован к штабу Туркестанского военного округа офицером для поручений. В 1882 году он прошел практику при Ташкентской обсерватории, затем провел рекогносцировку в пустынях Каракум и Кызылкум. А весной 1883 года Путята был назначен начальником Памирской экспедиции, куда кроме него вошли: горный инженер Д.Л. Иванов, классный топограф Н.А. Бендерский, конвой из двенадцати казаков и восьми киргизов. Это была первая основательная попытка выяснить военно-стратегическое, политическое и географическое положения Памира – территории в России практически не изученной. Именно эти задачи были поставлены перед Путятой, начальником Ферганской области генералом Абрамовым. Получив от Абрамова послания к правителям Шугнана и Вахана, в которых указывалось на исключительно научные цели поездки, экспедиция 8 июня отправилась из г. Ош в долгое путешествие по Памиру и Кашгару.
Впереди экспедиции летела молва, что это передовой русский отряд, за которым идут основные силы для войны с Афганистаном. Поэтому правители памирских княжеств и кашгарские власти вначале опасались пускать русских, но затем недоразумение было улажено. Путята в итоге добрался до ваханского правителя, который просил его о покровительстве России и о введении войск, но у капитана не было полномочий принимать такие решения. Выполнив, в основном, поставленные задачи отряд вернулся в Маргелан 19 ноября 1883 года.
В результате Памирской экспедицией были составлены наиболее полные и точные карты Памира, сделаны геологические исследования и собран гербарий местной флоры. Кроме того, была получена информация о социально-экономической и политической жизни населения в памирских бекствах, причём особое внимание обращено на негативное отношение местного населения к афганцам и о его желании отдаться под покровительство России.
Несмотря на то, что экспедиции не удалось подробно исследовать Вахан и Шугнан в топографическом отношении, в целом её деятельность можно признать успешной, поскольку она положила начало глубоким научному и военному исследованиям Памира.
Собранные и проанализированные Путятой сведения в дальнейшем были использованы российскими военными при покорении Памира в 90-е гг. XIX века в качестве материалов для планирования политических и военных действий на занимаемых территориях.
Впоследствии Дмитрий Васильевич делает блестящую карьеру, как выдающийся востоковед, исследователь Центральной Азии, Китая и Кореи. В течение шести лет, он служил военным агентом (атташе) в Китае, собирая информацию о внутренней и внешней политике страны, состоянии экономики и вооружённых силах. Как начальник Азиатской части Главного штаба, способствовал учреждению во Владивостоке Восточного института. С 1902 по 1906 гг., был губернатором Амурской области.

                         Военный губернатор и командующий войсками Амурской области
                         генерал-майор Д. В. Путята. Фото из иллюстрированного еженедельного
                          журнала "Искры", № 9, 29 февраля 1904

Но вернёмся на юг Туркмении.
В соответствии с совместно утвержденными протоколами о делимитации границы Афганистана, туда в начале сентября 1884 г. отправилась военно-дипломатическая миссия во главе с генералом Ламзденом. Она насчитывала 1400 человек (включая крупный военный эскорт) и больше напоминала военную экспедицию, направленную в поход против неприятеля, нежели группу специалистов, посланных для мирного решения пограничных вопросов. Выбрав трудный маршрут на Герат из Белуджистана, экспедиция по пути решала и другие вопросы. Английские топографы проводили рекогносцировку местности, нанося на карту переправы через Аму-Дарью. Со стороны России комиссаром по разграничению был назначен генерал Зеленой.
Точкой преткновения в переговорах стала небольшая географическая точка - Пенде, или Пендинский оазис, расположенный между реками Мургабом и Кушкой и населенный туркменами племени сарык.
После присоединения Мерва, Россия считала эту территорию своей, и после определения комиссией границы с Афганистаном, туда были должны войти российские войска.
Однако Британию это совершенно не устраивало, поскольку Пенде занимал стратегические высоты на подходе к Герату. В результате Абдуррахман-хан, поощряемый англичанами, вводит в спорный район подразделения своих войск.
В ответ на это начальник Закаспийской области А. В. Комаров также выдвигает войска к этому району и требует от генерала Лемсдена, чтобы афганские отряды немедленно покинул Пенде.

      Фото из книги: Шеманский А. Д. Бой на Кушке и его 25-летний юбилей. СПб., 1910

Атмосфера всё более накалялась. Это видно из сохранившейся переписки между русскими и британскими офицерами. В частности, в письме генерала П. Ламздена, начальнику Мервского округа, подполковнику Алиханову, говорится:
“Подполковник Риджуэ представил мне полученное им вчера от Вас письмо. Я не могу не высказать своего удивления по поводу тона, в котором оно написано, и должен прибавить, что, после вчерашнего объяснения моего с представителем Эмира, я нахожу, что мною исчерпаны все средства к удержанию Афганцев от принятия мер, которые они могут признать необходимыми для защиты своих прав. […]При всем том, считаю долгом предупредить Вас, что я нахожусь в невозможности побуждать Афганцев к дальнейшим уступкам или же долее их сдерживать, а вместе с тем и заявить Вам, что, в случае наступательных движений русских разъездов или войск за Аймак-Джары, неминуемо произойдет столкновение.
В заключение имею честь уведомить Вас, что в посланной в Лондон телеграмме я указал на серьезный кризис, вызванный Вашими замыслами, и что, во всяком случае, я надеюсь, что Вы не решитесь вступить на путь, который, помимо столкновений между Россией и Афганистаном, мог бы вызвать и разрыв между находящимися ныне в дружественных отношениях Россией и Англией.
Имею честь и пр. П. Лемсден»
Ответ Алиханова был краток и дерзок:
«От Подполковника Алиханова Генералу Сэру Питеру Лемсдену.
8 февраля 1885 г.
Глубокоуважаемый Генерал Лемсден, Комиссар Ее Величества Королевы великобританской.
Приветствуя Вас, сообщаю Вам, что письмо Ваше было получено мною. Ответ мой короток. Будете ли Вы довольны или нет, но мне приказано занять русскими войсками Даш-Кепри, и приказание это я выполню. Мы не желаем вражды, но, если другие начнут воевать с нами, то, с своей стороны; мы готовы к этому. Я человек служивый, с политическими делами не знаком, и потому не имею ничего иного сообщить Вам.
Подполковник Алиханов, Начальник округов Мерва, Серахса и Иолотан».

                                   Военный портрет сэра Питера Ламздена (1829-1918).
                                   Альбом редких исторических фотоснимков.
                                  Библиотека Конгресса США, Вашингтон

Наконец, 13 марта Комаров предъявляет командующему афганскими войсками ультиматум: либо вы отводите свои войска, либо мы принудим вас уйти силой.
Лемсден, чтобы не участвовать в предстоящем столкновении, которое уже становилось неизбежным, передвигает свой лагерь поближе к Герату, к персидской границе. Как писал военный историк А.К. Гейнс: «его поспешное передвижение к персидской границе, форсированные переходы днем и ночью под проливными дождями и по невылазной грязи походили на поспешный и скрытный побег».
18 марта 1885 года срок ультиматума истек. Афганцы не ушли. И Комаров даёт приказ атаковать, но так, чтобы первыми стали стрелять афганцы. Молча русские войска пошли вперёд и нервы у противника не выдержали. Прозвучали выстрелы, в результате которых были ранены лошадь и один казак. Завязался бой. Афганская конница, понеся большие потери от винтовочного огня, рассеялась и обратилась в бегство. Через несколько часов дрогнула и пехота врага. Оставив на поле боя около 500 погибших, она отступила. Командовавший тремя сотнями казаков и туркменскими джигитами подполковник Алиханов преследовал противника несколько километров. Русские потери составили 40 человек убитыми и ранеными.
В докладе, отправленном Комаровым Александру III, говорилось:
“Полная победа еще раз покрыла громкой славой войска Государя Императора в Средней Азии. Нахальство авганцев вынудило меня, для поддержания чести и достоинства России, атаковать 18 марта сильно-укрепленные позиции на обоих берегах р. Кушки... Авганский отряд регулярных войск, силою в 4 т. человек при 8-ми орудиях разбит и рассеян, потерял более 500 человек убитыми, всю артиллерию, два знамени, весь лагерь, обоз, запасы... Английские офицеры, руководившие действиями авганцев, просили нашего покровительства; к сожалению, посланный мною конвой не догнал их. Они были, вероятно, увлечены бежавшей авганской конницей. Авганцы сражались храбро, энергично и упорно; оставшиеся в крытых траншеях даже по окончании боя не сдавались; все начальники их ранены или убиты. Хладнокровие, порядок и храбрость, выказанные войсками в бою, выше всякой похвалы; милиция Мервского округа, вооруженная одними саблями, геройски сражалась рядом с казаками в первой линии; по окончании боя я перешел на левый берег Кушки; сегодня ко мне явится депутация от пендждинских Сарыков, ищущих покровительства России”.
В ответном письме Император поблагодарил за проведенную операцию, но попросил объяснений причин происшедшего, указав на то, что был дан приказ воздерживаться от боевых столкновений. Тем не менее, Комаров за эту победу был награжден золотой шпагой с бриллиантами с надписью: «За храбрость».

Памятник воинам, павшим в Таш-Кепринском бою 18 марта 1885 г. Открыт 18 марта 1900 г. на кургане Кызыл-Тепе

Генерал Леонид Николаевич Соболев, автор труда «Англо-афганская распря. Страница из истории восточного вопроса», писал об этой победе:
«Давно ли политики и военные люди Англии и России считали поход русских в Индию химерою, бредом больного воображения? Давно ли между Россиею и британскою Индиею лежали необозримыя пустыни и высокия горы, находившияся во власти воинственных мусульман? Воображение англичан, даже мрачно настроенное, не могло представить себе, что все эти страшные препятствия окажутся ничто перед слабым давлением России. Прошло с небольшим четверть столетия, то есть одно мгновение в смысле истории, и все разом переменилось. Мы стоим близь Герата, близь этих прославленных ворот Индии, и главное препятствие, туркменская пустыня, еще недавний театр кровопролитных войн, оглашается ныне свистом локомотива, а сыпучие безводные пески скреплены стальными рельсами. Воинственные афганцы, одержавшие несколько крупных побед в войнах с англичанами, при первом столкновении с русскими штыками бежали в паническом страхе.
Целый ряд последовательных ошибок политических деятелей Великобритании поставил последнюю в опасное положение. Предприятие, еще недавно казавшееся химерою, ныне оказывается возможным. Если спокойно рассчитать все расстояния, отделяющия долину Инда от центров расположения русской армии, и время, необходимое на прохождение русских войск чрез Афганистан, то любой стратег и политик признает, что поход в Индию не только возможен, но и не представит особых затруднений».
И действительно расстояние между владениями двух империй сократилось до 720 километров.
А. К. Гейнс, в свою очередь, отмечал: “Победа русских при Пенде была для англичан громовым ударом. Привычные к всегдашней уступчивости русской дипломатии, как только британский лев показывал зубы, убежденные, что русские, а особенно наши вечно чего-то трясущиеся дипломаты, эти полуиностранцы, ничего общего с Россией не имеющие, не доведут дела до такого конца, англичане не верили глазам и ушам своим, чтобы московиты дерзнули вздуть их друзей, их вассалов в то самое время, когда лорд Дефферин(вице-король Индии, В.Ф.) препоясывал «lesabredemonpère»(саблей его отца, В.Ф.) Абдурахмана в Равуль-Пинде на страх врагам. Положение англичан стало не только высококомичным, но даже драматичным”.
Несмотря на катастрофу на Кушке, на открытое вооруженное столкновение англичане не решились. Спокойно воспринял новость о разгроме своих войск в Пенде и афганский эмир. В конечном итоге русским и британским дипломатам удалось договориться. В 1888 году, совместной англо-русской комиссией была определена государственная граница между Российской империей и Афганистаном, которая пролегла по реке Кушка. При этом селение Пенде, ставшее впоследствии городом Кушка, стало самым южным населенным пунктом Российской империи.

Глава тридцать первая

Итак, южные рубежи России были установлены англо-русским соглашением 1888 г. Но дальше к востоку, где Афганистан примыкал к Памиру, граница была не определена.
Тем временем, под руководством генерала Анненкова ускоренными темпами продолжала строиться Закаспийская железная дорога. К 1888 году она, пройдя через Ашхабад и Чарджоу, достигла Самарканда. Летом того же года, молодой английский аристократ Джордж Натаниель Керзон, будущий вице-король Индии, решил отправиться в Центральную Азию, чтобы лично разобраться в вопросе, действительно ли русские представляют угрозу для Британской Индии. Прибыв в Красноводск, он садится на поезд и отправляется через пустыни на восток. Конечной целью любознательного британца был Ташкент - центр российских разведывательных и военных операций в Средней Азии. Путешествовал английский лорд весьма своеобразно, выходил на каждой станции, осматривался, изучал обстановку, дожидался следующего поезда и отправлялся дальше. По мере приближения к цели, блокноты Керзона, захваченные им в поездку, всё больше и больше заполнялись различными сведениями.
В Ташкенте британца принял генерал-губернатор Н.О. Розенбах. Это был уже третий начальник края. После кончины, в мае 1882 года, первого генерал-губернатора Туркестана на этот пост был назначен покоритель Ташкента М.Г. Черняев. Отважный военачальник оказался, к сожалению, слабым администратором, не обнаружившим ни делового такта, ни искусства в выборе сотрудников и доверенных лиц. Пробыв на посту руководителя края менее двух лет, Черняев сдал пост генерал-лейтенанту Розенбаху.
Николай Оттонович, оказался достойным продолжателем дела Кауфмана. На этом посту, как писал статс-секретарь А. А. Половцов, Розенбах, «человек благородный, прямой» «провёл много нововведений, оказавших несомненную пользу, а главное умел избежать военных усложнений, кои могли бы неоднократно перейти в войну». Именно за время губернаторства Розенбаха Закаспийская железная дорога дошла до Самарканда и было начато строительство Ташкентского участка. При нём началась разработка нефтяных месторождений в Ферганской долине, и были приведены в порядок финансовые дела, расстроенные Черняевым. Николай Оттонович оказывал значительное покровительство многочисленным учёным экспедициям в Тянь-Шань и Памир и был горячим сторонником скорейшего занятия Памирской горной системы русскими постами.


Н.О. Розенбах. Фото из книги: Затворницкий Н. М. Столетие Военного
министерства. Память о членах Военного совета. СПб., 1907

Столица Туркестанского края произвела на Керзона впечатление огромного укреплённого лагеря под военным управлением. Каждую встречу англичанин использовал, чтобы выяснить взгляды русских офицеров и чиновников на намерения России в этом регионе. Для него не стала неожиданностью явная агрессивность собеседников по отношению к его родине. В своей книге «Россия в Центральной Азии и англо-русский вопрос», вышедшей вскоре после возвращения в Лондон, он писал: «Там, где военные — правящий класс, и где продвижение по службе происходит медленно, неизбежно становится желанной война как единственно доступный путь отличиться[…]. Ташкент долго служил убежищем пошатнувшихся репутаций и разрушенных состояний, возможность восстановления которых была связана исключительно с полем битвы». Не знаю, беседы ли с русским служивым людом в Туркестане, или какие-то другие факторы, но Керзон делает совершенно неожиданное для британца умозаключение: «При отсутствии каких-либо физических препятствий, — пишет он, — и во враждебном окружении… вся логика дипломатии сводится к пониманию альтернативы: победа или поражение.
Россия была просто вынуждена продвигаться вперед, как Земля — вращаться вокруг Солнца». А основные выводы, сделанные Керзоном по результатам его поездки, были следующие. Первое - хотя российские власти не планировали завоевание Британской колонии, “они очень серьезно рассматривают вопрос о проникновении в Индию, причем с конкретной целью, о чем многие из них достаточно искренне признаются. Их реальная цель — не Калькутта, а Константинополь. Ради сохранения возможности использования колоний в Азии Британия пойдет на любые уступки в Европе”. И второе - наличие Транскаспийской железной дороги существенно изменило стратегическое равновесие в Средней Азии. По завершению строительства последнего участка Самарканд – Ташкент, Россия получит возможность быстро перебросить войска и вооружение из Кавказа и Сибири не только к южной границе с Афганистаном, но и к горным перевалам Памира.
Памир неспроста называли шарниром Евразии, именно здесь сошлись интересы трёх империй – России, Британии и Китая. К концу XIX в. перевалы, через которые можно было попасть в Кашгарию, Афганистан и Индию, стали яблоком раздора для трёх этих игроков.
Россия вышла к Памиру, присоединив к себе Кокандское ханство, но ещё до этого там побывал русский естествоиспытатель А.П. Федченко, открывший Алайский и Заалайский хребты. Вместе со своей женой О.А. Федченко, он совершил путешествие по Южной Фергане и прошёл через перевалы Алая в Алайскую долину, став первым из европейцев, который описал эту область и открыл громадный Заалайский хребет, о существовании которого до него не знали.
Эстафету Федченко подхватили другие русские исследователи.
В 1876 г. Памир посещает военно-научная экспедиция генерала Скобелева. В 1877 г. первую геологическую рекогносцировку Памиро-Алая производит профессор И.В. Мушкетов. В 1878 г. Памир пересекает географ и натуралист Н. А. Северцов. В том же году, туда устремляется энтомолог В. Ф. Ошанин, им открыта огромная горная цепь, названная хребтом Петра I и группа громадных ледников, самый большой из которых назван именем друга Ошанина – ледник Федченко.
В предыдущей главе упоминалась большая Памирская экспедиция Д. В. Путяты 1883 г.
С 1884 г. по 1887 г. зоолог Г.Е.Грум-Гржимайло вместе с братом Михаилом, исследует Восточный Памир и горные бекства Бухары — Дарваз, Куляб, Каратегини другие.
Ещё более активно изучали этот район британцы, занимаясь военно-политической и географической разведкой. Именно офицеры Её Величества были первопроходцами в малоизученных районах Центральной Азии, которые помимо боевой подготовки получали навыки геодезических работ.
Для наблюдения за действиями России в Средней Азии Калькутта создала хорошо налаженную систему непрерывного сбора информации, путем разведки и географических исследований в Афганистане, Памире и Восточном Туркестане, как силами офицеров, работавших тайно, так и уже упоминавшихся нами шпионов–пандитов.
Первым англичанином, исследовавшим Памир, был лейтенант Королевского военно-морского флота Джон Вуд. В 1838 г. он открыл озеро Зоркуль (Виктория), дающего жизнь реке Памир.
В 1860 г. пандит Абдул Меджид пересёк Восточный Памир с юга на север. В 1868 г. Другой пандит Мирза Шуджа под видом торговца исследовал Вахан.

Классический образ “Большой Игры” — обследование перевалов с помощью подзорной трубы

В том же году совершил путешествие через Памир в Кашгар опытный английский разведчик Дж. Хейуорд. Он составил карту Восточного Памира, а в июле 1870 г. был убит в результате конфликта с местным правителем.
Еще один пандит Хавильдар под видом купца в 1873-74 гг. прошёл из Кабула через Гиндукуш на Файзабад. Пандит Пир Мухтар Шах в 1879г. с третьей попытки все же сумел проникнуть в Шугнан и Рушан, за что получил золотую медаль Международного географического конгресса.
О миссии Д. Форсайта в Кашгар, мы уже рассказывали.
В 1886 г. хорошо подготовленная английская военно-топографическая экспедиция полковника Локкарта произвела всестороннее исследование перевалов, ведущих через Гиндукуш на Памир.
В список исследователей Памира можно включить также подполковника Элджернона Дюранда, майора Камберленда и лейтенант Бауэра.
Но, об одном участнике “Большой игры”, ставшим ключевой фигурой при зарождении “Памирского кризиса” и долгое время незаслуженно остававшегося в тени, следует рассказать непременно.
Ний Элиас (1844—1897) - выдающийся британский путешественник, талантливый разведчик, неутомимый исследователь и тонкий дипломат. Большинство его трудов долгое время оставались неизвестными и неоцененными, поскольку практически все они хранились в секретных архивах правительства Индии. Элиас под разными обличьями изъездил огромные пространства Евразии — от Бирмы до Нижнего Новгорода и Персии, а выпавших на его долю путешествий и приключений с лихвой хватило бы на дюжину приключенческих романов.
В 1879 г. он совершает первую туркестанскую экспедицию, пробравшись в Яркенд из Ладакха через Каракорумы. Первым из британцев, он получил достоверные сведения о занятии китайцами Кашгарии. В 1885 г. Элиас отправляется в экспедицию,которая имела целью собрать наиболее полные сведения о Памире и территориях, прилегающих к нему. Несколько раз пересекая Памир вдоль и поперек, он собрал настолько ценные сведения, что они, спустя 10 лет, частично легли в основу памирского разграничения между Россией и Британией. Главный труд Элиаса - "Отчет о миссии в Китайский Туркестан и Бадахшан в 1885-86 гг." был засекречен и издан для узкого круга руководства Британской Индии в 1886 г. Кроме всестороннего описания Памира и сопредельных территорий, к отчету прилагалась подробнейшая карта рекогносцировок Элиаса, которая была настолько важна, что получила высшую степень секретности -"AbsolutelyConfidential".
Из бесед с китайскими чиновниками разведчик узнал, что значительная часть Памира еще не имеет государственной принадлежности, ни афганцы, ни китайцы не торопятся заявлять свои права на эту территорию. Это была важнейшая политическая информация, которая дала в руки индо-британскому правительству мощный козырь, накануне предстоящей борьбы с Россией за Памир. И если раньше главным фактором в отношении Памира была география, то с поездкой Элиаса возник и фактор политический.

Политический агент Ней Элиас. Источник: Morgan, Gerald. Ney Elias.
Explorer and envoy extraordinary in High Asia. London, GeorgeAllen&Unwin, 1971
Как видим, к концу 80-годов XIX века, английская разведка существенно активизировала свою деятельность на “Крыше мира”.
Границы же на Памире фактически отсутствовали, и вопрос был лишь в том, кто первый договорится с местными вождями, ханами и беками и установит свои посты. Правда, следует отметить, что памирское направление в русской военной стратегии рассматривалось исключительно как демонстрационное.
Выдающийся русский разведчик Бронислав Людвигович Громбчевский, о котором мы расскажем чуть ниже, в своем докладе “Наши интересы на Памире”, писал:
«Я вовсе не хотел бы вселить убеждение, что дорога чрез Памиры есть самый удобный путь в Индию. Наоборот, я глубоко убежден, что в случае столкновения с Индией, главные силы русских войск будут двинуты со стороны Закаспийской области чрез Герат и частью из Туркестана чрез Бамьян на Кабул. Но думаю, что посылка чрез Памиры в Кашмир 3-4 тысячного корпуса не только вынудит англичан отказаться от мысли воспользоваться кашмирскими войсками для борьбы с Россией, но, в силу недовольства кашмирцев англичанами усиленного низложением в настоящее время кашмирского магараджи, заставит англичан выделять часть войск из внутренней Индии для наблюдения за Кашмиром. Таким образом, появление даже небольшого отряда русских войск со стороны Памиров отвлечет громадные силы у англичан и в значительной степени облегчит задачу главного операционного корпуса”.
Несмотря на соперничество России и Британии, представители военно-топографических служб империй стремились объединять усилия в исследовании малоизвестных уголков Азии, дополняя сведения друг друга. Иногда они даже сталкивались на памирских дорогах.
Одно из таких “рандеву”, встреча двух капитанов, Бронислава Громбчевского и Фрэнсиса Янгхазбанда стала одним из ярчайших эпизодов “Большой игры”.

       Выдающиеся участники “Большой игры”: Б. Л. Громбчевский и Фрэнсис Янгхазбанд

Видный российский исследователь и разведчик Бронислав Людвигович Громбчевский, родился 15 января 1855 г. в Ковенской губернии, в семье польского шляхтича. В 18 лет он начинает военную службу в 14-м Туркестанском линейном батальоне. Принимает участие в Алайском походе в 1876 г. и демонстрационных действиях Самаркандского отряда у границы с Афганистаном в 1878 г.
Результаты экспедиции Громбчевского в пограничные районы Тянь-Шаня и Южную Кашгарию, в 1885 г., были высоко оценены руководством Императорского географического общества. Затем молодой офицер проходит стажировку на физическом факультете Санкт-Петербургского университета, где изучает основы геодезии и практику в Пулковской обсерватории.
Осенью 1888 г. Громбчевский отправляется за Гиндукуш, с небольшим эскортом казаков.
Примечательно, что Генри Дюранд, глава внешнеполитического ведомства индийского правительства, получив информацию об этом, воскликнул: “Игра началась”, имея ввиду, что новый этап “Большой игры”, будет разворачиваться именно на Памире.
Во время этой поездки Громбчевский встречает своего конкурента Фрэнсиса Янгхазбанда. Английский разведчик, офицер и сын офицера, родился 31 мая 1863 года в небольшом городке в Северо-Западной пограничной провинции Британской Индии. Закончив Королевский военный колледж в Сандхерсте, он получает звание младшего лейтенанта, и начинает выполнять разведывательные задания. В свои 28 лет Фрэнсис был уже ветераном секретной службы и ко времени встречи с русским разведчиком в послужном списке британца было путешествие из Пекина в Кашмир через весь Китай и исследование Каракорумского нагорья. На Памир он отправился для установления китайских и афганских владений на Памире. Об английском отряде, находящемся неподалёку, Громбчевский узнал от киргиза-погонщика, и решил проявить русское гостеприимство, пригласив соперника на ужин. Янгхазбанд находился в долине Тагдумбаш, когда неожиданно появился посыльный от русского путешественника с предложением посетить его лагерь.
Поколебавшись англичанин приглашение принимает.
«Лишь только я прибыл, — записал он в своём дневнике, — высокий, прекрасно выглядевший бородатый человек в российской военной форме вышел меня встретить».
Несмотря на то, что их страны были в то время соперниками, они довольно любезно общались друг с другом несколько дней, и в целом оба остались довольны друг другом. “Мы встретились вполне дружелюбно - писал Громбчевский, - и так как экспедиция моя стала на ночлег раньше, чем подоспел капитан Younghusband, то он был нашим гостем в течение почти трех суток. Обе экспедиции представляли интересное смешение 20 народностей». Прощаясь, Громбчевский пошутил, сказав, что ему «будет приятно встретиться с Янгхазбандом вновь либо в мирной обстановке в Петербурге, либо в бою на индийской границе, и что в любом случае тому будет обеспечен теплый прием».
Во время встречи Громбчевский сделал совместную фотографию. Британский историк Дж. Кей оценил ее как «наиболее характерный и запоминающийся образ всей Большой игры... замечательную запись наиболее известного и малоописанного события, с которым мало что может сравниться; изображение впечатляет настолько, как если бы вдруг обнаружилась фотография встречи Стенли с Ливингстоном».


Встреча британской и русской экспедиций на Памире. Фото Б. Л. Громбчевского

Но в «Большой игре» нет места симпатиям и сантиментам, и Янгхазбанд сполна отплатил своему новому русскому другу за гостеприимство, порекомендовав путь, который он якобы уже изучил. На самом деле дорога эта была практически непроходимой. В донесении своему непосредственному начальнику полковнику Низбету, Янгхазбанд признался, что указал русскому “путь, абсолютно лишённый всякого значения, из ниоткуда в никуда, проходящий по очень высокому плато и горам, без травы и топлива, и что движение по нему зимой будет сопряжено большими трудностями и потерями в отряде”. Так и случилось. Русский отряд, пойдя этой дорогой, потерял всех лошадей, и только чудом обмороженные и оголодавшие путники добрались до Южной Кашгарии. Сам Громбчевский потом еще долго болел и ходил на костылях, но, по-видимому, так никогда и не узнал, что английский “друг” злонамеренно отправил его на возможную гибель.
Не пройдёт и года, как русский и английский разведчики вновь встретятся на дорогах “Большой игры”.

Глава тридцать вторая

Летом 1890 г. Фрэнсис Янгхазбанд вновь отправляется в экспедицию со специальным заданием. В Лондоне и Калькутте, к этому времени, был принят проект уже упоминаемого нами генерала Мак Грегора . Суть его была в разделе Памира между Китаем и Афганистаном. Созданная тем самым буферная зона, исключала риск вторжения российских войск в индийские владения англичан. В связи с этим колониальное правительство Индии предложило МИДу Великобритании начать переговоры, чтобы убедить Пекин установить свою власть на западе Памира, вплоть до афганских владений. Исполнителем этого проекта непосредственно на Памире и стал Янгхазбанд. Ему были даны полномочия и инструкция “тщательно изучить всю страну вплоть до афганской и русской границ, для того, чтобы выяснить точные пределы распространения китайской власти”. Предполагалось, что китайские посты могут отсутствовать на предельных границах территории. В случае, если Янгхазбанд обнаружит, что дело обстоит именно так, ему предписывалось“постараться убедить китайские власти в необходимости усиления и фактического осуществления их оккупации для того чтобы, если возможно, не могло возникнуть оснований предполагать, что существует какой-либо участок невостребованной территории между афганскими и китайскими владениями”.
Янгхазбанд уже неделю находился в кашгарском городе Яркенд, когда туда 27 августа прибыл Громбчевский. Через короткое время русский путешественник получает от англичанина приглашение нанести визит и “возобновить знакомство”.
«Капитан Громбчевский, - писал позже Янгхазбанд, - пришел на встречу в форме и с орденами. Для меня было большим удовольствием встретить его снова и услышать от него рассказ о его приключениях после того, как мы расстались с ним у границ Хунзы около года назад. Он пережил трудные времена и, вероятно, перенес много невзгод так как прошел Каракорумским перевалом в середине декабря и затем, в разгар зимы отправился на окраину Тибетского нагорья. Когда я вспоминаю как неадекватно были снабжены лагерным имуществом он и его партия, и в каких условиях они совершали путешествие, я не перестаю восхищаться той упорной настойчивости, с какой русский путешественник исполнял стоявшую перед ним задачу». Невероятное лицемерие, учитывая, что именно англичанин отправил Громбчевского в “дорогу вникуда”.
В свою очередь Громбчевский пригласил на ужин Янгбазханда, а на прощанье русский и британский разведчики отужинали в доме британского торгового агента.
«Этот последний ужин, - вспоминал Янгхазбанд, - был настоящим событием в Яркенде, и было занятным думать о том, как русский и английский офицеры обедают с тюркским торговцем на полпути между российской и индийской империями, в самом сердце Средней Азии. Ужин был устроен в доме в туземной части города и был великолепным пиршеством, блюда с тушеным и жареным мясом, пловом сменяли друг друга, и старый торговец был полон гостеприимства».

Встреча двух капитанов в доме торгового агента в Яркенде 27 августа 1890 г. Фото Громбчевского. Фонд Б.Л. Громбчевского в Научном архиве РГО


Цель и задачи британской миссии Громбчевский выяснил у секретаря яркендского амбаня (местный китайский правитель). А перед самым отъездом из Яркенда русскому разведчику удалось ознакомиться с рабочей картой британца. “Янгхазбанд очень интересовался дорогою, - писал впоследствии Громбчевский, -а так как мы оба плохи во французском, то я попросил карту. Второпях Янгхазбанд подал мне подробную карту Памира и Индии, где в общих чертах красными чернилами намечена граница между Афганистаном и Китаем по хребту вдоль р. Аксу. Таким образом проект разграничения подтверждается”.
Громбчевский в свою очередь рассказал британцу, что местные киргизы считают себя китайскими подданными, об этом же он, зачем-то, сообщил китайским властям в Яркенде. Янгазбанд из этого сделал вывод, что Россия, так же как и Британия, хочет, чтобы китайцы установили свою власть на Памире, что было абсолютно не верно.
Чем же руководствовался русский разведчик когда, не имея никаких полномочий, отдавал Восточный Памир Китаю? Возможно Громбчевский действительно считал, что передача этих земель будет благом для России, которая, по его мнению, сможет диктовать свою волю китайским властям. Однако фактически проведя переговоры с китайцами, а затем подыграв Янгхазбанду, Громбчевский играл в очень опасную игру с непредсказуемыми последствиями.
В Петербурге, куда Громбчевский возвращается в декабре 1890 г., он встречает весьма тёплый приём. В Военно-топографический отдел Главного штаба путешественник передаёт маршрутные съёмки 7200 вёрст, из которых “5000 вёрст по местности не посещённой европейцами”. В начале января путешественника принимает военный министр П. С. Ванновский, а 16 января он удостаивается аудиенции у императора Александра III, с интересом выслушавшего его доклад. По представлению военного министра последовало Высочайшее соизволение на награждение Громбчевского чином подполковника и пожизненной пенсией в 400 руб. в год.
Тем временем Российские власти, наблюдая за активными действиями англичан, решились на военную демонстрацию, чтобы предъявить свои права на Памир.
Решение об этом было принято на самом высоком уровне с привлечением Министерства иностранных дел, Главного штаба и штаба Туркестанского военного округа. В Ташкенте, в соответствии с этим решением, был разработан план по установлению русского присутствия на Памире.
Исполнителем этого решения назначается командир 11 Туркестанского линейного батальона, полковник Михаил Ефремович Ионов. В Маргелане формируется специальный отряд, состоявший из охотников (добровольцев) из 2-го, 7-го, 15-го, 16-го и 18-го Туркестанских линейных батальонов и 24 казаков из 6-го Оренбургского казачьего полка. Всего в отряде было 8 офицеров и 114 солдат. В состав отряда также вошли Генерального штаба капитан А. Г. Скерский и классный топограф Н. А. Бендерский.
Поддержку отряду оказывала ещё одна экспедиция под руководством самого генерал-губернатора Туркестана барона Александра Вревского, на которого было возложено общее руководство операции. Официальная цель похода:«изучение Чаткальской долины в отношении возможностей ее колонизации и проложение по ней удобной дороги для сообщения между долиной Чирчика и Ферганой, подробного исследования пути из Ферганы в Кашгарию и ознакомление с Алайской долиной». В его состав вошёл и Б. Л. Громбчевский.

А. Б. Вревский, фото из Альбома членов Военного совета и М. Е. Ионов. Фото из журнала “Разведчик”, № 104, 1892

В это же время на Памир отправляется английская экспедиция всё того же Фрэнсиса Янгхазбанда.
Летом 1891 года оба русских отряда двинулись к Памиру. Маршрут барона Вревского пролегал от урочища Чимган на Ош, откуда по ошско-кашгарскому караванному пути до пограничного укрепления Иркештам, а оттуда на Алай и по Исфайрамскому ущелью в Маргелан. В Оше к отряду присоединились: русский путешественник князь Голицын и третий секретарь посольства Великобритании в Санкт-Петербурге майор С. Н. Е. Элиот, которые намеревались достигнуть Кашгара и совершить переход в Британскую Индию.
«Князя Голицына, - писал врач отряда Казанский в своих воспоминаниях, - сопровождал целый эскорт, состоявший из восьми рослых и здоровых молодцов, набранных, кажется, из отставных унтер-офицеров; отрядец этот был недурно вооружен и имел довольно внушительный вид. Предусмотрительный путешественник вез с собою огромный багаж. Тут было и оружие, и платье, и консервы, книги, ландкарты, разнообразные вещи для подарков. Наоборот, майор Элиот ехал в Индию, как будто совершал загородную прогулку; я даже не уверен, захватил ли он с собой необходимое белье».
“ Весь проезд начальника края, - пишет участник Памирских походов Борис Тагеев, - походил на какое-то триумфальное шествие. Всюду ему устраивались торжественные встречи, везде выставлялись богатые дастарханы; при следовании днём впереди и по бокам коляски скакали джигиты в красных бешметах, а по вечерам эти же джигиты неслись с зажжёнными факелами, придавая всему кортежу величественное зрелище”.
В свою очередь Ионов, дошёл до северного подножья Гиндукуша и 13 августа в местечке Базай-Губмаз неожиданно встретился с Янгхазбандом. Тот сам явился в русский лагерь. Встреча была весьма дружественной с ужином и шампанским. Звучали здравицы за русского императора и британскую королеву. Неожиданно утром 16 августа Ионов получает приказ о задержании британского гостя. Смущаясь, поскольку близко сошёлся с англичанином, Ионов предложил Янгхазбанду покинуть территорию, которую русские считали своей. Тот подчинился, подписав документ, что обязуется больше не появляться на русской территории.
Через несколько дней на Суматаше был задержан ещё один британский офицер - лейтенант Дейвисон. Его по приказу штаба округа отправили в Маргелан. Китайский пограничный чиновник Чань, также встретившийся русскому отряду, был выдворен в Кашгар.
Вревский же, достигнув Дараут-курган, принял решение дожидаться Ионова. Здесь же им были приняты представители бухарского эмира: бек Каратегина Алмас-бий и Абдул-Кадыр-бек парваначи.

Генерал-лейтенант Вревский (первый ряд второй слева) и его штаб: генерал Корольков (справа от Вревского), рядом с ним британский майор Элиот, между Корольковым и Элиотом во втором ряду - ГШ подполковник Галкин, крайние в первом ряду - бухарские чиновники. Фото из TheIllustratedLondonNews, 12 August 1893

Подхода Ионова не дождались, и 21 августа экспедиция продолжила движение на Маргелан, который и достигла 26 августа.
Протяженность пути, пройденного отрядом генерал-губернатора составила около 1200 верст, из них примерно 1000 верст пройдено верхом.
Доклад Вревского в Петербург о событиях на границе с Китаем и Афганистаном и общий вывод о необходимости присоединения Памира предопределили дальнейший ход событий, приведших к тому, что Памир остался за Россией. В ходе рекогносцировки Вревского была также проверена реакция властей Британской Индии на наступательную политику России в этом регионе. В Лондоне и Калькутте предпочли не поднимать шумиху по поводу задержания британских офицеров, что еще больше убедило Петербург и Ташкент в своевременности и правильности своих действий.
Через год Ионов с отрядом, состоящим из четырёх пехотных рот добровольцев, трёх сотен казаков из 6-го Оренбургского казачьего полка, взвода Туркестанской конно-горной батареи и команды саперов вновь отправляется на Памир, поскольку китайцы и афганцы, считавшие что, также имеют права на регион, опять оккупировали долины рек Оксу и Аличур.
12 июля 1892 г. происходит жестокая стычка между русскими и афганским пограничным постом, в Шугнане. 17 афганцев были буквально изрублены казачьими саблями. Прямо скажем, весьма позорный эпизод, легший кровавым пятном на репутацию туркестанских войск. Даже русские офицеры называли это событие слишком «суровым уроком» афганцам.
Во время этой же экспедиции Ионов создаёт управление туземным населением Памира, первым начальником которого становится Громбчевский.
Весной 1893 года на Памир прибывает отряд капитана Зайцева, усиленный казаками и артиллерией. Он предупреждает афганцев, что переход на русскую территорию, будет жёстко пресекаться. Однако те не прислушались и снова стали заходить в Шугнан и Рушан, пытаясь собирать дань с местного населения. Все лето 1893 года русские боролись с нарушителями. В августе отряд капитана Ванновского у кишлака Емц наткнулся на афганцев. Соотношение сил было 1 к 5 не в пользу русского отряда. Тем не менее противник был отогнан. В этой стычке впервые были применены винтовки Мосина.
Михаил Ионов в отчете писал:
«Я считаю долгом сказать, что Памиры на юг от Гиндукуша силою обстоятельств признаны за нами, и китайские власти Кашгарии фактически не посягают уже предъявлять свои права на владение им. Точно так же бывшие ханства Рошанское и Шугнанское, голосом народа, признаны принадлежащими России, и авганцы, занимая на правом берегу Пянджа только Кала-и-Вомар, фактически не владеют Шугнаном и Рошаном, а только грабят и насильничают в этих бесправных и беззащитных местностях. Дай Бог, чтобы поскорее настало то время, когда эти, принадлежащие России по договору 1873 года, местности фактически закрепятся за Россиею с проведением пограничной черты».
7июля 1893 года солдатами и казаками памирского отряда под руководством военного инженера Адриана Георгиевича Серебренникова на месте впадения реки Акбайтал в реку Мургаб была выстроена небольшая крепость под названием «Пост памирский». Он стал самым высокогорным гарнизоном русской армии.

                                                 Пост Памирский. Фотография 1902 г

В 1894 г. Михаил Ионов, уже в чине генерал-майора назначается начальником всех русских отрядов на Памире. Все лето 1894 года там работают военные топографы, в их числе группа начальника штаба Памирского отряда подполковника Николай Николаевича Юденича, впоследствии одного из лидеров «Белого движения».
23 августа того же года отряд под командованием подполковника Н. Н. Юденича занял Хорог. На следующий день к нему присоединился Шахдарьинский отряд Скерского и Резервный отряд под общим командованием Ионова. В конце сентября все русские отряды сосредоточились на памирском посту, а в начале октября началось возвращение основных сил в Фергану. На посту остался только небольшой отряд под командованием капитана Скерского. После этого афганцы больше не появлялись в русских владениях, Шугнан и Рохан были освобождены окончательно.
Борьба за Памир завершилась в пользу России. Необходимо было закрепить это юридически, что и произошло 27 февраля 1895 года. В этот день в Лондоне посол России и министр иностранных дел Великобритании обменялись нотами по вопросу раздела сфер влияния на Памире. Часть Памира отошла к Афганистану, часть — к России.
В июле 1895 г. совместная комиссия двух держав приступила к делимитации границы.
Со стороны России в качестве императорского комиссара, был назначен военный губернатор Ферганской области генерал-майор Повало-Швыйковский, со стороны Британии полковник Герард.
В конце июля на восточном берегу озера Зоркуль (Виктория) был установлен первый пограничный столб. России пришлось пойти на компромисс и уступить Ваханский коридор Афганистану. Таким образом, англичане всё же добились того, чтобы между владениями двух империй лежала буферная зона. И как пишет Тагеев: “всё стремление России встать твёрдою стопою на Гиндукуш рушилось этим разграничением. Англичане и тут сумели обойти наших комиссаров, вырвав себе путём самых ничтожных уступок Гиндукуш, северный склон которого называется ими естественным глассисом, грозно смотрящим на Россию со стороны Индии”. Взамен Россия получила территорию, примыкавшую к китайской границе у перевала Беик, что было, конечно, совершенно не равнозначно со стратегической точки зрения.
Но думаю, по большому счёту, обе державы остались довольны. Россия получила контроль над Памиром, прикрыла свое подбрюшье со стороны Ферганы, улучшила политические позиции по отношению к Китайскому Туркестану. Британцы получили вожделенный буфер между своими северными границами и Россией, закончили делимитацию всей афганской границы, что обозначило пределы влияния России в сторону Британской Индии.
Как бы то ни было, присоединение Средней Азии к России на этом было завершено.
Но “Большая игра”отнюдь не закончилась.

Глава тридцать третья

С окончательным установлением рубежей русской Средней Азии шпага, наконец, была вложена в ножны. Но“плащ и кинжал” сдавать в утиль было рано. Начинался второй акт “Большой игры“, и на её сцене появляются новые игроки. О некоторых, самых ярких из них, и пойдёт речь в последующих главах.
В октябре 1898 года в Ташкент, после окончания Академии Генерального штаба, прибывает, вместе с женой и годовалой дочкой, 28-летний капитан Корнилов. Для Лавра Георгиевича Ташкент не был чужим городом. Здесь, шесть лет назад, он начинал свою военную службу. Через три года, выдержав жесточайший конкурс, Корнилов был зачислен в Академию Генерального штаба, которую оканчивает с отличием. Как лучший выпускник капитан мог выбрать любое, самое престижное место для продолжения службы. Но он вновь выбирает Туркестан.
Через месяц после прибытия Корнилов командируется в городок Керки, расположенный в урочище Термез для сбора сведений о сопредельном Афганистане. Здесь дислоцировалась 1-я Туркестанская линейная бригада, под командованием генерала М. Е. Ионова.
Термез, в древности бактрийский Деметрис, только недавно был занят русскими войсками. На другом берегу Аму-Дарьи находился Мазари-Шариф, главный город Афганского Туркестана. Здесь, у выхода из ущелья Гиндукуш, для прикрытия путей и перевалов, афганцы построили крепость Дейдади и целую сеть мелких опорных пунктов. Крепость была сооружена по последнему слову военно-инженерной мысли и по слухам была неприступной. Ионов мечтал выяснить всё, что возможно об этой афганской цитадели, в первую очередь характер воздвигнутых укреплений. Но крепость стояла в 50 верстах от берега, а афганцы были бдительны, и жестоко расправлялись с пойманными лазутчиками.

Крепость Дейдади в настоящее время. Фото под названием «Thein famous prison of Mazar-e Sharif» пользователя Flying Dutchman (JPC van Heijst)

Однажды Михаил Ефремович, в присутствии молодого капитана, посетовал на недоступность Дейдади для русской разведки. Корнилов молча выслушал генерала, а в конце вечера попросил разрешения уехать в отпуск на три дня по личным обстоятельствам. Ионову нравился старательный офицер, и он даёт разрешение, даже не спросив о причине. К тому времени Лавр Георгиевич сблизился с туркменами, служившими в русской армии. Он полюбил этих гордых и смелых воинов. И они отвечали ему взаимностью, прежде всего потому, что разговаривал он с ними на их родном языке так же свободно, как и они.
Лавр Георгиевич решается на дерзкий рейд к афганской крепости, для чего просит туркмен сопровождать его на ту сторону Аму-Дарьи. Те согласились, но с одним условием:
- Обещай, что ты живым в плен не сдашься. Если будет неудача, мы примем мучительную смерть.
- Последнюю пулю я оставлю себе – ответил Корнилов. Живым меня не возьмут.
В тот же вечер Корнилов наголо обрил себе голову, переоделся в туркменскую одежду и в ночь с 12 на 13 января 1899 года, маленький отряд, состоящий из трёх человек, двинулся к реке, в смертельно опасный поход.
Только в 40 верстах от Патта-Гиссара (так тогда назывался Термез) разведчики находят подходящее место для переправы, и, сделав плот из овечьих бурдюков, успешно переправляются через Аму-Дарью у небольшого городка Чушка-Гузар. Здесь, пересев на лошадей, загодя приготовленных в ближайшем селении, отправляются дальше, и на рассвете достигают крепости. Однако, разглядеть детали укреплений в предрассветном тумане было невозможно. Недалеко от крепостной стены заметили чайхану, где сидели караульные афганские солдаты.
Разведчики зашли внутрь и приказали подать еду. Солнце уже осветило цитадель, когда к ним подъехал афганский офицер, заметивший чужаков. На вопрос, - кто такие, Корнилов отвечает, что они нукеры, желающие поступить на службу к эмиру Афганистана Абдурахман-хану.
Офицер, пожелав удачи, оставляет их в покое. Опасность миновала, и Корнилов со спутниками направляется к крепости, попутно отмечая в памяти каждую деталь. Ему удается сделать пять фотоснимков и хладнокровно произвести съемку двух дорог, ведущих к российской границе.
Дерзко, средь бела дня, проехав около 400 вёрст по неприятельской территории, разведчики, 15 января, переправляются на свой берег.

Корнилов (справа) и Мулла-Рузы после афганского рейда. Фото из архива семьи Снесаревых

Не теряя ни минуты, Лавр Георгиевич спешит к генералу Ионову и протягивает тому фотографии и чертежи укреплений. Потрясённый Михаил Ефремович тотчас отправляет в Ташкент подробный рапорт о дерзкой экспедиции, ходатайствуя о награде для капитана Корнилова. Командующий, однако, посмотрел иначе на несанкционированную акцию. Генерал Ионов получает строгий выговор за то, что рисковал молодым способным офицером. Самому Корнилову было указано на недопустимость таких действий в будущем. Но это была официальная реакция командования, другое дело, что инициативный, отважный, владеющий иностранными и восточными языками, способный к разведывательной деятельности молодой офицер, был взят на заметку в штабе округа.
Смелый рейд Корнилова к крепости Дейдади стал образцом для последующих операций подобного рода, а сведения, добытые разведчиком, оказались бесценными.
В руках русского командования оказались карты и снимки не только Дейдади, но и планы укреплений Шор-Тепе, крепости Тахтапуль, чертежи афганских воинских казарм, места расположения крепостной артиллерии. Корнилов провел съемку местности, привез описание характера укреплений и анализ пропускных возможностей дорог, обзор приграничной северной области Афганистана.
Как позднее вспоминал генерал Иван Павлович Романовский, - впоследствии один из ближайших сподвижников Корнилова по Добровольческой армии, - “Разведка крепости Дейдади, разбиралась в войсках как пример тщательно спланированной операции и, прибывших на службу в Туркестан офицеров, специально знакомили с этой чрезвычайно опасной экспедицией".
Приведу письмо капитана Корнилова начальнику штаба Туркестанского военного округа генералу Н. Н. Белявскому, опубликованного в “Документах русской истории”, № 6 (60). 2002 г.

Л. Г. Корнилов — Н. Н. Белявскому.
Урочище Термез. 21 января 1899 г.

Ваше превосходительство, милостивый государь Николай Николаевич.

Два с лишком месяца прожил я в Патта-Гиссаре, исполняя поручение, возложенное на меня Вашим превосходительством. Дело заинтересовало меня с самого начала, и я старался вести его с возможною тщательностью, насколько хватало сил и уменья.
Не мне, конечно, судить — соответствуют ли полученные результаты затраченному труду и средствам, но лично меня эти результаты не удовлетворяли.
Все-таки это были лишь расспросные сведения, за достоверность которых я, даже находясь у их первоисточника, не мог ручаться. Особенно смущал меня вопрос о крепости Дейдади. О ней ходили всевозможные слухи: то ее изображали простой азиатской калой, то она являлась чуть ли не крепостью европейского характера, с фортами, батареями и проч. Взглянуть на нее самому было слишком соблазнительно, и чем далее, тем искушение становилось все сильнее и сильнее. В конце концов, я не устоял против него.
В ночь с 12 на 13 января, переодетый туркменом, в сопровождении двух других туркмен (одного с нашего берега, другого с афганского), я переправился на гупсарах в Чушка-Гузаре и, по дороге через Даулетабад и Балх, прошел в Дейдади. На обратном пути мы осмотрели Тахтапуль, прошли близь Мазари-Шарифа и через Сиягырт вернулись к Термезу, где нас приняли на лодки охотники 13-го батальона, охотившиеся на острове Арал-Пайгамбаре. Поездка сошла вполне благополучно, никаких инцидентов не было; я уверен даже, что на той стороне никто и не подозревает того, что русский офицер побывал в Дейдади. Для предупреждения же распространения слухов о моей поездке здесь, в Патта-Гиссаре, приняты надлежащие меры.
Я сознавал, Ваше превосходительство, что, решаясь на такое дело, не имея на него Вашего разрешения, я совершаю крупный проступок, но, с другой стороны, я был твердо убежден, что Ваше превосходительство соблаговолите принять во внимание побуждения, руководившие мной, и, в случае нужды, не откажите в своем заступничестве.
Что касается до результатов поездки, — они таковы: 1) осмотрено укрепление, выстроенное против Чушка-Гузара и набросан его план. 2) Сняты глазомерно в масштабе 6 вёрст в дюйме Шор-Тепе — Балх — Дейдади и Дейдади — Тахтапуль — Сиягырт до начала песков. В песках мы заблудились. 3) Набросан план Дейдади и сделаны с нее фотографические снимки, из которых один представляю при сем Вашему превосходительству. 4) Осмотрена крепость Тахтапуль. К сожалению, снимки с Тахтапуля вышли не совсем удачно и требуют некоторых дополнительных работ, которые можно произвести только в хорошей лаборатории. Все добытые во время поездки сведения приводятся мною в порядок и будут представлены Вашему превосходительству по их обработке.
Кроме того, — в моем распоряжении имеется еще один важный документ: мне удалось достать один экземпляр книги о «Джихаде» (священной войне), изданный эмиром Абдуррахман-ханом.
В виду важности документа я не решился послать его по почте, почему телеграммою от 18 января и просил разрешения Вашего превосходительства приехать в Ташкент, для личного доклада. Получив вчера предписание о командировании для осмотра границы, — я выезжаю туда завтра и вновь прошу Ваше превосходительство, в виду указанной выше причины, вызвать меня, по возвращении из Чубека, в Ташкент.
С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего превосходительства покорный слуга”.
Способности молодого офицера были замечены и высоко оценены и в октябре 1899 года Корнилов отправляется в Ашхабад для участия в разработке оперативных мер на случай войны с Великобританией, но затем срочно отзывается в Ташкент. На него возлагается решение новой серьезной и весьма ответственной задачи. Приказом командующего войсками Туркестанского военного округа капитан Корнилов командируется в Кашгар –один из крупнейших городов Синьцзянской провинции Китайской Империи. Здесь располагалось единственное в Восточном Туркестане российское консульство, служившее, кроме всего прочего, центром разведки и исследований Тянь-Шаня и Памира. В декабре 1899 года, Генерального штаба капитан Корнилов, вместе со своим помощником подпоручиком В. Е. Кирилловым и офицером связи поручиком Н. М. Бабушкиным, отправляется с исследовательской и разведывательной миссией в далёкую Кашгарию, где и встречает наступление XX века.
Должность, которую должен был занять Лавр Георгиевич, официально называлась “Офицер Генерального штаба, состоящий при Российском Императорском Генеральном консульстве в Кашгаре”.
Российское консульство в Кашгаре должно было быть открыто в соответствии со ст. 8 Пекинского дополнительного договора 1860 г. о границе и торговле в Западном Китае. Однако восстание мусульман против китайского владычества превратило Восточный Туркестан в район боевых действий, и первый русский консул смог появиться в Кашгаре лишь спустя 22 года. Им стал выдающийся дипломат, учёный и разведчик Николай Фёдорович Петровский.
Удивительна судьба этого аса “тайной войны” и одного из активнейших участников “Большой Игры”.

        Первый российский консул в Кашгаре Н. Ф. Петровский и здание русского консульства
Увлекшись революционными идеями, 25-летний Николай Петровский в 1862 году был обвинён в связях с Герценом и заключён в Петропавловскую крепость. Отсидев год по приговору суда был выпущен на свободу. Затем началась государственная служба, ибо воистину кто не был радикалом в юности, тот не имеет сердца, а тот, кто не стал консерватором в зрелости не имеет головы. 26 января 1870 г. Петровский был назначен агентом Министерства финансов в Туркестанском генерал-губернаторстве и отправился в Ташкент. Главной его обязанностью являлся сбор сведений о состоянии торговли и промышленности в этом отдалённом крае. Через 12 лет Николай Фёдорович переходит на дипломатическую службу и посвящает ей практически весь остаток своей жизни, до февраля 1904 года, когда уходит в отставку и поселяется в Ташкенте.Там, в 1908г., и окончилась его земная жизнь.
Петровский чрезвычайно много сделал для усиления русского политического и торгового влияния в Кашгарии. Придавая огромное значение негласному сбору информации, им была заложена основа разведывательной деятельности с привлечением агентов из местного населения, которые действовали в Кашгарии, афганском Бадахшане и при гиндукушских княжествах.
Николаем Федоровичем был составлен интереснейший документ. Это “Программа наставления и вопросов среднеазиатским туземным разведчикам, посылаемым для собирания политических и других сведений”. “Блестящий знаток азиатских реалий, обычаев, быта и нравов” в этой программе выстраивает “эффективную систему доверительных отношений с весьма пестрым по составу и уровню образованности местным агентурным контингентом”.
“Вы отправитесь по такой-то дороге, - наставлял Петровский - через такие-то города и места. Поезжайте не скоро, не тихо, а так, по тем переходам, как ходят караваны и ездят все путники. Старайтесь хорошо запомнить названия переходов и самую дорогу, по которой поедете, т. е. города, селения, реки, перевалы, которые вы на ней встретите. Все это нам нужно знать, чтобы исправлять и составлять карты всяких земель”. А дальше шли подробнейшие инструкции как добывать нужные сведения, не вызывая подозрений.
К наставлениям прилагался вопросник из 70 пунктов, начинающийся с “как называется страна, куда вы были посланы” и заканчивающийся “Не случалось ли войн, бунта, прихода чужих войск, присылки оружия, пушек, пороха, открытия заговора, приезда послов, казни родственников владетеля, приближенных к нему людей или других важных лиц”.
Впрочем, военные высказывались о Программе весьма скептически. Несмотря на то, что Военно –учётный комитет Главного штаба отпечатал программу, на практике она не нашла применения.
Будучи сам пытливым исследователем Петровский, оказывал большое содействие российским и европейским путешественникам по Кашгарии и сопредельным территориям. Был лично знаком и находился в переписке с Н. М. Пржевальским, Б. Л. Громбчевским, Г. Е. Грумм-Гржимайло, шведом Свеном Хедином, британцамиАурелом Стайном,ФрэнсисомЯнгхазбандом и другими.
Иностранные путешественники отмечали “всемогущее влияние” на местные власти русского консула, казавшегося подлинным властителем Кашгарии, - “кашгарским падишахом”.
“В Кашгаре есть два начальника, - говорил Свену Хедину глава местной китайской администрации (даотай) Шань, - я и русский консул”.
Кроме защиты торговых интересов России в Восточном Туркестане, Николай Фёдорович уделял внимание и политическим вопросам. С некоторыми донесениями консула знакомился лично император Александр III. Британцы же считали русского консула «одним из самых осведомленных в нюансах мировой политики людей».
Николай Фёдорович осуществлял дипломатическое прикрытие борьбы за Памир, став одним из главных созидателей победы России в этой схватке. По горьким воспоминаниям британского консула Дж. Макартни, английское влияние в Кашгарии, в результате деятельности Петровского, сошло практически на нет. 
Именно при Петровском в Кашгаре стала действовать постоянная резидентура русской военной разведки, которая состояла из прикомандированных к консульству офицеров Генерального штаба. Первым таким офицером и стал капитан Л. Г. Корнилов.

Глава тридцать четвёртая

Поездке капитана Корнилова в Синьцзян предшествовали события, которые, собственно, и стали причиной появления должности офицера Генштаба при консульстве в Кашгаре.
К середине 90-х годов XIX века, Британия, где кнутом, а где пряником подчинила себе пригундукушкские княжества Северной Индии - Гилгит, Хунзу (Канджут и Нагор), Читрал, поставив там послушных правителей. Тем самым англичане обеспечили себе кратчайший и удобный путь из Индии в Восточный Туркестан. Руководствуясь всё той же доктриной МакГрегора, индо-британские власти стремились как можно дальше отодвинуть от своих границ территории находящиеся под влиянием России. С этой целью подстрекаемый британцами правитель Хунзы Мухамед Назим-хан предъявляет “исторические права” на часть китайской территории Южной Кашгарии - Раскем, Тандумбаш-Памир и часть Сарыкола. Ещё одной причиной стало обнаруженные в этих землях признаки присутствия золота. В конце октября 1897 г. в Тагдумбаш-Памире с разведывательными целями появляются два британца - капитаны Г. Дизи и Р. Кобболд. Дизи занялся топографическими съёмками в долине р. Раскем, а Кобболд отправился под видом частного лица в Кашгар, якобы для охоты. Петровскому, имеющему агентуру на всей территории Кашгарии, становится известно о появлении англичан. Также он устанавливает, что Кобболд является политическим агентом в Гилгите (Кашмир). В одном из писем чиновнику МИДа Плансону, русский консул пишет: «Я ещё могу понять и допустить, когда путешественник или какой-нибудь агент для каких-либо целей обманно, на свой риск и страх, проникает в страну; но если первый министр Великобритании обращается к русскому министру с просьбою о пропуске к нам «для охоты» частного, будто бы, лица, которое в действительности есть политический агент и о котором, конечно, можно найти указание в любом английском адрес-календаре, – это, по моему мнению, верх наглости. - Шпионы – продолжал Петровский, – везде есть и всегда будут, но я первый раз вижу, чтобы их посылали с таким цинизмом».
Быстро понял Петровский и то, что англичане:«приготовляют разграничение Кашгарии с кашмирскими владениями и идут пока сзади канджутцев, подучив их требовать у китайцев земель по Раскем-Дарье». И полетели донесения консула в МИД, Главный штаб и штаб Туркестанского военного округа. Отправляется письмо и губернатору Синьцзянской провинции, с разъяснением пагубности решения о передачи земель Хунзе. Но, как пишет З. И. Зайченко: “должно быть велико было влияние англичан, если китайский губернатор хотя и согласился вполне с доводами нашего генерального консула и был чрезвычайно признателен за любезность, но остался при своём убеждении, что при бедности канджутцев, для доставления им жизненного пропитания, он разрешил уступить им для запашек просимые земли и приказал командировать на Раскем чиновника, с целью отмежевания потребной канджутцам земли”.
В связи с возникшей угрозой, губернатор Ферганской области А. Н. Повало-Швыйковский предлагает Туркестанскому генерал-губернатору барону Вревскому вновь возбудить пограничный вопрос с Китаем, который был не вполне завершён в 1895 г., и перенести пограничную черту с Сарыкольского хребта дальше на восток.«С захватом Тагдумбаша, - пишет он в своём письме, - влиянию Англии подчинится, конечно, и весьма важный для нас в стратегическом отношении Сарыкольский округ Кашгарской провинции, что, в свою очередь, откроет англичанам свободный и вполне удобный путь через Ташкурган, Тагарму, Булункуль и далее на Кашгар[…] было бы своевременным возбудить вопрос о разграничении с Китаем, об установлении прочной постоянной линии, перенеся временно условленную ныне граничную черту с Сарыкольского хребта, начиная от перевала Беик, далее на восток к отрогам Мустагского хребта, что дало бы нам возможность парализовать английские происки и заслонить прямой путь из Кашмира в Кашгар».
Вревский, в свою очередь, сообщает об этом военному министру А.Н. Куропаткину. Началось противостояние. Русскими властями было аннулировано разрешение, выданное капитану Кобболду на посещение Памира. 11 июня 1898 в кишлаке Калаи-Вамар начальником Памирского отряда капитаном Э. К. Кивекэсом англичанин был арестован. Правда, особого дискомфорта во время ареста Кобболд не испытывал. Русские приняли его достаточно тепло. Он посещал товарищеские вечеринки, охотился в окрестностях поста. Единственно, что ему было запрещено –фотографировать сам пост. Но и этот запрет был чистой формальностью. Кобболдом, в частности, был сделан замечательный групповой снимок офицеров и нижних чинов Памирского отряда. Через несколько дней, британский разведчик был вынужден вернуться в Кашгар.

Офицеры и нижние чины Памирского отряда на посту Хорог. Снимок британского майора Кобболда. Из коллекции М. К. Басханова

В августе 1898 г. Петровскому удалось получить от китайских властей разрешение установить почтовое сообщение с Памирским отрядом через Сарыкол. Это давало «полную возможность следить за положением дел в этой местности». Для этого Петровский предлагал «посылать со стороны Памира через Сарыкол в консульство, под видом почтарей, разведчиков, и даже, если будет нужно, держать одного из них постоянно в Ташкургане (на Сарыколе)». Консула поддержал новый туркестанский генерал-губернатор С.М. Духовской, сменивший барона Вревского. Он предложил Куропаткину направить в Кашгар офицера Генерального штаба.
В свою очередь министр иностранных дел, во всеподданнейшей записке от 21 июля 1899г. о переговорах с китайцами по поводу территориальных приобретений на Тагдумбаш-Памире предлагал военному ведомству принять все необходимые меры «к ограждению русских интересов вблизи Сарыкола». Император Николай II, обратив на содержание записки «серьёзное внимание», отметил, что «без энергических представлений или мер» Англия «не остановится в своих действиях».
В Пекине посол России М.Н. Гирс 2 августа 1899 г. указал китайским властям, что Россия не оставит без внимания факт передачи территории другому государству и примет “надлежащие меры во избежание нарушения”. В ответ правительство Китая, пойдя на попятную, заверило, что Канджуту «не будет уступлено никакой территории».
Петровский предлагает попросту занять Сарыкол и Тагдумбаш под предлогом бурного развития контрабанды и укрытия андижанских преступников. «Андижанцами» в Восточном Туркестане называли всех выходцев из Средней Азии, приезжавших с торговыми и иными целями.
В ответ на запрос А.Н. Куропаткина, что нужно делать, «если англичане будут упорствовать получить Тагдумбаш». Духовской предложил содержать при российском генеральном консульстве в Кашгаре офицера Генерального штаба для разведывательной деятельности, установить почтовое сообщение Кашгара с Ферганой и Памиром «посредством джигитов» и усилить охрану консульства. 29 сентября 1899 г. на первые два предложения было получено «соизволение» императора Николая II. Вот таким образом, 19 декабря 1899 г. в Кашгар прибыл капитан Л.Г. Корнилов со специальным заданием по «сбору точных и обстоятельных сведений военно-политического характера о Кашгарии вообще и Сарыколе в частности и обо всех «сопредельных с Кашгарией странах». Особое внимание предписывалось «обратить на деятельность везде там англичан и других». Кроме того, осуществить в течение года «подготовку и обработку материалов для составления полного военно-статистического описания страны», в котором «особое внимание» надлежит уделить Гилгиту, как центру английского влияния в Восточном Туркестане. При этом поездки по стране Корнилов обязан был предпринимать «не иначе как с согласия» генерального консула Н.Ф. Петровского и вообще «сообразовываться» в своей деятельности с его указаниями.
Корнилов, сразу по прибытию, развивает активную деятельность - знакомится с китайскими чиновниками, торговцами и предпринимателями, налаживает агентурную сеть, много ездит по стране для разведки состояния караванных путей и их пригодности для передвижения войск.
Уже в декабре он отправляется в первый поход – разведка пути от укрепления Иркештам до города Кашгар. В марте 1900 г., в сопровождении двух казаков изучает пути от Кашгара к Яркенду. В октябре – ноябре того же года – вместе с подпоручиком Кирилловым и двумя казаками Корнилов совершает дальнюю разведку по маршруту Кашгар –Янгигиссар- Яркенд – Каргалык –Гуму –Хотан. Всего Корнилов проехал по труднейшим горным тропам и безводным пустыням более 2000 вёрст. И всё это в условиях вспыхнувшего в Китае Ихэтуаньского восстания, когда все иностранцы на территории Цинской империи подвергались не шуточной опасности.


Плато Чичиклык. Его дважды пересекал Корнилов по пути в Яркенд и Янгигиссар. Фото Отто Чхетиани, 2003

Совершенно понятно, что столь активная деятельность русского офицера тотчас попадает в поле зрения, как китайских властей, так и английской разведки. Британский консул Джордж Макартни, один из главных персонажей “Большой игры” регулярно информировал штаб своей армии о передвижениях Корнилова.
Первым действенным результатом работы капитана Генштаба было устройство поста между Кашгаром и Памирским отрядом и составление схемы почтового сообщения между Ошем и Памиром. Кроме того, Лавр Георгиевич регулярно передавал важную информацию, содержащую сведения о положении дел в Кашгарии.
Корнилов, как и Петровский был сторонником военного решения “Сарыкольского кризиса”. Правда, впоследствии Николай Фёдорович диаметрально поменял свои взгляды по этому вопросу. Надо сказать, отношения между консулом и офицером Генштаба, также претерпели изменения от достаточно тёплых, до резко конфликтных.
После первой встречи Корнилов отзывался о Петровском весьма благожелательно.Вот, что он сообщает в письме к начальнику Ошского уезда полковнику В. Н. Зайцеву.
«Что касается Н.Ф. Петровского, личность которого изобразили мне в Ташкенте в самом непривлекательном свете, — он с первой же встречи произвел на меня глубокое и вместе с тем самое отрадное впечатление своим оригинальным, светлым умом, широтой взглядов и глубоким пониманием Азии; я не говорю уж о его широком чисто русском гостеприимстве, которым мы пользуемся наравне с остальными членами колонии с первого дня приезда. В делах служебных, несмотря на наличность в данной мне инструкции значительного числа пунктов, могущих вызвать недоразумения, — у нас все идет гладко: я встречаю с его стороны энергичное и полное содействие; относительно Сарыкола мы вполне сходимся во взглядах и в настоящее время усиленно, соединенными силами муссируем этот вопрос».
В конце же своего пребывания в Кашгаре, свои отношения с консулом Корнилов рисует совершенно другими красками.
«Почтеннейший Н.Ф. засыпал Штаб мольбами на меня. Теперь жалуется, что я оказался неблагодарным — пользовался его библиотекой, разведчиками и его личными сведениям, — а начальство мое упрекает его в несочувствии к пребыванию в Кашгаре офицеров»
Именно конфликт между этими двумя людьми и привёл к тому, что Корнилов 15 августа 1901г. возвращается в Ташкент.
Вот что пишет Лавр Георгиевичу тому же адресату.
“К закорючкам дипломатии, следуя совету Вашему, отношусь философски. Консул занимается кляузами — это его привычка и, пожалуй, излюбленное с давних пор ремесло, почему претендовать на порядочность в его отношениях ко мне я не имею основания. […].Я давно уже подал рапорт об отчислении и со дня на день жду ответа из Штаба. Удивляюсь, почему последний задержан. На днях подаю рапорт вторично, мотивируя его необходимостью принять роту для ценза и окончанием возложенных на меня работ”.
Впрочем, к тому времени все основные задачи были выполнены. В Ташкенте Корнилов занимается обработкой полученных материалов. В марте 1901 г. выходит его статья «Очерк административного устройства Синьцзяна», датированная «Кашгар, 15 декабря 1900 года». Год спустя исчерпывающая работа «Вооруженные силы Китая в Кашгарии», итогом же стала, вышедшая в 1903 году книга “Кашгария или Восточный Туркестан. Опыт военно-стратегического описания»”, принесшая автору заслуженный успех и до сих пор считающаяся одним из наиболее полных описаний этой территории.

Работа эта, напечатанная в типографии Штаба Туркестанского военного округа, кроме чисто военного значения, явилась существенным вкладом в географию и этнографию Восточного Туркестана. Она, что немаловажно, была высоко “оценена” и британскими специалистами. Крупный учёный-востоковед, М. К.Басханов пишет, что «работая в фондах лондонской библиотеке “IndiaOfficeLibraryandRecords”, удалось установить, что картографический материал к британскому изданию “Военный отчет по Кашгарии” (1907) представляет собой сопровождаемые английским текстом планы городов и укреплений Восточного Туркестана, снятые на местности капитаном Корниловым и подпоручиком Кирилловым и опубликованные в работе Л.Г. Корнилова”.
Командующий Туркестанским военным округом, генерал Н. А. Иванов достойно оценил деятельность Корнилова в Кашгарии. Лавр Георгиевич был награждён своим первым орденом – Станислава 3-й степени. Также, он получает чин подполковника и должность штаб-офицера для поручений при штабе округа.
Что касается “Сарыкольского кризиса”, с учреждением Корниловым Ташкурганского поста, британцы прекратили свои дальнейшие происки в Сарыколе и Раскеме, и уверили Россию в отказе от каких-либо притязаний на эти земли. К 1902 г. кризис был практически исчерпан, но взаимное недоверие продолжалось вплоть до 1907 г.
Подполковник Корнилов в тот же, 1901 год, получает новое, опасное и секретное задание.
Но это уже другая история.

 Конец 1-й части