Крещённый огнём и делом

Н.Г. Столетов – военачальник, дипломат, разведчик, исследователь.

Портрет Н.Г. Столетова. Художник Семёнов М.И. Государственный

Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный

музей-заповедник

В глазах любого офицера
Стоят видения войны.
На их, обычных прежде, лицах
Горят заемные огни.
Чужая жизнь свои страницы
Перевернула им. Они
Все крещены огнем и делом…
Александр Блок “Возмездие”

В июне 1869 года туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман отправляет военному министру Д. А. Милютину письмо с предложением основать в Красноводском заливе Каспийского моря русское укрепление. Константин Петрович справедливо полагал, что это может оказать существенное давление на Хиву, последнего ханства в Средней Азии, остающегося враждебным Российской империи. В Петербурге же в ответ призывали к терпению.
“Из вашего письма я вижу, что вы смотрите на Красноводск, как на средство, облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно, как на новые ворота для нашей торговли, и, в крайнем случае, как на благотворную угрозу или внушение Хиве. Нам было бы желательно, чтобы посредством этого пункта широко развилась торговля, которая своею выгодностью докажет Хиве пользу добрых к нам отношений, а в то же время хан поймет, что и до него добраться теперь уже сравнительно легко”, - пишет Стремоухов туркестанскому генерал-губернатору.
Проект, тем не менее, был одобрен и в ноябре 1869 года четыре корабля пристали к каменистому полуострову в Красноводском заливе. С них высадился военный отряд в 1000 человек при 36 лошадях и 6 орудиях под командой полковника Николая Столетова. В отряде находился и будущий прославленный полководец, в то время штабс-капитан, М. Д. Скобелев.
Перед отправлением Столетов получил следующую инструкцию: “выбрать и занять на берегу Красноводского залива наиболее удобное место для учреждения торговой фактории; собрать возможно точные сведения о стране, лежащей к востоку от прибрежья по направлению путей из Средней Азии к Красноводскому заливу; ознакомиться с существующим по этим путям торговым движением и, наконец, положить начало сближению с окрестным населением туркмен”. В конце инструкции категорически было указано: “что всякие меры и предприятия, клонящиеся к вызову вооруженного сопротивления населения, сочтены будут за решительное отступление от прямого смысла высочайшей воли”.
Инструкция была выполнена предельно точно и на месте древнего колодца Шагадам на восточном берегу Каспийского моря было основано укрепление Красноводск.
Вся операция была строго засекречена, - ни англичане, ни персы, ни хивинцы не должны были узнать о ней раньше времени.
Однако английская разведка даром свой хлеб не ел, и информацию о высадке русского военного отряда Уайт Холл получил. И если до этого британское правительство ограничивалось тем, что заявляло время от времени протесты по поводу продвижения России в Центральной Азии, то на этот раз появление российского укрепления на восточном берегу Каспия встревожило англичан не на шутку. Это было воспринято как непосредственная угроза Афганистану и британским владениям. Известный специалист по Индии и член парламента Генри Роулинсон составил записку для премьер-министра Уильяма Гладстона, в которой говорилось, что, если русские дойдут до Мерва, в руках у них окажется ключ от Индии.
Кто же был этот человек, основавший город на берегу Каспия и ставший причиной головной боли британского правительства?
Николай Григорьевич Столетов – солдат, разведчик, дипломат, путешественник-исследователь - ярчайшая фигура “Большой игры” - противостояния двух империй за влияние в Азии. Именно об этой выдающейся личности, о жизни, полной приключений и ярких событий, которых хватило бы не на один приключенческий роман, пойдёт речь в предлагаемой документальной повести.

Глава первая

Родился наш герой 2 ноября 1831 года в городе Владимире в старинной купеческой семье.
Фамильные предания сохранили память о том, что Столетовы вместе с другими новгородскими семьями были высланы сюда за крамолу ещё при Иване Грозном. Владели Столетовы кожевенным заводом и исстари занимались торговлей кожами. У Григория и Александры было шестеро детей – четыре сына и две дочери. Николай был вторым ребёнком. В “Метрической книге церкви Ильи Пророка” города Владимира за ноябрь 1831 года записано:
“Второго дня у купецкого сына Григория Михайлова Столетова от жены его Александры Васильевны родился младенец Николай. Крещен 5 ноября. Восприемники: купецкие дети Федор Михайлов, Василий Григорьев и девица Наталья Михайлова Столетова”.
Григорий Михайлович прекрасно сознавал важность просвещения и приложил все усилия, чтобы все его дети стали образованными людьми. И это ему удалось в полной мере.

                Родители Н. Г. Столетова Александра Васильевна и Григорий Михайлович

Блестяще одарённый Николай поражал учителей владимирской гимназии своими замечательными способностями к языкам. За время учёбы он в совершенстве овладел французским, немецким и английским. Впоследствии во время своей службы в Туркестане он изучил и несколько восточных - татарский, турецкий, фарси, хинди, пушту. Окончив гимназию с золотой медалью Николай в 1850 году поступает на физико-математический факультет Московского университета. Шесть лет спустя там начнёт учиться и младший брат Николая Александр, ставший впоследствии всемирно известным учёным-физиком.
Университет Николай закончил в тот год, когда началась Крымская война и весной 1854 года он решает, что его место именно там и никакие уговоры встревоженных родителей, просивших его отменить свое решение или постараться “устроить себя получше”, не помогли. Решение Николая было твёрдым и в этом желании он был не одинок. По настоянию студентов университета их выпускные экзамены с мая были перенесены на февраль, чтобы после сдачи стать в ряды защитников Отечества. Столетов добровольцем отправляется в Крым и начинает службу в качестве артиллериста-фейерверкера в 10-й артиллерийской бригаде, деля с солдатами все тяготы походной и боевой жизни.
В составе артиллерийской бригады Николай участвовал в Инкерманском сражении и в обороне Севастополя. В мае 1855 года он был произведён в офицерский чин и назначен в лёгкую батарею 8-й артиллерийской бригады, в составе которой участвовал в сражении на Чёрной речке 4 августа 1855 года. За мужество, проявленное в этих боях, Николай Столетов получил свою первую военную награду - знак отличия Военного ордена св. Георгия 4-й степени под №99730. Этот первый солдатский Георгий, по словам Николая Григорьевича, - впоследствии кавалера многих отечественных и зарубежных орденов самого высокого статуса, - стал самой дорогой его наградой.
Во время Крымской кампании, в Севастополе, с Николаем произошёл любопытный случай. В стрелковом укреплении одиннадцатой артиллерийской бригады он познакомился с офицером, командовавшим этим подразделением.
“Мы разговорились, — вспоминал позднее Столетов, — пришлось испытать громадное удовольствие от этого знакомства; офицер отнесся дружески, а за самоваром, появившимся в палатке, о чем, о чем не довелось нам переболтать”.
На следующее утро испытывавшим симпатию друг к другу артиллеристам не хотелось расставаться, но долг службы требовал. На память новый знакомый Столетова подарил ему написанный за несколько минут шуточный рассказ “О ночном пробуждении”.
“Я был очень рад получить этот маленький знак внимания, взамен простого клочка бумаги, - вспоминал позже Столетов - на котором я довольно казенно написал свое звание: старший фейерверкер, имя, отчество и фамилию; меня порадовало оставление мне на память этого рассказа, но собственно подпись, сделанная под ним, тронула меня лишь много, много лет позже; под рассказом значилось: “Лев Николаевич Толстой, поручик артиллерии”.
Долго сохранял автограф Толстого Николай, но в 1870 году в Красноводске во время нападения туркмен этот дорогой лоскуток пропал вместе с уничтоженным разбойниками вьючным транспортом. Теплые чувства друг к другу эти два артиллерийских офицера сохранили на всю жизнь и встречаясь неизменно вспоминали годы севастопольской страды. В 1910 году Николай Григорьевич будет провожать великого писателя и своего друга в последний путь.

Л. Н. Толстой в мундире участника Крымской войны. Фотопортрет

придворного фотографа С. Л. Левицкого. 1 января 1856 г

26 декабря 1856 года за добросовестное исполнение своего долга и успехи Столетов был произведён в подпоручики и после окончания войны окончательно решает связать свою судьбу с армией. Через год молодой, но уже боевой офицер поступает в Николаевскую академию Генерального штаба и через два года с отличием её оканчивает. И вновь война. На этот раз Кавказская. Летом 1860 года штабс-капитан Столетов, согласно предписания, прибыл в Тифлис, в главный штаб Кавказской армии. Здесь состоялось знакомство, которое по сути и определило его дальнейшую судьбу.
Прибыв к месту службы Столетов, вместе с другими вновь прибывшими офицерами, явился к начальнику штаба для представления. Подойдя раньше назначенного времени он стал прохаживаться около дома и разговорился с тремя местными жителями. Поскольку по чину Столетов был младшим среди представлявшихся офицеров, в кабинет он был приглашён последним.
- Это вы часа полтора тому назад перед окнами моей квартиры разговаривали с черкесами? - спросил Столетова генерал.
- Я, ваше превосходительство.
- О чем же они могли с вами говорить так живо? Они ведь не знают русского языка.
- Я говорил с ними по-турецки, их языки очень похожи...
- Так вы знаете турецкий, откуда?
- Еще в детстве я постоянно брал уроки татарского языка, общаясь с детьми знакомых купцов-татар.
А потом продолжил изучать самостоятельно.
- Теперь тоже будете изучать?
- Да, имею намерение.
Более часа проговорили начальник штаба и молодой штабс-капитан. Прощаясь генерал сказал:
- Очень рад был с вами познакомиться. Знания ваши вам очень пригодятся в предстоящей службе вообще, в особенности же здесь на Кавказе. Слава Богу, что вы ими богаты. Дай Бог вам успеха.
Этим генералом, был Дмитрий Алексеевич Милютин, будущий военный министр и реформатор русской армии.

Д. А. Милютин. Гравюра П.Ф. Бореля с фотографии из Главного штаба

Энергичный, обладающий незаурядными дипломатическими и административными способностями молодой офицер произвёл на своего руководителя весьма благоприятное впечатление и став военным министром Милютин вспомнил о нём.
В 1863 году на Кавказ, в должность наместника и главнокомандующего, прибыл великий князь Михаил Николаевич. Он сразу высоко оценил деятельность Столетова и, нуждаясь в талантливых администраторах, назначает его военным начальником Закатальского округа. “Край был распущен, - пишет Андреевский, - население буйствовало, и молодому, не достигшему тридцатилетнего возраста, офицеру было крайне лестно получить обширное поле деятельности, как мирной - по части введения улучшений в военно-народном управлении, так и военной - участием в экспедициях для приведения к порядку горцев, проявлявших от времени до времени дикость нравов своих и совершенно отбивавшихся от повиновения подлежащей, поставленной над ними законной власти”.
За семь лет службы на Кавказе Столетов проявил себя как надежный администратор и военачальник, получив чин подполковника и ряд орденов: св. Анны 3-ей степени с мечами и бантом, св. Станислава 2-ой степени и св. Владимира 4-ой степени. Четыре года продолжалась деятельность Николая Григорьевича, в качестве начальника округа.
Неожиданно, летом 1867 года великий князь вызывает его к себе.
- Военный министр пишет мне, - начал разговор главнокомандующий, - что хочет дать тебе новое назначение. Он нуждается в таких офицерах, как ты и потому переводит тебя в Туркестан. На все мои возражения, что ты здесь крайне нужен, Дмитрий Алексеевич ответил, что в Туркестанском крае ему более нужны выдающиеся офицеры. Правда, он обещает мне возвратить тебя, как только извлечет из тебя там всю ожидаемую пользу. Мне жаль отпускать тебя, но ничего не поделаешь, иди и служи там.
- Мне тоже жаль расставаться и с вами, Ваше Императорское Высочество, и с Кавказом, но я солдат и должен выполнять приказы.
- И ещё тебе скажу. Ты сумел сразу умиротворить вверенный тебе бурный уезд и сделал это так, что я считаю себя обязанным низко преклониться перед твоей деятельностью, сняв шапку. Сослуживцы рвутся брать с тебя пример, а само население не знает, как выразить свою горячую благодарность за дарование ему такого начальника: строгого, справедливого и вполне понимающего нужду населения. А чтобы яснее выразить благодарность за пригретое тобою население, я нарочно приеду к тебе, - снять шапку на глазах того самого благодарного народа.
И великий князь исполнил своё обещание: он приехал в Закаталы, прогостил у Столетова два дня и ночь и, прощаясь, благословил на новую службу.
Кавказ остался позади. Впереди был новый, ещё неизведанный край.

Глава вторая

Постоялый двор (караван-сарай) в Персии. Фото А. В. Севрюгина ((1830-1933), придворного фотографа при иранском шахе

В январе 1867 года Николай Григорьевич в качестве Правителя канцелярии военно-народного управления Туркестанской области должен был прямо с Кавказа отправиться в Ташкент. Однако путь туда оказался весьма долгим и извилистым. Неожиданно подполковнику Столетову поручается отправиться в секретную поездку. Как записано в его полном послужном списке в июне 1867 года Н.Г. Столетов командируется в “разные азиатские государства”.
Правда, не совсем понятно какое ведомство выписало командировку – Военное министерство, Главный штаб или МИД. В документах указывалось, что подполковник Столетов отправляется через Закавказье “на южный берег Каспийского моря (то есть в Персию, В. Ф.) по собственным делам”. В конфиденциальном письме, отправленном директором Азиатского департамента МИД П. Н. Стремоуховым российскому консулу в Астрабаде В. В. Гусеву, говорилось, что целью поездки российского офицера является изучение восточных языков и “ознакомление с теперешним положением дел в Средней Азии”. В письме также подчёркивалось, что Столетов предпринимает путешествие на свой страх и риск – без какого-либо участия и поддержки правительства. Обычная практика разведок всех времён и стран. “Тем, не менее, – указывалось в письме - в виду значительной пользы, которую могут нам принести собранные господином Столетовым сведения во время этого путешествия, правительство наше готово оказать ему возможное содействие”.
Первоначально Николай Григорьевич намерен был через город Астрабад, находящийся в персидском Хорасане, проехать в Герат, а оттуда через Афганистан, если “окажется возможным“, посетить Кашгар.
В паспорте, выданным Столетову российским консулом, говорилось, что он “уволен начальством сроком на 8 месяцев путешествовать по разным областям... Ирана, Афганистана и Туркестана для изучения персидского языка”. В нём также содержалась просьба к должностным лицам “оказывать подполковнику должное внимание и уважение, а в случае надобности - всевозможное вспомоществование и покровительство”.
По плану, разработанному в недрах Азиатского департамента МИДа, Столетов прибывал в Астрабад под своим именем, - как подполковник русской армии. Но дальше предполагался трюк с переодеванием в мусульманскую одежду и вместо подполковника Столетова на свет появился бы казанский татарин с новыми документами, отправляющийся в Мешхед, как паломник. Сейчас это называется “операция под прикрытием”. Затем устраивался ещё один фокус – в списке пассажиров одного из пароходов, отправляющихся в Россию, появилось бы имя подполковника Столетова.
Однако консул Гусев план раскритиковал и подполковника от его реализации отговорил. По его мнению, наружность Николая Григорьевича могла выдать разведчика при встрече с богомольцами в Мешхеде. Столетов прислушался к аргументам дипломата – во время его плавания из Баку в Астрабад он уже был узнан мусульманами с Кавказа, как бывший начальник Закатальского военного округа.
Прибыв в Астрабад подполковник незамедлительно представился правителю города принцу Джансуду Мирзе, который принял его весьма любезно. Быстро выехать дальше не удалось - из-за непогоды в горах пришлось задержаться на целый месяц. Однако даром времени Столетов не терял, продолжая заниматься изучением персидского языка. Затем принц Джансуд предложил русскому путешественнику отправиться вместе с ним в Шахруд, чем тот с удовольствием и воспользовался. В Шахруде Столетов купил лошадей для себя и троих своих спутников, запасся припасами для путешествия по Афганистану и через короткое время отправился в Мешхед. С рекомендательным письмом от консула Гусева Столетов наносит визит Хорасанскому визирю Мамед Насир Хану.
Прибытие в Персию русского офицера не могло не остаться незамеченным британскими спецслужбами. Резидент английской разведки в Мешхеде Дольмедт получил эту информацию от своих агентов в окружении губернатора. Из тех же источников англичанин узнал, что Столетов просит содействия для проезда в Герат. Эта информация весьма обеспокоила Лондон и Калькутту. Первому секретарю английской миссии в Тегеране У. Тэйлор Томпсону было поручено разузнать, действительно ли русский агент направляется в Герат и в случае если это так приложить максимум усилий для недопущения его в Афганистан. Беспокойство англичан объяснялось тем, что Герату, расположенному на границе Афганистана с Восточной Персией, они придавали чрезвычайно важное значение. Город лежал по обе стороны широкого трансазиатского караванного пути - пути, по которому вражеские войска могли легко достичь любого из двух главных ворот в Индию - Боланского или Хайберского проходов. 
Правительство Персии успокоило британского посланника, объяснив, что подполковник Столетов прибыл в Персию неофициально, с целью совершенствования своих знаний восточных языков. Думаю, это вряд ли это успокоило британцев.

Визирь Мамед Насир Хан принял Н.Г. Столетова весьма радушно, обещая всяческое содействие в его путешествии. Однако на самом деле - о, эта восточная хитрость, - никакой реальной помощи не оказал. События в Средней Азии - взятие русскими войсками Самарканда и подчинение России Бухарского эмирата - произвело на персидского шаха и его министров неблагоприятное впечатление и породило подозрение, что Россия на этом не остановится. В поездке же офицера русского Генштаба по Персии и Афганистану они весьма обоснованно предполагали секретную миссию и не хотели из-за содействия русскому агенту ссориться с англичанами.
Напрасно пробыв в Мешхеде почти три месяца, Столетов потерял надежду попасть в Афганистан и вернулся в Шахруд, а оттуда отправился в Тегеран. Там он, по-видимому, встретился с каким-то индийским раджой, поскольку консул Гусев в своём донесении в Министерство иностранных дел от 4 октября 1868 года сообщал, что Н.Г. Столетов “отправился через Решт в Россию с каким-то индийским Принцем”. Дело в том, что с середины 60-х годов XIX века индийские правители Кашмира, Индура и других княжеств, пытались установить контакты с правительством России для противодействия английской колониальной политике. В частности, в 1866 году в Ташкент прибыло посольство из Кашмира с целью договориться об оказании покровительства кашмирским купцам.
Вероятно в индийском княжестве внимательно следили за развитием событий в Средней Азии, поскольку кашмирские послы прибыли через несколько месяцев после вступления русских войск в Ташкент, проделав длительный, трудный и опасный путь. Послы заявили Черняеву, что в Кашмире уже осведомлены об “успехах русских” и цель их миссии — “изъявление дружбы”, а также изучение перспектив развития русско-кашмирских отношений. Кто был таинственный индийский спутник Столетова неизвестно. Сведений о нём пока не найдено. После отъезда Столетова на родину поверенный в делах в Тегеране И.А. Зиновьев 1 декабря 1868 года переслал в Азиатский департамент Министерства иностранных дел три письма для полковника Н.Г. Столетова, которые передал “бухарский уроженец Хаджи Мир Хайдер”.

И. А. Зиновьев, выдающийся дипломат, чрезвычайный посланник и полномочный министр в Персии (1876-1883), Директор Азиатского департамента МИДа России (1883-1891), член Государственного совета

Из секретного письма Начальника Главного штаба Ф.Л. Гейдена нам известно, что в конце сентября 1868 года Николай Григорьевич находился уже в Петербурге, откуда отправился в Ташкент, где его уже заждался генерал-губернатор Константин Петрович фон Кауфман.
Удалось ли Николай Григорьевичу выполнить хотя бы часть полученных заданий, неизвестно, поскольку до сих пор не обнаружено его отчёта об этом путешествии. Но то, что какие-то полезные сведения, сыгравшие позитивную роль для усиления русского влияния в Персии, им были добыты, несомненно. Во всяком случае именно после этой поездки Николай Григорьевич становится полковником.
В распоряжении туркестанского генерал-губернатора Столетов находился по июнь 1869 года. За это время он “с присущей ему основательностью вводил те особенности, которые навсегда оставили печать в устроении жизни всего Туркестанского края”. С большой неохотой расставался Константин Петрович со своим правителем канцелярии: “Жаль было отпустить этого деятеля в такую минуту, когда в его руках разработка жизни края только что закипела на благо населения и для более прочного соединения нового края со всей империей”, - многозначительно выразился К.П. фон Кауфман, узнав, что приказом военного министра Столетов был вновь переведён в распоряжение главнокомандующего Кавказской армией. Ему предстояло выполнить очередное, очень ответственное задание.

Глава третья

                       Атака текинцев. Картина современного туркменского художника

Идея строительства русского укрепления на восточном берегу Каспийского моря возникла ещё в конце 50-х годов 19 века. Причин для этого было несколько. Российское правительство было озабочено широко распространённой практикой захвата туркменскими племенами русских подданных с целью продажи в рабство. Кроме того, недружественное Хивинское ханство продолжало препятствовать расширению торговых связей России со Средней Азией. И, наконец, была ещё одна важнейшая политическая причина. В это время британские правящие круги стали проявлять усиленный интерес к Каспийскому региону.
Уайт-холл был весьма встревожен созданием русского акционерного общества “Кавказ и Меркурий”, которое единолично осуществляло морские перевозки по Каспию. В своём донесении статс-секретарю по иностранным делам британский консул в Реште и Энзели Маккензи настаивал на немедленных превентивных действиях, взяв “любой ценой” под английский контроль “Решт-Энзелийский порт”. Это позволило бы Британской империи утвердиться на всем Каспийском море. “Обладая этим орудием, мы легко овладели бы торговлей всей Средней Азии”, - писал Маккензи. Он также предлагал открыть в Астрахани торгово-политическое агентство: “Присутствие британского ока в Астрахани будет необходимым условием перевеса торгового баланса в нашу пользу” и “существенным шагом нашей торговли и политики на Востоке” – отмечал британский консул.
Донесение Маккензи, опубликованное летом 1859 года газетой “Тайме”, вызвало серьезное беспокойство России. Создание русской крепости на побережье Каспия становилось, таким образом, насущной необходимостью. В 1858 - 1859 гг. экспедицией под командованием капитана I ранга Н.А. Ивашинцова был исследован восточный берег Каспийского моря и определено наиболее подходящее место для строительства укрепления. Однако этот проект был отложен из-за неважных отношений с Персией. Положение изменилось с продвижением России в Центральную Азию и созданием Туркестанского генерал-губернаторства.
В августе 1869 года император Александр II, основываясь на докладах военного министра Милютина и полковника Столетова, утвердил положение “О Красноводской экспедиции”. В нём говорилось о необходимости занятия берега Красноводского залива и пункта в Балханских горах. Проведение операции возлагалось на Кавказский военный округ. Военный министр в секретном письме императору предложил назначить начальником отряда генерал-майора Геймана В.А., а начальником штаба - полковника Генерального штаба Н.Г. Столетова. Однако главнокомандующий Кавказской армией Великий князь Михаил Николаевич решил иначе: “Командование отрядом полагаю поручить полковнику Столетову, как потому что он, по своим способностям и знанию, может с успехом исполнить это дело, так и потому, чтобы назначением генерала не придать экспедиции большой важности”.
По-разному смотрели на цель операции заинтересованные ведомства в Петербурге и туркестанские власти. Если генерал-губернатор Кауфман рассматривал высадку военного отряда в Красноводске как подготовку к наступлению на Хивинское ханство, то министерство иностранных дел смотрело на это исключительно с экономической точки зрения. Так, 12 февраля 1870 года директор Азиатского департамента МИДа П.Н. Стремоухов писал К.П. Кауфману: “Вы смотрите на Красноводск, как на средство, облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно, как на новые ворота для нашей торговли, и, в крайнем случае, как на благотворную угрозу или внушение Хиве”.
Тем не менее решение было принято и 29 октября 1869 года отряд под командованием полковника Столетова на четырёх шхунах отправился из Петровска к восточному побережью. Природа не особо благоприятствовала плаванию. Как докладывал в рапорте Столетов: “из-за противных ветров и сильного волнения, замедлявших ход шхун”, до пункта назначения добрались только 5 ноября. Через два дня Николай Григорьевич сообщил главнокомандующему Кавказской армией: “Отряд в сборе, здоровье людей хорошо, всё необходимое с нами. Полковник Столетов”.

                                    Старинная открытка. Фото А. А. Яворского
Одновременно с отплытием отряда из Петровска российский посол в Тегеране А. Ф. Бегер заявил министру иностранных дел Персии Мирзе Саид-Хану, что “экспедиция в Красноводский залив не имеет никакого враждебного характера ни к Персии, ни к туркменским племенам, предполагает целью освоение фактории, которая могла бы служить средством для проложения торгового пути в Среднюю Азию, так и наблюдательным постом за сношениями хивинцев и туркмен и нашими киргизами”. Кроме этого министр иностранных дел А.Н. Горчаков телеграфировал в Тегеран, что “императорское правительство признаёт владычество Персии до Атрека и, следовательно, не имеет в виду никаких укреплений в этой местности". Это сообщение произвело такое благотворное впечатление на Насреддин Шаха, что он разрешил входить российским пароходам в порты Муграб и Энзели наравне с парусными судами - право, которого Россия тщетно добивалась очень давно.
Через два дня после высадки русского отряда туда же подошли шхуна “Хивинец” и баркас “Скорый”. Кроме запаса продовольствия на шхуне находился туркменский хан Мулла Дундур с тремя старейшинами посланный для помощи в налаживании отношений с местным населением.
Инструкция, выданная Столетову, содержала чёткое указание на мирное решение всех вопросов, и Николай Григорьевич сделал всё от него зависящее, чтобы поддержать дружественные отношения с местными жителями. И это ему, в большей степени, удалось. Своей миролюбивой политикой он добился доверия и склонил туркмен на свою сторону. Как писал в своих записках участник экспедиции С. А. Гунаропуло: “Туркмены эти, по первому требованию, если только было для них возможно, доставляли верблюдов, служили хорошими проводниками, сами, по своему желанию, нанимались работниками и оказывались честными и трудолюбивыми людьми. Они нередко, без всякого с нашей стороны надзора, отвозили на верблюдах доставляемый на судах провиант и все тяжести отряда к месту пребывания войск”. Правда случались и драматические эпизоды.
Об одной такой истории, едва не закончившейся гибелью Столетова, рассказал капитан первого ранга Спиридон Афанасьевич Гунаропуло. Дело было так.
Однажды два туркмена выехали из Красноводска в Хиву. С ними отправился маркитант-армянин с товаром в Ташер-Ват-Кала, находящийся неподалёку. В дороге туркмены стали уговаривать своего попутчика отправится с ними в Хиву, уверяя, что там он продаст свой товар намного дороже. Когда же торговец отказался, они попросту отняли у него и товар, и верблюдов. Добравшись до русского укрепления, маркитант обратился за помощью к штабс-капитану Якубовскому, прося его о помощи. Тот, с отрядом казаков, догнал разбойников и арестовал. По приказу Столетова грабители были осуждены и повешены.
Для туземцев это позорная смерть: “лучше бы начальник отряда велел отрубить головы преступникам. Это не было бы для них так обидно. Аллах никогда им не простит, если они не отомстят за позор” – говорили туркмены. И это сразу изменило отношение к русскому отряду. Через некоторое время на Красноводск было совершено нападение. Воспользовавшись рассветным туманом около двух тысяч текинцев пошли в атаку на ещё строящуюся крепость. Нападение было отбито, а противник рассеян и обращён в бегство. Несомненно, это было местью за казнь соплеменников. Во главе отряда, как выяснилось, стоял сам глава племени текинцев Кашут-хан. Кроме того, среди нападавших был замечен хан Дундур, который за несколько дней до нападения уехал из расположения русского отряда.
После неудачи туркмены не оставили своего замысла отомстить обидчику. Почти каждый месяц начальник отряда ездил из Ташер-Ват-Кала, где производил рекогносцировки в Красноводск. Без сомнения, об этом знал предатель Дундур и, когда полковник Столетов в один из дней должен был отправиться в штаб-квартиру, на дороге его ждала засада. Если бы этот замысел удался гибель полковника и сопровождавшего его малочисленного конвоя была бы неизбежна. Николая Григорьевича, очевидно, берёг его ангел-хранитель: густой туман сбил злоумышленников с дороги. Заехав слишком далеко они наткнулись на пикет и, решив, что это Столетов с конвоем, напали на него. Однако палатка командира пикета оказалась пуста, тот в это время отдыхал на стоявшей у пристани барже. Мгновенно была объявлена тревога, с баржи открыли артиллерийскую и винтовочную стрельбу и текинцы, потеряв около сорока человек, обратились в бегство.
Высадка русских на каспийском побережье произвела на хивинского хана ошеломляющее впечатление. Причём пока это известие дошло до Хивы, оно обросло фантастическими преувеличениями. Небольшой Красноводский отряд вырос до огромной армии.
Когда хану перевели значение фамилии начальника отряда, он изумлённо воскликнул: “Кто такой Столет? Ему, что действительно сто лет?”. Переполошившись стали готовиться к отпору. Первым делом завалили колодцы. По дороге к Кызыл-Су были посланы конные отряды с собаками, чтобы их трупами загадить глубокие колодцы. В самой Хиве и её округе начались работы по строительству укреплений. Всеми возможными средствами хан подстрекал племена степняков к нападению на русских.
С наступлением осени разговоры о налёте туркмен на Красноводский отряд усилились. Губернатор города Астрабад Сааб Ихтиар Сулейман-хан, узнав о подготовке к нападению от туркменских старейшин, немедленно сообщил об этом в Российское консульство. В октябре 1870 года рано утром текинцы напали на укрепление Михайловское, где стояла всего одна рота. Пехота, быстро выскочив по тревоге, обрушила на текинцев сначала беглый огонь ружей, а затем залпы, смешавшие ряды текинцев, которых добили орудийные выстрелы с вала укреплений и военного судна, стоявшего у берега. Нападение было отбито.
После этого случая Столетов получил разрешение наказать текинцев. Через месяц после нападения отряд из 290 пехотинцев с двумя конными сотнями при трёх орудиях под начальством полковника Столетова выступил к укреплению Кизил-Арват. Однако в укреплении туркмен не оказалось: они ушли на север, на старое русло Аму-Дарьи. По приказу начальника отряда укрепление было разрушено.
Однако были среди хивинской знати и здравомыслящие люди. Главой рода туркмен-иомудов был Ата Мурад-хан – “человек почтенных лет, ловкий, умный, пользующийся в среде всех туркмен большим почётом и уважением”. Будучи непримиримым врагом хивинского хана он неоднократно обращался к русскому начальству в Оренбурге с просьбой о принятии туркмен в подданство России, однако получив уклончивый ответ увёл свои племена к Красноводскому заливу, а затем нашёл убежище на острове Челекен.
Вот, что пишет о нём Столетов: “Гостил у меня очень замечательный хивинец Ата Мурад-хан, старшина живущих в Хиве иомудов. Он при оренбургском генерал-губернаторе Катенине, играя важную роль в Хиве, задумал, как уверяет, с ведома и соизволения генерал-адъютанта Катенина, низложить хана и восстал в надежде на русскую помощь. Держался года три, наконец, племя его оставило с упрёками, что он разорил их, обманув русской помощью. … Прийдя ко мне, старик заплакал, говоря, что наконец-то исполнились его задушевные надежды. … Теперь он живет в Балханах, пользуется гостеприимством старшины Мамед Нияз-муллы, говорит, что опять возвратит себе прежнее значение и кредит. Он обещал сообщить все хивинские новости”. В дальнейшем за свою службу у Столетова Ата Мурад-хан был награждён серебряной медалью.
В январе 1870 года в Петербурге состоялось “заседание комитета по делам, касающимся Каспийского моря”, в котором приняли участие великие князья генерал-адмирал Константин и наместник Кавказский Михаил, канцлер А. М. Горчаков, военный министр Д. А. Милютин, управляющий морским министерством А. Е. Тимашев, министр финансов М. Х. Рейтерн, управляющий министерством путей сообщения В. А. Бобринский.

                     Главнокомандующий Кавказской армией Великий князь Михаил                    
                    Николаевич. Фотопортрет работы Карла Бергамаско

Комитет принял решение: “согласно с предположением командующего Красноводским отрядом полковника Столетова, в Муравьёвской бухте учредить главную крепость и порт, и склад товаров с возведением здесь некоторых оборонительных работ и с оставлением небольшого гарнизона, а главным местопребыванием для нашего отряда и для фактории избрать удобное место в Балханских горах. Главным начальником занятых пунктов остается Начальник военного отряда и на его обязанность возлагается заботиться о безопасности, как отряда, так и торговцев русских и иностранных, а равно и рабочих поселенцев”. Так началась история Красноводска, переименованного ныне в Туркменбаши. Хотя, на мой взгляд, если и переименовывать город, то в честь его основателя.
Кроме чисто военных задач, экспедиция Столетова дала возможность детально изучить неведомый доселе край, исследовать часть пути из Красноводска в Восточный Хорасан.
В результате нескольких рекогносцировок восточного побережья Каспия, были получены весьма интересные научные результаты. Было установлено, что эта местность богата полезными ископаемыми: строительными материалами (гранитом, известняком, гипсом), нефтью, каменным углем, озокеритом, солью.
В мае 1871 года в Закаспийский край был командирован начальник окружного штаба генерал Свистунов А.П. Изучив на месте состояние дел в отряде он пришёл к заключению, что на зиму отряд необходимо вывести с Балханских гор. Так же думал и Столетов, но Николай Григорьевич в письме генерал-губернатору Кауфману предлагал не позднее осени 1871 года организовать поход на Хиву, причём главная роль должна была принадлежать туркестанским войскам, а кавказские с успехом могли бы сделать только одну диверсию. Однако его предложение в Петербурге, особенно в министерстве иностранных дел, сочли преждевременным и невыполнимым.
Через два года поход на Хиву был осуществлён, именно так, как и предлагал Столетов. Неизвестно, что и как доложил генерал Свистунов главнокомандующему, но 16 июля 1871 года Н.Г. Столетов сдал начальство над отрядом и на его место был назначен генерального штаба подполковник Маркозов В.И. Андреевский в своих записках пишет о недругах Николай Григорьевича в штабе Кавказской армии. Именно в результате их интриг Столетов и был смещён с занимаемой должности. История не любит сослагательного наклонения, однако поневоле задумаешься, если бы во время Хивинского похода Красноводским отрядом командовал Столетов, возможно задача была бы выполнена. Маркозов же, единственный из командующих отрядами, не смог дойти до Хивы – его отряд застрял в каракумских песках.
Горькую пилюлю Столетову подсластили, наградив за успешно выполненную задачу орденом Св. Владимира 3-й степени. А впереди были новые испытания.
 Глава четвёртая

                . Н. Н. Каразин. Амударьинская учёная экспедиция. Базар в Ходжейли

В этой непростой для Николая Григорьевича ситуации руку помощи протянул начальник главного штаба граф Фёдор Логгинович Гейден.
- Тяжело будет вам исполнить то, что я придумал, - сказал он Столетову, - но, учитывая создавшееся положение, ничего лучшего нельзя придумать, как зачислиться вам в учебный пехотный батальон для специального и детального изучения пехотной службы. Это вам поможет, и только это может вас выручить.
В России того периода существовало обязательное правило: так называемый служебный ценз или стаж. Чтобы занять высокую должность, офицеру необходимо было определённое время откомандовать воинским подразделением. К примеру, для получения должности в Генеральном штабе кандидатам в генштабисты по окончании Академии Генерального штаба нужно было прослужить командиром роты один год. Для получения назначения на должность командира полка необходимо было пройти четырёхмесячное цензовое командование батальоном.
Ранее у Столетова не было возможности получить ценз, поэтому, не задумываясь, он принимает решение последовать совету Гейдена и отправляется на учёбу в пехотный батальон. А в сентябре 1872 года Николай Григорьевич получает назначение на должность командира 112-го пехотного Уральского полка.
Уже через год, на смотре в присутствии Александра II, полк Столетова по результатам стрельб получает наивысшую оценку. Император, вызвав командиров отличившихся полков, выразил им благодарность. Присутствовавший при этом военный министр, отозвал Столетова в сторону, и также наговорив комплиментов, сказал:
- Очень жаль, что болезненное состояние ваше заставило вас просить об отозвании из Красноводска. Там вы приносили огромную пользу и могли бы в дальнейшем приносить её ещё больше.
Совершенно изумлённый Столетов ответил:
- Я, ваше высокопревосходительство, никогда не болел настолько, чтобы просить об отозвании. Нечто подобное я уже слышал вскоре после отчисления от великого князя, но сразу не сообразил в чем дело. Теперь понимаю, что в этом таится какое-то недоразумение.
- Вот как, - широко открыв глаза воскликнул Дмитрий Алексеевич, - а мне рассказали, что вы попросили отозвать вас по болезни.
Помолчав, Милютин добавил:
- Дело весьма серьезное. С вами поступили несправедливо, и я приложу все усилия, чтобы исправить эту ошибку.
Затем военный министр поинтересовался мнением Столетова о Хивинском походе, который недавно был успешно завершён. Тот высказал мнение, что после усмирения Хивы, необходимо немедленно завязать дружественные отношения с эмиром Афганистана.
- Я глубоко убедился в том, - сказал Столетов, - что Шир-Али тяготится фальшивой дружбой англичан и что он рад был бы найти покровительство нашей великой державы. Англичане, в свою очередь, видя наши успехи в Средней Азии, опасаются за свои границы и вряд ли предоставят нам вполне свободный доступ в Хоросан, Белуджистан, Афганистан. Надо поторопиться и немедленно снарядить посольство для переговоров в эти среднеазиатские ханства - особенно в Афганистан. Промедление может привести к печальным последствиям. 
- Да, да, соображения ваши на этот счет совершенно справедливы, и я буду докладывать о них государю, а вас приглашу, когда придет пора, более подробного разъяснения для министерства иностранных дел. Итак, успокойтесь совершенно в вашей досадной неудаче по Красноводску.
- Ваше высокопревосходительство, я не знал, что дело обстояло так. И мои, оказавшиеся неверными предположения, что за всем этим стоит воля главнокомандующего, не давали мне права выражать хоть тень претензии. 
- Всё это так, вашей вины в том, что сложилось так неудачно и нежелательно нет, а время ушло. Виновники этого подлого дела уже занимают другие места и, думаю, не стоить теперь рыться в этом деле. Труд может оказаться напрасным, а времени жаль.
Вернувшись в Петербург Милютин отдаёт распоряжение начальнику Главного штаба графу Гейдену, о немедленном переводе туда полковника Столетова.

Начальник Главного штаба при Александре II, один из руководителей милютинской военной реформы, генерал от инфантерии Ф. Л. Гейден.
В это время, в связи с включением в Туркестанское генерал-губернаторство новых территорий, отторгнутых у Хивинского ханства, встал вопрос о детальном изучении крупнейшей реки региона Аму-Дарьи и прилегающих к ней земель. Военный министр подаёт императору доклад о посылке в Среднюю Азию “особой учёной экспедиции для исследования старого русла реки Аму-Дарьи и для производства других изысканий, намеченных военным министерством в согласии с императорским географическим обществом”.
Начальником экспедиции назначается великий князь Николай Константинович, участник Хивинского похода. Столетов, по предложению Милютина, становится его помощником. Однако, когда подготовка уже подходила к концу, великий князь заболел и был вынужден отказаться. Приказом от 15 апреля 1874 года, эту должность занимает полковник Столетов.
В майском номере 1974 года журнала “Нива” читатели могли прочесть:
“В скором времени назначен выезд из Санкт-Петербурга некоторых членов командируемой в Аму-дарьинский Край учёной экспедиции, именно: Генерального Штаба полковника Столетова, доктора Морева, художника Каразина и других. Главнейшие задачи учёной экспедиции заключаются в определении количества воды и степени судоходства Аму-Дарьи в её дельте и вверх по течению, до крайнего нашего пограничного пункта с Бухарою; в исследовании сухих русл, прилегающих к низовьям Аму и направляющихся к стороне Сыр-Дарьи; в изысканиях условий высыхания степных водоёмов и распространения песков в пределах наших владений; в производстве метеорологических, а в случае возможности и астрономических наблюдений, и в разных топографических, статистических и естественно-исторических исследованиях в нашем Аму-Дарьинском Крае. Для сопровождения экспедиции при её экскурсиях полагается отрядить в распоряжение начальника оной особый конвой, примерно из одной казачьей сотни и 25 человек стрелков, которые могли бы распределяться по каякам и шлюпкам для посылки таковых для измерений по рукавам дельты Аму-Дарьи.
Экспедиция отправляется из Санкт-Петербурга прямо в Казалинск, откуда и направится в Аму-Дарьинский Край. В распоряжение её будет назначен один из пароходов Аральской флотилии с баржей”.
Начальником этнографо–статистического отдела экспедиции стал учёный и солдат, полковник Леонид Николаевич Соболев, будущий премьер-министр Болгарии, герой русско-турецкой войны. Ко времени описываемых событий, он уже был известен своими статистическими исследованиями Туркестана и большой работой по географии и статистике Зеравшанского округа.
В состав научной группы входил также один из первых исследователей Средней Азии Н. А. Северцов. 


                                 Участники Амударьинской учёной экспедицииНичего удивительного в том, что в составе экспедиции были военные – в том числе её начальник - не было. Это была обычная практика того времени - поскольку кроме чисто научных задач на исследователей возлагались и разведывательные. Как пишет М. К. Басханов в своей книге “Русские военные востоковеды до 1917 года”: “Русское военное востоковедение уникально по своей сути и по тому месту, которое оно занимает в истории Русской армии. Достаточно сказать, что подобного общественного института, а в более широком смысле - культурологического явления не было ни в одной европейской стране, ни в США, проявлявших свои стратегические интересы на Востоке. Русские военные востоковеды внесли исключительный вклад в изучение восточных окраин России, сопредельных азиатских стран и территорий - Турции, Персии, Афганистана, Индии, Китая, Монголии, Кореи, Японии. Часто они были первыми специально подготовленными исследователями, которые посетили отдалённые малоизвестные области Азии и представили мировой общественности бесценные научные сведения”.
Русские военные-учёные, военные-исследователи, а нередко военные-первопроходцы, внесли огромный вклад в изучение неизведанных азиатских территорий.
До конца ноября 1874 года экспедиция проработала на Аму-Дарье, а в начале следующего года Столетов представил обстоятельный отчет по её результатам.
Все задачи были выполнены более чем успешно. Составлены топографические, географические и геологические карты территории в три тысячи квадратных километров. Северцовым был положительно решён вопрос о возможности водного соединения Аму и Сыр-Дарьи, через Джаны-Дарью, была проведена разведка минеральных богатств Амударьинского края. Собраны уникальные ботанические коллекции и ценные сведения по ихтиологии. Основаны две метеорологические станции: в Нукусе и в Петроалександровске (ныне город Турткуль). Благодаря их работе были получены ценнейшие сведения о климате далёкого края.
Кроме того, собрано и задокументировано огромное количество информации об экономике края, о его населении, исторических памятниках, населенных пунктах. Художником Каразиным был составлен большой альбом рисунков, изображающих природу и население края.
Амударьинская экспедиция была высоко оценена на географическом конгрессе в Париже как одно из самых значительных мероприятий Императорского Русского географического общества, имеющее важное значение и для науки, и для экономического развития Средней Азии. Совет ИРГО наградил Николай Григорьевича золотой медалью.
В марте Столетов производится в чин генерал-майора, пробыв в полковниках всего семь лет и назначается командиром 1-й бригады 17-й пехотной дивизии.
Александр II, приняв Столетова, по случаю присвоения генеральского чина, выразил ему особую благодарность, сказав:
- Ты вполне оправдал надежды, возлагавшиеся на тебя, и я рад, что на должность начальника этой экспедиции Дмитрий Алексеевич помог мне избрать именно тебя. Буду рассчитывать и впредь пользоваться твоей опытностью и твоими знаниями, которыми ты уже не в первый раз себя зарекомендовал в полной мере. Спасибо тебе, от души благодарю.
Затем, поинтересовавшись деталями путешествия, император добавил, что ему известно о проекте похода на Хиву, который Столетов предлагал задолго до осуществления его Кауфманом.
- Ты угадывал мое желание и мои мысли еще за три года до их выполнения, когда князь Горчаков при одном намеке на это приходил в неописуемый ужас. И ты оказался прав.
Уже давно Николай Григорьевич задумывался о поездке в Индию. В августе 1876 года он отправляет военному министру Милютину письмо, в котором изложил свой замысел и программу путешествия в британскую колонию. В ответном письме министр сообщил, что “необходимо повременить решение вопроса Вашего предполагаемого дальнего путешествия”, сославшись на резкое обострение положения на Балканах. К этому времени вопрос о вступлении России в войну с Турцией был решён на высшем уровне и на генерала Столетова возлагалась ответственная задача -1 ноября 1876 года он был откомандирован в распоряжение Главнокомандующего действующей армии великого князя Николая Николаевича и назначен начальником Болгарского ополчения. Собственно, никакого ополчения ещё не было, Николаю Григорьевичу предстояло создать его практически с нуля.

Глава пятая

                        Шипка. Защита Орлиного гнезда. Художник А. Попов. 1893 г.

Предыстория назначения генерала Столетова командующим болгарского ополчения такова. В октябре 1876 года, известный знаток востока и доверенный деятель славянских благотворительных комитетов, отставной генерал-майор Ростислав Фадеев представил начальнику главного штаба графу Гейдену записку, озаглавленную “Болгарское дело в турецкой войне”. В ней Фадеев решительно высказывался за привлечение к военным действиям болгарских добровольцев. По его мнению, их следовало набрать не менее 15 тысяч и присоединить к ним пять тысяч отпускных русских солдат, а в качестве командиров привлечь всех служивших в России офицеров из болгар. Такое ополчение, по мнению автора записки, было бы достаточно для освобождения обширной страны между Дунаем и Балканами, а также балканских проходов. Русским войскам, в этом случае, отводилась задача блокирования турецких крепостей. С развитием успеха можно было бы увеличить численность болгарского войска вдвое и вчетверо. Таким образом, с освобождением Болгарии и созданием независимого государства, у него уже была бы своя профессиональная армия.
Записка генерала Фадеева была представлена военному министру Милютину и императору Александру II. Идея была одобрена и во главе ополчения решено было поставить генерал-майора Столетова, поскольку он имел хорошую репутацию в армии, знал восточные языки и был знаком с бытом мусульманских народов по своей предыдущей службе на Кавказе и в Туркестанском крае.
Весной 1877 года Николай Григорьевич прибывает в Кишинёв. К этому времени там собралось около семисот болгарских добровольцев, которые приветствовали своего командира криками “Ура! Да живей русский Царь и майка Руссия!”. Не теряя времени генерал приступил к формированию дружин, которые сразу получали оружие и обмундирование, заранее заготовленное Столетовым ещё в Москве. Началось обучение солдат, самому младшему из которых, Дмитрию Петрову, было всего 15 лет. Какое значение придавалось созданию болгарской армии видно из того, что сам император Александр II лично участвовал в нескольких смотрах ополчения и беседовал с некоторыми добровольцами.
12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции, Император Александр II находился в этот день в Кишинёве и после парада войск – где впервые промаршировали болгарские дружины Столетова - на торжественном молебне епископ Кишинёвский и Хотинский Павел (Лебедев) зачитал царский Манифест об объявлении войны.


Манифест об объявлении войны Турции. Журнал “Нива”, №16 за 1877 г.

В нём, в частности, говорилось: “Исчерпав до конца миролюбие наше, мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требует и чувство справедливости, и чувство собственного нашего достоинства. Турция отказом своим поставляет нас в необходимость обратиться к силе оружия. Глубоко проникнутые убеждениям в правоте нашего дела, мы, в смиренном уповании на помощь и милосердие Всевышнего, объявляем всем нашим верноподданным, что наступило время, предусмотренное в тех словах наших, на которые единодушно отозвалась вся Россия. Мы выразили намерение действовать самостоятельно, когда мы сочтём это нужным и честь России того потребует. Ныне, призывая благословение Божье на доблестные войска наши, мы повелели вступить в пределы Турции”.
После парада в Кишинёве ополченцы передислоцировались в румынский город Плоэшты, где пробыли полтора месяца. Там, под палящим солнцем, с утра до позднего вечера, генерал Столетов занимался обучением их ратному делу.
В конце мая в Плоэшты прибыл император. К выстроившимся в почётном карауле ополченцам он обратился со следующими словами:
- Здорово, дети! Я был вчера в Систове, отнятом у турок три дня тому назад моими храбрыми войсками. Духовенство встретило меня с крестом и Евангелием, а жители хлебом-солью. Взятие этого болгарского города есть начало освобождения Болгарии. Я надеюсь, что всякий из вас свято исполнит свой долг!
Восторженное "ура" было ответом на эти слова.
По плану, разработанному в военном министерстве, болгарское ополчение предназначалось "для содействия действующей армии к охране спокойствия и порядка в Задунайском крае". Но генерал Столетов, а затем и штаб действующей армии, не разделяли такого взгляда. По их мнению, болгарские ополченцы должны были идти вперед с передовыми отрядами русской армии и принимать участие в боях. То есть, в деле освобождения своей родины, они должны были играть выдающуюся роль. В конце концов этот взгляд восторжествовал. Правда поначалу полевой штаб относился с недоверием к боевым качествам болгар. Опасались, чтобы ими не овладела паника при встрече с турецкими войсками. По этой причине ополчение не вошло в состав отряда, предназначенного для переправы у Зимницы. В этом месте в ночь на 15 июня русские войска под командованием генерала М. И. Драгомирова форсировали Дунай. Переправа прошла под яростным турецким огнём. В результате потери составили более тысячи человек убитыми и ранеными. После занятия русскими левого берега, переправились и ополченцы, и уже 26 июня их радостно встречало население древней болгарской столицы Тырново.
Первое боевое крещение добровольческая армия генерала Столетова получила при обороне города Стара-Загора - важного стратегического пункта, стоявшего на пути турок к Шипкинскому перевалу. В результате ожесточённых боёв с армией Сулейман-паши, часто переходивших в штыковые атаки, добровольческим дружинам удалось отбиться от неприятеля. Однако силы были слишком не равны и пришлось отступить. Основная часть ополчения была переведена на Шипкинский перевал, где расположилась под открытым небом.
Жестокое сражение под Старой-Загорой имело для болгарских воинов весьма важное значение. Оно подняло их дух и придало нравственные силы для новых боевых испытаний. Многие из русских офицеров, раньше смотревшие на ополченцев с недоверием и пренебрежением, после героической обороны Старой-Загоры стали относиться к ним с уважением.
В августе пришло пополнение в числе 680 добровольцев. А 9 августа началось полномасштабное наступление турок. Столетовские дружины наряду с войсками русской армии мужественно сражались с турецкими войсками на протяжении всей обороны перевала.
Один из очевидцев сражения, полковник Депрерадович, так описывал мужество болгарских добровольцев: “… Раны переносятся болгарами с большим терпением. Ранили, например, недалеко от меня молоденького мальчугана в ногу; он стал было стонать, но товарищи постарше стали его в том упрекать: “Срамота”! Говорят - и раненый замолчал. Ранили затем в голову унтер-офицера, сидевшего через двух человек около меня; кровь мгновенно залила ему всё лицо: унтер-офицер только перекрестился и ни слова, ни стона”.

Кадр из советско-болгарского фильма “Герои Шипки” (1954 г.). Образ Н. Г. Столетова воплотил актёр Вольдемар Чобур
В ноябре на Балканах начались сильные морозы, и ополченцы с нетерпением ожидали похода, но проходили дни, недели, а всё оставалось по-прежнему.
До нашего времени дошли воспоминания о Шипке унтер-офицера 54-го Минского полка Федора Миняйлы. В них рассказ не столько о боях, сколько о тяжком труде – солдаты копали и выносили землю, разгребали снег, носили дрова и воду, строили укрепления. Воспоминания эти по стилю напоминают древнерусские былины: “Там было нам пленение вавилонское; там сидели мы и вздыхали по отечестве своём; там плакали мы, пели и вспоминали о дорогой каждому родине…”.
Именно тогда в русском обществе появилось ироническое выражение “На Шипке всё спокойно”.
Эта фраза ежедневно повторялась в донесениях в Петербург генерала Радецкого. На самом деле не всё так было радужно: измученные русские и болгарские воины, замерзали в снегу под постоянным огнём врага.
Наконец было принято решение перейти от пассивной обороны к наступательным действиям. Болгарские дружины были включены в состав отряда генерал-лейтенанта Скобелева, которому предписывалось обойти шипкинскую позицию справа. В то же время колонна генерал-лейтенанта князя Святополк-Мирского должна была сделать то же самое с левой стороны. Перед началом операции, 24 декабря, войска объехал генерал Скобелев в сопровождении своего начальника штаба подполковника Куропаткина. Молодой, но уже прославленный полководец обратился к солдатам со следующими словами: 
"Солдаты! Нам предстоит совершить трудный и достойный славы русских знамён подвиг. Сегодня мы начнём переход Балкан с артиллерией, без путей, пробивая себе дорогу на виду у противника чрез глубокие снежные завалы. На Балканах нас ждет турецкая армия; она хочет преградить нам путь. Помните, братцы, что нам вверена честь отечества и что за нас молится теперь наш Царь-Освободитель, а вместе с ним и вся Россия. Они ждут от нас победы. Да не смущает вас ни многочисленность, ни упорство, ни злоба врага. Наше дело свято и с нами Бог! 
Болгарские дружинники! Вам известно, для чего, по державной воле Царя-Освободителя, пришли русские войска в Болгарию. Еще с первых дней формирования ополчения вы показали себя достойными того участия, которое принимал в судьбе вашей Царь-Освободитель и весь русский народ. В июльских и августовских битвах вы заслужили любовь и доверие ваших боевых товарищей — русских солдат. Я вполне уверен, что вы и в будущих сражениях выкажете такую же храбрость и самоотверженность, — качества, которыми вы отличались до сих пор. Я надеюсь на это тем более, что вы, болгары, бьётесь за свободу вашего отечества, за неприкосновенность ваших семейных очагов, за честь и жизнь ваших матерей, сестер и жен — словом за всё наиболее ценное и священное для человека. Вам и Бог повелевает быть героями!"
Командиром авангарда назначается генерал Столетов, который с 1-й бригадой ополчения должен был идти впереди основных сил. День 24 декабря был светлый и солнечный. Дорога, по которой необходимо было пройти, представляла собой узкую тропу, по которой зимой никто не ходил. Теперь же по этому пути нужно было провести не только пехоту с кавалерией, но и полевую артиллерию, причём некоторые участки простреливались с высот, занятых турками. К счастью противник не предполагал, что русские могут здесь появиться, а потому и не принял никаких мер к охране тропы.
Ополченцы Столетова продвигались медленно, с трудом преодолевая снежные завалы. Впереди шли сапёры, расчищающие путь. Когда отряд проходил в виду вражеских позиций, турки открывали по нему пушечную стрельбу. К счастью, гранаты зарывались в снег и не разрывались. 
Только на следующий день, утром, передовой отряд подошёл к селу Иметли и был встречен выстрелами черкесов и башибузуков. Завязалась перестрелка, в результате которой был ранен начальник штаба подполковник Куропаткин.
Бой у села Шейнова, начавшийся 28 декабря закончился разгромом турецких войск. В плен было взято 12 тысяч солдат противника и почти 300 османских офицеров, в том числе два генерала.
На следующий день после шейновского боя отряды выстроились в каре и была отслужена панихида по падшим и благодарственный молебен за дарование победы. Затем генерал Скобелев поблагодарил войска за мужество. Обратившись к Болгарскому ополчению, он сказал, что ополченцы дрались не хуже своих товарищей по оружию - русских солдат, принадлежащих к армии, существующей уже более двухсот лет. 
А вот, что писал журнал “Всемирная иллюстрация” в 1878 году: “Вновь сформированные генералом Столетовым дружины болгарского о ополчения в сражении 28 декабря дрались блистательно, как сказано в телеграмме Его Высочества, … и генерал Столетов, участвовавший в этом сражении, прибыл к генералу Радецкому с донесением, что турецкая армия сдаётся”.
Шипкинский перевал был преодолён и путь на Константинополь открыт. На место Николай Григорьевича был назначен генерал-майор Давыдов, бывший командир Минского пехотного полка, Столетову же предстояло новое ответственейшее задание.
Болгария не забыла основателя своей армии.
“Мы, болгары, гордимся тем, что наша история связана с легендарным героем Шипки, где в августе 1877 года решился исход войны и судьба Болгарии. Сформирование и действия ополчения под руководством генерала Столетова стали одним из самых ярких проявлений Болгарского национально-освободительного движения. Вот почему имя генерала Столетова осталось навсегда в сердцах нашего признательного народа, который и сегодня называет его “генералом болгар” - заявил Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Болгария в РФ Бойко Коцев.

Генерал Столетов с болгарскими ополченцами на торжествах по случаю 25-летия начала русско-турецкой войны. 1902 г. И памятник “генералу болгар” в Болгарии. 2017 г.
…И когда последней схватки час настал,
наш герой Столетов, славный генерал:
“Братья-ополченцы! — крикнул с силой новой.
Родине сплетете вы венец лавровый!”....

...Больше нет оружья! Бойня, гекатомба, —
каждый кол — оружье, каждый камень — бомба.
В каждом сердце яркий пламень запылал,
камни и деревья рухнули в провал!

Кончились и камни — стало биться нечем, —
мы с крутого склона в турок трупы мечем!
И на орды вражьи черным, страшным роем
падают с обрыва мертвые герои.

И трепещут турки: никогда пред ними
не сражались рядом мертвые с живыми;
в воздухе витает одичалый крик.
Алую дорогу пролагает штык.

Но герои наши, встав скалою твердой,
встретили железо мощной грудью гордой
и рванулись в сечу, отметая страх,
чтобы гибель встретить с песней на устах...

Это строки принадлежат перу народного поэта Болгарии Николы Радева. А именем генерала Столетова названы в этой стране улицы и проспекты, селения и вершина на Шипке. До конца своей жизни Николай Григорьевич с неизменной теплотой вспоминал своих болгарских солдат и боевой путь который он с ними прошёл.
Согласно подписанному между Россией и Турцией Сан-Стефанскому мирному договору было создано новое независимое славянское княжество Болгария. Два года оно должно было находиться под российским управлением, а затем получить полную автономию.
А генерал Столетов, не дожидаясь окончания переговоров, поспешил в Петербург, где в Зимнем дворце его ожидал император Александр II. Впереди была новая трудная задача и новые приключения.

Глава шестая

Эскадра адмирала Джеффри Горнби в Мраморном море. Старинная фотография. 1878 г.

После победы под Шейново, путь к Константинополю для российской армии был открыт. Древний Царьград лежал у ног скобелевской конницы и казалось вот-вот у врат собора святой Софии раздастся цокот копыт казацких. коней. Однако, падение столицы древней Византии и выход России к Босфору абсолютно не устраивало европейские страны, в особенности Великобританию. Королева Виктория в письме премьер-министру Дизраэли, заклиная его “быть храбрым”, писала: “Если русские достигнут Константинополя, королева будет чувствовать себя настолько униженной, что она предпочтёт немедленное отречение от престола”.
Страшный кошмар британского Форин-офис - появление на берегу Босфора русской военно-морской базы, мог превратиться в реальность. И Британия предъявляет России ультиматум, а в подтверждении серьёзности своих намерений посылает к берегам Турции эскадру под командованием адмирала Джеффри Горнби, которая 1 февраля 1878 года, в составе четырех броненосцев и одного парохода, вошла через пролив Дарданеллы в Мраморное море. Русский император не решился на войну с Британией. Над ним всё ещё витал страшный призрак Крымской войны.
В феврале в пригороде Константинополя Сан-Стефано начались переговоры между Турцией и Россией, которые завершились подписанием мирного договора. По нему северная часть Болгарии получала независимость, подтверждалась самостоятельность Сербии, Черногории, Румынии. Россия получала Южную часть Бессарабии с крепостями Ардаган, Карс и Батум. Также Турция обязывалась выплатить Российской Империи контрибуцию в размере около полутора миллиардов рублей.
Однако, это соглашение, перекраивающее карту Европы, абсолютно не устроило Британию и Австро-Венгрию, поскольку сокращались сферы влияния этих стран. Тогда Германия предложила себя в качестве посредника, и на Берлинском конгрессе в июне 1878 года условия Сан-стефанского договора были пересмотрены. В соответствии с новыми соглашениями Македонская республика и восточная область Румынии возвращались Турции; Англия, не принимавшая участие в войне, получала Кипр; Германии досталась часть земель Черногории.
Но пока шли переговоры в Сан-Стефано, пока готовился конгресс в Берлине, в Туркестане и Афганистане разворачивалась политическая интрига, в которой центральная роль отводилась Николаю Григорьевичу Столетову.
Ещё за год до начала военных действий на Балканах, К. П. фон Кауфман, убеждал Милютина и Горчакова, что для благополучного исхода грядущей войны, необходимо нанести удар по главной сокровищнице Британии - Индии. Именно там, по мнению туркестанского генерал-губернатора была ахиллесова пята “Владычицы морей”. Главная военная сила Англии, её военно-морской флот был бы бессилен в этом случае.
И в то время, когда эскадра Горнби демонстрировала решимость Британии не допустить русских в Константинополь, в Петербурге собралось Особое совещание, где обсуждался вопрос военных действий на среднеазиатских границах. В результате был сделан вывод, что “предпринимать большое военное движение к стороне Индии с целью решительно поколебать английское владычество в этой стране в настоящее время было бы неудобно и нежелательно, с одной стороны, потому что большинство военных сил империи необходимо иметь в готовности для других, еще более настоятельных потребностей, обусловленных настоящим политическим положением дел в Европе, а с другой – потому что оно повело бы к такому напряжению военных и финансовых средств государства, которое после принесенных громадных жертв только что оконченной победоносной войны было бы крайне тяжело для народа”.
Правда, совсем от плана вторжения не отказались. Было решено предпринять “некоторые военные меры, служащие как для военного обеспечения спокойствия в наших среднеазиатских областях и предохранения их от внешнего покушения, так и для того, чтобы военными приготовлениями нашими и высылкой отрядов к известным пунктам сделать такое впечатление на Англию, чтобы она могла опасаться за спокойствие своих владений в Индии и тем парализовать военные силы её в этой стране”. Иными словами, предполагалось не воевать, а создать видимость угрозы нападения. Своего рода средство давления для предупреждения возможных замыслов английского правительства в Средней Азии и для “угрозы собственным его интересам в Ост-Индии”.
8 апреля 1878 года, военный министр представил Александру II “Доклад по Главному штабу о мерах, принимаемых на среднеазиатских границах на случай разрыва с Англией”. Через два дня решение было принято, и подготовка к операции началась.
За основу Константин Петрович взял проект Скобелева, который тот обрисовал в письме к туркестанскому генерал-губернатору, отправляясь на поля сражений на Балканах. План этот предусматривал высадку на юго-восточном берегу Каспия 30-тысячного десанта, затем, совместно с 20-тысячным туркестанским войском, нанесение удара по английским владениям в Индии. За полтора месяца до заключения Сан-Стефанского мира Скобелев вновь предлагает осуществить военный поход на Индию, детализировав свой старый сценарий.
И военная демонстрация началась. Из Петро-Александровска на Амударье, под командованием генерала А.А. Гротенгельма, выступил 20-тысячный отряд на Мерв и Герат. В 60 верстах от Самарканда, в урочище Джам, был сосредоточен 14-тысячный отряд под командованием генерал-майора В. Н. Троцкого. Из Ферганы, отряд генерала Абрамова, состоящий из шести стрелковых рот, трёх сотен казаков 5-го Сводного полка, шести горных орудий и ракетной полубатареи, должен был идти через Памир на Читрал и Кашмир.

Движение русских войск к границам Индии. Лагерь главного отряда близ Урочища (Сарыкуль). Гравюра из журнала “Всемирная иллюстрация” № 530 за 1879 г.

19 июля по Высочайшему повелению военная демонстрация была прекращена. Но если Каспийский и Джамский отряды, как пишет А.Е. Снесарев, “почти застыли в своих исходных районах”, то “отряд Абрамова […] прошел сравнительно далеко в незнакомый до того момента Памир и, хотя не оказал какого-либо политического влияния на Индию, но, имея в своем составе крупные научные силы, вроде Северцова, сыграл для науки большую роль”.
Одновременно с подготовкой к военной демонстрации, в Кабул отправляется военная делегация во главе с недавно вернувшимся с войны Н.Г. Столетовым.
В начале марта Николай Григорьевич прибывает в Петербург и немедленно является к военному министру Милютину, от которого узнаёт о своей командировки в Афганистан.
Не особенно удивившись он, тем не менее, сказал:
- Дмитрий Алексеевич, хочу вам доложить, что в настоящее время я имею обо всех среднеазиатских делах весьма смутное представление. Боюсь, что все изученное мной главным образом в Красноводске и доложенное в конце 1873 года уже совершенно изменилось. Также опасаюсь, не поздно ли уже отправлять посольство, так как положение англичан за долгий промежуток времени стало совсем иное, - они оперились и опять набрались той наглости, которая так им свойственна. Позвольте, ваше высокопревосходительство, мне ознакомиться с делами, изучить теперешнее положение их и тогда вновь явиться к вам с докладом.
- Что ж, Николай Григорьевич, рассмотрите и изучите нынешнее положение, как в азиатском департаменте, куда вам будет открыт беспрепятственный допуск, так и в главном штабе, а затем доклад свой сделаете не мне, а государю императору. Только поспешите, его величество вас на днях примет.
Через две недели состоялся высочайший прием, на котором Столетов, доложил императору, что, по его мнению, положение в Средней Азии изменилось и посольство не сможет преодолеть того влияния, которым англичане пользуются в Средней Азии, а особенно в Афганистане.
- Да, да, ты прав, - сказал государь, - но ты всё-таки поезжай и постарайся сделать всё, что возможно. Помни, что я рассчитываю на тебя. Собирайся в путь, а перед твоим отъездом мы ещё раз встретимся.
- Очень хорошо сделали, что государю императору всё так откровенно и чистосердечно доложили, - сказал Милютин, выходя со Столетовым из Зимнего дворца. - Готовьтесь, а я 10-го апреля буду вас ждать к 9 часам утра.
Явившись в назначенный час, Столетов вновь был принят императором, который сказал ему несколько напутственных слов.
- Передай эмиру, что ему будет дана полная поддержка, и что ему следует держать себя относительно англичан так же, как держал себя его гордый отец Дост-Мохамед. Скажи ему - что я вполне уверен в нём и в его умении, а потому, в свою очередь, жду от него лишь той корректности, которая даст Кауфману полное спокойствие относительно нашей границы. Шир-Али должен знать, что, при нынешних условиях, очень многое зависит от него самого. Англичане не позволят себе ничего по отношению к Афганистану не только из-за того, что будут видеть мою поддержку - они должны видеть с его стороны вполне уверенный тон и отважное поведение, в котором он должен ясно показывать свою надежду на нас. Они прекрасно помнят урок, данный им его отцом Дост-Мохамедом (имеется в ввиду 1-я англо-афганская война, В. Ф.). Пусть же он приложит столько старания, сколько мы проявляем готовности искренно напрячь все усилия к его пользе. Кланяйся же Кауфману и ему в точности повтори всё мною тебе сказанное. Поезжай с Богом, пиши часто и подробно Дмитрию Алексеевичу.
- На этот счет я дал подробные указания, генерал Кауфман их обстоятельно дополнит, - доложил в свою очередь военный министр.
“После того государь меня трижды перекрестил, поцеловал и отпустил”, - часто потом вспоминал Столетов.

                   Император Александр II. Фотопортрет неизвестного мастера. Между 1878 и
                    1881 гг.
Цель предстоящий задачи была предельно ясна Николаю Григорьевичу. Прежде всего необходимо будет убедить эмира Шир Али-хана, насколько для него выгоднее быть союзником России и доказать, что не следует доверять английской щедрости. Её надо бояться, поскольку, соблазнившись этой щедростью, многие властители, обращаются сначала в вассалов, а затем просто вышвыриваются за ненадобностью. Эмир должен задуматься над будущим своей страны и сделать правильный выбор – быть порабощённым Англией или при поддержке великого северного соседа превратить Афганистан в самое могущественное мусульманское государство, став, в этом смысле, преемником турецкого султана.
Столетов обдумывал выполнение задания весь путь до Ташкента, куда и прибыл к середине мая 1878 года.

Глава седьмая

     Гравюры с фотографий Джона Берка. Журнал “Всемирная иллюстрация” №509, 1878 г.

В Ташкенте Кауфман, приняв Столетова в своей Канцелярии, расположенной на углу улицы Романовского и Воронцовского проспекта, попросил того тщательно записать всё, что он скажет.
- Вы отправляетесь в Кабул к эмиру Шир Али-хану, - инструктировал генерал-губернатор - чтобы скрепить с ним наши дружественные отношения, объяснить ему все от этого выгоды и, по возможности, заключить с ним союз на случай вооруженного столкновения нашего с Англией. Эмир возмущён до крайности занятием англичанами Кветты и Келата и отторжением Белуджистана от его владений. Он очень образно выразился сказав, что англичане поставили караул у задней двери его собственного дома, чтобы ворваться туда, когда он будет спать. Вам нужно воспользоваться недоверием, которое испытывает Шир Али к британцам, поощрить его к дальнейшему сопротивлению и убедить, что возможно не только вытеснение англичан из Кветты и Келата, но и возвращение ему всего Белуджистана.
Эмир должен помнить, что правительство государя расположено идти с ним рука об руку, так как оно издавна смотрит на Афганистан, как на оплот против посягательств английской политики на независимость среднеазиатских владетелей. Пусть его не смущает сосредоточение наших войск на Аму-Дарье - это дружественная сила, которая поможет ему положить предел вмешательствам англичан во внутренние дела Афганистана. Покажите ему громадную разницу между нашей и британской политикой в Азии и напомните, что власть ханов, вступивших с нами в дружественные отношения, не только не подрывается, но твердеет. Так мы поступили с Бухарой, Кашгаром, Хивою. Уверьте его, что так же будет и с Афганистаном”.
Туркестанский генерал-губернатор возложил на Столетова и разведывательные задачи. Николай Григорьевич должен был собрать подробные сведения о средствах и возможностях страны, относительно продовольствия и фуража, в случае вступления туда российских войск, нанести на карту путь от Аму-Дарьи до Кабула, другие дороги и объекты, через которые пройдёт миссия, определить численность и боеспособность афганской армии, а также узнать расположение и количество английских войск. Кроме того, Столетов должен был установить контакт с влиятельными лицами “узнать от них о настроении в тех странах умов населения и стараться чрез сказанных личностей действовать в смысле, враждебном английскому владычеству, а если можно, то и найти людей, которые были бы способны служить эмиссарами для распространения партии, враждебной англичанам”. То, что в современной разведке называется “вербовка”.
Помолчав, как бы раздумывая, Кауфман добавил:
- И ещё. Если вы увидите, что эмир действительно встал на нашу сторону, то вам предоставляется полное право не только оказать ему содействие своими советами и наставлениями, но и принять на себя заведывание или командование той частью средств и сил страны, которая вам по соглашению с эмиром покажется наиболее важной в оборонительном или наступательном отношении против Англии.
После этого Константин Петрович передал Столетову список лиц, включённых в состав посольства. Туда вошли: генерального штаба полковник Н. О. Разгонов, врач И. Л. Яворский, подпоручик Назиров, классный топограф Бендерский, переводчики Заман-бек Шихалибеков и Малевинский, фельдшер и команда из 22-х казаков во главе с урядником.

Помощник Столетова, генерал-майор (в то время полковник) Николай Осипович Разгонов.     Впоследствии начальник штаба Туркестанского военного округа. Гравюра И. Матюшина, по рисунку П. Ф. Бореля. “Всемирная иллюстрация” № 528, 1879 г.

Перед отъездом, Константин Петрович вновь вызвал Столетова.
- Николай Григорьевич, - начал он, – должен вам рассказать ещё об одном обстоятельстве. Как вы, наверное, знаете, уже одиннадцать лет проживает у нас в Самарканде свергнутый Шир-Али ханом его племянник Абдуррахман-хан. До сего времени он вёл себя корректно, однако англичане, кажется, играют на той струнке, что желают запугать эмира, выставляя ему Абдуррахман-хана в виде пугала. То они угрожают отнятием субсидии и передачей её племяннику, то прямо, без обиняков, стращают возведением того на престол. Это дело нешуточное. Мы же должны вести себя осторожно. Поэтому, Николай Григорьвич, поскольку ваш путь пролегает через Самарканд, Абдуррахман, наверняка попытается с вами встретиться. Прошу вас, ни под каким видом этого не делать.
“Совет Константина Петровича я исполнил в точности, - вспоминал позже Столетов, - и не только в Самарканде я не отозвался на подсылку ко мне Абдуррахманом разных лиц, с просьбой о назначении ему часа приема, но не принял за нашей границей людей, которые пытались в Гузаре подъехать ко мне от него”.
Через несколько дней экипажи с членами посольства, пока еще без конвоя – казаки должны были присоединиться в Самарканде – выехали из Ташкента. В древней столице империи Тамерлана задерживаться не стали и уже 2 июня, получив напутствие от начальника Зерафшанского округа генерала Н. А. Иванова, тронулись в путь.
Сохранить в тайне отправку русского посольства в Кабул от вездесущего ока британской разведки не удалось. В телеграмме английского агента майора Луи Каваньяри вице-королю Индии лорду Литтону от 5 июня 1878 года сообщалось: “Получено донесение, что русский агент в Кабуле проинформировал эмира, что русский посланник-европеец, равный по положению генерал-губернатору Ташкента вскоре посетит Кабул. Генерал-губернатор также написал об этом эмиру, присовокупив, что он должен быть принят как посол Императора”.
Тем временем, повышенный британцами в статусе генерал Столетов торопился. Однако, к его досаде, это не всегда получалось. Кроме физических препятствий приходилось преодолевать и восточное гостеприимство. Едва вступив в пределы Бухарского эмирата, путешественники были встречены, посланными эмиром чиновниками. Посольский караван возглавили трое бухарских есаул-баши с золочеными жезлами в руках – символами высокого положения эскортируемых ими особ. Именно сопровождающие определяли маршрут, места привалов и ночёвок. Сначала пришлось сделать большой крюк и заехать в Чиракчи, где их встретил местный правитель, сын эмира. Угостив членов посольства роскошным обедом и ужином, бек преподнёс им богатые подарки: породистых лошадей под парчовыми и бархатными попонами, с отделанными бирюзой уздечками и огромным количеством халатов и сладостей.
Медленно продвигаясь от одного гостеприимного хозяина к другому путники наконец прибыли в Карши, где их ожидал сам эмир Сейид Музаффар. Уклониться от визита к властителю Бухары не было никакой возможности. Надев парадные мундиры, русские путешественники, сопровождаемые мирахуром отправились в Каршинскую крепость где их ожидал эмир.
В приёмном зале, на возвышении восседал человек средних лет, плотного телосложения. Одет он был в полосатый сине-зелёный халат, жёлтые сафьяновые сапоги с белой чалмой на голове. Это и был бухарский властитель.

Эмир Бухары Сейид Музаффар ад-Дин. Рисунок Генри Лансдейла из его книги " Russian Central Asia: including Kuldja, Bokhara, Khiva and Merv, L; 1885

Вдоль стен были расставлены стулья – ровно семь по числу визитёров. Путешественники расселись и воцарилось долгое молчание. Наконец эмир, глядя на гостей сонными глазами, произнёс:
– Как поживает наш друг, его высокопревосходительство дорогой туркестанский генерал-губернатор?
- Благодарю вас, – ответил Столетов. – Здоровью Его превосходительства ничего не угрожает. Он передаёт вам, Ваше высочество, привет, пожелание долгих лет жизни и благополучия вашему царству.
Затем глава миссии рассказал эмиру о целях экспедиции, после чего путешественники откланялись. При выходе из аудиенц-зала их снова ожидали подарки: роскошные халаты, шёлк и бархат, каракулевые шкурки и конечно лошади под богато расшитыми попонами.
– Пока мы доберемся до цели, превратимся в погонщиков табуна, - пошутил Разгонов.
– Ничего, ответил Николай Григорьевич, - передарим Шир Али-хану.
Навёрстывая время, потраченное на визиты, старались двигаться как можно быстрее и вот впереди, в лучах заходящего солнца, блеснули воды Аму-Дарьи. Выйдя к берегу, путешественники разбили лагерь. Предстояла последняя ночёвка на территории Бухарского эмирата. На той стороне лежал Афганистан.
На следующий день началась переправа. Бухарцы предоставили, для этой цели, три каяка. На первый Столетов посадил гонца, чтобы тот известил эмира и передал тому письмо от генерал-губернатора Кауфмана.
В нём Константин Петрович в частности писал: “Да будет Вам известно, что в настоящее время отношения между британским правительством и нашим относительно Вашего государства требуют глубокого рассмотрения. Поскольку я не могу лично передать Вам свое мнение, я передал свои полномочия доверенному лицу - генерал-майору Столетову. Этот человек - мой близкий друг, прекрасно проявил себя во время последней русско-турецкой войны, за что заслужил милость Государя Императора. Он пользуется уважением Государя Императора. Он передаст Вам всё, что я имею сообщить Вам. Надеюсь, что Вы с полным вниманием отнесетесь к его словам и будете верить ему также, как мне; и после необходимого размышления дадите ему ответ. Между тем, да будет Вам известно, что Ваш союз и дружба с русским правительством будет выгодна нам, но еще более - Вам. Преимущества тесного союза с русским правительством будут очевидны”.
Целые сутки, под палящим июньским солнцем, продолжалась переправа, наконец последний участник экспедиции шагнул на афганский берег. Что ждало их впереди – триумф или неудача? Этого не ведал никто.

Глава восьмая 

 Главные ворота и базар в Кабуле. Гравюра П. Диамантовского по фотографии С. Д.    Лаптева. “Всемирная иллюстрация”, № 522, 1879 г.
Не доезжая до станции Кале-и-Казы, расположенной в двадцати километров от Кабула, русская миссия была встречена визирем Шах-Магомет-ханом, приехавшим сюда на слоне. Вместе с ним Шир Али-хан выслал целую делегацию: конвой, состоящий из 100 пеших и 200 конных солдат, несколько экипажей и слона с позолоченными клыками и золотым седлом лично для Столетова. На нём, 29 июля 1878 года, глава миссии и въехал в Кабул. Здесь посольство ожидала ещё более торжественная встреча. До самого малого дворца, где должна была разместиться русская миссия, вдоль улиц, были выстроены войска, приветствующие высоких гостей.
В тот же день майор Каваньяри отправляет депешу в Симлу личному секретарю вице-короля: “Человек, который выехал из Кабула 14 дней тому назад, доносит, что днями ожидалось прибытие в Кабул русского посланника высокого ранга в сопровождении 100 казаков и 200 узбеков-конников и что эмир готовился принять его с большим почетом. Всё это сообщил Бахтияр Хан”.
Вскоре отправляется новая телеграмма агента тому же адресату: “Только что прибыли из Кабула три специальных курьера, они выехали из Кабула девять дней тому назад. Три русских в европейском платье в сопровождении казаков и узбекских всадников достигли Кабула. Сирдар Ибрагим Хан был послан им навстречу. Глава миссии говорит по-персидски, но не бегло. Кауфмана называют «губернатор», этого офицера называют «гоберна», произнося последний слог кратко. Один из курьеров называет его заместителем генерал-губернатора; это может быть генерал Абрамов, губернатор Самарканда”.
Как видим, единственное, что не знала британская разведка, это личность главы миссии.
Спустя два дня, 31 июля, миссия была принята Шир Али-ханом. Но перед этим, произошло событие, которое должно было резко изменить характер переговоров. Буквально накануне въезда в Кабул Столетов получил письмо Кауфмана с приложенной к нему телеграммой из Санкт-Петербурга. В ней сообщалось, что созванный в Берлине международный конгресс завершил работу, политика враждебности к Англии сменилась на миролюбие, и задачи миссии существенно менялись. К телеграмме Кауфман добавил коротенькую приписку: “Если только телеграмма верна, то она очень печальна”. Далее, Константин Петрович добавлял, что так как “конгресс кончился, то посланнику, в переговорах с эмиром, следовало уклоняться от каких-либо мер, не соответствующих решениям конгресса, и от каких-либо решительных обещаний и вообще не заходить так далеко, как следовало бы в том случае, если бы мы шли на разрыв с Англией”.
Британский генерал Фредерик Робертс в своих мемуарах пишет по этому поводу: “Очевидно, эти инструкции существенно изменили характер переговоров, которые Столетов должен был вести с Шир-Али; ибо хотя русские и отрицают, что с их стороны существовало намерение заключить с афганским эмиром наступательный и оборонительный союз, но по тону депеши Кауфмана можно заключить, что инструкции, данные посланнику, были настолько растяжимы, что он мог бы заключить подобный союз, если бы обстоятельства сделали его желательным, т. е. если бы Берлинский конгресс не привел к заключению мира”.
Больше месяца пробыл Столетов в Кабуле и всё это время он провёл в общении с правителем Афганистана.
“Почти каждый день я бывал у него – вспоминал Николай Григорьевич, - официальные разговоры велись через присяжных переводчиков, но наши простые беседы, ставшие впоследствии дружескими, происходили на тюркском наречии, а то и просто на турецком языке. Мы беседовали обо всем; эмир оказался очень сведущим в самых разнообразных вопросах религии, философии; много он говорил о христианстве, ясно различал другие христианские религии от православной; много беседовал об Иисусе Христе, сопоставлял его и разных пророков с Магометом и Абубекром”.
Пребывание русской миссии омрачила трагедия, случившаяся в семье эмира. Тяжело заболел младший сын и наследник Шир Али, 19-летний Абдуллах-Джан. К нему позвали врача Яворского, состоящего при русском посольстве. Обратимся к его воспоминаниям: “Принц лежал на обыкновенной туземной низкой, широкой кровати и стонал. Он был в бессознательном состоянии. Я расспросил его людей, между которыми находились два туземные врача, и исследовал больного. У него было острое воспаление всего пищеварительного канала. Кроме того, явственно были выражены симптомы разлитого воспаления брюшины. Пульс до такой степени слаб что трудно было сосчитать. Придя домой я объявил начальнику миссии о безнадежном исходе болезни. Действительно, принц умер этою же ночью, около двенадцати часов. Он болел около двух суток, и я имею некоторые данные думать, что болезнь не была случайная, а была вызвана насильственно. Эта мысль во мне еще более утвердилась, когда я в последствии познакомился отчасти с гаремными интригами двора эмира Шир-али”.
Тем не менее переговоры с эмиром продолжались, но вскоре Столетов получает новую депешу от туркестанского генерал-губернатора, в которой сообщалось, что “в виду настояний нашего посла в Лондоне о необходимости не доводить дела до полного расстройства наших отношений к правительству королевы Виктории, - государю императору благоугодно было повелеть отозвать из Кабула наше чрезвычайное посольство, о чем предписывалось в дружеских словах сообщить эмиру, а затем выбыть в Ташкент”.
Эмиру Столетов, разумеется, ничего не сказал об истинных причинах своего отъезда, упомянув лишь о серьёзных делах, требующих его присутствия в России. Но, такому умудрённому правителю, каким был Шир-Али-хан, было совершенно понятно, что случилось нечто неожиданное.
Провожая Столетова эмир передал письмо для Кауфмана, сказав:
- Передайте это моему дорогому доброму соседу, каковым Аллах, видимо, избрал его на моё и моего народа счастье.
Вместе со Столетовым, для дальнейших переговоров, в Ташкент отправилось и афганское посольство. Отправилось под завесой абсолютной секретности.
В своём дневнике военный министр Милютин записывает: “Новым поводом к раздражению Англии против России служат дела афганские. В Лондоне не могут переварить, что Шир-Али, не допуская к себе британского посольства, принял чрезвычайно радушно русское посольство Столетова. Но какой ещё поднимется крик, когда узнают, что сам афганский владетель прислал своё посольство в Ташкент с просьбой о принятии Афганистана под покровительство России и с заявлением, что он не примет англичан в Кабуле “без разрешения” ген. Кауфмана. Такой неожиданный для нас самих оборот дела, которому мы и не придавали особого значения, может привести к большим усложнениям, как в наших отношениях к Англии, так и вообще в положении дел в Средней Азии. Ген. Кауфман не решился сам дать направление завязавшимся сношениям с афганским владетелем и просил разрешения прислать в Ливадию ген. Столетова для личного доклада и получения инструкций”.

Афганское посольство в Ташкенте. С фотографии В. Козловского, рис. П. Ф. Бореля, гравюра Ю. Барановского. Журнал “Всемирная иллюстрация” №528, 1879 г.

Вместе с письмом от эмира Столетов привёз Кауфману проект договора между двумя государствами, состоящий из 11 пунктов. В этом документе Афганистан признавался независимым государством. Эмир мог посылать в Россию молодых афганцев “для изучения различных специальностей, в том числе и военных”. Стороны договорились также о взаимных торговых связях. Шир Али-хан получал гарантии невмешательства во внутренние дела его страны и помощи “в случае возникновения каких-либо осложнений между Афганистаном и другим иностранным государством, если на то поступит его просьба”.
После этого Кауфман отправляет Николая Григорьевича в Ливадию для доклада императору. В дневнике Милютина читаем: “Столетов привёз весьма интересные сведения о существующем в том крае враждебном настроении против Англии и чрезвычайно дружественном приёме в Кабуле русского посольства. По этому предмету происходили у государя два раза совещания, результатом которых было решение вызвать сюда графа Шувалова (русский посол в Лондоне, В. Ф.) и познакомить с вопросом афганским при содействии Столетова”.
Русское посольство в Кабул вызвало резкое недовольство Британии, поскольку Шер-Али хан неоднократно до этого отказывался принимать английскую миссию. 17 августа 1878 года вице-король Индии лорд Литтон решает направить в Кабул посольство во главе с хорошим знакомым эмира, генералом Невиллом Чемберленом.
Сопровождаемый старшим политическим советником, уже нам известным майором Луи Каваньяри, конвоем из 250 солдат и огромной свитой генерал должен был убедить эмира отказаться от всяких сношений с Россией, добиться высылки русской миссии из Кабула и допустить английских агентов во все крупные города Афганистана с правом их свободного передвижения по стране. Оставленный в Кабуле полковник Разгонов сообщал: “Шир-Али получил письмо: английское посольство едет в Кабул, если ему откажут в приеме, то угрожают дружеские отношения изменить во враждебные. Эмир строго предписал пограничному начальству не пропускать посольство; если же двинется силою, то остановить оружием”.
Так оно и случилось: английская миссия была остановлена у входа в Хайберское ущелье афганскими пограничниками.

Английское посольство на границе с Афганистаном близ форта Алимусьид. Журнал “Всемирная иллюстрация” №517, 1878 г.

Под угрозой открытия огня Чемберлену было запрещено двигаться дальше. В ответ на это Лондон предъявляет эмиру ультиматум, на который ответа не получает. Эмир вёл себя столь дерзко, будучи уверенным, что за его спиной стоит мощная армия Российской империи. Напрасные надежды. Кауфман, в телеграмме военному министру сообщает: “Афганы, очевидно, заблуждаются насчет немедленной нашей помощи. Объяснения и советы Разгонова выиграть время пока не подействовали. Пишу Разгонову, чтобы уговорил эмира не доводить дело до крайности. Едва ли успеет остановить столкновение, которое для афган рискованно, а нам невыгодно”. В ответ Милютин пишет: “Государь Император вполне одобряет указания, данные Вами Разгонову. Необходимо вывести эмира из заблуждения на счет немедленной нашей помощи и советовать крайнюю осторожность в сношениях с англичанами для избежания рискованного столкновения. Желательно сохранить установившиеся хорошие отношения наши с эмиром, не давая, однако же, предлога Англии утвердиться в Афганистане”.
Не дождавшись ответа на свой ультиматум Лондон переходит к силовому решению афганского вопроса и 21 ноября 1878 года три колонны британских войск двинулись на Кабул – вторая англо-афганская война началась.
Эмир напрасно ожидал 30 000 солдат, обещанных ему Столетовым. Справедливости ради, надо сказать, что некоторую военную помощь, всё же попытались оказать. В секретной телеграмме Милютина Кауфману читаем: “…игольчатые ружья, остающиеся от перевооружений, и патроны к ним собрать в таких пунктах, откуда удобно их отправить в Афганистан, если обстоятельства того потребуют. Цель этих распоряжений должна остаться в совершенной тайне”.
Эмира же туркестанский генерал-губернатор призывает заключить с британцами мир: “Я знаю из достоверных источников, что англичане хотят прийти с Вами к соглашению; как Ваш друг я советую Вам заключить с ними мир, если они его предложат.
Опасаясь захвата столицы Афганистана английскими войсками русское посольство отзывают и Шир-Али-хан отправляется вместе с Разгоновым и другими членами миссии в Ташкент, оставив управление страной на своего сына Якуб-хана. Перед отъездом эмир отправляет английским генералам, вторгшимся в его страну, письмо в котором, в частности пишет: “…так как с Вашей стороны последовали война и вторжение в Афганскую землю, поэтому я теперь по совету всех сановников, высокопоставленных лиц и войск афганских, оставив всё свое войско и государство, с несколькими сановниками отправился в Петербург, в столицу русского императора, дабы там, в Петербурге, составить конгресс для того, чтобы сущность нашего отношения сделать известною всем другим правительствам”.
О своём намерении отправиться в Петербург, Шир Али сообщает в письме и Кауфману.
Константин Петрович, в свою очередь, немедленно сообщает об этом военному министру:
“Сейчас получил письмо эмира с пути из Кабула. По совещании с сановниками он объявил народу, что не хочет входить ни в какие сделки с англичанами, что едет в Петербург к Государю Императору, представить все дело на его суд, оставляя Якуб-хана правителем государства. Обо всем этом Шир-Али сообщил английским генералам 1 декабря старого стиля, просит выслать в Мазари-Шариф известие о соизволении Императора. Желательно сообщить скорее ответ. Понимая характер эмира, могу предположить, что он перейдет Аму-Дарью, не дождавшись ответа”.
Российское правительство не хотело, видеть эмира в Петербурге и в Ташкент уходит лаконичная телеграмма, подписанная Горчаковым: “Государю угодно, чтобы Вы пригласили эмира временно остановиться в Ташкенте”.
До Ташкента, однако, Шир Али-хан не доехал. 21 февраля 1879 года в городе Мазари-Шарифе эмир Афганистана умирает от развившейся гангрены. Была ли эта смерть случайной неизвестно, но то, что она была выгодна и Англии, и России, несомненно.
Англичанам не удалось в полной мере осуществить свой план в отношении Афганистана – первоначально предполагалось расчленить страну на четыре княжества под контролем британских войск, а Герат передать Персии. Ставший эмиром слабовольный Якуб-хан подписал унизительный Гандамакский мир, а затем отрёкся от престола. В стране разгорелась партизанская война. В Кабуле восставшими была растерзана английская миссия во главе с Каваньяри. И тут на сцене появляется новый игрок – тот самый Абдуррахман-хан, с которым Столетов отказался встретиться в Самарканде.

Портрет Абдуррахман-хана. Журнал “Всемирная иллюстрация” №575, 1880 г.

Как только туркестанский генерал-губернатор получил информацию об отречении Якуб-хана, он тут же приказал вызвать “самаркандского сидельца” в свою ташкентскую резиденцию и во время беседы напомнил тому о его правах на афганский трон.
Абдуррахман-хан не дал себя долго уговаривать и тут же попросил денег, оружие и русских офицеров. Однако Кауфман должен был строжайше скрывать свою поддержку новому претенденту на афганский престол. Русские не должны были появиться в Афганистане ни под каким видом. Поэтому тому передали только 25 винтовок Бердана и около 40 тысяч рублей золотом. Затем ему позволили “бежать” из Самарканда, и в январе 1880 г. Абдуррахман-хан с 250 джигитами переправился через реку Пяндж. В англо-афганской войне начался новый этап. Возглавив сопротивление захватчикам, Абдуррахман-хан заставил англичан считаться с собой и в конце концов был заключён мирный договор, устраивающий обе стороны.
Так закончилась 2-я англо-афганская война. И хотя она стоила многих тысяч жертв и огромных материальных затрат, хотя, как писал английский исследователь Дж. Дакоста, новое нападение на Афганистан в 1878 году "кончилось, подобно предыдущей войне, поражением и унижением" Англии, всё же некоторых успехов британцы добились. На троне в Кабуле сидел лояльный правитель, а Афганистан был превращён в устойчивое буферное государство, отделяющее русский Туркестан от английских владений.
Российская империя не рискнула вступить в открытую схватку с Британией в Афганистане. Хотя среди русских военных было достаточно тех, кто мечтал об этом. Семёнов в своих воспоминаниях “Моя служба в Туркестанском крае”, в частности пишет: “Я находился в составе полевого штаба в качестве начальника полевого почтового управления и часто виделся с Кауфманом, а потому могу засвидетельствовать, как невыносимо страдал этот благороднейший рыцарь чести, когда ему пришлось посылать Разгонову приказание о прекращении переговоров с Шир-Али-Ханом. Стыд, притом совершенно незаслуженный, при мысли, что он оказался в глазах верившего ему Шир-Али изменником своему слову, оказал губительное влияние и на нравственное, и на физическое состояния Константина Петровича”.
А что было бы, если российские власти избрали тогда жёсткий вариант? Представьте, одновременно с посылкой Абдуррахман-хана в Афганистан входят русские войска под командованием Скобелева или Столетова, которому, кстати, данной ему инструкцией, были предоставлены такие полномочия. В этом случае Россия входила туда не как захватчик, как это случилось ровно сто лет спустя при вводе советских войск, а как союзник афганского народа и его освободитель. И чем бы всё окончилось, Бог весть. Впрочем, это всё фантазии.
Миссия Столетова явилась для британцев, как пишет историк Г. А. Хидоятов, поводом для вторжения: “Литтон торопился разгромить Афганистан, и русское посольство стало для него желанным предлогом, могущим оправдать и обосновать решительные действия против Шер Али Хана. Приём русского посольства Шер Али Ханом служил для него лишним доказательством правильности его утверждений о готовящемся, якобы, сговоре между эмиром и русским правительством о совместном походе на Индию. Теперь он мог предъявить британской публике веский аргумент для начала военных действий против Афганистана, которые можно было представить, как превентивные для предотвращения угрозы Индии”.
Согласен с Хидоятовым и индийский историк Д. П. Сингхал. Считая поводом начала второй англо-афганской войны присутствие русской миссии в Кабуле, он замечает, однако, что, если бы этой миссии не существовало, Литтон нашел бы другой предлог для начала военных действий.
Николай Григорьевич не вернулся в Ташкент, как это предполагалось изначально. Он получает длительный отпуск, который использует для осуществления своей давней мечты – поездки в Индию.

Глава девятая

                                Порт Коломбо, Цейлон. Фото неизвестного мастера 1880 г.

В этой главе речь пойдёт о самом таинственном эпизоде в жизни Столетова, - эпизоде его путешествия в Индию. Таинственном, поскольку не осталось (или не найдено) практически никаких документов, подтверждающих, что эта поездка действительно была осуществлена.
В послужном списке генерала можно прочитать, что с 5 июня 1879 года по 5 мая 1880 он находился в отпуске. На самом деле Столетов, по некоторым сведениям, выполнял в это время секретное задание. Исполнилась его давняя мечта: с тайной миссией Николай Григорьевич был направлен в Индию.
Путь следования русского разведчика описан самим Столетовым в письмах, которые он посылал брату Александру. В целях конспирации, переписка шла через жену. Письма отправлялись сначала Зинаиде Николаевне, находящейся в Швейцарии, а затем в других конвертах пересылались адресатам. Сделано это было, чтобы на конвертах не было ни российских марок, ни надписей на русском языке. Отрывки из этих писем, впервые были опубликованы О. Н. Суслиной, старшим научным сотрудником Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
Маршрут начался в Женеве, куда Столетов прибыл вместе с женой и дочерью в начале июня 1879 года. Пробыв в Швейцарии четыре месяца, Николай Григорьевич, оставив там семью, уезжает в Неаполь, который встретил его “дождем и страшным ветром”. Здесь Николай Григорьевич удостоился аудиенции с вице-королем Италии, с которым, по его словам, “поговорил обо всём”. В начале октября русский путешественник, которого все принимали за немца, отбыл из Неаполя в Александрию. “Плыву. – сообщал в письме Столетов - Сегодня войдем в Суэцкий канал”. Здесь он решил немного задержаться, чтобы поближе познакомиться с Египтом. Николай Григорьевич побывал в Каире, Порт-Саиде и Суэце, осмотрел знаменитые пирамиды, которые произвели на него огромное впечатление.
Но, кроме праздного туристского любопытства, русского разведчика, в первую очередь, занимало положение в этой стране англичан, - главных соперников России по “Большой игре”. “Status quo Египта, - пишет он брату - понятно, выгодно Англии и, во всяком случае, она проведет войска чрез Египет, как чрез свою собственную территорию, и может быть даже удобнее, так контроль на каждом шагу, разные средневековые привилегии и т.п.”. В 1875 году Британия приобрела у хедива (правителя) Египта контрольный пакет акций Суэцкого канала, и таким образом могла полностью контролировать этот самый короткий путь из Европы в Индию.
Из Египта Столетов на английском пароходе отправился в Аден, являющийся тогда британским протекторатом. “До сей поры никто не подозревает, что я русский. На пароходе всё устроено комфортабельно и удобно донельзя, но однообразие и монотонность скучны. Большинство пассажиров, конечно, англичане.” - пишет он в одном из писем. Дальнейший путь лежал на Цейлон, где Николай Григорьевич должен был определиться с дальнейшими своими действиями. Куда отправился дальше Столетов достоверно неизвестно. Во всяком случае из письма от 11 декабря мы узнаём, что русский путешественник находился в Ахмедабаде - на западе Индии. В этом крупном центре был расквартирован британский военный контингент. В письме, отправленном оттуда, Столетов пишет: “в скрытом виде, посмотрел много интересных мест, через неделю буду в Калькутте”.
И действительно, на конверте последнего письма, отправленного Столетовым из Индии, стоит почтовый штамп Калькутты. В нём Николай Григорьевич пишет, что он заботится о своём здоровье, чтобы “быть всегда, где нужно”. По-видимому, Столетов побывал так же в Пенджабе и Инде, выдавая себя за путешествующего профессора одного из шведских университетов, проживающего в Швейцарии, о чём сообщает в письме военному министру Милютину, отправленному из Женевы в феврале 1880 года. Из этого письма следует, что в январе 1880 года в Калькутте Столетов, уже под собственным именем попытался встретиться с вице-королём Индии: “я сделал визит Л[орду] Литтону, - пишет русский разведчик в том же письме, - но самого его не застал, - в этот день был совет. Видел его privateв secretary (личный секретарь), полковника Колин.

Вице-король Индии (1876—1880) Э.-Р. Бульвер-Литтон. Фото Томас Аннан, из коллекции Университета Глазго и Н. Г. Столетов, фото 1879 г.

Полковник был, видимо, смущен моим появлением, просил меня оставить адрес, обещался доложить вице-королю и уверил меня, что ему будет очень приятно со мной познакомиться, но His Grace (Его Превосходительство) был, вероятно, другого мнения, в тот же день он уехал в Баракпур, откуда и не возвращался до моего отъезда. Кроме Л[орда] Литтона я сделал также оставшиеся бесплодными визиты бенгальскому губернатору и командующему войсками. Во время двухнедельного пребывания в Калькутте я был в кругу весьма почтенных американцев, от них и от знакомых французов я узнал, что за мною учрежден строгий полицейский надзор. Американцы, полагая, что я действительно только что высадился в Калькутте, звали меня ехать с ними посмотреть некоторые места внутри страны, но так как я все это уже видел в качестве шведского профессора, и полагая, что до начала ранней весны мне необходимо доложить Вам мои наблюдения, я решил оставить Индию”.
Какое задание было у Столетова, выполнил ли он его, да и было ли вообще какое-то секретное поручение не известно. Ни в мемуарах, ни в периодической печати эта страница биографии генерала не освещалась. Во всяком случае никаких явных наград или повышений за эту поездку Столетов не получил.

Маршрут Столетова и скан одного из его писем брату, отправленного из Индии

Историки не пришли к единому мнению по вопросу этого эпизода в биографии Н. Г. Столетова.
Если О. Н. Суслина абсолютно уверена, что Николай Григорьевич действительно был командирован в Индию со специальным заданием, то известный учёный М. К. Басханов высказывает скептический взгляд на путешествие русского генерала. Объективности ради приведу здесь его мысли по этому поводу:
“Личность Столетова на первый взгляд известная, но при внимательном обращении к его биографии, обнаруживается цепь вопросов. Относится это, прежде всего, к его командировкам на Восток. Все они (кроме афганской) оказываются необычайно таинственными, без всяких следов в форме документов, которыми, как правило такие поездки обставлены. Более внимательное изучение сопутствующих документов, в том числе и британских, подталкивает меня к заключению, что Столетов в Индии не был или посетил ее очень быстро.
Есть много противоречий в единственном источнике наших сведений - письме Столетова к Милютину. Прежде всего, следует уточнить архивный шифр документа. Дело в том, что Оп. 21 Ф. 400 в РГВИА содержит документы, относящиеся к прохождению офицерами службы - увольнения, смерти, пенсии и пр. Нахождение такого конфиденциального и политически важного документа, адресованного на имя военного министра, в этой описи выглядит довольно странно.

Далее о фактах известных и неизвестных. Столетов не мог совершить поездку по Индии инкогнито. Его имя к этому времени было слишком хорошо известно в Великобритании и Индии. С каким паспортом путешествовал по Индии Столетов? На чье имя? Если не на свое, то как он мог официально представиться окружению вице-короля Индии и объяснить трехмесячное тайное пребывание в стране. За Столетовым была установлена слежка, о чем он сам пишет в письме. Как в таком случае ему удалось совершить путешествие по "Инду и Пенджабу" - в то время тыловому району действующей в Афганистане британской армии, пребывающему под усиленным контролем, останавливаться в гостиницах, покупать железнодорожные билеты (продажа иностранцам производилась только по предъявлению паспорта) и еще принимать участие в заседаниях мусульманских кружков и высказывать там прорусские речи?
Я совершенно не верю в эпизод с раскрытием Столетовым своей национальной принадлежности. Этого слишком мало, чтобы быть принятым вице-королем Индии. Он должен был подтвердить и своё служебное положение. Но это невозможно, так как тот же полковник Колли, личный секретарь вице-короля по военным вопросам, опытный разведчик и участник англо-афганский войны, которому имя и деятельность Столетова были хорошо известны, тут же распорядился бы арестовать русского, из-за которого и начался весь афганский сыр-бор и который, к тому же, нелегально оказался в Индии.
Далее факт обращения Столетова к индийским властям, желание встретиться с вице-королем не могли не отразиться в британских и индийских архивных документах, но мне таковые не известны, не встречал я их и в работах британских историков, где деятельность Столетова и его роль в начале второй англо-афганской войны расписаны весьма широко. Такой факт, будь он отражен в архивных документах, не остался бы незамеченным.
Наконец, не вполне понятно, для чего следовало посылать в Индию Столетова, зачем надо было его фигурой дразнить гусей, а самого его подвергать серьезной опасности. В чем были уникальные качества Столетова, которые определили этот выбор. Кроме того, что он не мог совершить поездку инкогнито, он еще не владел английским языком (сведений, подтверждающих это, не имеется). Без него он не мог получить сведений о состоянии индо-британской армии. Тайный статус не позволял ознакомиться с войсками. Это вполне понимал Главный штаб и уже в следующем году отправил в Индию малоизвестного, но подготовленного подполковника Генерального штаба Н. Я. Шнеура.
И результат сразу дал себя знать - Шнеур подготовил прекрасный отчет об индо-британской армии и издал по этому вопросу первую в России толковую книгу. От поездки Столетова не осталось кроме письма никаких результатов. Да и само письмо не только содержало общеизвестные сведения, которые можно было получить из европейских газет, не выезжая из Женевы, но наоборот, подчиняло сбор сведений в Индии навязчивой идее - неизбежному и скорому военному конфликту России и Великобритании. При этом Столетов был явно не в курсе действий тогдашней русской дипломатии - любыми средствами нормализовать двусторонние отношения и избежать открытого конфликта.
Отсутствие каких-либо отчетов и донесений, итогового отчета о поездке Столетова, общий, отвлеченный, почти газетный тон его мыслей относительно Индии, отсутствие упоминаний о нём в британских архивах заставляют меня усомниться в том, что такая поездка действительно была. Представляется, что если поездка в Индию имела место, то Столетов напросился в нее сам, когда истекал срок его отпуска в Швейцарии (5 октября 1879) и когда ему стало известно о событиях в Афганистане - восстания там, гибель британского посольства и начало второй фазы второй англо-афганской войны. В этой мутной воде он разглядел возможность вновь показать свою значимость и реабилитировать себя за провальную миссию в Кабул летом 1878 г. С этой целью он мог лично обратиться к военному министру и получить продление отпуска еще на 7 месяцев (официально продление состоялось в декабре 1879 г.). В действительности на поездку он использовал всего 3 месяца.
Срока этого, чтобы проехать из Женевы в Индию, попутно останавливаясь в Италии и Египте, и совершить тайную поездку по различным удаленным районам Индии для сбора сведений, весьма недостаточно. Поэтому, все в лучшем случае могло ограничиться посещением Калькутты. Но когда Столетову стало известно, что за ним установлена слежка, а из британских газет (январь 1880 г.) - что русская переписка с эмиром Ширали-ханом (включая личные письма Столетова с советами эмиру по противодействию британцам и обещаниями финансовой и военной помощи со стороны России) оказалась в руках генерала Робертса, то он поспешил покинуть Индию”.
Вот такое мнение. Да, к сожалению документов об этой поездке маловато, но всё же не только одно письмо-отчёт Столетова Милютину. Есть ещё письма Николая Григорьевича жене и брату из этой поездки. К сожалению, они до сих пор полностью не опубликованы.
В первых числах февраля того же года “шведский профессор” был уже в Женеве, откуда отправился в Петербург, где встретился с военным министром. А затем военная служба продолжилась: 11 апреля 1881 года Николай Григорьевич назначается начальником 1-й стрелковой бригады с оставлением в Генеральном штабе. Через пять лет Столетов производится в генерал-лейтенанты и назначается начальником 18-й пехотной дивизии.
Последнее десятилетие XIX века, ознаменовалось для Николая Григорьевич печальными событиями. В мае 1889 года скончалась его мать Александра Васильевна, которую он боготворил. В 1896 году один за другим уходят братья: старший Василий и младший Александр. А через три года Столетов прощается с ещё одним братом – генералом артиллерии Дмитрием Григорьевичем Столетовым.
С 1899 года Николай Григорьевич член Военного Совета - высшего законодательного органа для решения вопросов, касающихся военно-организационных дел в Российской империи. В нём он прослужит до самой смерти. 27 июня 1912 года в Царском Селе Николай Григорьевич Столетов ушёл из жизни и был похоронен у себя на родине, рядом с могилой своих самых близких людей: родителей и братьев.
Сегодня Владимирский университет носит имя братьев Столетовых. На улице их имени, на доме где они родились и провели ранние годы, висит мемориальная доска.

Рядом находится музей Столетовых, который, надо сказать, не пустует - люди идут туда. Идут, чтобы подробней узнать о жизни и трудах настоящих патриотов России: великого учёного-физика и героя войны за правое дело, человека, основавшего город на берегу Каспийского моря, который по праву должен носить его имя. Надеюсь, что это когда-нибудь случится.

Источники:

1. О. Н. Суслина. “Материалы исследований”. Государственный Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник.
2. Андреевский Е. К. Из записок за сорок семь лет // Исторический вестник. № 11, 1912.
3. Халфин Н.А. Политика России в Средней Азии (1857-1868). — М.: Издательство восточной литературы, 1960.
4. Гунаропуло С. А. В туркменской степи. (Из записок черноморского офицера) // Исторический вестник. № 11, 1900.
5. Из донесения начальника Красноводского отряда военному министру Д. И. Милютину о взаимоотношениях войск отряда с туркменами// ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6819, лл. 10-13.
6. Гродеков Н. И. “Войска в Туркмении”, изд. 1883 г. С.-Петербург.
7. Басханов М.К. Русские военные востоковеды до 1917 г. Биобиблиографический словарь. М.: Восточная литература, 2005.
8. Н. Р. Овсяный “Болгарское ополчение и земское войско. К истории гражданского управления и оккупации в Болгарии в 1877-78-79 гг.”, изд. Военно-Исторической комиссии Главного штаба, Санкт Петербург, "Т-во Художественной печати", 1904 г.
9. Терентьев Н. А. "Россия и Англия в Средней Азии", издан 1875 г., С.-Петербург.
10. Яворский И. Л. Русская миссия в Кабуле в 1878-79 году. Русский вестник, № 9. 1881.
11. Большая игра" в Центральной Азии: "Индийский поход" русской армии: сборник архивных документов / Рос. акад. наук, Ин-т востоковедения РАН, М.: Новый хронограф, 2014.
12. «Доклад генерал-майора Н. И. Гродекова о положении дел в Средней Азии» (1882 г.), РГВИА. Ф. 400 «Главный штаб. Азиатская часть». Оп. 1. Д. 749. Л. 6 об. -8 об.
13. Русская миссия в Кабуле в 1878-79 году // Русский вестник, № 9. 1881.
14. Лакост Г. де. Россия и Великобритания в Центральной Азии. Ташкент. 1908.
15. Снесарев А. Е. Афганистан. М.: «Русская панорама», (Возвращенное наследие: памятники военной мысли) 2002.
16. Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. В 3-х томах. Том 2-й. СПб, Типография В. В. Комарова, 1906.
17. «Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии: сб. архив, док. / Сост., автор предисл. и примеч. Т.Н. Загородниковой ; М.: Новый хронограф, 2014.
18. Халфин Н. А. Победные трубы Майванда. Историческое повествование. Изд. “Наука”, М. 1980 г.
19. Россия и Англия в Афганистане. (Из записок фельдмаршала лорда Робертса) // Русская старина, № 3. 1902.
20. Милютин Д. А. Дневники. 1878-1880. Т.3. Отдел рукописей Библиотеки им. Ленина, М. 1950 г.
21. А. Семёнов. Покоритель и устроитель Туркестанского края, генерал-адъютант К. П. Фон-Кауфман I-й. Кауфманский сборник. М. 1910.
22. Г. А. Хидоятов. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX века (60-70-х гг.); изд. “Фан”, Ташкент, 1969 г.
23. Федоров Г. П. Моя служба в Туркестанском крае. (1870-1910 года) // Исторический вестник. № 10, 1913.