Репродукция портрета Петра Пашино. Художник Александра Шнейдер.
Пролог
1873 год. Афганистан. По направлению к городу Мазари-Шариф медленно продвигается группа паломников. Их цель – мусульманская святыня “Хазрат Али”. Там, по древнему преданию, находится могила халифа Али, тело которого, всё по той же легенде, было выкрадено похитителями и похоронено именно здесь. Среди паломников ничем, – ни одеждой, ни обликом, - не выделяется худощавый, смуглокожий человек лет тридцати пяти. По документам - житель турецкой Смирны Шейх-Мухамед-Алба-Эфенди, он на каждом привале усердно молится, перебирая яшмовые чётки и ведёт со своими спутниками религиозные беседы, свидетельствующие о его глубоком знании Корана и других священных мусульманских книг. Ни один из его собеседников даже не догадывается, что под маской благочестивого турка скрывается российский подданный Пётр Иванович Пашино.
Смуглость кожи достигалась втиранием в неё ослиного навоза, - вкупе с бородой и обритой наголо головой это делало Петра Ивановича неотличимым от азиатского жителя. Впрочем, однажды маскировка не помогла – в городе Даркхот к нему неожиданно бросился афганец, прошептавший:
- Я узнал тебя. Ты русский, которого я видел однажды в Самарканде с генералом Кауфманом. Если ты не дашь мне тысячу рублей, я разоблачу тебя перед вали (правитель города - В.Ф.).
- Ты что-то путаешь, - ответил Пётр, - я бедный паломник из Смирны.
Через некоторое время Пашино был схвачен, однако, предчувствуя арест и возможную гибель, он успел передать своему верному слуге все деньги и бумаги, сказав при этом:
- Если меня убьют, сразу отправляйся в Ташкент, сообщи властям о моей гибели и передай эти документы. Обязательно сделай это, получишь большую награду.
Стражники привели русского путешественника во дворец.
Убелённый сединами правитель города сидел в большом зале, окружённый духовными лицами. Ввели Пашино и доносчика.
- Мир вашему дому, да хранит его Аллах, - приветствовал вали Пётр Иванович и, как подобает мусульманину, сел напротив подогнув колени.
- Кто ты, чужеземец? - внимательно оглядев того, спросил правитель.
Пашино рассказал свою легенду, а затем стал наизусть читать суры Корана. Через некоторое время вали махнул рукой, показывая, чтобы тот убирался восвояси.
- Неверный не может так хорошо знать Коран, - объяснил он своё решение приближённым.
Таким образом, удивительное хладнокровие, знание языков и священной книги спасли русского путешественника от неминуемой смерти.
Кем же был этот таинственный странник?
Чрезвычайно и многогранно одарённый, проживший недолгую, но яркую, полную приключений жизнь - землепроходец, дипломат, публицист, издатель, этнограф, педагог Пётр Иванович Пашино. Именно о нём и пойдёт речь в этой документальной повести.
Глава первая
В 1836 году в купеческом городе Ирбите – ирбитская ежегодная ярмарка была второй в России после нижегородской, - в семье певчего придворной капеллы Ивана Пашино родился мальчик, которого назвали Петром. Отцу не довелось увидеть, каким вырастет его дитя – через два года он умирает, оставив жену с малолетним сыном на руках, практически без средств к существованию. Ища лучшую долю, мать с ребёнком уезжает в Соликамск работать на соляных копях, а ещё через четыре года отправляется в город Чердынь, расположенный на севере Пермского края. В этом городе мальчик был определён в Уездное училище, в котором окончил все три класса. Уже здесь у Петра проявилась необычайная способность. Находясь в окружении татарских и киргизских детей, своих товарищей по детским играм, он быстро выучил их языки, умея не только свободно на них разговаривать, но и писать и читать. Чтобы продолжить обучение сына, мать переезжает с девятилетним сыном в Пермь, где тот поступает в гимназию. Но не успевает он порадоваться новенькой гимназической форме, как судьба наносит ему страшный удар – от чахотки умирает мать, и мальчик остаётся круглым сиротой. Поскольку Пётр, будучи сыном придворного певчего, имел определённые льготы, к тому же потерял обоих родителей, то он, по ходатайству директора учебного заведения, был немедленно зачислен на казённое обеспечение в Первую Казанскую гимназию, куда и поступил в декабре 1845 года.
Мальчику необыкновенно повезло – директором гимназии в то время был Николай Алексеевич Галкин, участник арктических экспедиций графа Ф. П. Литке и И. Ф. Крузенштерна. Галкин преподавал географию и историю и рассказами о своих путешествиях, полных романтики и приключений, заворожил маленького Петю, пробудив в нём интерес к далёким неизведанным странам.
Уже к четвёртому классу юный Пашино обратил на себя внимание преподавателей своими необыкновенными способностями. К этому времени он свободно говорил и писал на татарском, монгольском, киргизском (казахском), овладел французским, немецким и латынью. За сочинения же на родном, русском языке, - всегда выбирая исторические темы, - неизменно получал высшие баллы. А вот поведение гимназиста Пашино оставляло желать лучшего: во всех проделках и всевозможных дерзких выходках он неизменно выступал в роли зачинщика. Но, несмотря на частое сиденье в карцере, ему, как лучшему ученику, многое прощалось, а находчивость и остроумие часто избавляли его от наказаний. О талантливом ученике узнал попечитель Казанского учебного округа Владимир Порфирьевич Молоствов и стал приглашать его к себе играть со своими детьми. В этом гостеприимном доме Пашино познакомился с крупным историком, членом-корреспондентом Петербургской Академии наук В. И. Григоровичем.
Эта встреча стала судьбоносной в жизни юноши. Виктор Иванович, заметив незаурядные задатки Петра, приложил немало усилий для его дальнейшего развития, став старшим другом и наставником будущего дипломата и путешественника. Под влиянием Григоровича Пашино стал заниматься литературной деятельностью и уже пятнадцатилетним подростком был удостоен публикации в местной печати. Однажды в гимназию приехал профессор И. Н. Березин и, услышав на уроке турецкого языка перевод Пашино какой-то статьи, был поражён сочностью языка переводчика и предложил юноше перевести с татарского отрывок из книги Хальфина (татарский просветитель - В. Ф.). Будучи главным редактором “Казанских губернских ведомостей”, Илья Николаевич опубликовал работу пятнадцатилетнего подростка под названием “Татарские сказания”. Это был первый литературный опыт Петра Пашино.
Деятели,
сыгравшие значительную роль в становлении П. И. Пашино: В. П.
Молоствов, фотопортрет неизвестного мастера, В. И. Григорович, фототипия
(архив РГБ) и российский востоковед, заслуженный профессор кафедры
турецко-татарской словесности Петербургского университета И. Н. Березин,
гравюра Барановского с фотографии неизвестного автора
В 1852 году Пётр успешно оканчивает гимназию и поступает на историко-филологический факультет Казанского университета по Восточному отделению. Началась студенческая жизнь, заполненная занятиями, кутежами, проделками и сладостным общением со сверстниками. Весёлый нрав Петра, его любовь к шуткам и розыгрышам никуда не делись и в студенческие годы. Однажды это чуть было не привело к драматическим последствиям. На одном из городских балов всех покорила неизвестная девушка: красивая, весёлая, элегантная, хорошо сложённая. Молодые люди толпились около неё, соперничая друг с другом в борьбе за благосклонность красавицы. Вполне естественно, что лучшей маской стала именно она. Затем, по традиции, состоялся ужин. И тут кто-то из присутствующих узнал в “прекрасной незнакомке” переодетого в женское платье студента Пашино. Этот эпизод дошёл до руководства университета, и только заступничество Григоровича спасло юношу от отчисления.Талант актёра и способность к перевоплощению впоследствии весьма пригодятся Петру в его многочисленных странствиях.
Казанский университет был одним из лучших в Российской империи, и во время учёбы Пашино познакомился со многими будущими литературными деятелями: в частности, с П. Д. Боборыкиным, впоследствии известным писателем и издателем. Через три года при Петербургском университете открылся Восточный факультет, отделение в Казани в связи с этим было закрыто и студенты, среди которых был и Пётр, переехали в столицу. Здесь юноша сближается с демократическими кругами, знакомится с Н. А. Добролюбовым и серьёзно начинает заниматься изучением русской литературы.
Обучение в университете Пашино заканчивает в 1856 году и, как один из лучших студентов, сразу получает научную командировку для исторических изысканий и археологических раскопок в Болгарах на Волге, где когда-то располагалось древнее царство Волжская Булгария. Пётр с энтузиазмом приступает к делу, однако сразу же сталкивается с препятствием в лице местного священника. Тот был категорически против каких-либо раскопок и убедил сельского старосту не давать для них рабочих, мотивируя это тем, что Пашино “кандидат”, а, следовательно, уклоняющийся от военной службы. Петру пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать сначала священнику, а затем старосте своё социальное положение. В конце концов раскопки начались и принесли неплохой результат - было найдено множество редких монет, одна из которых оказалась уникальной - чеканена во времена Дмитрия Донского. Возвратясь в Петербург, Пётр всю найденную коллекцию передал в Петербургское Археологическое общество.
Монета Волжской Булгарии, XIII век
В университете Пашино сделал доклад по результатам экспедиции и представил отчёт, который был засчитан как кандидатская диссертация. Юноша оставляется в университете для прохождения магистратуры, а после окончания курса поступает на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. Свой литературно обработанный отчёт о раскопках Пётр отнёс в “Современник”, где он и был опубликован. В дальнейшем на страницах этого популярного журнала появляются ещё три его рассказа из жизни волжских татар под прозрачным псевдонимом П. А. Шино. Сотрудничая с “Современником”, Пётр близко сходится с его редактором И. И. Панаевым и Н. Г. Чернышевским, чьи взгляды были ему близки. Однако литературный труд больших материальных благ не приносил, и Пашино начинает составлять сочинения для офицеров Академии Генерального штаба, два из которых - “О торговле чаем” и “История Ост-Индской компании”, - были признаны достойными печати. Гонорар составил 600 рублей.
В том же 1857 году Пётр приглашается в качестве преподавателя в Лесной институт. Он быстро завоевывает любовь студентов своим демократичным к ним отношением и вольным образом мыслей. Руководству института, напротив, это совсем не нравилось, и Пашино вскоре вынужден оттуда уйти. К счастью, в 1861 году наконец сбылась юношеская мечта Петра: Министерство иностранных дел решило отправить его в Персию в качестве второго секретаря посольства. И молодой дипломат начинает усиленно изучать страну, в которой ему предстояло служить.
Глава вторая
гробнице Али”. Журнал “Всемирная иллюстрация” № 248, 1874
г.
О первом путешествии по Персии и службе в русском посольстве в Тегеране Пётр Иванович рассказал в воспоминаниях, которые, к сожалению, не были изданы отдельной книгой. Написанные в форме писем к неизвестному адресату, они разбросаны по нескольким российским газетам и журналам того времени: “Санкт-Петербургские ведомости”, “Русь”, “Русский инвалид” и другим. В них личные впечатления второго секретаря русского посольства перемежаются со сведениями, полученными им из разговоров со сведущими местными жителями из различных слоёв персидского общества. К примеру многое Пашино заимствовал из своих бесед с младшим мирзой (писцом) русского посольства в Тегеране, Абдул-Вегабом, “проехавшим все степи до Бухары”.
В столицу Персии молодой дипломат отправился из Эривана вместе с курьером, вёзшим в Тавризское генеральное консульство деньги. Ехали на лошадях по дорогам, не вполне безопасным – можно было подвергнуться нападению разбойников. К счастью для путешественников, всё закончилось мирно. Подъезжая к персидской границе, путники встретили множество людей, направлявшихся в Россию на заработки – своего рода “гастарбайтеры” XIXвека. “Это всё были персияне из Тавриза, Маранда, Ардебиля и даже из Урмии, которые ежегодно совершают подобное путешествие в Эривань, Тифлис, Кутаис и другие закавказские города для заработков, – пишет Пётр Иванович. - Должно быть не совсем выгодно в Персии положение работников, каменщиков,столяров и проч., когда они маршируют за тысячу верст, чтобы заработать по одному рублю в сутки. Костюм их заключался в одной длинной рубахе, иногда совершенно разорванной, как решето, и в войлочной, наподобие горшка, шапке, которая вплотную обтягивала их полувыбритую голову. За спиной ни котомки, ни пилы, ни топора, - признак недомовитости и крайней нищеты; в руке длинный посох вроде поповской трости”.
Поразил путешественника своим разнообразием базар в Тавризе - главном городе персидской провинции Южный Азербайджан. С огромным интересом прогулялся Пашино по торговым рядам, впервые увиденного им восточного базара, наблюдая повадки торговцев и покупателей, с любопытством осматривая разнообразные великолепные изделия: оружие, ситцевые и коленкоровые ткани, посуду, зеркала, глиняную и хрустальную посуду, краски, пряности, ковры, сушеные фрукты, орехи и сладости.
Были товары и из России, однако, в своих записках Пашино сетует на то, что у русских купцов нет еще той “сноровки и приспособления” к вкусам персов, как у англичан, которые рисунки для ситца и фарфора - товаров, предназначенныхдля сбыта в Персии, - заказывают персидским художникам. Надо сказать, Пётр на протяжении всей своей жизни выступал сторонником русской экономической экспансии на Востоке.
Персидские города - Тавриз, Казвин, Тегеран - предстают в записках Пашино, словно сошедшие со страниц “1001 ночи” – окружённые роскошными садами, с зубчатыми крепостными стенами, шумными базарами, узкими прохладными улочками.
В Тегеране, в июне 1862 года, произошла встреча русского дипломата с выдающимся путешественником Арминием Вамбери, который из Тегерана намеревался отправиться в путешествие по ханствам Средней Азии.
Арминий Вамбери в костюме дервиша, фотопортрет неизвестного мастера, 1860 г.
Пётр сразу обратил внимание на нового человека, появившегося в Тегеране и остановившегося в турецком посольстве. Получив сведения о незнакомце как о человеке “весьма многосторонне образованном, претендующем даже на знание русского языка”, молодой русский дипломат решил с ним познакомиться. Интерес, как выяснилось, был взаимным – Вамбери также заинтересовался русским, который был знаком с “бытом и языком восточных татарских народов”. Они были похожи, эти два молодых человека. Обоими владела страсть к путешествиям, и тот и другой были увлечены Востоком и владели многими языками.
Встреча произошла на обеде в английском посольстве. В своих записках Пашино пишет: “За обедом разговор вёлся по-турецки, потому что английский посланник г. Алисон великолепно владеет этим языком и, кроме турецкой миссии, гостей не было”. Беседа шла в основном о языках. Вамбери интересовался тюркскими диалектами, а также бытом и социальным положением волжских татар.
Из Тегерана венгерский учёный отправился, как и задумал, в путешествие по Средней Азии. В облике странствующего дервиша по имени Решид Эффенди он посетил Хиву, Бухару и Самарканд, постоянно находясь на грани разоблачения. Пашино, рассказавший о встрече с Вамбери в “Санкт-Петербургских ведомостях”, очевидно взял на вооружение этот способ путешествия “под прикрытием”.
Полтора года прослужил в Тегеране Пётр Иванович. Казалось бы, быстрая дипломатическая карьера ему обеспечена: знание языков (в университете он в совершенстве изучил персидский и индустани), острая наблюдательность, умение в живой, увлекательной форме излагать на бумаге свои мысли, отличное знание истории и географии должны были послужить хорошим трамплином. Однако среда в которую попал молодой дипломат, - честный, с прямым характером и демократическими взглядами, - не приняла его, и пребывание в посольстве стало для Пашино нестерпимым. “Служить бы рад, прислуживаться тошно” – девиз грибоедовского героя был близок и Петру. Льстить и заискивать он не умел и не хотел и вскоре стал в посольстве “белой вороной”. “Судьба меня втолкнула в неподходящую сферу людей, у которых прежде всего в виду интрига, копанье ямы друг другу” - писал Пашино в записках “Из воспоминаний секретаря посольства (О тегеранской жизни)”, опубликованных в двух номерах журнала “Колосья” за 1887 год. В сентябре 1862 года Пётр берёт отпуск и возвращается в Петербург, объехав перед этим всю северную Персию. Начались тяжёлые дни безденежья. Обратно в Лесной институт устроится не удалось, жалованье в МИДе было мизерное, сбережения, большая часть которых была потрачена на путешествие, подходили к концу. И тут, внезапно, его назначают первым секретарём всё в то же посольство в Тегеране. Пётр стал готовиться к отъезду, но неожиданно получает письмо от своего начальника Ф. Р. Остен-Сакена, в котором тот уведомляет, что поездка отложена.
Что же произошло? Среди газет, получаемых Пашино, оказались два экземпляра нелегального листка “Земля и Воля”. Сейчас трудно сказать, были ли они кем-то подкинуты или нет, но Пётр один экземпляр показал своему приятелю и сослуживцу по министерству персу Якубу, которого считал человеком порядочным. Однако тот донёс в жандармское управление. К Пашино пришли с обыском, но ничего противозаконного не обнаружили. Тем не менее, назначение в Персию было отменено, - “ложки нашлись, а осадочек остался” - и Пётр остаётся в Петербурге, по-прежнему считаясь прикомандированным к Министерству иностранных дел. В это же время начинается обширная литературная деятельность Пашино. В российской прессе появляются собранные им за время службы в Персии материалы исторического, этнографического и географического характера. Написанные ярким, живым языком: “Письма о Персии” в газетах “Русь” и “Русский инвалид”; “За Эриванью” и “Встреча с Вамбери в Персии” в “С.-Петербургских ведомостях” – они вызвали живейший интерес у читателей. Так бы, вероятно, всё и продолжалось, если бы не произошли события, ставшие причиной нового дипломатического назначения Петра Ивановича.
В июне 1865 года русскими войсками был взят Ташкент, и к Российской империи присоединяются новые земли, на которых создаётся Туркестанская область. Появилась необходимость освоения новых территорий, для чего, в первую очередь, нужны были специалисты: управленцы, знающие Восток, и переводчики.
В конце 1865 года первый губернатор Туркестанской области, генерал Черняев, был вызван в Петербург “для окончательного разъяснения всех вопросов, относящихся до Туркестанской области и наших сношений с среднеазиатскими соседями”, а на его место назначается генерал-майор Д. И. Романовский.
Военный министр Милютин представил по этому поводу доклад императору Александру II, в котором, в частности, писал:
“Вашему Императорскому Величеству благоугодно было Высочайше повелеть военного губернатора Туркестанской области вызвать немедленно в Петербург. Но как, на время отсутствия генерал-майора Черняева, управление областью должно быть возложено на другое лицо, опытность и способности которого могли бы служить правительству ручательством в успешном ведении дел, то я полагал бы необходимым командировать в распоряжение командующего войсками Оренбургского военного округа, согласно последовавшему уже на то предварительному соизволению Вашего Императорского Величества, состоящего при мне генерального штаба ген.-м. Романовского, который сопровождая в минувшем году ген.-адъют. Крыжановского во время осмотра им Туркестанской области, достаточно ознакомился с положением наших там дел; причем разрешить командующему войсками Оренбургского военного округа, если признает нужным, отправить ген.-м. Романовского в Ташкент для исполнения должности военного губернатора Туркестанской области, за отъездом ген.-майора Черняева.
Вместе с тем, принимая в соображение, что в Туркестанской области чувствуется ощутительный недостаток в лицах, знающих Восток, что особенно заметно ныне, при необходимости ближе ознакомиться с туземцами, их историческою жизнью и гражданским устройством, в помощь ген.-м. Романовскому признается необходимым придать для собрания необходимых сведений лицо, специально изучившее Восток и восточные языки.
Для сего может быть назначен драгоман (переводчик, В. Ф.) Азиатского департамента министерства Иностранных Дел коллежский асессор (соответствует военному чину майор, В. Ф.) Пашино, на что вице-канцлер изъявил уже свое согласие”.
По всей видимости, в этом назначении большую роль сыграл начальник Азиатского департамента МИД Николай Петрович Стремоухов, который, кроме всего прочего, озаботил Петра Ивановича, неким тайным поручением. Но об этом мы расскажем чуть ниже.
В начале февраля 1866 года драгоман Пашино отправляется к новому месту службы, в Ташкент.
Глава третья
Путь в Ташкент начинался от Оренбурга, куда Пашино приехал 20февраля 1865 года и стал ждать подорожную. Кроме того, возок – транспортное средство того времени – сломался в дороге и необходимо было время на его починку. Три дня прожил в Оренбурге Пётр. Даром времени, при этом, он не терял. Заходя по делам в разные штабы и канцелярии, обедая и ужиная у “оренбургского Дюссо-Антона Каретникова”, молодой чиновник приобрёл много полезных знакомств. Отнёсся, правда к своим новым знакомым он с изрядной долей иронии: “Их прежде всего обуяла зависть, - пишет Пашино, - что я еду без них в этот обетованный край повышений и отличий, а потому в успокоение себя, они стали описывать мне самыми чёрными красками те лишения и опасности, какие ждут меня в дороге”.
Своё путешествие из Оренбурга в Ташкент, Пётр Иванович описал в путевых заметках:“Туркестанский край в 1866 году”, изданными в Петербурге отдельной книгой, прекрасно проиллюстрированной молодым художником Дмитрием Вележевым – спутником Пашино по путешествию. К изданию также была приложена самая точная для того времени географическая карта Средней Азии, составленная астрономом и дипломатом К. В. Струве. Книга охотно раскупалась и вскоре стала библиографической редкостью. В ней впервые было дано подробное и добросовестное описание только что присоединённых территорий, поскольку кроме собственно описания самого путешествия, написанного весьма увлекательно, примерно треть книги посвящена детальному описанию торговли, экономики, вопросам образования и просвещения Туркестанского края, обычаям и быту его жителей.
Критика того времени высоко оценила труд Петра Ивановича, назвав его “дельным и очень любопытным сочинением” и “бойким рассказом, живо передаваемыми впечатлениями”. И, действительно, свои многочисленные встречи в пути с киргизами(казахами), Пашино описывает с юмором и нескрываемой симпатией к кочевому народу.
Титульный лист книги П. И. Пашино и карта Средней Азии К. В. Струве из этой книги
Приведу небольшой отрывок, ярко описывающий одну из таких встреч:
“Подозревая в каждом русском знание медицины, они(киргизы, В. Ф.) приступили к вележевской фляжке с ромом и просили у него лекарства. Я играл при этом возложенную ими на меня роль толмача. Тот с злобною миною поднёс чарку больному. Лекарство это произвело неожиданное действие, — вдруг вся юрта превратилась в больницу,веселые рожи скорчились в болезненные и все, мужчины и женщины, изъявили непреодолимое желание излечиться от какой-то неведомой немощи. Имея впереди форт№ 1, мы расщедрились; чарка пошла в круговую. Мужчины выпивали, чмокали губами, морщились, качали головами и приговаривали: “джаксыapaк!”- хорошая водка.Женщины же чаркой делились с своими детьми. Компания скоро повеселела, а за юртою раздавалось уже киргизское пение”.
В форт №1 ставший через год городом Казалинском, путники въехали на рассвете, но как оказалось комендант крепости уже встал. Приведя себя в порядок Пашино и Вележев отправились к нему представляться. Начальником форта в то время был Михаил Павлович Юний, известный всей России герой обороны Севастополя, один из мужественных защитников Малахова кургана. Путешественники “были приняты по-русски, по-старинному”. После бани обед, который “понравился бы и сытому, до какой же степени пришелся по вкусу он после двухнедельного говенья”.
После обеда комендант устроил гостям нечто вроде экскурсии по своему хозяйству и показал диковинку - слона, обитавшего в помещении из сырца на самом берегу реки. Это был подарок бухарского Эмира русскому Императору, задержавшийся в пути.
История появления в Киргизской степи экзотического животного такова.
После включения Ташкента в состав России британцы, пошумев, в конце концов, успокоились. Не мог смириться с этим лишь бухарский эмир Сейид Музаффар. Однако, понимая, что силой оружия отвоевать у русских Ташкент весьма проблематично, он попытался сделать это с помощью интриг.
Вначале бухарский властитель, не мудрствуя лукаво, потребовал передать Ташкент ему, на что Черняев, дипломатично объяснил, что это невозможно. Тогда эмир отправил в Петербург посольство, которое должно было добиться согласия русского императора на передачу Ташкента под юрисдикцию Бухары. Вероятно, главным аргументом и должен был стать живой слон, предназначенный в подарок Александру II.
Черняев посольство со слоном пропустил, но дальше Оренбурга оно не прошло. По требованию Горчакова, генерал – губернатор Н.А. Крыжановский бухарцев задержал.
Директор Азиатского департамента П.Н. Стремоухов писал оренбургскому генерал-губернатору по этому поводу: «Ради Бога, избавьте нас от бухарского посольства… Князь (Горчаков, В.Ф.) слышать равнодушно не может об этом посольстве, да ещё со слоном”. Тогда, оскорбившись, эмир придумал хитрость. Осенью 1865 года к Черняеву прибыл посланец из Бухары, с сообщением, что туда из Кабула прибыли три британских офицера, с некими антироссийскими предложениями. Эмир, считая себя другом русского императора, поспешил об этом предупредить и предложил Черняеву прислать в Бухару своё посольство. Это было явное коварство. Как писал известный военный историк и востоковед того времени М.А Терентьев: “Не надо быть глубоким политиком, чтобы сразу же заметить всю махинацию, подведённую бухарцами. До тех пор никогда ни один азиатский владетель не просил ещё прислать к себе соглядатаев, если не нуждался в докторе… или разведчике минералов… Бухара же, грозившая до сих пор смертью каждому европейцу, пытавшемуся в неё проникнуть, тем менее, заслуживала доверия. Хитрый бухарец, чтобы вернее поймать нас на удочку, выдумал каких-то европейцев, прибывших к нему через Афганистан, зная, как мы ревнивы в этом направлении! Бухарцы не ошиблись, приманка была чересчур соблазнительна, да к тому же в просьбе прислать посольство как бы проглядывало косвенное согласие на ведение переговоров в Ташкенте, а не в Петербурге. Как бы то ни было, но азиатское коварство восторжествовало…».
К сожалению, Черняев не был искушённым политиком и приманку проглотил. Ко двору эмира были отправлены астроном Струве – карту которого мы уже представили, -офицер Главного штаба, топограф и горный инженер. По прибытии в Бухару все они тут же были схвачены, став заложниками. Узнав об этом, Черняев потребовал объяснения, на что получил дерзкий ответ, где эмир, обращаясь к генералу без всяких титулов, просто “Михаил Черняев”, обещал освободить заложников, если его посольство со слоном доберётся до Петербурга. Разозлённый Черняев в начале января 1866 года, во главе большого отряда (14 рот пехоты, шесть сотен казаков, 16 орудий, караван в 1200 верблюдов) переправился через Сыр-Дарью и двинулся к бухарскому городу Джизаку.
Брать зимой крепость, окружённую двойными стенами, было явной авантюрой и после недельного стояния и небольших стычек с бухарцами, Черняев принял решение отходить.
“Он предпочёл пожертвовать своим именем, но не кровью солдат”, - пафосно писали об этом эпизоде современники.
Эта неудача, а также неприязненные отношения Черняева и Крыжановского, и привели к тому, что “Лев Ташкента” был смещён со своей должности и отозван в Петербург.
При слоне состоял меднокожий лагорец, с которым Пашино, тут же вступил в беседу. Разговор шёл на персидском языке, и Пётр узнал, что вожак слона восемь лет назад был подарен англичанам и кашмирскому магарадже, затем им отправлен в подарок владыке Афганистана Дост-Мухаммед-Хану, а тот переподарил его своему соседу, бухарскому эмиру. Все эти переселения слон совершил вместе со своим вожаком.
На вопрос Пашино, чей он подданный, лагорец, к удивлению Петра, ответил:
- Я подданный Белого царя.
Комендант форта, после перевода ответа, также удивился и стал требовать объяснения, полагая, что тот или когда-нибудь попал в неволю, иди попросту авантюрист из персидских провинций Закавказья. Оказалось, всё проще.
- Я был английским подданным, - сказал слоновий начальник – и меня со слоном подарили магарадже, я стал его подданным. Потом был нукером Дост-Мухаммед-Хана и Эмира, а теперь я слуга Белогоцаря.
Однако, ни слону, ни его вожаку не удалось побывать в Петербурге. Через некоторое время экзотический подарок был возвращён эмиру.
Что касается задержанного в Бухаре русского посольства, то после ряда поражений, нанесённых генералом Романовским бухарским войскам, эмир его отпустил с миром. Позже, в 1870 году, Струве вновь побывал в Бухаре в качестве посланника. Впрочем, это уже совсем другая история. А мы возвращаемся к нашему герою.
Наконец, долгая дорога через степь осталась позади и перед путниками показалась долгожданная цель путешествия- Ташкент. Столица Туркестана, поразила Пашино, уже при въезде, о чём он поведал в своих заметках:
“День был очень жаркий, солнце палило, как в июле в Петербурге.
- Да скороли же будет Ташкент?
- Да замолчи ты, тюря!—отвечал мне киргиз ямщик.- Вот сейчас, как с горки спустимся, и увидишь Ташкент. Гнать я не могу: лошади устали. Господи, да скоро ли, думалось мне, и я томился детским нетерпением увидать его поскорее.
- Анду (вот) Ташкент, - сказал ямщик, обращаясь ко мне, когда мы начали спускаться с горы.Где же Ташкент, подумаля,тут ничего нет, кроме бесконечного сада. Я сообщил ямщику мое недоразумение, и оп расхохотался.
- В садах-то и есть дома, - сказал он, и долго после этого смеялся.
Действительно, каждому русскому показалось бы странным встретить сад, которому нет конца края, называющийся городом, без всяких следов построек. Лес этот стоял величественно, ни один листок не шевелился, потому что ветра совсем не было. Пока мы подъезжали к нему, справа и слева открывались небольшие постройки с пашнями, орошаемыми арыками, которые часто перебегали нашу дорогу. Вон направо небольшой дом двухэтажный и около него бахча, обведённая со всех сторон стеной. Этот домик мне так напомнил благодатную Персию с её бала-ханами,верхними этажами, что я невольно предался воспоминаниям о стране, в которой так приятно провёл полтора года”.
Но если в Персии Пётр Иванович прослужил хотя бы полтора года, то в Ташкенте, чуть более четырёх месяцев. В июне 1866 года Пашино покинул Туркестан. Покинул не по своей воле.
Глава четвёртая
В “Предписании от 24 июня 1866 года”, подписанным генерал-майором Романовским говорилось:
“Коллежский асессор Пашино отправлен мною из Туркестанской области в Оренбург к генерал-губернатору по неблагонадежности, и следующему при нём уряднику Уральского войска Блочкину строжайше приказано наблюдать, чтобы Пашино не входил ни в какие объяснения с туземцами и вообще не позволял себе никаких противослужебных разговоров.
Если же коллежский асессор Пашино позволит себе нарушить данное ему по сему запрещение, то Блочкин обязан это открытое предписание предъявить ближайшему коменданту или воинскому начальнику, которых прошу тотчас же принять Пашино под свое наблюдение и отправить в Оренбург, уже под строжайшим присмотром офицера, с которым должен следовать и урядник Блочкин, и меня тотчас же о сём уведомить”.
Что же произошло? Нам представляется, что в истории с удалением Пашино из Ташкента могли сыграть два фактора. Либо оба вместе, либо один из них.
Мы уже упоминали, что своим назначением в Туркестан Пётр Иванович, скорее-всего, был обязан П. Н. Стремоухову, директору Азиатского департамента МИД России. Скорее всего, кроме официальных обязанностей переводчика, Стремоухов поручил Пашино быть его негласным информатором. Получать сведения, так сказать, из первых рук, не приглаженных цензурой военного губернатора. Приведу письмо Пашино Стремоухову, содержание которого косвенно подтверждает эту версию.
“Милостивый государь, Петр Николаевич! Имею честь донести вашему Пр-ству, что 21 числа февраля я приехал в Оренбург и на другой день представился начальнику края. Об этом моем представлении я не имею ничего особенно интересного сообщить Вашему Пр-ству, разговор мой с г. Крыжановским ограничился обыкновенными фразами. Засим, до сегодняшнего вечера я успел повидать почти всех влиятельных особ Оренбурга. Каждый из них, конечно, разговаривал со мною о делах наших в Средней Азии вообще и на Сыре в особенности. Приводя всё услышанное мною в систему, я теряю голову: до сих пор я имел некоторое представление, гадательное, конечно, о положении дел наших в Азии и о самых ханствах, теперь же все слилось в одно туманное пятно или в быстро вертящийся хромотроп (световой калейдоскоп, вид зрелища - В. Ф.), в котором все цвета сливаются; словом, здесь каждый говорит свое: партия Черняева — одно, Крыжановского — другое. Крыжановский, по моему мнению, знает настолько Азию, насколько успел сам познакомиться с нею во время поездки в Ташкент. С ним никто здесь ничем не поделится, просто по русской лени, а если Крыжановский сообщит кому-нибудь свое мнение или соображение, то тот непременно поддакнет, потому что это легче и выгоднее, ибо вслед за сим является к генералу просьба о каком-нибудь сынке или племяннике. Раболепие ужасное, хотя, по-видимому, Крыжановский его совсем не ищет и, однако, не замечает. Между новостями, только что полученными с Сыр-Дарьи, первое место занимает, конечно, поход Черняева против Бухары на выручку своего посольства; потом освобождение обывателями Туркестанской области всех невольников во славу русского Царя-Освободителя, между которыми большинство купленных туркмены и персияны. Это всё, конечно, Вашему Пр-ству будет известно официальным путем раньше настоящего моего письма. Более новостей, подтверждаемых официальными донесениями из Ташкента, здесь нет или, хотя, быть может, и есть, но до меня не дошли. Впрочем, еще одно; вчера Романовский делал смотр 4-м батальонам, выступающим в Ташкент на всякий случай. Теперь позвольте сообщить Вам кое-что о бедном Струве. Вчера вечером Д. И. Романовский со мною делал амикальный (дружеский - В. Ф.) визит бухарскому посланцу. В разговоре с ним, как с приятелем, он узнал, что г. Струве с компанией находится в самом городе Бухаре заарестованными на том основании, что во 1-х у них не было письма к эмиру от государя, во 2-х, что в Оренбурге задержан его посол, отправленный с грамотами к Русскому двору, и в 3-х, что в России задержано до 700 человек бухарских купцов; г. Струве с 21 своими спутниками и 7 русскими купцами, оставленными в бухарских владениях, по словам посла, не раньше будут освобождены, как по освобождении купцов бухарских и допущении послу следовать в Петербург. Такой обмен посланец предлагает произвести в Казале. Генерал Романовский объяснил ему, по-приятельски, что всё, что он говорит, вздор, что Бухара должна иметь доверие к нам и без всяких церемоний должна освободить всех русских, иначе дело примет неприятный для Бухары оборот, и что, кроме этого, эмир обязан в скорейшее время на меры, предлагаемые нами для упрочения торговых сношений на основаниях международного права, чтобы впредь избегнуть навсегда каких бы то ни было недоразумений. Потом господин Романовский объявил им, что уже Бухара вынудила дружественную ей державу принять более сильные меры, чтобы понудить выполнить её требования, что Черняев перешел Сыр-Дарью и что, сделавши этот шаг, Россия не остановится до тех пор, пока желания ее не будут удовлетворены, что понятно, что этот шаг вызван не желанием приобретать бухарские земли, а единственно с целью понудить эмира уважать законные требования русского правительства. Ко всей этой речи бухарец остался совершенно равнодушен, всю причину неудовольствий сваливает на Россию и говорит, что теперь действительно война неизбежна с обеих сторон. Он говорил, что не бухарцы первые заарестовали купечество русское, а наоборот, не бухарцы заарестовали первые посла, хотя господина Струве он не считает и послом, ибо генерал Черняев, по его мнению, не имеет права отправлять посольства к коронованной особе и, что если бы какой-нибудь бухарский токсаба (военачальник - В. Ф.) прислал к русскому царю своего чиновника, то, наверное, его не приняли бы за посла - и посмеялись бы, если бы не обиделись. Беседа в таком роде продолжалась дольше часа и в конце концов бухарец настаивал на обмене, а господин Романовский говорил, что теперь уже поздно и что кроме обмена есть еще более важный вопрос о назначении в Бухару русского консула и упрочении торговли на будущее время. Посол остался равнодушен ко всему; потому мне кажется, что ему все равно, что бы ни случилось с Бухарой и его эмиром. Он живет в Оренбурге отлично и, пожалуй, очень был бы рад приписаться к какой-нибудь гильдии. Более от себя прибавить я не осмеливаюсь ничего, потому что, не побывавши на линии, считаю себя еще весьма мало знакомым с этим делом. Здесь говорят, что причина всех бед - сам г. Струве, потому что г. Черняев не думал отправлять его в Бухару, но он сам напросился; насколько это справедливо, конечно, скоро разъяснится. Господин Крыжановский 5 марта полагает оставить Оренбург. Теперь он заботится об участи голодающих и мрущих, как мухи, башкир. В одном уезде, в течении какого-нибудь месяца, осталось круглых сирот 1500 детей, которые находятся на попечении Оренбургского общества, обувающего и одевающего их на частные пожертвования. Новая экспедиция Черняева подняла на ноги здесь все воинство, все рвутся туда, забыли и об Кунграде, и об Аму-Дарье, каждый желает отличиться, даже я видел во сне, что получил Георгиевский крест.
Как слух, могу сообщить Вашему Пр-ству, что здесь полагают учредить ученую комиссию для изучения Азии, во главе которой полагают поставить Н. В. Ханыкова (известный русский востоковед и дипломат - В. Ф.), изъявившего будто уже на это со своей стороны полное свое согласие.
Вот все, что я имел написать Вам; надеюсь на Ваше снисхождение за многословие, недомолвки, дурной почерк и прочее, потому что Вы мне это снисхождение обещали. Я буду ставить на моих письмах №№, чтобы знать, все ли они будут аккуратно доходить до Петербурга.
Извините, Петр Николаевич, что перед отъездом я не успел поблагодарить Вас за всё, что Вы для меня сделали. Вы сделали много, это знает весь департамент и все мои знакомые; я не нахожу слов для благодарности и только прошу Вас верить, что я сознаю, насколько обязан Вам, и постараюсь оправдать доверие Ваше всеми силами.
С глубочайшим почтением и искреннею преданностью имею честь быть Вашего Пр-ства покорнейшим слугою.
Пётр Пашино.
Что это, как не донесение агента? И последняя фраза: “постараюсь оправдать доверие Ваше всеми силами”, - говорит о многом.
Вероятно, Романовский каким-то образом узнал, что рядом с ним находится соглядатай Стремоухова, и постарался от него избавиться.
Второй возможной причиной явились, думаю, демократические взгляды Петра Ивановича и его отношение к чинопочитанию. Как пишет исследователь биографии П. И. Пашино, Е. В. Гневушева: “В Туркестанском крае Пашино пробыл недолго: с отвращением относился он к грубым приемам царских чиновников, не скрывая ни от кого своих взглядов, и вскоре был выслан из Ташкента под конвоем казаков за “неблагонадежность”, выразившуюся в том, что он разоблачал перед местным населением злоупотребления и, по его мнению, неправильные действия высшей царской администрации”. А возможно, как было сказано выше, сыграли оба фактора.
Во время пребывания Пашино в Ташкенте туда прибыло посольство из Кашмира, чтобы договориться об оказании покровительства кашмирским купцам. Правитель индийских княжеств Джамму и Кашмир Рамбир Сингхам, узнав о занятии русскими войсками Ташкента, отправил туда миссию из четырёх человек, из которых до Ташкента добрались лишь двое - Абдуррахман-хан ибн Сеид Рамазан-хан и Серафаз-хан ибн Искандер-хан.
Переводчиком при индийцах был назначен Пётр Иванович. Сохранилось письмо посланцев махараджи русскому императору в переводе Пашино, в котором в частности говорилось:
“Господь Вседержитель!
Белому Царю да умножит Господь милость свою и продлит жизнь его.
Мы, Абдурахман Хан и Серафаз Хан, посланцы махараджи Рамбир Сингха, восседающего на престоле в Джаму и владетеля Кашмира, дерзаем доложить Всемилостивейшему и самодержавнейшему Царю всея России и Туркестана, величием и могуществом равному Александру Македонскому, Величайшему Императору Александру Николаевичу, что когда дошел слух до державного уха нашего повелителя, что русские войска вошли в Кокандские пределы, он отправил нас к начальнику победоносной армии, чтобы мы заявили ему поздравление с победами и, возвратясь назад, сказали, что мы видели, дабы вслед за сим отправить к особе Вашего Величества посольство с дарами в знак дружбы и привязанности”.
Дипломатическая миссия кашмирского посольства завершилась безрезультатно. МИД России, осторожно относившийся к подобным контактам и не желая осложнений в отношениях с Англией, не рискнул пойти на обсуждение каких-либо политических вопросов с представителями махараджи. Пробыв в Ташкенте семь месяцев и получив лишь заверения в стремлении развивать торговые связи, они в июне 1866 года уехали обратно. Практически одновременно с ними отправился в Петербург и их переводчик. Уехал с клеймом “человека неблагонадежного и вредного для службы в Туркестанской области по своим объяснениям и сношениям с туземцами, а равно и суждениям о делах здешнего края и лиц, здесь находящихся”.
Несмотря на краткость пребывания Пашино в Туркестанском крае, результат в научном плане был впечатляющим. Кроме издания книги, о которой мы уже упоминали, им был сделан обстоятельный доклад Русскому географическому обществу – “Записка о производительных силах Туркестанской
Области”, извлечение из которой “О фабричной и торговой деятельности в Туркестанской области” было опубликовано в “Известиях Русского Географического Общества”.
Интересно, что судьба, как пишет Пашино в своей книге “Вокруг света”, еще раз столкнула его с посланцами махараджи Кашмира, но об этом мы расскажем чуть ниже.
“Коллежский асессор Пашино отправлен мною из Туркестанской области в Оренбург к генерал-губернатору по неблагонадежности, и следующему при нём уряднику Уральского войска Блочкину строжайше приказано наблюдать, чтобы Пашино не входил ни в какие объяснения с туземцами и вообще не позволял себе никаких противослужебных разговоров.
Если же коллежский асессор Пашино позволит себе нарушить данное ему по сему запрещение, то Блочкин обязан это открытое предписание предъявить ближайшему коменданту или воинскому начальнику, которых прошу тотчас же принять Пашино под свое наблюдение и отправить в Оренбург, уже под строжайшим присмотром офицера, с которым должен следовать и урядник Блочкин, и меня тотчас же о сём уведомить”.
Что же произошло? Нам представляется, что в истории с удалением Пашино из Ташкента могли сыграть два фактора. Либо оба вместе, либо один из них.
Мы уже упоминали, что своим назначением в Туркестан Пётр Иванович, скорее-всего, был обязан П. Н. Стремоухову, директору Азиатского департамента МИД России. Скорее всего, кроме официальных обязанностей переводчика, Стремоухов поручил Пашино быть его негласным информатором. Получать сведения, так сказать, из первых рук, не приглаженных цензурой военного губернатора. Приведу письмо Пашино Стремоухову, содержание которого косвенно подтверждает эту версию.
“Милостивый государь, Петр Николаевич! Имею честь донести вашему Пр-ству, что 21 числа февраля я приехал в Оренбург и на другой день представился начальнику края. Об этом моем представлении я не имею ничего особенно интересного сообщить Вашему Пр-ству, разговор мой с г. Крыжановским ограничился обыкновенными фразами. Засим, до сегодняшнего вечера я успел повидать почти всех влиятельных особ Оренбурга. Каждый из них, конечно, разговаривал со мною о делах наших в Средней Азии вообще и на Сыре в особенности. Приводя всё услышанное мною в систему, я теряю голову: до сих пор я имел некоторое представление, гадательное, конечно, о положении дел наших в Азии и о самых ханствах, теперь же все слилось в одно туманное пятно или в быстро вертящийся хромотроп (световой калейдоскоп, вид зрелища - В. Ф.), в котором все цвета сливаются; словом, здесь каждый говорит свое: партия Черняева — одно, Крыжановского — другое. Крыжановский, по моему мнению, знает настолько Азию, насколько успел сам познакомиться с нею во время поездки в Ташкент. С ним никто здесь ничем не поделится, просто по русской лени, а если Крыжановский сообщит кому-нибудь свое мнение или соображение, то тот непременно поддакнет, потому что это легче и выгоднее, ибо вслед за сим является к генералу просьба о каком-нибудь сынке или племяннике. Раболепие ужасное, хотя, по-видимому, Крыжановский его совсем не ищет и, однако, не замечает. Между новостями, только что полученными с Сыр-Дарьи, первое место занимает, конечно, поход Черняева против Бухары на выручку своего посольства; потом освобождение обывателями Туркестанской области всех невольников во славу русского Царя-Освободителя, между которыми большинство купленных туркмены и персияны. Это всё, конечно, Вашему Пр-ству будет известно официальным путем раньше настоящего моего письма. Более новостей, подтверждаемых официальными донесениями из Ташкента, здесь нет или, хотя, быть может, и есть, но до меня не дошли. Впрочем, еще одно; вчера Романовский делал смотр 4-м батальонам, выступающим в Ташкент на всякий случай. Теперь позвольте сообщить Вам кое-что о бедном Струве. Вчера вечером Д. И. Романовский со мною делал амикальный (дружеский - В. Ф.) визит бухарскому посланцу. В разговоре с ним, как с приятелем, он узнал, что г. Струве с компанией находится в самом городе Бухаре заарестованными на том основании, что во 1-х у них не было письма к эмиру от государя, во 2-х, что в Оренбурге задержан его посол, отправленный с грамотами к Русскому двору, и в 3-х, что в России задержано до 700 человек бухарских купцов; г. Струве с 21 своими спутниками и 7 русскими купцами, оставленными в бухарских владениях, по словам посла, не раньше будут освобождены, как по освобождении купцов бухарских и допущении послу следовать в Петербург. Такой обмен посланец предлагает произвести в Казале. Генерал Романовский объяснил ему, по-приятельски, что всё, что он говорит, вздор, что Бухара должна иметь доверие к нам и без всяких церемоний должна освободить всех русских, иначе дело примет неприятный для Бухары оборот, и что, кроме этого, эмир обязан в скорейшее время на меры, предлагаемые нами для упрочения торговых сношений на основаниях международного права, чтобы впредь избегнуть навсегда каких бы то ни было недоразумений. Потом господин Романовский объявил им, что уже Бухара вынудила дружественную ей державу принять более сильные меры, чтобы понудить выполнить её требования, что Черняев перешел Сыр-Дарью и что, сделавши этот шаг, Россия не остановится до тех пор, пока желания ее не будут удовлетворены, что понятно, что этот шаг вызван не желанием приобретать бухарские земли, а единственно с целью понудить эмира уважать законные требования русского правительства. Ко всей этой речи бухарец остался совершенно равнодушен, всю причину неудовольствий сваливает на Россию и говорит, что теперь действительно война неизбежна с обеих сторон. Он говорил, что не бухарцы первые заарестовали купечество русское, а наоборот, не бухарцы заарестовали первые посла, хотя господина Струве он не считает и послом, ибо генерал Черняев, по его мнению, не имеет права отправлять посольства к коронованной особе и, что если бы какой-нибудь бухарский токсаба (военачальник - В. Ф.) прислал к русскому царю своего чиновника, то, наверное, его не приняли бы за посла - и посмеялись бы, если бы не обиделись. Беседа в таком роде продолжалась дольше часа и в конце концов бухарец настаивал на обмене, а господин Романовский говорил, что теперь уже поздно и что кроме обмена есть еще более важный вопрос о назначении в Бухару русского консула и упрочении торговли на будущее время. Посол остался равнодушен ко всему; потому мне кажется, что ему все равно, что бы ни случилось с Бухарой и его эмиром. Он живет в Оренбурге отлично и, пожалуй, очень был бы рад приписаться к какой-нибудь гильдии. Более от себя прибавить я не осмеливаюсь ничего, потому что, не побывавши на линии, считаю себя еще весьма мало знакомым с этим делом. Здесь говорят, что причина всех бед - сам г. Струве, потому что г. Черняев не думал отправлять его в Бухару, но он сам напросился; насколько это справедливо, конечно, скоро разъяснится. Господин Крыжановский 5 марта полагает оставить Оренбург. Теперь он заботится об участи голодающих и мрущих, как мухи, башкир. В одном уезде, в течении какого-нибудь месяца, осталось круглых сирот 1500 детей, которые находятся на попечении Оренбургского общества, обувающего и одевающего их на частные пожертвования. Новая экспедиция Черняева подняла на ноги здесь все воинство, все рвутся туда, забыли и об Кунграде, и об Аму-Дарье, каждый желает отличиться, даже я видел во сне, что получил Георгиевский крест.
Как слух, могу сообщить Вашему Пр-ству, что здесь полагают учредить ученую комиссию для изучения Азии, во главе которой полагают поставить Н. В. Ханыкова (известный русский востоковед и дипломат - В. Ф.), изъявившего будто уже на это со своей стороны полное свое согласие.
Вот все, что я имел написать Вам; надеюсь на Ваше снисхождение за многословие, недомолвки, дурной почерк и прочее, потому что Вы мне это снисхождение обещали. Я буду ставить на моих письмах №№, чтобы знать, все ли они будут аккуратно доходить до Петербурга.
Извините, Петр Николаевич, что перед отъездом я не успел поблагодарить Вас за всё, что Вы для меня сделали. Вы сделали много, это знает весь департамент и все мои знакомые; я не нахожу слов для благодарности и только прошу Вас верить, что я сознаю, насколько обязан Вам, и постараюсь оправдать доверие Ваше всеми силами.
С глубочайшим почтением и искреннею преданностью имею честь быть Вашего Пр-ства покорнейшим слугою.
Пётр Пашино.
Что это, как не донесение агента? И последняя фраза: “постараюсь оправдать доверие Ваше всеми силами”, - говорит о многом.
Вероятно, Романовский каким-то образом узнал, что рядом с ним находится соглядатай Стремоухова, и постарался от него избавиться.
Второй возможной причиной явились, думаю, демократические взгляды Петра Ивановича и его отношение к чинопочитанию. Как пишет исследователь биографии П. И. Пашино, Е. В. Гневушева: “В Туркестанском крае Пашино пробыл недолго: с отвращением относился он к грубым приемам царских чиновников, не скрывая ни от кого своих взглядов, и вскоре был выслан из Ташкента под конвоем казаков за “неблагонадежность”, выразившуюся в том, что он разоблачал перед местным населением злоупотребления и, по его мнению, неправильные действия высшей царской администрации”. А возможно, как было сказано выше, сыграли оба фактора.
Во время пребывания Пашино в Ташкенте туда прибыло посольство из Кашмира, чтобы договориться об оказании покровительства кашмирским купцам. Правитель индийских княжеств Джамму и Кашмир Рамбир Сингхам, узнав о занятии русскими войсками Ташкента, отправил туда миссию из четырёх человек, из которых до Ташкента добрались лишь двое - Абдуррахман-хан ибн Сеид Рамазан-хан и Серафаз-хан ибн Искандер-хан.
Махараджа Джамму и Кашмира (1856 – 1885)
Рамбир Сингх. Фотография 1877 г. Отпечатана в Лондоне
Рамбир Сингх. Фотография 1877 г. Отпечатана в Лондоне
Переводчиком при индийцах был назначен Пётр Иванович. Сохранилось письмо посланцев махараджи русскому императору в переводе Пашино, в котором в частности говорилось:
“Господь Вседержитель!
Белому Царю да умножит Господь милость свою и продлит жизнь его.
Мы, Абдурахман Хан и Серафаз Хан, посланцы махараджи Рамбир Сингха, восседающего на престоле в Джаму и владетеля Кашмира, дерзаем доложить Всемилостивейшему и самодержавнейшему Царю всея России и Туркестана, величием и могуществом равному Александру Македонскому, Величайшему Императору Александру Николаевичу, что когда дошел слух до державного уха нашего повелителя, что русские войска вошли в Кокандские пределы, он отправил нас к начальнику победоносной армии, чтобы мы заявили ему поздравление с победами и, возвратясь назад, сказали, что мы видели, дабы вслед за сим отправить к особе Вашего Величества посольство с дарами в знак дружбы и привязанности”.
Дипломатическая миссия кашмирского посольства завершилась безрезультатно. МИД России, осторожно относившийся к подобным контактам и не желая осложнений в отношениях с Англией, не рискнул пойти на обсуждение каких-либо политических вопросов с представителями махараджи. Пробыв в Ташкенте семь месяцев и получив лишь заверения в стремлении развивать торговые связи, они в июне 1866 года уехали обратно. Практически одновременно с ними отправился в Петербург и их переводчик. Уехал с клеймом “человека неблагонадежного и вредного для службы в Туркестанской области по своим объяснениям и сношениям с туземцами, а равно и суждениям о делах здешнего края и лиц, здесь находящихся”.
Несмотря на краткость пребывания Пашино в Туркестанском крае, результат в научном плане был впечатляющим. Кроме издания книги, о которой мы уже упоминали, им был сделан обстоятельный доклад Русскому географическому обществу – “Записка о производительных силах Туркестанской
Области”, извлечение из которой “О фабричной и торговой деятельности в Туркестанской области” было опубликовано в “Известиях Русского Географического Общества”.
Интересно, что судьба, как пишет Пашино в своей книге “Вокруг света”, еще раз столкнула его с посланцами махараджи Кашмира, но об этом мы расскажем чуть ниже.
Глава пятая
Вернувшись
в Петербург Пашино принимается за обработку своих материалов по Средней
Азии. Однако, внезапно его настигает страшная болезнь, то, что сегодня
называется инсульт, а тогдашняя медицина именовала “апоплексическим
ударом”. К счастью, полного паралича удалось избежать, но и после
лечения Пашино прихрамывал, подволакивал ногу, не мог писать правой
рукой. Болезнь задержала выход книги, однако железная воля, ежедневные
утомительные тренировки помогли перебороть недуг и Пётр Иванович
возвращается к активному образу жизни и даже в 1869 году вновь
посылается Министерством иностранных дел в Туркестан, в качестве
переводчика при генерал-губернаторе Кауфмане. Почему для этой должности
был выбран больной человек, практически инвалид, неясно. Возможно, было
какое-то государственное дело, которое кроме Пашино никто сделать не
мог.
В беседе – больше похожей на допрос – с секретарём правительства Пенджаба Торнтоном, состоявшейся 29 марта 1874 года, русский путешественник рассказал следующее. В 1870 году он был отправлен в Ташкент, с заданием отправиться оттуда в Кашмир, чтобы передать письменный ответ его высочеству магарадже, на то письмо, которое Пашино переводил в 1866 году.Отправившись с этой миссией в Индию, он вновь встретился там со своим старым знакомым, посланником магараджи, Абдул Рахман Ханом. Письмо русский эмиссар передать не смог, так как магараджа находился под постоянным наблюдением британцев. Об этой поездке мы знаем только со слов Пашино, никаких документальных подтверждений, что она действительно состоялась не найдено. Возможно путаница с датами и речь идёт не о 1870-м, а 1873-м годе.
Служба Пашино в Ташкенте оказалась хоть и более длительной – больше года – но закончилась столь же плачевно – высылкой. Вновь Пашино не смог ужиться с “господами ташкентцами”, не желая приспосабливаться к их нравам, но выслали его, однако, по более серьёзному поводу – за нарушение тайны служебной переписки. Подробности этого дела неизвестны, но учитывая характер Пашино, его болезненное стремление к справедливости, представляется, что случилось нечто подобное современному делу Сноудена.
Здесь следует обратить внимание на ещё одну странность. Несмотря на то, что Пётр Иванович вновь и вновь признаётся неблагонадёжным: 1862 год - отмена по этой причине назначения в Тегеран, 1866 год -высылка из Ташкента и в 1870 годувторая высылка, всё, с той же формулировкой, он остаётся в штате Министерства иностранных дел и выходит в отставку коллежским советником, что соответствовало чину полковника.
То ли Пашино действительно ценили, как незаменимого сотрудника, то ли у него была мощная поддержка некоего влиятельного лица.
В августе 1870 года Пётр Иванович возвращается в Петербург, продолжая числиться в штате Министерства иностранных дел. В конце 1871 годаон, чтобы получить постоянный источник дохода и расплатиться с долгами, решил заняться издательской деятельность, для чего задумал выпускать журнал “Азиатский вестник”.
Однако, несмотря на то, что в редколлегию были приглашены такие популярные литераторы того времени как Глеб Успенский, В. С. Курочкин, Н. В. Шелгунов, В. В. Лесевич и ряд других вышел один единственный номер. Историю этого несостоявшегося проекта поведал в своих мемуарах писатель, поэт, литературный критик И. И. Ясинский, бывший в то время секретарём редакции “Азиатского вестника”.
По его словам, деньги Пашино получил благодаря графу И. И. Воронцову-Дашковукоторый выдал субсидию на издание журнала из средств Кабинета Его Императорского Величества. Очевидно, Илларион Иванович добиваясь субсидии предполагал, что журнал будет направлен на пропаганду русских завоеваний и колонизации Центральной Азии и Дальнего Востока. Возможно он заблуждался, а вероятнее всего его ввёл в заблуждение Пашино, который, напротив,в своём журнале “предполагал обличать всё азиатское, от чего страдает Россия”. По словам Ясинского Воронцову-Дашкову Петра Ивановича, представили знакомые. Это, конечно, не так: они знали друг друга ещё по Ташкенту, где граф был начальником штаба при военном губернаторе Романовском. Более того, на титульном листе книги “Туркестанский край в 1866 году”, читатели могли прочесть: “Графу Иллариону Ивановичу Воронцову-Дашкову в знак искреннего уважения. Автор”.
Ясинский весьма экзотически описывает первую встречу со своим издателем: “От Курочкина я пришел на Артиллерийский плац к Петру Ивановичу Пашино и увидел бледного черноволосого господина, жующего какие-то пахучие лепешки и приволакивающего ногу, очевидно, после удара. Прислуживал ему старенький карлик, желтый, как лимон, безбородый”.Что это были за пахучие лепёшки, сейчас трудно сказать. Ясинский в дальнейшем ещё раз упоминает о них: “Пашино чуть не каждый вечер приезжал ко мне на Симеоновскую улицу, куда я перебрался с Кронверкского проспекта, и тягуче рассказывал азиатские анекдоты, угощая меня и Веру Петровну своими пахучими лепешками. После двух или трех угощений мы почувствовали отвращение к лепешкам, от них странно кружилась голова, и явь становилась кошмарной: то стол – качался, гравюры, висевшие на стене, спускались до полу; то губы Веры Петровны принимали вертикальное направление; то Пашино делался горбатым, между тем как слова в разговоре получали особый таинственный смысл”.
Вероятно, это был какой-то наркотик. То линасвай, к которому Пашино мог пристраститься в Туркестане, а то и гашиш, в этом случае нужно помнить, что Пашино полтора года прослужил в Персии. Думаю, это средство помогало Петру Ивановичу переносить физическую боль во время болезни.
Наконец первый номер “Азиатского вестника” вышел в свет. В нём были опубликованы: рассказ Ядринцева “На чужой стороне”, статьи Шелгунова “Французы крайнего Востока” и “Что такое Азия?”. В последней автор резко выступал против колониальной политики царизма, утверждая при этом, что “только развитие производительных сил и основных внутренних источников, благоприятные условия для труда и свободной экономической деятельности, рациональное народное хозяйство — источники процветания народов”. Там же была развёрнута программа журнала: “преследовать всё тёмное, застоявшееся, одряхлевшее, азиатское, что мешает прогрессу, светлой жизни, свободе, цивилизации”. Едва выйдя журнал тотчас был закрыт. Цензура усмотрела в нём расхождение с официальными установками и высказала опасение, что“Азиатский вестник” может стать проводником “социально-демократического учения”.
Александр II, которому Воронцов-Дашков рассказал о новом журнале, попросил посмотреть первый номер. Прочитав несколько страниц, он вернул его графу сказав с неприкрытым сарказмом: “Поздравляю!”. Тираж второй книжки был арестован в типографии и уничтожен, и более журнал не выходил.
Граф И. И. Воронцов-Дашков и секретарь редакции “Азиатского вестника” И. И. Ясинский
В 1881 году, Пашино, забыв о своём фиаско с “Азиатским вестником”, вновь попытался заняться издательской деятельностью и стал хлопотать о передаче ему газеты “Кавказ”, выходившей с 1846 года. Это было частное издание, издававшееся по инициативе наместника князя М. С. Воронцова. Газета пользовалась поддержкой правительства, поскольку способствовала политике русификации окраин, “предназначенный для распространения в крае полезных сведений и современных известий… для ознакомления России с особенностями жизни, нравов и обычаев племен, населяющих Кавказский край”. В Тифлисе в это время находился университетский товарищ Петра Л. Н. Модзалевский, с которым Пашино вёл продолжительную переписку по этому поводу. Однако, и этому намерению не суждено было осуществиться.
Потерпев неудачу с изданием журнала, Пашино возвращается к своей давней мечте совершить путешествие в Индию. В марте 1873 года он представляет свой проект в Министерство иностранных дел и после долгих хлопот, добивается научной командировки через Индию в Туркестанский край для сбора сведений “о современном политическом настроении в этих местах и для изучения быта населения и его характера”.
Поставив в известность Русское географическое общество,членом-сотрудником которого он был, Пашино, 10 июня 1873 года, отправляется из Петербурга в итальянский город Триест.
В беседе – больше похожей на допрос – с секретарём правительства Пенджаба Торнтоном, состоявшейся 29 марта 1874 года, русский путешественник рассказал следующее. В 1870 году он был отправлен в Ташкент, с заданием отправиться оттуда в Кашмир, чтобы передать письменный ответ его высочеству магарадже, на то письмо, которое Пашино переводил в 1866 году.Отправившись с этой миссией в Индию, он вновь встретился там со своим старым знакомым, посланником магараджи, Абдул Рахман Ханом. Письмо русский эмиссар передать не смог, так как магараджа находился под постоянным наблюдением британцев. Об этой поездке мы знаем только со слов Пашино, никаких документальных подтверждений, что она действительно состоялась не найдено. Возможно путаница с датами и речь идёт не о 1870-м, а 1873-м годе.
Служба Пашино в Ташкенте оказалась хоть и более длительной – больше года – но закончилась столь же плачевно – высылкой. Вновь Пашино не смог ужиться с “господами ташкентцами”, не желая приспосабливаться к их нравам, но выслали его, однако, по более серьёзному поводу – за нарушение тайны служебной переписки. Подробности этого дела неизвестны, но учитывая характер Пашино, его болезненное стремление к справедливости, представляется, что случилось нечто подобное современному делу Сноудена.
Здесь следует обратить внимание на ещё одну странность. Несмотря на то, что Пётр Иванович вновь и вновь признаётся неблагонадёжным: 1862 год - отмена по этой причине назначения в Тегеран, 1866 год -высылка из Ташкента и в 1870 годувторая высылка, всё, с той же формулировкой, он остаётся в штате Министерства иностранных дел и выходит в отставку коллежским советником, что соответствовало чину полковника.
То ли Пашино действительно ценили, как незаменимого сотрудника, то ли у него была мощная поддержка некоего влиятельного лица.
В августе 1870 года Пётр Иванович возвращается в Петербург, продолжая числиться в штате Министерства иностранных дел. В конце 1871 годаон, чтобы получить постоянный источник дохода и расплатиться с долгами, решил заняться издательской деятельность, для чего задумал выпускать журнал “Азиатский вестник”.
Однако, несмотря на то, что в редколлегию были приглашены такие популярные литераторы того времени как Глеб Успенский, В. С. Курочкин, Н. В. Шелгунов, В. В. Лесевич и ряд других вышел один единственный номер. Историю этого несостоявшегося проекта поведал в своих мемуарах писатель, поэт, литературный критик И. И. Ясинский, бывший в то время секретарём редакции “Азиатского вестника”.
По его словам, деньги Пашино получил благодаря графу И. И. Воронцову-Дашковукоторый выдал субсидию на издание журнала из средств Кабинета Его Императорского Величества. Очевидно, Илларион Иванович добиваясь субсидии предполагал, что журнал будет направлен на пропаганду русских завоеваний и колонизации Центральной Азии и Дальнего Востока. Возможно он заблуждался, а вероятнее всего его ввёл в заблуждение Пашино, который, напротив,в своём журнале “предполагал обличать всё азиатское, от чего страдает Россия”. По словам Ясинского Воронцову-Дашкову Петра Ивановича, представили знакомые. Это, конечно, не так: они знали друг друга ещё по Ташкенту, где граф был начальником штаба при военном губернаторе Романовском. Более того, на титульном листе книги “Туркестанский край в 1866 году”, читатели могли прочесть: “Графу Иллариону Ивановичу Воронцову-Дашкову в знак искреннего уважения. Автор”.
Ясинский весьма экзотически описывает первую встречу со своим издателем: “От Курочкина я пришел на Артиллерийский плац к Петру Ивановичу Пашино и увидел бледного черноволосого господина, жующего какие-то пахучие лепешки и приволакивающего ногу, очевидно, после удара. Прислуживал ему старенький карлик, желтый, как лимон, безбородый”.Что это были за пахучие лепёшки, сейчас трудно сказать. Ясинский в дальнейшем ещё раз упоминает о них: “Пашино чуть не каждый вечер приезжал ко мне на Симеоновскую улицу, куда я перебрался с Кронверкского проспекта, и тягуче рассказывал азиатские анекдоты, угощая меня и Веру Петровну своими пахучими лепешками. После двух или трех угощений мы почувствовали отвращение к лепешкам, от них странно кружилась голова, и явь становилась кошмарной: то стол – качался, гравюры, висевшие на стене, спускались до полу; то губы Веры Петровны принимали вертикальное направление; то Пашино делался горбатым, между тем как слова в разговоре получали особый таинственный смысл”.
Вероятно, это был какой-то наркотик. То линасвай, к которому Пашино мог пристраститься в Туркестане, а то и гашиш, в этом случае нужно помнить, что Пашино полтора года прослужил в Персии. Думаю, это средство помогало Петру Ивановичу переносить физическую боль во время болезни.
Наконец первый номер “Азиатского вестника” вышел в свет. В нём были опубликованы: рассказ Ядринцева “На чужой стороне”, статьи Шелгунова “Французы крайнего Востока” и “Что такое Азия?”. В последней автор резко выступал против колониальной политики царизма, утверждая при этом, что “только развитие производительных сил и основных внутренних источников, благоприятные условия для труда и свободной экономической деятельности, рациональное народное хозяйство — источники процветания народов”. Там же была развёрнута программа журнала: “преследовать всё тёмное, застоявшееся, одряхлевшее, азиатское, что мешает прогрессу, светлой жизни, свободе, цивилизации”. Едва выйдя журнал тотчас был закрыт. Цензура усмотрела в нём расхождение с официальными установками и высказала опасение, что“Азиатский вестник” может стать проводником “социально-демократического учения”.
Александр II, которому Воронцов-Дашков рассказал о новом журнале, попросил посмотреть первый номер. Прочитав несколько страниц, он вернул его графу сказав с неприкрытым сарказмом: “Поздравляю!”. Тираж второй книжки был арестован в типографии и уничтожен, и более журнал не выходил.
Граф И. И. Воронцов-Дашков и секретарь редакции “Азиатского вестника” И. И. Ясинский
В 1881 году, Пашино, забыв о своём фиаско с “Азиатским вестником”, вновь попытался заняться издательской деятельностью и стал хлопотать о передаче ему газеты “Кавказ”, выходившей с 1846 года. Это было частное издание, издававшееся по инициативе наместника князя М. С. Воронцова. Газета пользовалась поддержкой правительства, поскольку способствовала политике русификации окраин, “предназначенный для распространения в крае полезных сведений и современных известий… для ознакомления России с особенностями жизни, нравов и обычаев племен, населяющих Кавказский край”. В Тифлисе в это время находился университетский товарищ Петра Л. Н. Модзалевский, с которым Пашино вёл продолжительную переписку по этому поводу. Однако, и этому намерению не суждено было осуществиться.
Потерпев неудачу с изданием журнала, Пашино возвращается к своей давней мечте совершить путешествие в Индию. В марте 1873 года он представляет свой проект в Министерство иностранных дел и после долгих хлопот, добивается научной командировки через Индию в Туркестанский край для сбора сведений “о современном политическом настроении в этих местах и для изучения быта населения и его характера”.
Поставив в известность Русское географическое общество,членом-сотрудником которого он был, Пашино, 10 июня 1873 года, отправляется из Петербурга в итальянский город Триест.
Глава шестая
Прибыв
из Триеста в Александрию, Пашино, приняв облик арабского купца Шейх
Магомед Аяда Эффенди Бен Хасан Беги, отправился в Бомбей, где появился
18 июня. Здесь арабский купец не задержался, а сразу проследовал до
Секундерабада, оттуда пешком отправился в Хайдарабад, а из Хайдарабада
вернулся обратно в Бомбей. Отсюда, взяв билет на поезд, поехал в
Амритсар, где провел около месяца. Затем под видом арабского чиновника
направился в Джамму. Отправился весьма экзотическим транспортом - в
корзине, которую нёс на спине носильщик, называемый иекке - существовал в
Индии такой вид транспорта.
Войдя в город, русский путешественник сразу отправился в канцелярию, находящуюся прямо у городских ворот.
- Кто вы? - спросил сидевший за столом чиновник.
- Я доктор Шейх-Мухаммед-Аяд-эфенди – последовал ответ.
- Зачем приехали в Джамму?
- У меня послание к магарадже, но поскольку он сейчас находится в Кашмире и занят отправлением в путь английского посольства в Яркенд и Кашгар, хочу представиться местному начальству.
На этом формальности закончились, и Пашино в сопровождении слуги отправился в город.
На другой день, путешественник отправился во дворец раджи, во дворе которого встретил множество индусов – военных и гражданских чинов, вооружённых саблями. Немного полюбовавшись этим зрелищем, Пашино поинтересовался, где находится полномочный визирь магараджи Джамму и Кашмира Лачман Дас. Визирь, как оказалось, жил рядом и, сразу же приняв русского путешественника, стал настойчиво интересоваться целью его приезда. Пётр Иванович рассказал, что “восемь лет назад магараджи отправил посольство в Ташкент, чтобы поздравить русских с новым приобретением и пожелать успеха их оружию, что эти посланцы пришли без всяких письменных видов и были радушно приняты; что вот и я, рассчитывая на радушие их, приехал, чтоб им отдать этот визит, хотя правительством на это не уполномочен и бумаг при себе не имею, и повидать бывших посланников магараджи в Ташкент”. Визирь, поблагодарив Пашино за визит, пояснил, что бывших посланников в Джамму нет: они в настоящее время в горах. Затем Лачман Дас потребовал, чтобы Пашино присягнул, что он не англичанин, что тот и сделал, поклявшись на русском и персидском языках. Несмотря на это, разрешения проехать в Кашмир Пашино не получил, после чего отправился в Лахор, где попытался встретиться с магараджей или хотя бы получить от него письменный ответ. Потерпев в этом неудачу, Пашино решает расстаться с маскировкой и под своим именем является к британским властям. Появление русского в британской вотчине вызвало у соответствующих спецслужб нервную дрожь. И посыпались телеграммы:
Телеграмма от 17 ноября 1873 г.
От секретаря по международным делам, лагерь вице-короля, Агра. Британскому посланнику, Тегеран.
Русский по имени Пашино в Лахоре утверждает, что он был назначен вторым секретарем русской дипломатической миссии в Тегеране в 1859 г., занимал этот пост в течение двух лет и познакомился с несколькими британскими должностными лицами, в том числе с Томпсоном. Знаете ли Вы что-нибудь о нем?
Телеграмма, 17 ноября 1873 г.
От Его Превосходительства У. Тейлора Томпсона, посланника Ее величества, Тегеран.
Его превосходительству вице-королю и генерал-губернатору Индии.
Сегодня я имел честь послать Вашему превосходительству следующую телеграмму:
“На телеграмму Вашего превосходительства от сегодняшнего дня. Русский, о котором Вы сообщаете, работал в русской Дипломатической миссии и вращался в местном обществе. Рональд Томпсон, сейчас находящийся в Англии, был в 1859 г. в Тегеране. Меня в это время там не было”.
В начале ноября 1873 года Пашино встретился с секретарём правительства Пенджаба Т. Х. Торнтоном, который записал весь разговор с ним, тут же отправив запись вице-королю и генерал-губернатору Индии Томасу Берингу.
Довольно любопытный, скажем прямо, документ, вызывающий очень много вопросов. В беседе с официальным лицом индо-британского правительства Пашино, рассказывая свою биографию, щедро разбавил её небылицами. Довольно точно описав раннюю пору своей жизни: детство, учёбу в гимназии и университете, службу в Персии, Пётр, очевидно, для придания себе большего политического веса, начинает вставлять выдуманные эпизоды. Так, он рассказал, что в 1864 году вместе с капитаном Рейнталем выполнял политическую миссию в Кашгаре, затем был арестован, но бежал и добрался до Яркенда. Здесь, во-первых, перепутана дата, миссия в Кашгар капитана Рейнталя состоялась в 1868-1869 гг. Во-вторых, участие в ней Пашино вызывает некоторые сомнения. Впрочем, как раз в это время он служил в Ташкенте драгоманом, так что вероятность его участия в этой миссии остаётся. Далее, русский путешественник поведал Торнтону, что он “в 1868 году тайно отправился в Кабул через Астрабад, Герат и Джеллалабад. В Кабуле был арестован и пробыл в тюрьме 46 дней по подозрению в том, что он англичанин. Был освобожден благодаря содействию Дилавар Хана и вернулся через Газни, Кандагар и Иезд. В 1870 году возвратился в Ташкент в качестве главного переводчика при штабе генерала Кауфмана и отправился в Самарканд с г-ном Федченко, который погиб недавно в Альпах, посетил Пенджикент и Варземинар, оттуда под видом турецкого купца один прошел по маршруту Колаб, Балджаван, Ростак, Бахрак, Файзабад, Лангур, Баскат-Ясин, Болер, Ясин, Гилгит, Искардо и Лех и вернулся тем же путем”. Этот рассказ будто вышел из-под пера автора приключенческих романов, однако истины в нём немного.
Далее в беседе Пашино, выразив сильное восхищение англичанами и их правительством, заявил, что
“хотя любит свою страну и русский народ, стал питать отвращение к её правителям и особенно к их политике в Средней Азии”. После чего предложил британцам свои услуги.
Что это было? Предательство? Вряд ли. На мой взгляд, большой любитель мистификаций и авантюр Пашино просто дурачил англичан с целью либо добиться для себя каких-то послаблений в дальнейшем путешествии, либо внедриться к противникам свой страны, чтобы извлечь некую пользу. В дальнейшем разговоре, он стал сливать Торнтону информацию, которая на деле оказалась, выражаясь современным языком, “фейком”. Так, он рассказал, что в различных частях Индии действует большое количество тайных русских агентов. Один из них, полковник, последние два или три месяца вёл переговоры с эмиром Кабула, который оказал ему очень тёплый прием; после этого под чужим именем путешествовал вдоль Дераджатской границы. Пашино последний раз слышал о нем, когда тот под видом бухарского купца был в Сиалкоте. Другой русский агент виделся с ним несколько дней назад в Лахоре и сказал, что князья Бароды, Гвалиура, Джайпура, Патиалы и еще один наваб (титул правителей некоторых индийских княжеств - В. Ф.) имени которого он не помнит, выразили готовность принять верховную власть России. Далее, Пашино уверил своего собеседника, что Россия твердо намерена завоевать Индию и первым шагом к этому будет оккупация Афганистана.
Все эти сведения абсолютно не соответствовали действительности, но поскольку они отвечали настроениям английских должностных лиц, то Пётр надеялся, что эта дезинформация поможет в осуществлении его замысла.
К чести англичан, наживку они не проглотили. Во всей дальнейшей переписке, касающейся русского путешественника, Пашино именовался не иначе как “опасная личность” и “русский шпион”.
29 марта 1874 года состоялась вторая беседа Т. Г. Торнтона с Пашино. В ней английский чиновник дал понять, что от предложенных им услуг они отказываются. Тем не менее Пашино, вновь поделился некой “секретной информацией”. В частности, он рассказал, что в поезде Мадрасской железной дороги по пути в Хайдарабад он встретил г-на Александрова (неустановленная, скорее всего выдуманная личность - В. Ф.), вместе с ним добрался пешком до Хайдарабада, где они остановились в караван-сарае. Он не знал, каковы цели г-на Александрова, но тот сказал ему, что получил письменное обещание всех князей Раджпутаны, Бароды и Непала и других признать власть русского правительства. Сейчас он находится в Амритсаре и хочет получить британское подданство.
Вновь рассказал о многочисленных русских агентахв Цейлоне, в Сингапуре, в Индии, но никаких имён при этом не назвал. Далее Пашино рассказал, что есть три плана завоевания Индии.
Первый, сказал он, заключается в следующем: генерал Кауфман должен пройти через Мерв, Шахджехан к Герату, чтобы отдать его Персии; затем к Сеистану, который также передается Персии; далее он должен идти на Кабул и Карачи. Вся операция рассчитана на десять лет.
Второй: генерал Фадеев, находящийся в настоящее время в опале, продвигается через Кашгар и Яркенд, Ладакх, Кашмир в Непал и Агру.
Третий: генерал Абрамов, губернатор Самарканда, поднимает восстание в Коканде, продвигается в Файзабад через Колаб, чтобы взять Ростак, затем через Ясин, Даркот, Шандер и Читрал продвигается в Пешавар.
Совершенно фантастические планы, причём трудно сказать, кто их сформулировал – Пашино или сам автор записи беседы Торнтон. Одно можно сказать точно, они абсолютно не соответствовали действительности. На самом деле ещё в октябре 1864 года министр иностранных дел А.М.Горчаков и военный министр Д.А.Милютин представили Александру II доклад, утвержденный впоследствии императором, в котором говорилось: “дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии несогласно с интересами России и ведет только к ослаблению и раздроблению её сил. Нам необходимо установить на вновь приобретенном пространстве земли прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа”. В 1872 году в Петербурге состоялось еще одно специальное совещание по среднеазиатскому вопросу с докладом генерал-губернатора Туркестана К. П. фон Кауфмана. На нем было решено нормализовать отношения с Бухарой. Никаких планов похода на Индию на совещании не обсуждалось.
Обмануть британцев Пашино не удалось, он возвращается в Петербург и публикует в газете “Голос” целый ряд очерков под общим названием “Шесть месяцев в коровьем царстве”, а 8 мая 1874 года делает доклад на заседании Русского географического общества о результатах своей попытки пройти из Индии в Русский Туркестан через Кашмир и Центральную Азию.
Доклад был выслушан с большим интересом и в журнале заседания было отмечено, что путешественник “проник в местности, доселе ещё не посещённые европейцами”. “Самой любопытной частью путешествия г. Пашино, - говорилось далее, - было странствие его от Кашмира в независимые владения Индии в горах Гималая”. В свою заслугу Пётр Иванович вменял описание полиандрии (многомужества) на территории, где расположен Гильгит, считая это открытие значительным.
Выступление Пашино на заседании ИРГО не прошло незамеченным и для англичан. Помощник секретаря секретно-политического отдела Индиа офис Р. Митчелл составил по этому докладу подробное резюме, где в частности отмечалось, что “г-н Пашино готовится предпринять новую попытку, он намерен, несмотря на риск, пройти от Кашмира до Русского Туркестана”.
И уже через полгода русский путешественник вновь отправляется в Индию.
Войдя в город, русский путешественник сразу отправился в канцелярию, находящуюся прямо у городских ворот.
- Кто вы? - спросил сидевший за столом чиновник.
- Я доктор Шейх-Мухаммед-Аяд-эфенди – последовал ответ.
- Зачем приехали в Джамму?
- У меня послание к магарадже, но поскольку он сейчас находится в Кашмире и занят отправлением в путь английского посольства в Яркенд и Кашгар, хочу представиться местному начальству.
На этом формальности закончились, и Пашино в сопровождении слуги отправился в город.
На другой день, путешественник отправился во дворец раджи, во дворе которого встретил множество индусов – военных и гражданских чинов, вооружённых саблями. Немного полюбовавшись этим зрелищем, Пашино поинтересовался, где находится полномочный визирь магараджи Джамму и Кашмира Лачман Дас. Визирь, как оказалось, жил рядом и, сразу же приняв русского путешественника, стал настойчиво интересоваться целью его приезда. Пётр Иванович рассказал, что “восемь лет назад магараджи отправил посольство в Ташкент, чтобы поздравить русских с новым приобретением и пожелать успеха их оружию, что эти посланцы пришли без всяких письменных видов и были радушно приняты; что вот и я, рассчитывая на радушие их, приехал, чтоб им отдать этот визит, хотя правительством на это не уполномочен и бумаг при себе не имею, и повидать бывших посланников магараджи в Ташкент”. Визирь, поблагодарив Пашино за визит, пояснил, что бывших посланников в Джамму нет: они в настоящее время в горах. Затем Лачман Дас потребовал, чтобы Пашино присягнул, что он не англичанин, что тот и сделал, поклявшись на русском и персидском языках. Несмотря на это, разрешения проехать в Кашмир Пашино не получил, после чего отправился в Лахор, где попытался встретиться с магараджей или хотя бы получить от него письменный ответ. Потерпев в этом неудачу, Пашино решает расстаться с маскировкой и под своим именем является к британским властям. Появление русского в британской вотчине вызвало у соответствующих спецслужб нервную дрожь. И посыпались телеграммы:
Телеграмма от 17 ноября 1873 г.
От секретаря по международным делам, лагерь вице-короля, Агра. Британскому посланнику, Тегеран.
Русский по имени Пашино в Лахоре утверждает, что он был назначен вторым секретарем русской дипломатической миссии в Тегеране в 1859 г., занимал этот пост в течение двух лет и познакомился с несколькими британскими должностными лицами, в том числе с Томпсоном. Знаете ли Вы что-нибудь о нем?
Телеграмма, 17 ноября 1873 г.
От Его Превосходительства У. Тейлора Томпсона, посланника Ее величества, Тегеран.
Его превосходительству вице-королю и генерал-губернатору Индии.
Сегодня я имел честь послать Вашему превосходительству следующую телеграмму:
“На телеграмму Вашего превосходительства от сегодняшнего дня. Русский, о котором Вы сообщаете, работал в русской Дипломатической миссии и вращался в местном обществе. Рональд Томпсон, сейчас находящийся в Англии, был в 1859 г. в Тегеране. Меня в это время там не было”.
В начале ноября 1873 года Пашино встретился с секретарём правительства Пенджаба Т. Х. Торнтоном, который записал весь разговор с ним, тут же отправив запись вице-королю и генерал-губернатору Индии Томасу Берингу.
Томас Беринг, вице-король Индии (1872-1876), фотопортрет неизвестного мастера
Довольно любопытный, скажем прямо, документ, вызывающий очень много вопросов. В беседе с официальным лицом индо-британского правительства Пашино, рассказывая свою биографию, щедро разбавил её небылицами. Довольно точно описав раннюю пору своей жизни: детство, учёбу в гимназии и университете, службу в Персии, Пётр, очевидно, для придания себе большего политического веса, начинает вставлять выдуманные эпизоды. Так, он рассказал, что в 1864 году вместе с капитаном Рейнталем выполнял политическую миссию в Кашгаре, затем был арестован, но бежал и добрался до Яркенда. Здесь, во-первых, перепутана дата, миссия в Кашгар капитана Рейнталя состоялась в 1868-1869 гг. Во-вторых, участие в ней Пашино вызывает некоторые сомнения. Впрочем, как раз в это время он служил в Ташкенте драгоманом, так что вероятность его участия в этой миссии остаётся. Далее, русский путешественник поведал Торнтону, что он “в 1868 году тайно отправился в Кабул через Астрабад, Герат и Джеллалабад. В Кабуле был арестован и пробыл в тюрьме 46 дней по подозрению в том, что он англичанин. Был освобожден благодаря содействию Дилавар Хана и вернулся через Газни, Кандагар и Иезд. В 1870 году возвратился в Ташкент в качестве главного переводчика при штабе генерала Кауфмана и отправился в Самарканд с г-ном Федченко, который погиб недавно в Альпах, посетил Пенджикент и Варземинар, оттуда под видом турецкого купца один прошел по маршруту Колаб, Балджаван, Ростак, Бахрак, Файзабад, Лангур, Баскат-Ясин, Болер, Ясин, Гилгит, Искардо и Лех и вернулся тем же путем”. Этот рассказ будто вышел из-под пера автора приключенческих романов, однако истины в нём немного.
Далее в беседе Пашино, выразив сильное восхищение англичанами и их правительством, заявил, что
“хотя любит свою страну и русский народ, стал питать отвращение к её правителям и особенно к их политике в Средней Азии”. После чего предложил британцам свои услуги.
Что это было? Предательство? Вряд ли. На мой взгляд, большой любитель мистификаций и авантюр Пашино просто дурачил англичан с целью либо добиться для себя каких-то послаблений в дальнейшем путешествии, либо внедриться к противникам свой страны, чтобы извлечь некую пользу. В дальнейшем разговоре, он стал сливать Торнтону информацию, которая на деле оказалась, выражаясь современным языком, “фейком”. Так, он рассказал, что в различных частях Индии действует большое количество тайных русских агентов. Один из них, полковник, последние два или три месяца вёл переговоры с эмиром Кабула, который оказал ему очень тёплый прием; после этого под чужим именем путешествовал вдоль Дераджатской границы. Пашино последний раз слышал о нем, когда тот под видом бухарского купца был в Сиалкоте. Другой русский агент виделся с ним несколько дней назад в Лахоре и сказал, что князья Бароды, Гвалиура, Джайпура, Патиалы и еще один наваб (титул правителей некоторых индийских княжеств - В. Ф.) имени которого он не помнит, выразили готовность принять верховную власть России. Далее, Пашино уверил своего собеседника, что Россия твердо намерена завоевать Индию и первым шагом к этому будет оккупация Афганистана.
Все эти сведения абсолютно не соответствовали действительности, но поскольку они отвечали настроениям английских должностных лиц, то Пётр надеялся, что эта дезинформация поможет в осуществлении его замысла.
К чести англичан, наживку они не проглотили. Во всей дальнейшей переписке, касающейся русского путешественника, Пашино именовался не иначе как “опасная личность” и “русский шпион”.
29 марта 1874 года состоялась вторая беседа Т. Г. Торнтона с Пашино. В ней английский чиновник дал понять, что от предложенных им услуг они отказываются. Тем не менее Пашино, вновь поделился некой “секретной информацией”. В частности, он рассказал, что в поезде Мадрасской железной дороги по пути в Хайдарабад он встретил г-на Александрова (неустановленная, скорее всего выдуманная личность - В. Ф.), вместе с ним добрался пешком до Хайдарабада, где они остановились в караван-сарае. Он не знал, каковы цели г-на Александрова, но тот сказал ему, что получил письменное обещание всех князей Раджпутаны, Бароды и Непала и других признать власть русского правительства. Сейчас он находится в Амритсаре и хочет получить британское подданство.
Вновь рассказал о многочисленных русских агентахв Цейлоне, в Сингапуре, в Индии, но никаких имён при этом не назвал. Далее Пашино рассказал, что есть три плана завоевания Индии.
Первый, сказал он, заключается в следующем: генерал Кауфман должен пройти через Мерв, Шахджехан к Герату, чтобы отдать его Персии; затем к Сеистану, который также передается Персии; далее он должен идти на Кабул и Карачи. Вся операция рассчитана на десять лет.
Второй: генерал Фадеев, находящийся в настоящее время в опале, продвигается через Кашгар и Яркенд, Ладакх, Кашмир в Непал и Агру.
Третий: генерал Абрамов, губернатор Самарканда, поднимает восстание в Коканде, продвигается в Файзабад через Колаб, чтобы взять Ростак, затем через Ясин, Даркот, Шандер и Читрал продвигается в Пешавар.
Совершенно фантастические планы, причём трудно сказать, кто их сформулировал – Пашино или сам автор записи беседы Торнтон. Одно можно сказать точно, они абсолютно не соответствовали действительности. На самом деле ещё в октябре 1864 года министр иностранных дел А.М.Горчаков и военный министр Д.А.Милютин представили Александру II доклад, утвержденный впоследствии императором, в котором говорилось: “дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии несогласно с интересами России и ведет только к ослаблению и раздроблению её сил. Нам необходимо установить на вновь приобретенном пространстве земли прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа”. В 1872 году в Петербурге состоялось еще одно специальное совещание по среднеазиатскому вопросу с докладом генерал-губернатора Туркестана К. П. фон Кауфмана. На нем было решено нормализовать отношения с Бухарой. Никаких планов похода на Индию на совещании не обсуждалось.
Обмануть британцев Пашино не удалось, он возвращается в Петербург и публикует в газете “Голос” целый ряд очерков под общим названием “Шесть месяцев в коровьем царстве”, а 8 мая 1874 года делает доклад на заседании Русского географического общества о результатах своей попытки пройти из Индии в Русский Туркестан через Кашмир и Центральную Азию.
Доклад был выслушан с большим интересом и в журнале заседания было отмечено, что путешественник “проник в местности, доселе ещё не посещённые европейцами”. “Самой любопытной частью путешествия г. Пашино, - говорилось далее, - было странствие его от Кашмира в независимые владения Индии в горах Гималая”. В свою заслугу Пётр Иванович вменял описание полиандрии (многомужества) на территории, где расположен Гильгит, считая это открытие значительным.
Выступление Пашино на заседании ИРГО не прошло незамеченным и для англичан. Помощник секретаря секретно-политического отдела Индиа офис Р. Митчелл составил по этому докладу подробное резюме, где в частности отмечалось, что “г-н Пашино готовится предпринять новую попытку, он намерен, несмотря на риск, пройти от Кашмира до Русского Туркестана”.
И уже через полгода русский путешественник вновь отправляется в Индию.
Глава седьмая
Весной 1874 года в российской прессе появилась информация о подготовке нового путешествия Пашино в Индию. Газеты сообщали, что русский путешественник:"намеревается проникнуть через Лахор в страны, доселе не посещённые еще ни одним из европейских путешественников, как-то: Баджаур, Суат, Миян, Килян, Дир, затем, перевалив через Гималаи, посетить Читрал и оттуда через Гиндукуш попасть в Бадахшан. Из Бадахшана Пашино предполагает направить свой путь на Памир для осмотра истоков Аму-Дарьи и уже отсюда по Коканской дороге, мимо озера Кара-Куль и через Ташкент возвратиться в Россию".
На этот раз не было никакой маскировки: предполагалось путешествие в качестве туриста, с подлинными документами и в европейском платье. Пётр Иванович прекрасно понимал- обмануть британскую разведку вряд ли снова получиться.
28 ноября 1874 года Пашино вновь высадился в Бомбее и по железной дороге отправился в Аллахабад.
Здесь он узнал, что англичане обнаружили Нана-сахиба (Дхонду Панта) – приемного сына и непризнанного англичанами наследника последнего маратхского правителя - пешвы Баджи Рао иодного из руководителей восстания сипаев 1857-1859 гг. После подавления мятежа Нана-сахиб исчез, и англичане пытались его найти, чтобы предать суду. Пашино не мог упустить шанс повидаться с индийским героем и отправился к губернатору, чтобы получить разрешение на свидание с арестованным, но получил отказ. Впоследствии он узнал, что слух о задержании Нана-сахиба был ошибочен: вместо него, - что уже случалось не раз, - схватили кого-то другого. Надо сказать, судьба одного из вождей сипаев неизвестна до сих пор. Жюль Верн сделал его героем романа “Конец Нана Сагиба”. Ещё один персонаж французского писателя, знаменитый капитан Немо, также является прототипом этого борца за независимость Индии.
Две
старинные гравюры. Портрет героя и Нана Сагиб со своим эскортом.
Гравюра на стали, рисунок впервые опубликован в History of the Indian
Mutiny (1860)
Далее, проехав Канпур иАгру, Пашино прибыл в Дели, где, немного отдохнув,отправился в Лахор. Здесь он задерживается почти на три месяца и за это время успевает совершить поездку на пароходе вниз по Инду до Котри, откуда по железной дороге возвращается обратно в Лахор. По дороге он останавливался в Мультане, Ширшахе, Чачире, Шикарпуре и во всех этих населённых пунктах довольно тесно пообщался с коренными жителями.
Индо-британское правительство, заблаговременно узнало о намерениях русского путешественника из публикаций русской прессы, и маршрут избранный Пашино – из Индии в Русский Туркестан – категорически ему не понравился. Вероятно, британцы не верили, что Пашино не был официальным лицом и прибыл в Индию по собственной инициативе. Они видели в нём не простого туриста, а шпиона, высматривающего пути для возможного вторжения русских войск.Поэтому власти делали всё, чтобы помешать Пашино пройти северным путем из Индии в Русский Туркестан.
И вновь полетели телеграммы.
Телеграмма № 603 П, 17 февраля 1875 г.
От секретаря по иностранным делам, Калькутта.
Секретарю, Пенджаб, Лахор.
На Ваше полуофициальное письмо... правительство Индии желает, чтобы г-ну Пашино было запрещено пересекать британскую границу; если он будет следовать через Кашмир, следует просить магараджу не оказывать ему содействия.
Телеграмма, 20 февраля 1875 г.
От секретаря, Пенджаб, Лахор.
Секретарю по иностранным делам, Калькутта.
На Вашу телеграмму от 17-го относительно Пашино. Губернатор предлагает предупредить его в письменной форме, что он не получит разрешения на пересечение британской границы во время его путешествия; если он будет следовать в Кашмире в направлении Пешавара, его действия подпадут под положения Закона об иностранцах от 1864 г. Одобряется ли это предложение? А пока надо принять меры для контроля над его передвижением.
А из Калькутты в Лондон, уходит депеша:
“Сообщение правительства Индии министру по делам Индии лорду Солсбери о русском путешественнике Пашино, который второй раз намерен предпринять попытку пройти в Самарканд через Читрал, и мерах, предпринятых правительством Индии с целью предотвратить осуществление его плана:
1. Имеем честь направить для сведения Вашей светлости копию бумаг, относящихся к делу русского путешественника Пашино, который прибыл в Лахор с намерением проследовать в Самарканд через Читрал.
2. Это второй визит Пашино в Индию. Будучи в Лахоре в ноябре 1873 г., он беседовал с секретарем правительства Пенджаба, которому рассказал о своей жизни и путешествиях, сомневаться в достоверности его рассказа нет оснований. Пашино в тот раз сделал попытку отречься от России и, сообщив сведения о её враждебных по отношению к Индии намерениях, получить работу у британского правительства. Не сумев достичь этой цели, он вернулся в Петербург.
3. Судя по тому, что рассказал о себе Пашино, мы пришли к выводу, что его присутствие в странах, которые он намерен посетить, может вызвать существенное неудобство, и мы считаем, что было бы желательным, чтобы ему помешали осуществить его план. Потому мы дали указание правительству Пенджаба предупредить Пашино в соответствии с разделом 1 и 2 инструкции VIII от 1873 г., что он не получит разрешения на пересечение британской границы, а также передать магарадже Кашмира наше пожелание, чтобы Пашино не было разрешено следовать по Территории Его высочества”.
Министр по делам Индии (1874-1878), Лорд Солсбери
И уже знакомый нам Торнтон, письменно информирует Пашино о том, что ему не разрешено путешествие в Ташкент через Читрал. На следующий день Пётр Иванович лично явился к своему старому знакомому и заявил:
- Мистер Торнтон, я вчера получил “диплом” от правительства Индии, запрещающий мне продолжать путь, который я себе наметил. Так вот, я по приезду в Петербург намерен показать этот документ наследному Великому Князю и его другу лорду Лофтусу (посол Британской империи в России, В. Ф.). Кроме того, должен вам сказать, что запрещение это не имеет для меня особого значения, поскольку оно потребует лишь изменить направление маршрута. И вместо того чтобы пройти в Ташкент через Кашмир и Читрал, я сделаю наоборот и отправлюсь из Ташкента на британскую территорию в сопровождении сотни казаков-мусульман.
- Господин Пашино, - отвечал на это британский чиновник, - должен сказать, что в некотором смысле вам следовало бы быть благодарным правительству Индии за запрещение, поскольку маршрут этот опасен и может оказаться для вас смертелен.
- Благодарю вас за заботу о моей жизни, только это ни в коей мере не сможет меня остановить, я всё равно выполню своё намерение. Прощайте, я не виню лично вас за случившееся, но обещаю, что воспользуюсь первой же возможностью, чтобы публично высказать свое мнение о Симле (индийском правительстве, В. Ф.).
Как Пашино и обещал Торнтону, он не смирился со столь досадным препятствием, поскольку уже был нанят проводник – “смышлёный бухарец Хаджи Беграм, от природы одаренный богатым умом”, и собрано немало сведений о пути следования. “Что ж, - подумал Пётр Иванович, - придётся воспользоваться старым методом”. И переодевшись в арабскую одежду, отправился дальше поездом.
Обмануть британцев, однако, не удалось, русского путешественника взяли под плотное наблюдение:
Телеграмма от секретаря администрации, Пенджаб, Лахор. Секретарю по иностранным делам, Калькутта.10 марта 1875 г.
Пашино отправился поездом в Бомбей в 1 ч. 20 мин. ночи девятого.
Телеграмма от секретаря, пенджабское правительство, Лахор.
Секретарю по иностранным делам, Симла.7 апреля 1875
Из Пешавара сообщили, что они предполагают, что туда прибыл Пашино. Сегодня он отправляется в Лахор под надзором. Испрошены распоряжения о порядке наблюдения.
Телеграмма, № 1009 П., 8 апреля 1875 г.
От секретаря по иностранным делам, Симла.
Секретарю, пенджабское правительство, Лахор.
На Вашу вчерашнюю телеграмму. Если это действительно Пашино, поступайте с ним в соответствии с законами Пенджаба по усмотрению губернатора. Если это не Пашино, сообщите все, что сможете узнать об этом человеке.
Петру Ивановичу не удалось осуществить свой план. На одной из железнодорожных станций на пути в Лахор он был избит английским полицейским за попытку выпить стакан чая в буфете первого класса и доставлен в полицейский участок. После этого эпизода Пашино решил вернуться домой, отказавшись от мысли продолжать свое путешествие. Обещание, данное им Торнтону, он выполнил, - отправил гневную корреспонденцию о своих злоключениях редактору французской газеты “Сивил энд милитэри газет”, а тот переслал её в редакцию петербургской газеты “Голос”, где она и была опубликована.
Не сумев пройти из Индии в Русский Туркестан, Пашино решил посетить Персию и пароходом из Бомбея отправляется к её берегам. На этот раз русский путешественник решил изучить южные районы страны. Высадившись в Бендер-Аббасе,городе “славным своими развалинами и богатого древностями”, Пашино на другом пароходе прибывает в город Бушир, известным своей обширной торговлей с Англией и Багдадом, а также как крупный центр работорговли. Здесь, он вновь принимает облик дервиша и растворяется в толпе бредущих к святым местам паломников. До него эти места из соотечественников посетил лишь его бывший учитель Березин. Неузнанным Пашино проходит долиной рек Деляки и Карагач до селения Ташти-Кунар, лежащего на высоте 730 метров над уровнем моря. Перевал за перевалом преодолевал русский путешественник, некоторые из которых были чрезвычайно трудны и достигали 2225 метров (Пиризен). Узкие горные тропы,теснины, заваленные камнями, изредка попадающиеся хищные животные – такой, полной опасностей, была дорога к Ширазу. Пробыв некоторое время в этом древнейшем городе - городе Хафиза и Саади, Пашино направился в Исфаган.
Карта из книги Е. И Гневушевой “Забытый путешественник”
От Исфагана путь шел по холмистой местности до города Кашана, а оттуда в Кум, - город, лежащий в 160 километрах от Тегерана и известный среди мусульман-шиитов своей святыней - гробницей сестры восьмого имама Фатимы бинт Муса аль-Казим. Там же находились и некоторые гробницы персидских шахов. Пятнадцать лет без малого не был в Персии Пашино, однако, особых изменений не заметил. Вновь проявляя повышенный интерес к базарам персидских городов, он отметил, что в Ширазе преобладают английские товары и отсутствуют российские. “Я разговаривал с купцами об их торговых делах, - пишет Пашино в путевых заметках “Из записок туриста. По забытой стороне (от Бушира до Исфагани)”, - и о том, почему они не выписывают товаров из России. Они отвечали, что русские ни за что не хотят приноровиться к их вкусам, между тем как австрийцы и англичане делают это с особенным удовольствием”. Но по мере продвижения на север английское экономическое влияние уменьшалось. На базарах Исфагана уже преобладали ткани из России. В опубликованных после возвращения Пашино на родину заметках он дал яркую картину жизни иранцев из разных слоёв общества.
Возвратившись в Петербург, Пётр Иванович долго там не задерживается, судьба в третий раздарит ему возможность посетить Индию, да и не только её.
Глава восьмая
Пагода (буддийский храм) в Мандалае. Старинная почтовая открытка
В мае 1876 года в американском городе Филадельфия открывалась промышленная выставка, официально названная “Международная выставка искусств, промышленных изделий и продуктов почв и шахт”. “Америке необходимо показать миру тот прогресс, которого может достичь в немногие годы нация, в которой каждый гражданин неустанно трудится в пользу свободы, благосостояния и чести” – заявил по этому поводу тогдашний президент США Улисс Грант. Событие это вызвало живейших интерес в промышленных и научных кругах Российской империи (на выставке, в частности, побывал Д. И. Менделеев), и глава одного из крупнейших торгово-промышленных домов России Алексей Николаевич Хлудов решает послать туда своего младшего сына Егора. Надо сказать, Алексей Иванович совершенно не походил на тот образ русского купца, который сложился в российском обществе благодаря пьесам Островского. Не получивший в молодости почти никакого образования, он от природы был одарён незаурядными способностями, которые сумел развить самостоятельно. Известный всей России меценат, библиофил, собиратель древних рукописей, он много внимания уделял благотворительной деятельности. Финансировал учебные заведения, больницы, дома призрения, церкви. Был членом Московского археологического общества, и одним из основателей московского Публичного Румянцевского музея, вкладывая в это учреждение немалые средства. Четверо сыновей Алексея Ивановича также участвовали в семейном торговом деле развивая и расширяя его.
Присоединение к России новых территорий в Средней Азии натолкнули Ивана, Василия и Михаила Хлудовых на идею принять деятельное участие в среднеазиатской торговле и вывозить оттуда хлопок для своих предприятий. Старший сын, Иван, в 1868 году отправляется в Ташкент, а затем, вместе с армией Кауфмана вступает в Самарканд. Здесь он тяжело заболел “злокачественной лихорадкой”, от которой и скончался в возрасте 29 лет. Его дело продолжил Михаил. Прибыв в Среднюю Азию ещё в 1863 году, он, ещё при жизни брата, первый из русских купцов, посетил Бухару, не скрывая при этом своего происхождения, и установил с ней торговые отношения. В последующие два года Михаил в Коканде организовал русские торговые конторы и построил в Ходженте европейскую шелкомотальную фабрику. В год смерти брата Михаил, преодолевая различные препятствия, вместе со своим караваном отправился в Кашгар, где встретился с правителем Йеттишара Якуб-беком и получил у него разрешение на торговлю. В Средней Азии Хлудов занимался как торговой, так и промышленной деятельностью: он построил первый, европейского типа, кожевенный завод на речке Салар в Ташкенте, пытался, не без успеха, разводить американские сорта хлопчатника. Известен был Михаил Хлудов не только как успешный предприниматель, - в Туркестане и России ходили легенды о его многочисленных сумасбродствах - в частности, он иногда прогуливался по ташкентским улицам с ручным тигром ведя его словно собаку на стальной цепи. Этот интереснейший человек стал героем ряда литературных произведений: нескольких туркестанских романов Николая Каразина и, уже в советское время, романа Алматинской “Гнёт”.
Присоединение к России новых территорий в Средней Азии натолкнули Ивана, Василия и Михаила Хлудовых на идею принять деятельное участие в среднеазиатской торговле и вывозить оттуда хлопок для своих предприятий. Старший сын, Иван, в 1868 году отправляется в Ташкент, а затем, вместе с армией Кауфмана вступает в Самарканд. Здесь он тяжело заболел “злокачественной лихорадкой”, от которой и скончался в возрасте 29 лет. Его дело продолжил Михаил. Прибыв в Среднюю Азию ещё в 1863 году, он, ещё при жизни брата, первый из русских купцов, посетил Бухару, не скрывая при этом своего происхождения, и установил с ней торговые отношения. В последующие два года Михаил в Коканде организовал русские торговые конторы и построил в Ходженте европейскую шелкомотальную фабрику. В год смерти брата Михаил, преодолевая различные препятствия, вместе со своим караваном отправился в Кашгар, где встретился с правителем Йеттишара Якуб-беком и получил у него разрешение на торговлю. В Средней Азии Хлудов занимался как торговой, так и промышленной деятельностью: он построил первый, европейского типа, кожевенный завод на речке Салар в Ташкенте, пытался, не без успеха, разводить американские сорта хлопчатника. Известен был Михаил Хлудов не только как успешный предприниматель, - в Туркестане и России ходили легенды о его многочисленных сумасбродствах - в частности, он иногда прогуливался по ташкентским улицам с ручным тигром ведя его словно собаку на стальной цепи. Этот интереснейший человек стал героем ряда литературных произведений: нескольких туркестанских романов Николая Каразина и, уже в советское время, романа Алматинской “Гнёт”.
А. Н. Хлудов (портрет художника А. Чудова) и его сыновья: слева направо: Иван, Егор, Михаил и Василий. Фотография до 1867 г.
Вероятней всего, именно Михаил, познакомившийся с Пашино в Ташкенте ещё в 1866 году и возобновивший знакомство в 1869-м, порекомендовал его своему отцу как опытного путешественника для сопровождения младшего Хлудова в Америку.
Маршрут выбирал Пётр Иванович, который предложил не просто съездить на американскую выставку, а совершить кругосветное путешествие. “Так как выбор направления пути зависел от меня, - писал Пашино, - и так как времени до открытия выставки осталось много, то я и предпочёл проехать сперва через Египет в Индию”.
В своих записках об этом путешествии Пётр Иванович довольно много страниц посвятил Италии. В Риме он, как “известный путешественник”,сделал доклад о своей поездке по Индии в Королевском географическом обществе, после которого был принят королём Виктором-Эммануилом. Во время аудиенции тот посоветовал русскому путешественнику посетить Бирму и даже обещал написать письмо генеральному консулу Италии в Калькутте, чтобы тот оказал содействие в этом вопросе. Обещание оказалось лишь дипломатической вежливостью – письмо король не написал, но мысль о Бирме, прочно засела в голове Пашино. Там же, в Риме Пётр Иванович решил встретиться с легендарным Джузеппе Гарибальди, для чего обратился к его личному адъютанту Джулио Адамоли. С Джулио Пашино познакомился в Ташкенте, куда в 1870 году итальянец приезжал для закупки шелковичных червей. Правда, не только черви интересовали Адамоли, успел он поучаствовать и в боевых действиях в отряде генерала Абрамова. Вот, что об этом пишет Д. Л. Иванов в своих воспоминаниях: “Штатский был природный итальянец, некто Адамоли, прибывший в Туркестан в качестве агента от итальянских шелководов для скупки и вывоза среднеазиатской грены шелковичного червя, которою желали освежить итальянские шелководни, сильно страдавшие от разных болезней. Адамоли был очень симпатичный и красивый мужчина, рассказывавший про себя, что он состоял в боевых батальонах Гарибальди, и желавший лично видеть и оценить среднеазиатскую войну, для чего и получил разрешение от Абрамова быть волонтёром при его отряде”. И вот теперь, воспользовавшись знакомством, Пашино попросил Джулио устроить ему встречу с национальным героем Италии.
Гарибальди жил в то время в загородной вилле, и русский путешественник с огромным нетерпением ожидал обещанной аудиенции: “Вы не поверите, читатель, каким бесконечным и тяжёлым днём показался мне канун моего свидания!” – писал Пётр Иванович.
Гарибальди в то время было 68 лет, он принял Пашино, сидя в мягком кресле и положив больную ногу на подставку с подушкой. Беседа продолжалась около получаса. Гарибальди расспрашивал о России и очень тепло отозвался о русских добровольцах, сражавшихся в рядах его армии.
Из Италии путешественники отправились в Турцию, затем в Египет, а оттуда пароходом до Бомбея.
И вновь заволновались британцы:
Телеграмма, № 759 П, 26 февраля 1876 г.
От секретаря по иностранным делам, Калькутта.
Секретарю, Пенджаб, Лахор.
На Вашу телеграмму от 20 февраля. Г-ну Пашино необходимо направить предупреждение в соответствии с разделами 1 и 2 инструкции VIII от 1873 г. Сообщите ему, что магараджу просили воспрепятствовать его прохождению через территорию Его высочества.
Но на этот раз планы у Петра Ивановича были другие: посетив Джюбельпур, Кавенпур, Лекнау и священный город Бенарес, насчитывающий 5000 храмов, он, вместе со своим подопечным, прибыл в Калькутту. Егор Хлудов регулярно отправлял письма своему отцу с дороги, поэтому подробности путешествия известны достаточно хорошо. Чудеса Индии, её многочисленные храмы, природа, обычаи индусов произвели на Егора неизгладимое впечатление. В одном из сообщений он пишет: “между двух скал на самой дороге я увидал трёх дервишей, сидящих и лежащих (на деревянных кроватях) на торчащих на два вершка острых гвоздях, которыми усеяна вся кровать. Двое сидели, а третий спал. Я вылез из экипажа и подошел посмотреть поближе. Гвозди были остры, и они сидели и лежали на них, как будто подними ничего не было. Гвозди имели один от другого вершок расстояния. Я кинул дервишам денег. В это время спящий проснулся, зевнул и с наслаждением потянулся, и это всё на острых гвоздях”.
Из Калькутты путешественники отправились в Бирму. В Рангуне, центре Британской Бирмы они сели на пароход “Юнань” и по реке Иравади поднялись до города Мандалай – столицы Бирмы, тогда ещё независимой. Впрочем, и этот маршрут русских туристов, также весьма встревожил британцев:
22 марта 1876 г. - Письмо помощника секретаря министерства иностранных дел правительства Индии
Ф.Хенвея английскому резиденту в Бирме полковнику Х.Дункану с просьбой информировать о действиях П. И. Пашино в Бирме
Дорогой сэр!
Нам сообщили, что Пашино, который считается опасной личностью и которому сочтено было необходимым запретить пересечение северо-западной границы по пути в Кабул, около двух недель, как отправился из Калькутты с целью посетить Бирму. Он представился нашим информаторам как сопровождающий богатого русского купца.Возможно, что г-н Пашино может отправиться в Мандалай, и вице-король желает поэтому, чтобы Вы были в курсе дела. Если Вы услышите что-либо об этом господине и его действиях, пожалуйста, сообщите нам.
Искренне Ваш
(подпись) Ф.Хенвей,помощник секретаря, департамент иностранных дел.
Главный город королевства, куда направились Пашино и Хлудов был построен всего лишь девятнадцать лет назад по приказу короля Миндона. Построив новый город, король, тем самым воплотил в жизнь пророчество Будды, гласящее, что на этом месте, у подножия Мандалайского холма должен вырасти великий город, центр буддизма. При основании Мандалая, в соответствии с верованиями бирманцев, под воротами и угловыми башнями дворцового комплекса, а также под королевским троном были замурованы 52 человека в качестве жертв духам (как правило, в этом качестве использовались преступники, приговорённые к смертной казни).
Король Миндон, будучи мудрым правителем и искусным дипломатом, по мере сил стремился противостоять усилению британского влияния в регионе. С этой целью он искал союзников, и видел их в первую очередь в России. Поэтому, узнав, что в его королевстве находятся двое русских, которые сообщают о себе, как об эмиссарах русского правительства, - что конечно не соответствовало действительности, - поспешил принять их со всеми возможными почестями.
Глава девятая
Бирма. Пароход на реке Иравади. Старинная открытка.
Полковник Дункан
Резиденту, Мандалай.
24 марта 1876 г.
Дорогой г-н Томпсон!
В Мандалай пароходом из Рангуна прибыли два господина, выдающих себя за русских. Одного зовут Пашино или Паншино, другого — Блюмов или Елюмов(так была прочтена фамилия Хлудов, В. Ф.).
Они еще не были приняты Его величеством, но беседовали с некоторыми министрами. У них нет никаких документов или рекомендательных писем, но они заявляют, что путешествуют по странам Востока по приказу русского правительства и прибыли в Бирму, по их словам, чтобы сообщить о положении в ней и её ресурсах.Один из них заявил, что некоторое время тому назад он путешествовал по Кашгару и сообщил министрам пространные данные о сравнительном положении Англии и России на северо-западной границе с описанием маршрутов, которые он разработал для продвижения русской армии в Индию.Эти господа не имеют никаких средств, но пока остановились в здании, построенном Рошуаром для французского посольства, и являются гостями короля. Они сказали, что сообщат о дружественном приеме, оказанном им министрами, и будут ходатайствовать перед своим правительством об их награждении.
Я смогу предоставить Вам дальнейшую информацию на следующей неделе. Насколько я помню, Пашино был в Кашгаре, когда там в последний раз был сэр Д. Форсайт. Я пока не встречался с этими господами.
Искренне Ваш
X. Дункан.
Трудно поверить, что у сына одного из богатейших людей России не было средств, но оставим это на совести информаторов и в дальнейшем к сообщениям британских агентов будем относиться с некоторой долей скепсиса.
Перед аудиенцией у короля, Пашино уведомили, что Его величество хотел бы видеть русского путешественника при всех его регалиях. Однако у Петра Ивановича никаких наград при себе не имелось, и он на мандалайском базаре купил персидский орден Льва и Солнца. С ним он,27 марта 1876 года, и явился во дворец. Едва король вошёл в зал, как все министры повалились на пол. Миндон сел на золотой трон и достав бинокль стал внимательно рассматривать русских гостей, особенно пристально он изучил награду Пашино.
Затем началась беседа, этикет которой был следующим: император (официальный титул короля, В. Ф.) произносил фразу, которую повторял лежащий ничком министр двора, после него эту же фразу повторял, чуть громче казначей, дальше эстафету подхватывал переводчики ещё громче сообщал её гостям из России. Затем происходил обратный ритуал, но с небольшим нюансом: Пашино отвечал, переводчик высокопарно и многословно передавал ответ казначею, тот добавлял ещё несколько фраз, министр двора ещё более цветасто сообщал их императору.Закончился разговор неожиданно: Миндан спросил русского гостя похож ли он (Миндан) на Петра Великого. Пётр Иванович ответил, что император, вероятно, не имел в виду внешнее сходство.
О! - воскликнул император. - Я знаю, что я похож на него своей деятельностью, но мне кажется, что я напоминаю его и внешне. Взгляните на мой профиль?
Пришлось Пашино согласится, что действительно большое сходство имеется.
Король Бирмы (1853 – 1878 гг.) Миндон Мин. Портрет из королевского дворца в Мандалае.
По окончании приёма, путешественникам было выдано по 500 рупий и передано письмо военному министру Милютину с просьбой о разрешении присылать в военные училища России детей бирманских сановников. Пашино поручение выполнил и, впоследствии, находясь уже на родине, узнал, что Милютин ответил на просьбу положительно, но ответ Миндону не понравился, поскольку был слишком краток, а это не соответствовало этикету бирманского двора.
Ещё одно письмо передал министр иностранных дел Бирмы Кинвун-минджи. Адресовано оно было канцлеру Российской империи князю Горчакову. Приведу его с сокращениями:
“Ваша светлость!
Его Величество мой августейший государь всегда считал своим долгом устанавливать дружеские отношения и укреплять уже существующие с государями других великих наций, которые, подобно Бирме, дорожат своей независимостью. В нашу страну приехали г-да Петр Пашино и Георгий Хлудов. Как русским подданным, им был оказан самый благосклонный прием в соответствии с дружественным расположением моего августейшего государя к России. После отъезда из Бирмы эти господа побывают в Китае, а затем после посещения Японии и Америки вернутся в Россию. Они обещают, если я вручу им письмо к Вашей светлости, приложить все усилия, чтобы способствовать установлению дружественных отношений между нашими двумя правительствами. Такое обещание полностью отвечает желаниям моего августейшего государя, и мы поспешили принять его. .
Если в дальнейшем Его Величество император России пожелает послать посольство в Бирму и, если ваша светлость соблаговолит известить нас об этом заранее, я могу заверить вашу светлость в том, что это посольство будет встречено с большой торжественностью и величайшими почестями. В случае же если русское правительство предпочтёт, чтобы предварительно в Россию было послано бирманское посольство, мы изъявляем готовность - это сделать в то время и на условиях, которые ваша светлость соблаговолит нам указать.
Передавая самые горячие пожелания счастья и благополучия вашей светлости, прошу вас, ваша светлость, верить моим чувствам глубочайшего уважения и искреннейшей дружбы”.
У англичан, по-видимому, была широкая сеть агентов в Бирме, в том числе и во дворце. Каждый шаг русских становился известен индо-британскому правительству в Калькутте. В отчёте секретного отдела сообщалось: “имеем честь довести до сведения правительства Её величества, что г-н Пашино недавно проследовал через Калькутту по пути в Бирму в сопровождении г-на по имени Хлудов, которого он представил, как богатого купца...
2. По прибытии в Рангун путешественники отправились в Мандалай, где сумели добиться аудиенции у короля Бирмы и получили по 500 рупий каждый. Пашино выдавал себя в беседе с бирманским министром за представителя русского правительства, доставившего послание от императора, которому поручено во враждебном для Англии духе осветить взаимоотношения между Англией и Россией в Центральной Азии.
3. К концу марта, однако, в Мандалае стали подвергать сомнению истинность истории, рассказанной Пашино; а вскоре оба г-на вернулись в Британскую Бирму, откуда, как установлено, они отправились в Сингапур пароходом, который ушел из Рангуна 21 апреля 1876 г.
4. Эти события подтверждают наше высказанное ранее мнение, что г-н Пашино является опасной личностью, чьи действия и передвижения должны быть под тщательным наблюдением.
Секретно-политический отдел № ХСIХ.
Возвратившись в Россию Пашино сделал сообщение в Русском Географическом обществе о своём посещении Бирмы. В журнале общего собрания, от 2 марта 1877 года, под председательством Его Императорского высочества Великого князя Константина Николаевича, читаем: “Последнее из прений заседания было посвящено описанию недавно совершённого членом-сотрудником П. И. Пашино путешествия по Бирманской империи. Изложив в общих чертах маршрут путешествия г. Пашино остановился на некоторых подробностях, касающихся государственного и общественного устройства Бирмы, и рассказал в заключение несколько мелких случайностей путешествия”.Информация о докладе Пашино, появилась и в газете “Туркестанские ведомости”, корреспондент которой писал, что сообщение “известного нашего путешественника” о его поездке в Бирму привлекло многочисленных слушателей и “отличалось особым интересом”.
Кроме доклада, интересного в научном плане, Пашино предпринял и некоторые политические действия. Им, 14 января 1877 года, была отправлена “Краткая записка о современном состоянии Бирмании” товарищу министра (т. е. заместителю, В. Ф.) иностранных дел Н. К. Гирсу и военному министру Д. А. Милютину, в которой, в частности говорилось: “Между тем Миндун в настоящее время только о том и мечтает, чтобы ему разрешено было прислать в Россию свое посольство, которое могло бы вернуться назад, по его словам, чрез Китай, Юннан и Талифу в Мандалей вместе с первым русским посланником. Об этом он заявлял уже 5 лет тому назад через русского путешественника Ушарова, которому передал письма в наше Министерство иностранных дел, так же как в начале прошедшего года такими же письмами снабдил Ненюкова.
Таким образом могло бы совершиться небесполезное, по моему крайнему разумению, сближение России с Бирмою. Прежде всего, оно оживило бы могущее со временем и заглохнуть чувство ожидания от России своего спасения, которое живет в этих дальних азиятцах, а этим мы могли бы воспользоваться если уже не в политическом смысле, то хотя в торговом отношении. Теперь же всякому русскому, случайно появляющемуся в этих дальних странах, невольно становится и грустно, и досадно, когда почти ото всех сторонников, с которыми ему приходится сталкиваться на пути, предстоит неизбежно выслушивать одну и ту же и почти в одинаковых выражениях повторяющуюся жалобу: “нет, видно, и внукам и правнукам нашим придется поседеть, прежде чем русские придут в Индию””.
А 28 марта 1878 года, когда отношения России и Англии находились в горячей фазе, когда российские войска демонстрировали свою готовность отправиться в поход на Индию, Пашино, пишет Гирсу “Докладную записку о мерах, которые необходимо предпринять в Бирме и Сиаме на случай обострения отношений с Англией”. В ней, предполагая, что война с Англией вот-вот начнётся, он предлагал следующий план: “отправить кого-нибудь на французском пароходе в Сейгунь, давши ему приказание оттуда немедленно следовать на Бангкок, столицу Сиамской империи, где он как русский, конечно же, будет принят с распростертыми объятьями, и поручить ему предложить сиамскому правительству в союзе с Бирманской империей подняться против англичан.
Сиамцы будут чрезвычайно рады этому случаю, так как вечно мечтают возвратить себе Тенасерим (область на юго-западе Индокитайского полуострова, которая после первой англо-бирманской войны 1826 г. была присоединена к владениям Ост-Индской компании, В. Ф.).Оттуда командированное лицо должно отправиться на север в г. Мандалай к бирманскому императору, у которого заветная мечта дожитьдо войны России с Англией, и в это время, воспользовавшись неблагоприятными обстоятельствами, отнять у них Аракан и порт Акъяб, находящийся в Бирманском заливе. Эти оба государства, на дружбу с которыми мы положительно можем рассчитывать, не потребуют от нас денег, так как сами очень богаты, - ни оружия, ни войска. Но они будут выговаривать себе право возвращения тех местностей, которые они займут во время войны, хотя на час, именно как я говорил: Бирма - Аракана, Сиам - Тенасерима.
Кроме того, долгом считаю присовокупить, что рядом с Бирманской империей находится небольшой независимый клочок, называющийся Мунипур, и в городе Мунипуре живет известный герой последнего восстания сипаев в Индии Нана-Сагиб. Если бы нам удалось заставить его подняться, то это имело бы в высшей степени важное значение, не думаю, чтобы он затруднился в денежном отношении, но ничего нет мудреного, если он попросит у нас оружия, которое в случае согласия с нашей стороны, может быть доставлено в Банкок из Сан-Франциско. Лицо, отправленное туда, должно следить за известиями по газетам, и легко может узнать в Сингапуре, объявлена война или еще нет. В случае, если она еще не объявлена, он может ожидать результатов в Сингапуре и, наконец, вернуться обратно во избежание излишней траты денег, но выехать из Петербурга он обязан немедленно. Он должен быть снабжен письмом к министру военному и иностранных дел бирманского императора и с приличным подарком последнему. Ничего мудреного, что и в Сиаме придется сделать несколько подарков нужным лицам.Но, полагаю, что, если уж браться за дело, то нужно браться за него сильно и прочно, следовало бы отправить туда одного из генералов, состоящих в распоряжении г. военного министра, хоть бы, например, генерал-майора Столетова (со Столетовым Пашино также был знаком по службе в Ташкенте, В. Ф.), а я бы готов был сопровождать его в Бирму в качестве человека, лично знакомого императору и всем его министрам.
Вот те данные, которые родились у меня в голове, и я уверен, что, если предложение моё и не будет принято министерством, то оно послужит ему руководством на будущие времена”.
Однако, русский медведь не решился на схватку с британским львом и на докладной записке, рукой товарища министра иностранных дел, была оставлена резолюция – “Оставить без последствий”. А может и напрасно.
Тем не менее, упоминаемый в записке генерал Столетов был всё же послан, только не в Сиам, а в Кабул, привлекать в союзники России афганского эмира. Возможно, в какой-то мере, этому поспособствовала и записка Пашино.
Независимая Бирма, после визита туда Пашино и Хлудова, просуществовала недолго. В 1878 году на Миндона было совершенно покушение – возможно не без помощи англичан – убийца нанёс ему несколько ран мечом и через несколько дней король скончался. Трон унаследовал сын Миндона Тибо Мин, который довёл страну до краха, и в ноябре 1885 года Мандалай был занят британцами.
Но это будет позже, а пока Пашино и Хлудов, покинув Бирму, отправляются в Сингапур.
Глава десятая
Первым китайским городом, куда они прибыли, был Тяньцзин, откуда русские туристы отправились в Пекин, часть пути проделав на лодке по реке Байхэ. Китай поразил Пашино свои резким контрастом между богатством и нищетой: убогие лачуги крестьян, весь день, не разгибая спины, трудящихся на полях, и роскошные загородные дворцы мандаринов; полуголые, худые рикши, стремительно пробегающие по улицам Пекина, и роскошно одетые важные китайские чиновники, восседающие в паланкинах. “Поражающее богатство и поражающая нищета” – таковы были первые впечатления русского путешественника от китайской столицы, которая, по его мнению, “количеством бедняков и их безграничным убожеством превосходит все столицы образованного европейского мира”. А вот многочисленные лавки и магазины, казалось, тянущиеся бесконечно вдоль многокилометровых улиц, оставили у Пашино неизгладимые и самые благоприятные впечатления: “Налево и направо повсюду развевались китайские надписи, - пишет он в своих заметках, – прикреплённые на высоких шестах, изящно разукрашенных разноцветными фонариками. Чайные магазины играли, как мне показалось, последнюю роль. Большая же часть лавок была переполнена китайскими фарфоровыми и металлическими изделиями, причём не давалось разницы обыкновенному тазу и изящно отлитой бронзовой вазе. Самой простой работы фаянсовая посуда стояла рядом с превосходными фарфоровыми чашками изящного фарфора”. Поразили путешественника и магазины шёлковых тканей, равных которым, по расцветке, изяществу и разнообразию узоров не встретишь ни в одном европейском магазине. Китайского языка Пашино не знал, пробовал говорить с китайцами по-монгольски, но безуспешно. Спасало то, что некоторые жители Поднебесной знали английский. Переполненные впечатлениями Пашино и Хлудов покинули Китай и отправились дальше. Следующей страной, которую они должны были посетить, была Япония. “Предпринимая вдвоём свою поездку вокруг света, мы не могли миновать Японию, так как непременно должны были из Китая заехать в Иокогаму и здесь уже пересесть на американский пароход” – пишет Пашино. В порт Симоносеки пароход, на котором плыли русские путешественники, входил в густом тумане. Когда же он рассеялся, их взорам “открылась панорама огромнейшего и роскошнейшего японского города”. В стране Восходящего Солнца Пашино и Хлудов пробыли почти месяц, объехав за это время Симоносеки, Хиого, Осаку, Токио. А в Иокогаме в ожидании парохода прожили две недели. В цикле очерков “Мои скитания. По Японии”, опубликованном в петербургской газете “Минута”, Пашино не скрывает своего восхищения этой страной. Ему понравилось практически всё – сами жители с их обострённым чувством прекрасного, необыкновенная чистота городов и посёлков, жилища японцев с небольшими комнатами отделёнными друг от друга мягкими перегородками, древняя культура, буддийские храмы, театр. Невольно сравнивая Японию с Россией, Пётр Иванович писал: “Смешно сказать, Япония, еле вышедшая из азиатской замкнутости и самого дикого и раболепного восточного деспотизма, уже имеет конституцию с парламентом, свободой слова и печати, выборными властями и всем прочим, что отличает монархическую страну от конституционной”. Через 50 лет, предполагал Пашино, Япония выйдет в число ведущих держав. В этом прогнозе он не ошибся.
Но вот и Япония скрылась за горизонтом, и после утомительного плавания по Тихому океану русские путешественники прибыли в Сан-Франциско – большой, живописный город с многонациональным населением. Была там и русская община, насчитывающая около пяти тысяч человек.
Из Сан-Франциско Пашино и его спутник отправились в Филадельфию и Нью-Йорк. Америка Петру Ивановичу не понравилась, вероятно, поэтому он не оставил особых впечатлений ни от её городов, ни от достопримечательностей. Однажды его там обокрали, один раз он провёл ночь в полицейском участке. Все эти неприятности, конечно оставили у него резко негативные воспоминания. В частности, Пашино рассказал, как его среди бела дня сбили на улице с ног и вытащили из кармана часы на глазах у двух полисменов и трёх извозчиков, со смехом наблюдавших эту картину: “только один полисмен сделал вид, что направляется вдогонку”. “Здесь так часты убийства, - писал Пашино, - выкидывание пассажиров через окошко, сбрасывание их с платформы, что я постоянно боялся за себя и за Хлудова”. И Пётр Иванович упросил своего компаньона разрешить ему вернуться домой, что тот и сделал, сам ещё на некоторое время оставшись в Америке.
В ноябре 1878 года началась вторая англо-афганская война, и в “Русском мире” появляется статья Пашино “Два слова об афганцах”, в которой он не скрывает своей симпатии к этому гордому народу, вступившему в неравную и справедливую схватку с могущественной империей. “Афганцы издревле славились своей отвагой, геройством и воинственностью”, - писал Пашино в своей статье. Делая обзор истории взаимоотношений Англии и Афганистана последнего времени, Пётр Иванович ратовал за активную поддержку Кабула в его столкновении с Британией и решил во что бы то ни стало попасть туда и сделать хоть что-то чтобы помочь афганцам в этой борьбе. И уже через месяц, получив удостоверения корреспондента сразу трёх газет: “Новое время”, “Русский мир” и “Голос”, он вновь направляется в Индию. Самый короткий путь туда лежал через Суэцкий канал, и Пётр Иванович в начале января 1879 года отправляется в Константинополь, чтобы оттуда пароходом отплыть в Египет. Об этом немедленно становится известно британским спецслужбам. Воспрепятствовать поездке Пашино британцам в этот раз было весьма затруднительно, поскольку тот имел официальный статус командированного русскими газетами корреспондента. И началась тревожная переписка различных ведомств:
Департамент иностранных дел.
Калькутта, 11 февраля 1879 г.
Лепелу Гриффину, эсквайру.
Дорогой Гриффин!
23 января мы получили телеграмму из Лондона, в которой сообщается, что, по утверждению Лайярда (посол Британии в Турции, прим. В. Ф.), Пашино немедленно отправляется из Пера в Бомбей по дороге в Пешавар под видом русского корреспондента. В Индию он отправляется с целью вызвать восстание и должен встретиться там с двумя тайными русскими агентами. Поэтому мы отправили Вам телеграмму с просьбой послать кого-нибудь в Бомбей для установления личности Пашино.
Как поступить с ним и его друзьями, когда мы их найдем, еще не решено. Это во многом будет зависеть от того, под каким видом они там появятся. Мы вряд ли сможем задержать русского подданного, если он явится открыто в качестве военного корреспондента, так как должны учитывать, что наши корреспонденты во время последней войны требовали больших привилегий. Но если они попытаются скрываться под чужим именем, хорошо бы дать им понять, что они узнаны, и вести наблюдение за их контактами. Интересно, захотят ли они посетить Кашмир.
Искренне Ваш
(подпись) А. К. Льялл.
Как видим, англичане были уверены, что Пашино — это русский шпион, который под видом журналиста должен был в Пешаваре встретиться с двумя агентами и поднять там восстание. Кроме того, главный комиссар Британии в Бирме информировал о том, что Пашино, возможно, посетит Бирму. Неясно, откуда у английской контрразведки появилась такая информация, однако вряд ли она соответствовала действительности. Либо её распространял сам Пашино, большой мастер мистификаций, либо это была некая операция прикрытия для завуалирования каких-то действий на “другом фланге”. В любом случае, британцы наживку проглотили. В Бомбее усиленно готовились к встрече русского шпиона: из Пешавара в Бомбей был вызван Торнтон, знавший Пашино в лицо, размножены и розданы полицейским портреты нарушителя спокойствия. Генеральному инспектору полиции пришло предписание послать в Бомбей “несколько офицеров-европейцев, если возможно, г-на Кристи, который хорошо знает Пашино и может опознать его в любой одежде”. В полуофициальной корреспонденции секретарю правительства Индии Лепел Грффин, - глава департамента иностранных дел, писал: “Я, конечно, много знаю об этом шпионе, и мне не составит трудностей узнать его. Он небольшого роста, худой, одна сторона слегка парализована, благодаря чему его легко узнать; его всегда сопровождал красивый слуга-бухарец. Пожалуйста, сообщите мне все сведения о нём и чем он может заниматься в настоящее время. Он был, несомненно, русским агентом в прошлом, а Россия никогда не отпускает людей, которые когда-то на нее работали. Вполне возможно, что он связан с интригой, о которой я Вам недавно писал. Если в будущем возникнет необходимость телеграфировать что-либо о нём, используйте имя Перкинс, а не Пашино, чтобы избежать шифровки”.
В общем, суматоха поднялась изрядная.
Ещё в Константинополе русский корреспондент был взят под плотное наблюдение и 10 февраля 1879 года действующий консул Британии в Турции Калверт информирует агента в Египте, что русский господин Пашино вместе со своим спутником, неким Паулем Чойкой, отплыл из Константинополя в Александрию на пароходе “Урано” австрийского отделения компании Ллойд. А в Александрии Петра Ивановича уже дожидался главный констебль консульства Её Величества в Александрии Кроэн, чтобы лично установить за русским журналистом круглосуточное наблюдение.
Глава одиннадцатая
"Александрия. Площадь консулов." Здесь располагалось консульство Российской империи. Раскрашенная открытка издательства “L. Papazoglou&Co.” Приблизительно 1880 г. Из коллекции доктора Паулы Сандерс, Университет Райса.
Пока шла интенсивная переписка, пока летали донесения и телеграммы между британскими ведомствами в Калькутте, Бомбее, Константинополе и Каире, Пашино пребывал в Александрии под плотным наблюдением констебля Кроули, ставя того в тупик своим поведением. Донесения главного констебля консульства Её Величества в Александрии агенту и генеральному консулу Британии в Египте весьма любопытны и стоят того, чтобы привести их с незначительными сокращениями:
“Позволю себе почтительно представить для Вашего сведения следующий доклад об обстоятельствах, связанных с русским господином, в настоящее время находящимся в городе.
10 февраля этого года действующий консул Калверт информировал меня, что некто Пашино, русский господин, отплыл из Константинополя в Александрию 6 февраля на пароходе “Урано”. 11 февраля корабль прибыл, я тотчас поднялся на борт и по описанию, которое я получил, опознал этого человека. Затем я отправился в паспортный отдел и по его прибытии туда (в сопровождении одного англичанина) я услышал, как он в ответ на заданный вопрос назвал фамилию Пашино. Я проследовал за ним в отель “Мессажери”, где он снял комнату и где с того времени продолжает проживать. Вскоре после того, как он занял номер в отеле, он вышел и потребовал, чтобы его доставили в русское консульство (хотя его паспорт был в полном порядке). Вскоре Дженнисари был отправлен в почтовое отделение и запросил, когда индийский пассажир отправится в Суэц. По истечении почти полутора часов г-н Пашино в сопровождении г-на Эберхарда (сына генерального консула в Константинополе), который является здесь вице-консулом, а также другого вице-консула, вышли из консульства и направились в отель, где они вместе позавтракали. С того дня в соответствии со строгими инструкциями я никогда не терял из виду г-на Пашино и установил, что он ежедневно отправлялся в русское консульство и проводил там до обеда около полутора часов. Он постоянно находился в обществе нескольких служащих русского консульства и несколько раз сотрудники русского консульства в полном составе обедали с ним. Он очень непостоянен, иногда объявляя о своем намерении отправиться в Каир, а оттуда в Индию (вероятно, в Калькутту), а затем вдруг откладывая поездку, как я полагаю, из-за нужды в деньгах, поскольку я информирован, что он ожидает перевода с каждой почтой, прибывающей из Константинополя. Мне говорили также, что Пашино получил недавно некоторую сумму из Константинополя, но она недостаточна, и поэтому он ожидает дополнительного содержания.
Этот господин никогда не пытается каким-нибудь образом маскироваться, в отеле его обычно принимают за профессора, так как днем он много времени отдает научным занятиям. Обычно он оставляет отель после ужина (в 9 или 10 часов вечера) и часто посещает кафе... редко возвращаясь в отель раньше 3-х или 4-х часов. . Дважды после прибытия он был ограблен арабами, однажды лишился трости, портсигара и около 10 фунтов стерлингов, а в другой раз - около ста франков. В последнее время он постоянно общается с арабами и турками, которых приглашает в отель, и очень поглощен общением с этими людьми. Пашино говорит по-арабски и был в Индии несколько лет назад. Я информирован, что он был на службе у русского правительства, но в какой должности - я не мог установить. Я также получил косвенную информацию из авторитетных источников, что он является репортером газеты “Русское время”.
14 апреля я получил инструкцию по причине больших расходов не продолжать далее такое строгое наблюдение, какое я осуществлял до этой даты, но я продолжаю использовать все возможности и выкраиваю время, чтобы не пропустить его возможный отъезд, провожаю все поезда, отправляющиеся из Александрии...”
Три месяца Пашино дурачил англичан, держа их в постоянном напряжении, распуская слухи о том, что вот-вот должен получить деньги для продолжения путешествия по Индии. То ли догадываясь, что Чойка уже завербован англичанами, то ли будучи в этом уверенным, великий мастер мистификаций передал поляку на хранение книгу, которую якобы использовал для шифрования, и она тут же попала к британцам. Видимо, те изрядно поломали голову, изучая её. Кстати, эти странные ограбления не имели ли под собой другого объяснения, кроме криминального? А не было ли это передачей агентам каких-либо сведений, которые могли находиться в трости и портсигаре, а деньги являлись платой? Возможно и наоборот, это вновь была мистификация, где британцы, по задумке Пашино, должны были подумать, что это мнимое ограбление является прикрытием шпионской акции.
В конце концов, “опасная личность” и “русский шпион” 29 мая покинул Александрию, только отправился он не в Индию, а обратно в Константинополь. И англичане перевели дух.
Шифрованная телеграмма, 1 июня 1879 г.
От Вивиана, Каир.
Вице-королю, Симла.
Пашино отправился из Александрии в Константинополь 29-го в сопровождении другого русского по фамилии Воликов. Я телеграфировал послу в Константинополь.
Шифрованная телеграмма, 6 июня 1879 г.
От Лайарда, Терапиа.
Вице-королю Индии.
Терапиа, 6 июня. Пашино возвратился сюда. Связался с Россией. Будет под наблюдением.
Отъезд русского журналиста явился для британцев столь важным событием, что об этом был извещён даже министр иностранных дел лорд Солсбери.
Из Константинополя Пашино отправился в Аден, столицу Южного Йемена. Это государство на Аравийском полуострове в то время было разделено между двумя империями: Южный Йемен был колонизирован Британией, а Северный в 1872 году захватили турки. Аденский порт – крупнейший торговый и перевалочный пункт, значение которого ещё более возросло после открытия Суэцкого канала, - находился под полным контролем Британской Индии.
“В торговом отношении, - записал свои впечатления Пётр Иванович, - Аден играет весьма видную роль, так как почти единственно отсюда вывозятся страусиные перья для Европы; кофе из Мокко и Сана (Саны) нагружается также здесь на пароходы; мускатный орех и ост-индские пряности, произведения Аравии также привозятся на верблюдах в Аден… Ежегодно мимо Адена проходит более 2000 судов, из которых до 800 приходится на пароходы”. Поскольку и отсюда Пашино мог легко попасть в Индию, думаю, британцы продолжали наблюдать за ним и там. Но, русский журналист вновь удивляет английские спецслужбы и из Йемена отправляется в Эфиопию (Абиссинию).
Е. И. Гневушева в своей книге “Забытый путешественник. Жизнь и путешествия Петра Ивановича Пашино” пишет, что в Эфиопию его пригласил – через своего министра иностранных дел – император Эфиопии Менелик II. Это явная ошибка. Дело в том, что Сахле Мариам – настоящее имя Менелика II, - в то время не был императором. Им он стал спустя десять лет, в 1889 году, тогда же взяв себе тронное имя Менелик II. Согласно эфиопским преданиям, Менеликом звался сын царя Соломона и аксумской царицы Балкис, более известной как царица Савская. Конечно, Сахле Мариам мог пригласить Пашино, но только как правитель провинции Шоа, которым он был в то время. И именно в эту провинцию отправился русский путешественник.
Поездка оказалась весьма экзотической. В сомалийском городе Зейла Пашино ожидали… страусы, на которых он проехал за три дня почти 3500 километров до центра владений будущего императора – города Анкобер. “Мне кажется, - писал впоследствии Пётр Иванович, - что до сих пор ещё ни одному путешественнику не привелось столь продолжительного переезда на страусах какой выпал на мою долю. По крайней мере, мне не приходилось об этом ни разу читать”. Встретили русского гостя торжественно, при въезде в город его ждала целая депутация с подарками: овцами и козлятами. Правитель Шоа в беседе с Пашино, заявил, что весьма заинтересован в связях с Россией. В то время 52-летний Сахле Мариам вёл борьбу за императорский трон и был не прочь получить помощь столь могущественной державы. Посетовав, что уже просил русское правительство прислать сюда инженеров, учителей, офицеров, но получил отказ, Мариам попросил своего гостя посодействовать ему в этом вопросе. Спустя пятнадцать лет, уже в статусе императора, он пришлёт в Петербург большую делегацию на торжества по случаю коронации Николая II. Этому событию, – прибытию абиссинского посольства, - будет посвящена большая статья во “Всемирной иллюстрации”, где Менелик II представлен как: “человек большого ума, любознательный, верующий в то, что благо его родины заключается в цивилизации”.
Пашино был очарован Мариамом, но помочь ему, естественно, не имел возможности. Понравился русскому путешественнику и народ Эфиопии, который он нашёл “красивым и изящным”, и лишь сожалел, что не знал языка и приходилось общаться с местными жителями через переводчика.
Это было последнее путешествие Петра Ивановича за пределы России. Вернувшись в Петербург, он вплотную начинает заниматься обработкой накопившихся у него материалов, лишь иногда выезжая в качестве корреспондента в другие российские города. А в 1866 году на Пашино обрушилась новая беда.
Глава двенадцатая
Фотопортрет П. И. Пашино из книги “Русские писатели 1800 – 1917”. Биографический словарь. Том 4, М; 1999 г.
В последние годы жизни Пётр Иванович решил собрать свои многочисленные публикации, разбросанные по разным газетам и журналам, и, обработав их, издать воспоминания о своих путешествиях под общим названием “Вокруг света”. По замыслу автора, книга предназначалась “для легкого чтения на основе дневниковых записей с последовательным изложением маршрута путешествия, содержать описания природы, культурных обычаев и религиозных нравов страны”. К сожалению, вышел только первый том - “По Индии”. Вторая книга, “По Персии”, была напечатана, но не прошла цензуру, а денег на её перепечатку у Пашино не нашлось. Ещё два тома – “По Туркестану” и “По Китаю, Японии и Северной Америке”, так и остались в проекте.
Пробовал свои силы Пашино и в беллетристике, написав повесть “Участь баядерки Амрапути”, где в трогательно-романтических тонах изобразил борьбу индийского народа с английскими колонизаторами. Повесть была напечатана в семи номерах журнала “Театральный мирок” за 1885 год.
Конец жизни Петра Ивановича был трагичен. Он сильно опустился, стал завсегдатаем злачных мест, посещаемых богемой, - мест, которые писатель А. Н. Плещеев метко назвал “литературными трактирами”. Пристрастился к спиртному и, как пишет Гневушева, “подвергался насмешкам и презрительной жалости, как человек, который не смог добиться лучшей участи, как неудачник”. А в 1866 году на Пашино обрушился новый удар судьбы. Вот что писала об этом одна из петербургских газет: “Писатель-путешественник П. И Пашино попал под копыта лошадей во время разъезда зрителей из Александринского театра и был доставлен в хирургическое отделение клиники с громадными ранами”.
Невозможно без волнения и жалости читать одно из его последних писем: “Я снова разбит на обе ноги… Все меня забыли, никого не вижу, в конуре моей ни чаю, ни сахару – вторую неделю не на что поесть… Дела из рук вон плохи, - придётся руку протягивать, а то и петлю на шею”.
В той же заметке о трагическом происшествии у Александринского театра был призыв ко всем лицам, “знающим труды П. И. Пашино как этнографа-путешественника”, оказать ему помощь. Через некоторое время усилиями некоторых своих почитателей Пётр Иванович был помещён в богадельню, где и провёл свои последние годы.
Примерно в это же время в Британии выходит книга английского журналиста Чарльза Марвина “Reconnoitring Central Asia” (“Разведка Средней Азии”), где одна глава была полностью посвящена жизни и деятельности Петра Пашино. Называлась она достаточно сенсационно – “Пашино, секретный русский агент”.
Марвин очень хорошо знал русский язык, поскольку всё своё детство провёл в России. Он присутствовал в 1883 году на коронации императора Александра III и посетил Кавказ и Каспийское море, где исследовал залежи нефти. По-видимому, с Пашино он был знаком, поскольку описал некоторые эпизоды из его биографии, которые, скорее всего, услышал от самого “русского секретного агента”. В частности, английский журналист рассказывает о том, что прославленный генерал Скобелев нашёл средства на поездку Пашино в Афганистан через Индию в 1878 году, чтобы тот в Кабуле встретился со Столетовым, возглавлявшим дипломатическую миссию. Поскольку возникает вопрос, зачем вообще Пашино был нужен Столетову в Кабуле, к тому же никаких документальных подтверждений этой миссии не найдено, думается, эпизод этот автору, рассказал сам Пашино. Проверить это сегодня не представляется возможным.
В той же книге утверждается, что в 1879 году Пашино был вызван в Ливадию для встречи с императором Александром II. Возможно, этот случай действительно имел место. Во всяком случае, в своём очерке “Записки драгомана” Пётр Иванович упоминает о встрече в Ялте с К. П. фон Кауфманом в 1879 году и длительном разговоре с ним.
В книге Марвин дал любопытную характеристику русскому путешественнику: “Пашино был одним из тех неусидчивых смертных, которые никогда, нигде не могут обосноваться надолго и кто, несмотря на большие способности и непрестанные улыбки судьбы, всегда упускают благоприятный случай”. Думаю, характеристика достаточно верна. Пётр Иванович никогда не гнался ни за материальным благополучием, ни за чинами и орденами. За всё время службы он был награждён лишь орденами за выслугу лет и двумя персидскими наградами, однако значения им совершенно не придавал. Более того, стоило большого труда вручить ему орден Станислава, поскольку нужно было заплатить 25 рублей, а Пашино явно не собирался этого делать.
Когда вышла книга Марвина, Пашино был ещё жив, хотя для деятельного Петра Ивановича существование почти бездвижного калеки трудно назвать жизнью. Среди таких же, как он, несчастных он мог лишь в мыслях отправляться в прошлое, в те далёкие уже времена, когда он был счастлив. Перед ним, лежащим на убогой койке в богадельне, проходили тени великих людей, с которыми ему посчастливилось столкнуться на дорогах жизни: его учителя - Галкин, Григорович и Березин, товарищи молодых лет - Добролюбов, Успенский, Панаев, Чернышевский, царственные особы - Александр II и Александр III, итальянский король Виктор-Иммануил, король Бирмы Миндан и император Эфиопии Менелик II, устроитель Туркестана Кауфман и герой Италии Джузеппе Гарибальди. Проносились сцены из его многочисленных путешествий: тигр, который в горах Армении всю ночь шёл за ним, но так и не решился напасть, разбойники, которые в Персии сначала ограбили его, а потом угостили лепёшками, гиена, подкравшаяся ночью и вылизавшая рану спящему путешественнику, несущиеся по саванне страусы, впряжённые в коляски. Он вспоминал, и к нему вновь возвращалось то незабываемое чувство восторга.
Всё закончилось 3 сентября 1891 года. Этот день стал последним в жизни путешественника и писателя, возможно, действительно секретного агента, - Петра Ивановича Пашино.
Во многих русских газетах появились некрологи.
Откликнулся на кончину Петра Ивановича и “Туркестанский вестник”, издающийся в Ташкенте. В некрологе, помещённом в одном из сентябрьских номеров газеты, отмечалось, что “страсть к путешествиям рано охватила молодого Пашино; его стремления были направлены в малоисследованные края”.
В советское время о Пашино, - несмотря на, казалось бы, демократические его убеждения и дружбу с культовыми для советской идеологии фигурами, как Добролюбов, Чернышевский, Некрасов, - совершенно забыли. Лишь в 1948 году молодой учёный-востоковед Елизавета Гневушева, собирая материал для своей диссертации по истории Индии, наткнулась на документы, связанные с личностью Пашино, и заинтересовалась. Последовали длительные поиски материалов, связанных с неизвестным русским путешественником в архивах Москвы, Ленинграда и Ташкента. В результате, как пишет Елизавета Ивановна: “Выяснился облик одарённого человека, демократа по своим убеждениям и бедняка всю жизнь. Он мечтал о путешествиях в далёкие страны и он совершал их. Два раза был он в Персии, три раза в Индии, был в Африке, Аравии, совершил кругосветное путешествие, причём большую часть своих странствий выполнил, будучи больным человеком”.
Первое в советский период упоминание о Пашино появилось в большой статье Гневушевой “Путешествие П. И. Пашино по Персии и Индии”, напечатанной в сборнике “Очерки по истории русского востоковедения” в 1953 году.
В творческое наследие Петра Ивановича Пашино входят две напечатанные книги – “Туркестанский край в 1866 году” и “Вокруг света. По Индии”, - одна повесть и более семидесяти путевых очерков. Но они, к сожалению, малодоступны нынешнему читателю. Меня не оставляет надежда, что когда-нибудь всё написанное Петром Ивановичем всё же станет всеобщим достоянием. И пусть случится это как можно скорее.
Владимир Фетисов.
Источники:
1. “Русский биографический словарь” в 25-ти томах; Изд: Тип. И.Н. Скороходова: СПб. Том 13, 1912 г.;
2. Е. В Гневушева, Путешествие П. И. Пашино по Персии и Индии. Сборник “Очерки по истории русского востоковедения”, Изд. АН СССР, М. 1953г.;
3. Туркестанский край в 1866 году. Путевые заметки П. И. Пашино. СПб, 1868 г.
4. Всеподданнейший доклад по Военному Министерству, 4 февраля 1866 г. [литографированное издание], РГБ;
5. Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб. тип. В.В. Комарова, 1903.
6. Ясинский И. И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Госиздат, Москва, Ленинград, 1926;
7. Русские писатели 1800-1917 гг. Биографический словарь. Том. 4. М. Научное издательство «БОЛЬШАЯ РОССИЙСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ» 1999;
8. “Кавказ, тифлисская газета” // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, том 82: СПб., 1890—1907;
9. Русско-индийские отношения в XIX веке. Сборник архивных документов и материалов. Восточная литература. РАН. М; 1999 г.
10. Непомнящий Н. Н. Русская Индия. Вече; 2010
11. Иванов Д. Л. Из воспоминаний туркестанца // Исторический вестник, № 6. 1896
12. Е. И Гневушева “Забытый путешественник. Жизнь и путешествия Петра Ивановича Пашино”, Государственное издательство географической литературы, М; 1958
13. Русский биографический словарь, т. 21// Санкт-Петербург: тип. В. Безобразова и К, 1901
14. Записки драгомана. Туркестанский сборник Том 391.
15. CharlesMarvin. “Reconnoitring Central-Asia”. London. 1886
16. “Исторический вестник”. Том XLVI, 1891 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий